Общественное положение Жанны

 

Жанна родилась в семье крестьянина, одного из старейшин деревни,

который вел все феодальные дела с соседними сеньорами и их поверенными.

Когда владельцы замка, в котором жители деревни имели право укрываться во

время набегов, бросили его, отец Жанны снял его в аренду вместе с еще

пятью-шестью крестьянами для того, чтобы прятаться там при угрозе

нападения. В детстве Жанне случалось тешить себя игрой в юную владелицу

замка. Впоследствии ее мать и братья смогли разделить с ней жизнь при

дворе и при этом не сделать из себя посмешища. Эти сведения не дают нам

никакого права следовать расхожему романтическому вымыслу, который каждую

героиню превращает либо в принцессу, либо в нищенку. В сходном случае с

Шекспиром целое нагромождение пустых изысканий покоится на гипотезе, что

он был неграмотным выходцем из простонародья, хотя широко известно, что

отец его занимался торговлей, одно время очень преуспевал и был женат на

женщине, претендовавшей на благородное происхождение. Существует та же

тенденция низводить Жанну до положения наемной пастушки, хотя на ферме в

Домреми настоящая наемная пастушка почтительно именовала бы ее барышней.

Разница между первым и вторым случаем в том, что Шекспир, в отличие от

Жанны, не был неграмотным. Он ходил в школу и знал латинский и греческий

равно в той же мере, в какой помнит их большинство студентов, кончающих

университет без отличия, то есть по существу совсем не знал. Жанна, та

была абсолютно неграмотна. "Я не отличу А от Б", - говорила она. Но то же

могли бы сказать многие принцессы того времени, да и гораздо позже.

Например, Мария Антуанетта в возрасте Жанны не умела правильно написать

свое имя. Но это не значит, что Жанна была невежественна или что она

страдала от неуверенности и ощущения социального неравенства,

испытываемого в наше время людьми, которые не умеют ни читать, ни писать.

Если она и не могла писать писем, то могла их диктовать, и так она и

поступала, придавая им важное, более того, чрезмерное значение. Когда ее в

лицо называли пастушкой, она искренне сердилась и предлагала любой женщине

потягаться с ней в домашних работах и рукоделиях, которыми должна была

владеть хозяйка зажиточного дома. Она разбиралась в политической и военной

обстановке во Франции значительно лучше, чем большинство наших современных

женщин с университетским образованием, вспоенных и вскормленных на наших

газетах, разбираются в соответствующей обстановке в собственной стране.

Первым, кого она обратила и заставила поверить в себя, был комендант

крепости Вокулер; обратила она его рассказом о поражении войск дофина в

"битве селедок" - рассказом, настолько опередившим официальное известие,

что он усмотрел тут Божественное откровение. Однако нет ничего

удивительного в том, что в охваченной войной стране крестьяне были знакомы

с положением дел и интересовались ими. В их жизнь так часто вторгались

политики с мечом в руках, что игнорировать их было невозможно. Семейство

Жанны не могло позволить себе остаться в стороне от того, что творилось в

феодальном мире. Они не были богаты, и Жанна трудилась, как и отец,

помогала ему по хозяйству, выгоняла на пастбище овец и так далее. Но нигде

вы не найдете ни указания, ни намека на убогую нищету, нет никаких поводов

думать, будто Жанне приходилось наниматься к чужим людям или вообще

работать в то время, как ей хотелось пойти к исповеди или побродить в

ожидании видений, послушать колокольный звон и услыхать в нем голоса.

Короче говоря, она гораздо больше походила на барышню или даже на

образованную девицу, чем многие наши современные мещаночки.

