Вид на Храмовую гору, которую царь Давид купил у евусея Орнана за 3 000 шекелей

 

При этом в протоколе подчеркивается еще одна важная деталь: Авраам уплатил Эфрону требуемые тем 400 шекелей серебра… серебром, «принимаемым у торговцев», то есть кусками серебра самой высокой пробы, вес которых заведомо превышает вес обычных кусков серебра, использовавшихся в те времена вместо денег, и не требовал дополнительной проверки.

Наконец, Тора акцентирует внимание читателя, что сделка была совершена публично, в присутствии множества свидетелей, признавших ее законность, и, таким образом, носит неоспоримый характер.

Мидраш добавляет, что на основе этой сделки была также составлена и подписана обеими сторонами купчая, которую Авраам передал накануне смерти своему сыну Ицхаку, а жена Ицхака Ривка отдала ее своему сыну Яакову перед тем, как он убежал из дома, спасаясь от гнева своего брата Эсава.

Этот документ и был той единственной вещью, которую праотец Яааков унес с собой из дома, но именно он подтверждал, что Яаков – и только Яаков – является законным наследником своего отца и ему и его потомкам принадлежит право на землю, которая была обещана Аврааму Богом.

И сразу после своего возвращения в Землю обетованную от своего зятя Лавана, на которого он отработал 21 год, Яаков решил продолжить дело Авраама и приобрел большой участок земли возле Шхема:

 

«И пришел Яаков благополучно в город Шхем, который в стране Кнаан, по пути его из Падан-Арама, и расположился перед городом. И купил участок поля, на котором раскинул шатер свой, у сыновей Хамора, отца Шхема, за сто монет».

 

Многие исследователи отмечают, что в этом месте Тора впервые упоминает монеты в качестве денежной единицы, и на основании этого делают вывод, что именно Яаков, вернувшись из более экономически развитого Лавана, познакомил жителей Кнаана с деньгами в более-менее современном смысле этого слова.

Однако на самом деле такой вывод проистекает из неверного перевода текста Торы на русский, английский и другие языки. В оригинале говорится о том, что Яаков купил поле возле Шхема (а под «полем», отмечают комментаторы, в эпоху патриархов понимался любой крупный участок земли) за «сто ксит». «Kситой» же, если верить сделанному Онкелосом переводу Торы на арамейский язык, называлась тогда некая «общепризнанная денежная единица». Вряд ли это была монета, так как пока археологами не найдено на территории Израиля ни одной монеты, относящейся к тому периоду. Вероятнее всего, ксита представляла собой все тот же кусочек серебра, который, согласно мидрашу «Берейшит раба», был эквивалентен сэла, то есть двум шекелям.

Таким образом, Яаков уплатил за поле возле Шхема 200 шекелей – тоже очень немалую сумму, и впоследствии именно на основании того, что речь идет о законном земельном владении еврейского народа, на этом участке земли завещал себя похоронить сын Яакова Йосеф.

Любопытно, что, когда спустя несколько столетий евреи двинулись в сторону Земли обетованной, они точно знали, куда именно направляются, и не желали завоевывать никакие другие земли, кроме Ханаана, которому предстояло стать Эрец-Исраэль, Землей Израиля. Более того – когда евреи приблизились к границам Эдома, где жили потомки Эсава, Моше-рабейну (пророк Моисей) вступил в переговоры с царем этой страны, с тем чтобы тот дал мирно пройти евреям через свои земли. Кроме того, он предложил щедро заплатить за то, что евреи будут пользоваться колодцами и водными источниками его страны:

 

«И сказали ему сыны Израиля: “По проложенной дороге пойдем, и если воду твою пить будем, я и стада мои, то дам плату за нее…”»

 

Как видим, уже на заре своей национальной истории евреи пытались с помощью денег избежать военного конфликта, но удавалось это, к сожалению, далеко не всегда.

