Трубный сигнал. Цезарь и его свита , кроме Каски , уходят.

 

Каска

Ты дернул за рукав меня. В чем дело?

 

Брут

Да, Каска. Расскажи, что там случилось. Чем Цезарь огорчен.

 

Каска

А разве не были вы с ним?

 

Брут

Тогда б не спрашивал о том, что было.

 

Каска

Ну, ему предложили корону, и когда ему поднесли ее, то он отклонил ее слегка рукой, вот так; и народ начал кричать.

 

Брут

А во второй раз почему кричали?

 

Каска

Из-за того же.

 

Кассий

А в третий? Ведь они кричали трижды?

 

Каска

Из-за того же.

 

Брут

Ему корону предлагали трижды?

 

Каска

Клянусь, что трижды, и он трижды отталкивал ее, с каждым разом все слабее, и, когда он отталкивал, мои достопочтенные соседи орали.

 

Кассий

Кто подносил корону?

 

Каска

Кто? Антоний.

 

Брут

Любезный Каска, расскажи подробней.

 

Каска

Пусть меня повесят, но я не смогу рассказать подробно: это было просто шутовство; я всего и не заметил. Я видел, как Марк Антоний поднес ему корону; собственно, это была даже и не корона, а скорее коронка, и, как я вам сказал, он ее оттолкнул раз, но, как мне показалось, он бы с радостью ее ухватил. Затем Антоний поднес ее ему снова, и он снова оттолкнул ее, но, как мне показалось, он едва удержался, чтобы не вцепиться в нее всей пятерней. И Антоний поднес ее в третий раз, и он оттолкнул ее в третий раз, и каждый раз, как он отказывался, толпа орала, и неистово рукоплескала, и кидала вверх свои пропотевшие ночные колпаки, и от радости, что Цезарь отклонил корону, так заразила воздух своим зловонным дыханием, что сам Цезарь чуть не задохнулся; он лишился чувств и упал; что касается меня, то я не расхохотался только из боязни открыть рот и надышаться их вонью.

 

Кассий

Но отчего лишился Цезарь чувств?

 

Каска

Он упал посреди площади с пеной у рта, и язык у него отнялся.

 

Брут

Понятно, он страдает ведь падучей.

 

Кассий

Не Цезарь, нет, но ты, и я, и Каска, Мы все падучей этою страдаем.

 

Каска

Не понимаю, на что ты намекаешь, но я сам видел, как Цезарь упал. Назови меня лжецом, если разный сброд не хлопал и не свистел ему, так же как актерам в театре, когда они нравятся или не нравятся.

 

Брут

Что он сказал потом, придя в себя?

 

Каска

Клянусь, перед тем как упасть, заметив, что чернь радуется его отказу от короны, он распахнул одежду и предложил им перерезать ему горло. Будь я человеком дела, я бы поймал его на слове, провалиться мне в преисподнюю как последнему негодяю. Да, он упал. А когда пришел в себя, то сказал, что если сделал или сказал что-нибудь неподходящее, то просит милостиво извинить это его болезнью. Три или четыре девки рядом со мной завопили: «О, добрая душа» — и простили его от всего сердца: но они не стоят внимания; если бы даже Цезарь заколол их матерей, они все равно вели бы себя так же.

 

Брут

И после этого ушел он мрачный?

 

Каска

Да.

 

Кассий

А Цицерон что-нибудь сказал?

Каска

Да, но только по-гречески.

 

Кассий

Что же он сказал?

 

Каска

Почем я знаю, пусть я ослепну, если я хоть что-нибудь понял; но те, которые понимали его, пересмеивались и покачивали головой, однако для меня это было греческой тарабарщиной. Могу сообщить вам еще новость: Марулл и Флавий за снятие шарфов со статуй Цезаря лишены права произносить речи. Прощайте. Там было еще много глупостей, да я всего не упомнил.

 

Кассий

Не придешь ли ты вечером ко мне на ужин?

 

Каска

Я зван в другое место.

 

Кассий

Так не зайдешь ли завтра на обед?

 

Каска

Да, если я буду жив, а ты не откажешься от приглашения и твой обед будет стоить того.

 

Кассий

Отлично. Я жду тебя.

 

Каска

Жди. Прощайте оба. (Уходит.)

 

Брут

Каким же простаком он стал теперь, А в школе был таким живым и быстрым.

 

Кассий

Он и сейчас такой при исполненье Отважных и достойных предприятий. Поверь, его медлительность притворна, А неотесанность — приправой служит К остротам, чтобы с лучшим аппетитом Их переваривали.

 

Брут

Да, это так. Теперь тебя оставлю. А завтра, если хочешь, я приду К тебе для разговора, или ты Приди ко мне, я буду ждать тебя.

 

Кассий

Приду к тебе. А ты о Риме думай.

Брут уходит.

Брут, благороден ты; но все ж я вижу, Что благородный твой металл податлив. Поэтому-то дух высокий должен Общаться лишь с подобными себе. Кто тверд настолько, чтоб не соблазниться? Меня не терпит Цезарь. Брута ж любит. Когда б я Брутом был, а он был Кассий, Ему б я не поддался. Нынче ж ночью Ему под окна я подброшу письма, Как будто бы они от разных граждан; В них напишу, что имя Брута чтится Высоко в Риме, намекнув при этом На властолюбье Цезаря туманно. Покрепче, Цезарь, свой престол храни: Встряхнем его, иль хуже будут дни.

(Уходит.)

 

СЦЕНА 3