 

 

ГОЛОСА И ВИДЕНИЯ ЖАННЫ

 

Голоса и видения сыграли с Жанной много шуток и сильно повлияли на ее

репутацию. Их считали доказательством того, что она была сумасшедшей,

лгуньей и обманщицей, колдуньей (за что и была сожжена) и, наконец,

святой. Однако доказывают они вовсе ни то, ни другое и ни третье:

разнообразие выводов свидетельствует лишь о том, как мало наши сухие и

прозаичные историки понимают в человеческой психологии, даже включая свою

собственную. Есть на свете люди, обладающие таким ярким воображением, что,

когда им в голову приходит идея, они слышат ее так, словно кто-то высказал

ее вслух, а порой и видят говорящего. Психиатрические больницы для

преступников преимущественно населены убийцами, которые следовали

указаниям голосов. Какая-нибудь женщина слышит голоса, велящие ей

перерезать горло спящему мужу и задушить ребенка в кроватке. И она

чувствует, что обязана повиноваться. У нас в суде существует некий

медико-правовой предрассудок: считается, будто преступники, которым

искушения предстают именно в виде таких галлюцинаций, не ответственны за

свои поступки и должны рассматриваться как душевнобольные.

Однако те, кого посещают видения, кому бывают откровения, не всегда

преступники. Вдохновение и интуиция, а также неосознанные умозаключения

гения порой тоже принимают иллюзорные формы. Сократу, Лютеру, Сведенборгу,

Блейку бывали видения и слышались голоса точно так же, как и святому

Франциску, и святой Иоанне. Обладай Ньютон их пылким театрализованным

воображением, ему; вероятно, привиделся бы призрак Пифагора, входящего в

сад и объясняющего ему, почему падают яблоки. И подобный обман чувств не

поставил бы под сомнение ни закон тяготения, ни нормальность психики

Ньютона. Более того, метод открытий с помощью галлюцинаций ничуть не более

сверхъестествен, чем обыкновенный метод. Показателем психического здоровья

является не нормальность метода, а разумность открытия. Вот если бы Ньютон

узнал от Пифагора, что луна сделана из зеленого сыра, тогда Ньютона

следовало бы засадить в сумасшедший дом. Поскольку же гипотеза тяготения

была вполне обоснована и прекрасно укладывалась в учение Коперника о

наблюдаемых физических проявлениях Вселенной, то она создала Ньютону

репутацию выдающегося ума, и этому бы не помешала никакая фантастичность

пути, которым он пришел бы к своей теории. Между тем закон тяготения

далеко не такой впечатляющий подвиг мысли, как его поразительная

"Хронология". Именно она сделала его королем фокусников мысли, но только

королем в мире безумцев, чьего авторитета никто теперь не признает. В

связи с одиннадцатым рогом зверя, виденного пророком Даниилом, Ньютон

проявил себя еще большим фантазером, чем Жанна, поскольку воображение его

было не театрализованным, а сугубо математическим, тяготевшим к числовой

символике. Действительно, если бы все его труды, кроме "Хронологии",

оказались утеряны, мы бы сказали, что он был явно не в своем уме. А так,

кто посмеет назвать Ньютона сумасшедшим?

Равным образом и Жанну надо расценивать как нормальную, здравомыслящую

женщину, невзирая на ее голоса, ибо они ни разу не подали ей совета,

который не мог бы быть подсказан ей природным здравым смыслом, - точно

так, как идея тяготения была подсказана Ньютону. Все мы теперь уже

понимаем, особенно после того как недавняя война затянула стольких женщин

в свой водоворот, что в походной жизни, какую вела Жанна, невозможно было

оставаться в юбке. И не только потому, что Жанна делала мужское дело, но

потому, что из соображений морали следовало исключить секс из отношений

между Жанной и ее товарищами по оружию. Она и сама именно так объяснила

свой выбор одежды, когда ее потребовали к ответу. И то, что необходимость

этой абсолютно разумной меры пришла ей в голову прежде всего в виде

веления Господа Бога, переданного через святую Екатерину, вовсе не говорит

о ее безумии. Разумность веления лишь доказывает ее необычайное

здравомыслие, форма же говорит о том, что ее театрализованное воображение

играло шутки с ее органами чувств. Политика ее была тоже вполне здравой:

никто не будет оспаривать, что освобождение Орлеана и последующая

коронация дофина в Реймсе могут считаться мастерским военным и

политическим ходом, который спас Францию, ибо стал сильным контрударом по

ходившим тогда слухам о незаконнорожденности Карла и сомнениям в его праве

на титул. Такой ход мог родиться в голове Наполеона или любого другого

гения, заведомо гарантированного от галлюцинаций. Жанне он пришел в голову

в виде веления Наставников (так она называла святых из своих видений). Но

каким бы путем ни приходили ей в голову идеи, она все равно была

талантливым вождем.