Наконец, в ТАНАХе есть еще один рассказ о покупке земли в Эрец-Исраэль, которая совершается царем Давидом, то есть спустя сотни лет после ее завоевания евреями.

В самом этом рассказе историки видят подтверждение очень распространенного мнения о том, что на самом деле овладение евреями Хаананом вовсе не было столь кровавым, как это описывает Тора. По всей видимости, вопреки прямым указаниям Моисея евреи оставили в живых значительную часть туземных народов и на протяжении столетий жили с ними бок о бок, довольно мирно с ними уживаясь. Но вот Давид решает начать строительство Иерусалимского Храма и обнаруживает, что гора Мория, на которой состоялось жертвоприношение Ицхака и на которой Яакову явилась во сне небесная лестница, формально находится во владении евусея Орнана. И дальше происходит нечто странное: будучи полновластным правителем страны, Давид не экспроприирует эту землю у Орнана, а просит того продать ему этот земельный участок:

 

«И сказал Давид Орнану: “Дай мне место, что занято гумном, и я построю на нем жертвенник Господу – за полную цену отдай его мне…” И сказал Орнан Давиду: “Возьми его себе, и пусть делает господин мой царь, что угодно ему. Смотри, я отдаю быков для всесожжения и молотила – на дрова, а пшеницу для хлебного приношения – все отдаю я!” И сказал царь Давид Орнану: “Нет, только за полную цену хочу купить я, потому что не могу принести Господу то, что принадлежит тебе, и во всесожжение – даровое”. И дал Давид Орнану за это место шестьсот шекелей золота».

 

Итак, царь Давид не хочет ни в коем случае допустить беззакония, даже если это беззаконие может быть оформлено как дар царю от его перепуганного подданного. Он выплачивает за участок земли, который впоследствии будет назван Храмовой горой, 600 шекелей золота, то есть свыше 3 000 шекелей серебра – сумму уже даже не астрономическую, а просто немыслимую по понятиям того времени. И делает он это с той же очевидной целью, с какой выкладывали за землю наличные деньги праотцы Авраам и Яков – чтобы подтвердить законность прав всех поколений еврейского народа на эту землю. Но, как уже было сказано выше, свое право на территорию Эрец-Исраэль евреи всегда обусловливали именно обещанием, данным Богом, Творцом Вселенной, а значит, и подлинным Хозяином планеты, их предкам.

Именно таким подходом объясняется то, что земля Израиля стала у евреев, по сути дела, единственным объектом, который не подлежал купле-продаже. Еще до вторжения евреев в ее пределы вся территория Эрец-Исраэль была на основе проведенной переписи поделена между 12 коленами (при этом колено Леви не получило своего надела, а потомки сыновей Иосифа Эфраима и Менаше были признаны двумя отдельными коленами) с учетом численности каждого из них, а затем территория каждого колена поделена поровну по числу имеющихся в нем семей.

Ни один еврей не мог продать землю в вечное владение другому еврею и тем более иноплеменнику. Лишь в крайне стесненных обстоятельствах он мог сдать ее в аренду максимум на семь лет – до ближайшего «субботнего года» – и, таким образом, цена земли устанавливалась в зависимости от числа урожаев, которые можно было собрать на ней за это время. Если же эти обстоятельства были особенно серьезны, он мог «продать» землю на более долгий срок – но не дольше, чем до ближайшего «юбилейного года», наступавшего каждые 49 лет. После этого земля в любом случае возвращалась к ее первоначальному владельцу, а точнее – с учетом вышесказанного – съемщику, арендующему ее у самого Бога. Но и при такой продаже земли еврей должен был первым делом предложить купить ее ближайшему родственнику – чтобы земельный участок остался во владении семьи, затем (в случае если родственник оказывается не в состоянии дать нужную сумму) – представителю своего колена, и только потом – любому другому еврею. Продажа земли нееврею исключалась начисто и уже не могла быть оправдана никакими обстоятельствами.

Столь большое отступление о подходе иудаизма к землевладению в Эрец-Исраэль было сделано не случайно: без него просто невозможно понять весь ход дальнейшей борьбы еврейского народа за право на эту землю и ту роль, которую играли в этой борьбе деньги.

 

«На реках Вавилонских мы сидели и плакали…»

 

 

«На реках Вавилонских мы сидели и плакали, вспоминая о Сионе. Там на ивах мы повесили наши арфы, ибо поработители требовали от нас песнопений, притеснители наши – веселья: “Спойте нам песнь Сиона!”. Как же нам петь песнь Господа на чужой земле? Если я забуду тебя, Иерусалим, пусть отсохнет десница моя! Пусть прилипнет к небу мой язык, если я не буду помнить о тебе, если не поставлю Иерусалим во главу веселья моего!..»

 

В этих разрывающих душу словах псалма отразилась вся беспредельная любовь евреев к своей земле.

Данная книга не ставит своей целью рассказать о всех перипетиях истории еврейского народа, значительный период которой проходил в галуте – изгнании, рассеянии по всем странам мира. Сначала под ударами Ассирии рухнуло израильское царство, и десять живущих в нем колен были уведены в плен и исчезли в азиатских просторах.

Еще через несколько столетий пришел черед Иудеи – и на этот раз не вся, но весьма значительная и наиболее деятельная часть населения была угнана в Вавилон. Лишь часть изгнанников под предводительством Эры по милостивому разрешению персидского царя Куруша (Кира) вернулась потом на родину, чтобы заново отстроить Иерусалим, возродить Храм и наладить нормальную жизнь на родине.

Однако спустя несколько веков евреи снова изгоняются из Эрец-Исраэль – на этот раз римлянами, уставшими возиться с непокорным, непохожим на других и упорно нежелающим приобщаться к великой римской цивилизации и верящим в какого-то непонятного, невидимого Бога народом. С этого времени Эрец-Исраэль переходит из одних рук в другие: в качестве ее хозяев выступают то византийцы, то персы, то арабы, то крестоносцы, то мамлюки, то турки, но евреи продолжали сохранять глубокую экзистенциальную связь с землей предков, из поколения в поколение повторяя в своих молитвах просьбы о возвращении народа в Сион, о восстановлении Иерусалима и Храма, заучивая наизусть порядок ведения храмовой службы и жертвоприношений, рецепты благовоний, которые должны воскуриваться на жертвеннике…

Однако глубоко заблуждается тот, кто думает, что этой экзистенциальной связью все и ограничивалось, а спустя два тысячелетия евреи совершенно неожиданно предъявили остальным народам свое право на Эрец-Исраэль. Истина заключается в том, что еврейское присутствие на земле предков никогда не прерывалось ни на год, ни на месяц, ни даже на день. Что бы ни происходило, какие бы кровавые войны не превращали обетованную евреям землю в бесплодную пустыню, в ней всегда оставались евреи – в самые страшные периоды истории число живущих в Святой земле евреев снижалось до нескольких десятков, но они все равно были. А как только наступал период затишья, еврейское население в Эрец-Исраэль начинало мгновенно увеличиваться за счет тех, кто стремился выполнить заповедь «ишув ха-арец» – заселения Эрец-Исраэль, которая, по мнению Талмуда, «стоит всех остальных заповедей».

Поселившись в Земле Израиля, еврей мог покинуть ее только в крайнем случае: лишь если дальнейшее его проживание на ней было связано со смертельной опасностью для его жизни и жизни его семьи или если он не был в состоянии прокормить эту семью, в то время как в других странах у него такая возможность была. Однако в еврейской диаспоре всегда прекрасно понимали важность сохранения еврейской общины на земле предков, и потому как духовные, так и политические лидеры еврейского народа стремились оказывать всемерную поддержку евреям, живущим в Хевроне, Иерусалиме, Цфате, Твери, Газе и других городах Святой земли.