 

 

ЖАЖДА ПРОГРЕССА

 

Каков же современный взгляд на голоса и видения Жанны и веления Бога?

Девятнадцатый век решил, что это галлюцинации, но поскольку она была

девушка миленькая, а обошлись с ней безобразно, поскольку в конце концов

ее предала смерти свора средневековых суеверных попов, которых натравливал

продажный политикан епископ, то ее следует признать невинной жертвой своих

галлюцинаций. Двадцатому веку такое толкование кажется слишком

расплывчато-банальным, ему требуется что-то более мистическое. По-моему,

двадцатый век прав, и объяснение, сводящееся к тому, что Жанна была

умственно недоразвита (тогда как на самом деле она была умственно

переразвита), не проходит. Я не могу поверить (а если бы, как Жанна, и

поверил, не могу ожидать того же от всех моих читателей), будто бы три

доступных зрению, добротно одетых персоны по имени святая Екатерина,

святая Маргарита и святой Михаил спустились с небес и по поручению Господа

Бога дали Жанне некие указания. Не то чтобы такое верование более

неправдоподобно или фантастично, чем иные новейшие верования, с которыми

мы все легко миримся, но только на веру существуют моды и семейные

традиций, а коль скоро мода, которой я следую, викторианская, а семейная

традиция - протестантская, я никоим образом не могу всерьез относиться к

тем формам, которые приняли видения Жанны.

Но все же действуют некие силы, которые направляют нас к целям более

высоким, чем просто сохранение здоровья, преуспеяния, респектабельности,

покоя и благополучия, присущих среднему жизненному положению и

составляющих благоразумный идеал добропорядочного буржуа; доказательством

действия таких сил может служить то, что люди в своем стремлении к

познанию и социальным преобразованиям (в результате которых лучше им ни на

йоту не станет и, наоборот, часто бывает во сто крат хуже) готовы терпеть

нищету, позор, изгнание, заточение, неслыханные лишения и смерть. Даже

эгоистическое стремление к личной власти не может подвигнуть людей на

усилия и жертвы, на какие охотно идут иные ради того, чтобы увеличить

людскую власть над Природой, хотя это, быть может, никак не затронет жизни

самого искателя знания. Эта жажда знания и власти ничуть не более

загадочна, чем потребность в пище: и то, и другое лишь реально

существенный факт, не более. Разница только в том, что пища - жизненная

необходимость, и потому потребность в ней носит личный характер, тогда как

жажда знания означает жажду прогресса и поэтому носит внеличный характер.

Разнообразные способы, какими наше воображение театрализует

соприкосновение с внеличными силами, - это проблема для психолога, а не

для историка. Однако и историк должен понимать, что духовидцы вовсе не

обманщики и не сумасшедшие. Одно дело сказать, что фигура, в которой Жанна

признала святую Екатерину, в действительности не святая Екатерина, а

образец того, как воображение Жанны театрализовало влияние на нее движущей

силы, обусловливающей прогресс, которую я только что назвал жаждой

прогресса. Но совсем другое дело - отнести ее видения к тому же типу, что

и две луны, пляшущие перед пьяным на небе, или брокенские привидения, эхо

и тому подобные явления; нет, советы святой Екатерины были слишком для

этого убедительны, и самый простодушный французский крестьянин, верящий в

то, что небесные посланцы являются избранным смертным, кажется ближе к

научной истине относительно Жанны, чем историки и эссеисты

рационалистического и материалистического толка, которые считают своим

долгом объявить сумасшедшей или обманщицей девицу, которая видит и слышит

святых. Если Жанна была безумна, то безумен и весь христианский мир, ибо

люди, свято верующие в реальность Божественных персонажей, ничуть не менее

безумны, чем те, кто воображает, будто видит их. Лютер, запустивший

чернильницей в дьявола, был нисколько не безумнее любого другого

монаха-августинца, - просто воображение у него было поярче, да еще, может

быть, он ел и спал поменьше, вот и все.