Эта традиция помощи своим соплеменникам, обитающим на земле, о возвращении в которую каждый еврей трижды в день просил Всевышнего, началась еще в тот период, когда несколько тысяч евреев решили вернуться из вавилонского плена на историческую родину. Их встретила разоренная, опустевшая земля, и они вряд ли смогли бы укрепиться на ней и восстановить разрушенное хозяйство, если бы не финансовая помощь, поступавшая сначала от персидских царей, а затем и в качестве пожертвований от богатых евреев, разбросанных по просторам Персидской империи.

Впоследствии эта традиция приобрела характер религиозной заповеди, получившей название «халука» – «отделение», то есть выделение определенной суммы на нужды евреев, живущих в Земле Израиля.

«Халука» во все времена собиралась в синагогах всего мира и затем переправлялась с очередным евреем, решившим исполнить заповедь «ишув ха-арец». На эти деньги покупались земельные участки, строились и содержались ешивы, расширялись еврейские кварталы.

Нередко случалось и так, что оказавшиеся в бедственном положении еврейские общины Палестины сами направляли сборщиков помощи в страны диаспоры: сефардские евреи посылали своих представителей в Турцию, Ирак, Тунис и Марокко, ашкеназские – в Польшу, Белоруссию и на Украину, а с начала ХХ века и в США. Иерусалимский или цфатский еврей мог отправиться на сбор денежных средств и по собственной инициативе – подобно тому, как это сделал в 1877 году рабби Зусман Вешэр, давший в благодарность Богу за свое чудесное выздоровление от тяжелой болезни обет отправиться на целый год в страны диаспоры, чтобы собрать средства для основанных равом из Бриска дома сирот и ешивы «Огэль Моше» («Шатер Моисея»).

В итоге этим посланцам иногда удавалось собрать до трех – четырех тысяч рублей, то есть очень значительную сумму, однако на протяжении всего времени исполнения своей миссии их жизнь была в постоянной опасности: еврейские хроники сохранили рассказы о том, как такие сборщики становились жертвами краж и ограблений, в одночасье теряя все имеющиеся у них деньги; бывали и случаи их убийства. И те же хроники подчеркивают, что большинство этих посланцев со Святой земли вели предельно скромный образ жизни, останавливались в самых дешевых постоялых дворах и гостиницах (это нередко и служило причиной ограбления), жили впроголодь, позволяя себе потратить лишь самую малость из собранных денег и стремясь довезти как можно большую сумму до отправившего их в эту поездку или благословившего на нее раввина. Именно такое поведение большей части сборщиков пожертвований, прибывших со Святой земли, внушало к ним уважение со стороны евреев диаспоры и обеспечивало постоянный приток денег в Святую землю.

Как уже было сказано, значительная часть этих средств шла на приобретение в частное владение евреев земельных участков или домов.

Многочисленные переходы Святой земли из рук одних завоевателей к другим разрушили наследственное земельное право, и евреи, считая себя законными хозяевами Эрец-Исраэль, вынуждены были, подобно своему праотцу Аврааму, снова покупать ее отдельные участки у новых хозяев, нередко переплачивая за нее втрое, а то и вчетверо.

При этом покупка евреем земли Эрец-Исраэль у нееврея считалась величайшей заповедью, которую следует исполнить при первой возможности. Рамбам даже вынес специальное галахическое постановление, согласно которому ради выполнения этой заповеди можно нарушить святость субботы.

Если нееврей продает участок земли в Эрец-Исраэль в субботу, указывает Рамбам, и есть опасение, что он найдет покупателя-нееврея до ее исхода или передумает продавать ее, то следует «отодвинуть субботу», заключить с ним сделку, выплатить ему деньги, а затем снова продолжить следовать законам соблюдения субботнего отдыха.

Только тот, кто понимает, что значит для религиозных евреев входящая в Десять заповедей заповедь о соблюдении субботы, может по-настоящему оценить всю неординарность этого закона, а значит, и понять, что значила во все времена Эрец-Исраэль для еврейского народа.

И именно таким путем – с помощью денег, а не завоевательной войны, – продолжилось обретение евреями своей исторической родины во второй половине ХIХ – начале ХХ столетия. История словно окончательно свершила свой круг, и евреям второй раз приходилось выкладывать круглые суммы за родную землю. Ну, а то, что на этот раз им нужно было иметь дело не с хеттами, а с арабами и турками, не особенно меняло суть.

 

«Домой захотелось! Домой!»

 

Принципиально новый этап в укреплении еврейского присутствия в Эрец-Исраэль самым тесным образом связан с именем барона Эдмонда Ротшильда, вложившего в приобретение земельных участков и создание новых еврейских поселений весьма значительную часть своего состояния.

Ротшильды и ранее делали немалые пожертвования на нужды евреев, живущих в Земле Израиля: например, на деньги барона Вольфа Ротшильда был построен и содержался дом сирот в Иерусалиме, но все эти филантропические шаги меркнут перед тем, что сделал для еврейского народа Эдмонд Ротшильд.

 

 

Барон Эдмонд де Ротшильд

 

Ротшильд начал с того, что полностью финансировал расселение первых (101 чел.) евреев в новом поселении Ришон ле-Цион. Только на рытье колодца в этом поселке он выделил колоссальную сумму в 30 000 франков, понимая, что найти воду в засушливой Палестине – совсем непростая задача. От полной поддержки жителей Ришон ле-Циона он перешел к оказанию помощи другим новым еврейским населенным пунктам и, как пишет тот же Штереншис, «из семи новых сельских еврейских общин, существовавших в Палестине в середине 1880-х годов, три не разорились только благодаря молодому Ротшильду».

Поначалу отчисляя сотни тысяч франков в год на нужды евреев в Палестине, Эдмонд Ротшильд пытался держать эту свою деятельность в тайне: дом Ротшильдов, все ветви этого дома всегда декларировали не просто лояльность, а преданность тем государствам, в которых они живут. Слухи о том, что для Эдмонда де Ротшильда интересы его народа вдруг стали важнее интересов Франции и, более того, в глубине души он мечтает о создании нового, еврейского государства, могли повредить репутации всей семьи. Но суммы, которые уходили с его счета в Палестину, непрерывно росли, становясь вполне соизмеримыми с тогдашним бюджетом Франции, и долго сохранять этот свой секрет Эдмонд де Ротшильд оказался не в состоянии.

Там, на земле его предков на его деньги осушались болота, строились дома, очищались от камней земли, возводились школы и промышленные предприятия. И, конечно, покупались новые земли – в том числе и на территории, которая впоследствии не вошла в состав Государства Израиль, а была включена в границы Сирии или Ливана.

Несколько раз Эдмонд де Ротшильд сам приезжал в Палестину, чтобы посмотреть, во что вкладываются его деньги, и одновременно наметить цели для новых инвестиций. Автору этих строк довелось в свое время беседовать с долгожителями Ришон ле-Циона и Зихрон-Яакова, и они в один голос вспоминали, как их родители, готовясь к приезду барона, спешно переодевались в тряпье, в самые худшие свои одежды, чтобы показать, как бедно они живут, насколько им не хватает его пожертвований, которые было бы неплохо увеличить.

Но Эдмонд Ротшильд был чисто еврейским филантропом, то есть верил в слова Талмуда о том, что подлинная благотворительность заключается не в раздаче милостыни, а в поддержке, которая позволит людям работать и обеспечивать себя. Сделав ставку на развитие в Палестине виноделия, он нанял за огромные деньги лучших французских агрономов из числа специалистов по разведению винограда и направил их в Палестину разводить виноградники. В своих отчетах эти агрономы писали барону о том, что евреи, не слушая их указаний, воткнули лозы вверх ногами в землю, после чего сочли работу оконченной и отправились отдыхать, но барон не разделял их пессимизма и велел просто пересадить те лозы, которые можно было пересадить, и закупить новые вместо тех, которые были окончательно испорчены.