 

 

ВИДЯТ СВЯТЫХ - И ПУСТЬ

 

Все массовые религии мира постигаются через целый сонм легендарных

личностей с Отцом небесным, а иногда Богоматерью и Божественным младенцем

в качестве центральных фигур. Так они предстают нашему мысленному взору с

раннего детства, и в результате создается устойчивая галлюцинация,

которая, если запечатлелась она основательно, сохраняется на всю жизнь.

Таким образом, всевозможные раздумья галлюцинирующего о неиссякаемом

источнике вдохновения, стимулирующем жизнь Вселенной, или о голосе

добродетели и муках стыда, короче говоря, о призвании и совести - силах

значительно более реальных, чем электромагнетизм, - все эти раздумья

совершаются на языке Божественных видений. А когда к тому же это

происходит с натурами, наделенными особенно богатым воображением, тем паче

с теми, кто соблюдает принципы аскетизма, то галлюцинации, помимо

умственного взора, захватывают и телесный, и человек видит Кришну или

Будду, или деву Богородицу, или святую Екатерину - каждый свое.

 

 

СОВРЕМЕННОЕ ОБРАЗОВАНИЕ, КОТОРОГО ИЗБЕГЛА ЖАННА

 

Все это важно понимать в наши дни каждому, так как современная наука

расправляется с галлюцинациями, игнорируя значение всего того, что они

символизируют. Родись Жанна заново сегодня, ее прежде всего послали бы в

монастырскую школу, где ее мягко обучали бы сочетать вдохновение и совесть

со святой Екатериной и святым Михаилом в точности так же, как ее учили в

XV веке, а потом завершили бы дело весьма энергичным натаскиванием в духе

Евангелия от святых Луи Пастера и Поля Берта, которые повелели бы ей

(возможно, в форме видений, но, скорее, в форме памфлетов) не быть

суеверной дурочкой и выкинуть из головы святую Екатерину и прочих изживших

себя персонажей католических мифов.

Ей вдолбили бы, что Галилей был мученик, а его гонители - неисправимые

невежды и что гормоны святой Терезы сбились с пути и оставили ее с

неизлечимым то ли гипертрофированным гипофизом, то ли атрофированной

надпочечной железой, то ли истеричной, то ли эпилептичной или еще какой

угодно, но только не патетичной. Ее убеждали бы путем личного примера и

эксперимента, что крещение и причащение тела Господня - недостойные

суеверия, а вакцинация и вивисекция - просвещенные обычаи. За ее новыми

святыми - Луи и Полем стояла бы не только наука, очищающая религию и ею

очищаемая, но и ипохондрия, трусость, глупость, жестокость, грязное

любопытство, знание без мудрости и все то, чего не приемлет вечная душа

Природы, а совсем не воинство добродетелей, в авангарде которых шла святая

Екатерина. Что же касается новых обрядов, то которая Жанна была бы более

нормальной? Та, которая относила крестить младенцев водой и духом, или та,

которая насылала полицию на родителей, чтобы те дали ввести своим детям в

кровь гнуснейший расистский яд, отравляющий их душу? Та, которая

рассказывала детям историю об Ангеле и Марии, или та, которая

допытывалась, как обстоит у них дело с эдиповым комплексом? Та, для кого

освященная облатка была воплощением добродетели, в которой она видела свое

спасение, или та, которая уповала на точную и удобную регуляцию своего

здоровья и желаний с помощью тонко рассчитанной диеты, состоящей из

экстракта щитовидной железы, адреналина, тимина, питуитрина, инсулина плюс

стимулирующие гормональные средства, причем кровь ее сперва тщательно

насыщали антителами, защищавшими от всевозможной заразы (благодаря

введению заразных микробов и сывороток, извлеченных из больных животных) и

от старости (благодаря хирургическому удалению воспроизводительных органов

или благодаря еженедельному введению вытяжки из железы обезьяны)?

Спору нет, за всеми этими знахарскими трюками стоит некая совокупность

данных подлинно научной физиологии. Но разве не стояло за святой

Екатериной и Святым Духом некоей совокупности познаний в подлинной

психологии? И какой ум более здравый - ориентированный на святых или на

железу обезьяны?

И разве не означает нынешний клич "Назад к средневековью!", который

назревал с начала движения прерафаэлитов, что сейчас невыносима не наша

академическая живопись, а наше легковерие, которое нельзя оправдать

суеверием, наша жестокость, которую нельзя оправдать варварством, наши

гонения, которые нельзя оправдать религиозностью, бесстыдная подмена

святых преуспевающими жуликами, негодяями и шарлатанами в качестве

объектов поклонения и наша глухота и слепота по отношению к зовам и

видениям непреклонной силы, которая нас сотворила и нас уничтожит, если мы

будем игнорировать ее? Жанне и ее современникам мы показались бы стадом

гадаранских свиней, одержимых всеми бесами, изгнанными верой и

цивилизацией средневековья, и неистово мчащихся вниз по крутому спуску - в

ад усовершенствованных взрывчатых веществ. Выдавать состояние нашей

психики за образец нормальности, а Жанну объявить помешанной потому, что

она до такого состояния не опускалась, - значит доказать, что мы существа

пропащие, и притом безнадежно пропащие. Так перестанем же раз и навсегда

повторять галиматью насчет того, что Жанна была тронутая, и признаем ее,

по крайней мере, столь же нормальной, как и Флоренс Найтингел; у той тоже

простейшие религиозные представления сочетались с умом такой

исключительной мощи, что она вечно находилась в конфликте с медицинскими и

военными заправилами своего времени.

 

 

ПРОМАХИ ГОЛОСОВ

 

О том, что голоса и видения были лишь обманом чувств, а вся мудрость

принадлежала самой Жанне, свидетельствуют случаи, когда голоса подводили

ее; особенно подвели они Жанну во время процесса, обещая ей освобождение.

Но хотя она приняла желаемое за возможное, надежды ее были не так уж

беспочвенны: ее соратник Ла Гир с немалым войском стоял неподалеку, и если

бы арманьяки (так назывались ее сторонники) в самом деле хотели бы ее

спасти и вложили в эту акцию хотя бы долю свойственной ей энергии, у них

был бы изрядный шанс на успех. Жанна не понимала, что им хочется от нее

избавиться, не понимала, что освобождение узника из рук Церкви - задача

крайне сложная для средневекового военачальника или даже для короля, и

задача эта отнюдь не сводилась к преодолению физических трудностей,

необходимому для воинского подвига. Если встать на точку зрения Жанны, то

ее убежденность в том, что ее спасут, была вполне обоснованной, потому она

и услыхала голос госпожи святой Екатерины, обещавшей ей этот исход, -

таков уж был ее способ выяснять собственное мнение и принимать решение.

Когда же стало ясно, что она просчиталась, когда ее повели на костер и Ла

Гир даже и не подумал бушевать у ворот Руана или нападать на солдат

Уорика, тогда она сразу отринула святую Екатерину и отреклась. Решение ее

было как нельзя более здравым и практичным. И только обнаружив, что, кроме

строгого пожизненного заключения, она ничего отречением не выиграла, Жанна

взяла его назад и вместо этого сознательно и обдуманно выбрала костер.

Решение это обнаруживает не только поразительную твердость характера, но и

трезвость мысли, которая не останавливается перед самоубийством как

конечной проверкой человека. Однако и тут обман чувств сыграл свою роль:

она объяснила свой возврат к прежней позиции велением голосов.