Именно под руководством Эдмонда де Ротшильда группа раввинов разработала галахическое решение проблемы «субботнего года», в который евреям запрещено обрабатывать землю. Чтобы не прерывать сельскохозяйственного цикла, раввины предложили на этот год формально продавать принадлежащие евреям земли арабам – подобно тому, как продается квасное на Песах. Это постановление было принято лишь частью живущих в Эрец-Исраэль евреев, вызвав глубокое возмущение как у остальной части еврейского населения Святой земли, так и во всем еврейском мире. Но Ротшильд, который нередко действовал диктаторскими методами, все же настоял на своем.

В 1887 году во время своего визита в Палестину Эдмонд Ротшильд предложил выкупить у арабов за 750 000 франков Стену Плача и прилегающую к ней территорию. При этом он обязывался переселить живущих у Стены арабов в специальный квартал с хорошими домами. Услышав названную им сумму, турецкие власти согласились, не торгуясь, но тогдашний главный раввин Иерусалима сделал все, чтобы сорвать эту сделку. Как показала история, это оказалось к лучшему: после 1948 года территория, на которой находились Стена Плача и Храмовая гора, оказалась под властью Иордании и оставалась вплоть до Шестидневной войны 1967 года. Так что Ротшильд просто выкинул бы эту огромную сумму впустую: как те деньги, которые были вложены им в земли, попавшие под юрисдикцию Сирии и Ливана.

Помимо Эдмонда Ротшильда, основанием новых поселений в Эрец-Исраэль занимались активисты движения «Ховевей Цион» («Возлюбившие Сион»), собиравшие на эти цели деньги по всему еврейскому миру. Однако за 1882–1889 годах. «Возлюбившие Цион» смогли собрать среди евреев России и Польши лишь 87 000 фунтов стерлингов, в то время как за тот же период Эдмонд Ротшильд вложил в еврейские поселения 1 600 000 фунтов стерлингов – как видим, речь идет о просто несопоставимых между собой суммах.

Тем временем над Францией пронеслось дело Дрейфуса, превратившее ассимилированного австрийского еврея Теодора Герцля в основоположника политического сионизма. Нет, Герцль, безусловно, не был автором сионистской идеи: во-первых, потому, что идея возвращения в Сион и возрождения еврейской государственности является одним из краеугольных камней иудаизма, а во-вторых, потому, что вполне конкретные мысли о том, как евреи могут создать еврейское государство уже в ближайшее время, высказывались до него Пинскером и Бирнбаумом. Но Герцль оформил эти идеи в стройную теорию, которую тут же немедленно начал воплощать на практике.

По его формуле, для реализации сионистской идеи необходимо три фактора: люди, земля и деньги.

Причем деньги в этой цепочке были фактором решающим: на них должна была на вполне законных основаниях приобретаться земля в Палестине, а также осуществляться обустройство тех евреев, которые приедут жить на этой земле со всех концов света, но прежде всего из России и Восточной Европы. На свои личные средства, основу которых составляло богатое приданое его жены, Герцль основал газету, пропагандирующую сионистские идеи, и оплатил организацию первых сионистских конгрессов. Но на большее его денег попросту не хватало.

Поначалу Герцль рассчитывал на то, что эти деньги дадут ему еврейские банкиры. Он стучался в двери главы австрийской ветви дома Ротшильдов Альфреда Ротшильда, но эти двери остались закрытыми. Он обратился к английским Ротшильдам – братьям Натаниэлю, Лео и Альфреду – и снова натолкнулся на вежливый отказ (впоследствии именно английские Ротшильды будут материально поддерживать семью Герцля после его смерти, но при этом не выделят и фунта на Палестину). Наконец, он обращался к Эдмонду Ротшильду, который вроде был должен понимать его лучше, чем кто-либо другой, но Эдмонд отшатнулся от него, как от прокаженного.

Мотивы всех этих отказов понятны: поддержка идеи создания еврейского государства нанесет колоссальный удар по репутации Ротшильдов у европейских властей, а уж для Эдмонда, про которого и так в правительственных кругах Франции ходят нехорошие слухи, она вообще может оказаться просто гибельной. Но Герцлю нет до этого никакого дела.

«Коллекция идиотов! Как только с ними люди дела делают!» – пишет он в письме, высказывая свое разочарование Ротшильдами, и тут же бросается к другому еврейскому банкиру – барону Гиршу.

Гирш тоже озабочен судьбой своего народа, он готов выделить на помощь ему сотни тысяч долларов (то есть сотни миллионов в нынешнем исчислении), но решение еврейского вопроса он видит иначе, чем Герцль – в приобретении огромных земельных участков в Аргентине и расселении на них евреев из той же Российской империи и Восточной Европы. И в течение десятилетий Гирш будет успешно конкурировать с сионистами, привлекая в Аргентину десятки тысяч евреев.

Но Герцлю нет никакого дела до этих идей барона Гирша, и, не желая замечать его колоссальных вложений в создание еврейского анклава в Аргентине, он бросает ему в письме звучащее, как пощечина, обвинение: «Вы найдете еврейские деньги и для займа Китаю, и на строительство железных дорог в Африке, и на разные авантюры, а на восполнение самых важных, самых неотложных нужд еврейского народа денег у вас нет!». (Стоит заметить, что жизнь впоследствии доказала, что прав был именно Герцль, а не барон Гирш. В 2000-м году началась массовая алия евреев из Аргентины в Израиль, и один из новых репатриантов из этой страны в беседе с автором этих строк напомнил мне давние слова верного соратника Герцля Макса Нордау: «Аргентина – это лучшая из ночлежек, но это не дом. Дом у еврея может быть только в Эрец-Исраэль!». Почти все прямые потомки барона Гирша репатриировались в Израиль еще в 50-60-х годах, и некоторые из них занимают сегодня крупные посты в различных государственных структурах).

Поняв, что особенно рассчитывать на еврейских финансистов ему не приходится, Герцль решил пойти по старому проверенному пути – начать собирать пожертвования среди простых евреев, в сердцах которых нашла отклик сионистская идея.

Уже на Первом и Втором сионистском конгрессах было принято решение о создании Еврейского колониального банка. 20 марта 18 99 года этот банк был зарегистрирован в Лондоне под названием «Джуиш Колониэл Траст Лтд.», однако свою реальную деятельность банк начал только к 1902 году – когда наконец были проданы акции на сумму в 250 тысяч фунтов стерлингов, которая в уставе банка определялась как минимальная для начала его деятельности. Из этих акций 75 % были куплены российскими евреями, нередко – на все имевшиеся у них сбережения. О том, с каким восторгом встретили российские евреи известие о создании первого общееврейского банка, как они собирали деньги на покупку его акций, замечательно описано у Шолом-Алейхема в никогда не публиковавшемся в СССР рассказе «Домой захотелось!». В финале этого рассказа евреи, воодушевленные тем, что вековечная мечта народа о возвращении в родную землю становится реальностью, не сразу замечают, что их старенький ребе Йозеф сидит в стороне и плачет. А когда они спрашивают его, что же является причиной этих его слез, раввин с искренностью ребенка отвечает: «Домой, дети, захотелось! Домой!».

Однако дела у нового банка складывались неблестяще. Балканские войны (1912–1913) задержали его развитие, а во время Первой мировой войны он понес тяжелые убытки в России. Когда Палестина стала британской мандатной территорией (1922), Еврейский колониальный банк сделал там новые капиталовложения, но в 1934 году передал все свои банковские дела и капиталы в подмандатной Палестине своей дочерней компании – Англо-Палестинскому банку, получившему после создания государства Израиль название «Банк леуми» («Национальный банк»).