Подходы и принципы изучения адаптации

 

 

Говоря о методологии исследования психических явлений и процессов, следует остановиться на способах познания исследуемой реальности, программных установках в использовании методов при ее изучении. Иными словами ответить на вопрос, каковы принципы, методы, правила и процедуры, посредством которых осуществляется познание объекта.

Что касается адаптации, психологии с самого начала пришлось выдерживать сильное давление со стороны “более опытных”, давно сложившихся в методологическом плане естественных наук, диктовавших свои нормы и критерии оценки научных результатов. В ситуации подобного нормативного давления естественной реакцией социальных и поведенческих наук стало появление натуралистических концепций, согласно которым методы, природа и цели научного исследования человека и общества принципиально не отличаются от тех, которые характерны для естественных наук.

В первую очередь предметом научного анализа стали адаптивные процессы и реакции человека как индивида при существенных изменениях во внешней среде, чаще всего—в окружающей природе. Ч. Дарвин объяснил происхождение инстинктивного поведения, а также адаптивную роль внешнего выражения эмоций, заложив тем самым основу для естественнонаучного объяснения мотива. Психический детерминизм развивался под эгидой эволюционной биологии и социологического позитивизма.

Самое широкое распространение получили исследования реакций на резкую смену условий жизни, климата, перестройку циклов биологических ритмов, низкие температуры (например, во время полярной зимовки), позже — влиянии солнечной активности, космических факторов и тому подобное. Наблюдения и эксперименты дали возможность собрать огромный фактический материал, значение которого трудно переоценить, поскольку был определен диапазона базовых характеристик механизмов адаптации на психофизиологическом уровне.

В рамках этого направления модели адаптации строились на анализе многочисленных экспериментальных данных о динамике физиологических параметров организма в ходе адаптации. Феномен адаптации трактовался как процесс изменения психофизиологических характеристик организма с целью поддержания гомеостаза и сохранения функционального оптимального состояния в видоизменяющихся условиях жизнедеятельности.

Фундаментальный вклад в разработку биологических основ адаптации внесли такие выдающиеся ученые, как, французский физиолог К. Бернар и американский ученый У. Кеннон, которые первыми четко обозначили необходимость постоянства внутренней среды живого организма при любых колебаниях внешней среды (Bernard C., 1945; Cannon W.B,1932).

Вслед за ними российский физиолог И.П. Павлов обосновал роль условных рефлексов в воплощении общебиологического закона приспособления организма к среде: «В этом феномене нет ничего, кроме точной связи элементов сложной системы между собой и всего их комплекса с окружающей обстановкой» (Павлов И.П., 1951).

До сих пор популярна опубликованная в 1936 году концепция общего адаптационного синдрома канадского физиолога Г. Селье, который дифференцировал стадии адаптации и соответствующие им физиологические сдвиги в организме (более подробно проанализировано нами далее). Однако в бернаровской концепции принцип гомеостазиса относился только к регуляции процессов во внутренней среде организма, Селье же, поняв ограниченность толкования адаптации как физиологического феномена, попытался перенести этот принцип на взаимоотношения между организмом и внешней средой (Selye H., 1956).

В это время начали распространение научные взгляды о том, что реалии, запечатленные в психологических категориях, не только могут быть объяснены действием природных или социальных факторов, но и сами оказывают определяющее влияние на жизнедеятельность индивида и его социальные связи. Н.А. Бернштейн, отходя от ортодоксального биодетерминизма, обозначил уже несколько уровней адаптации: биохимический, физиологический, психический, социальный. Надо сказать, традиции отечественной психофизиологии прослеживаются в комплексных исследованиях индивидуальных вариаций адаптации Д.А. Бирюкова, В.П. Казначеева (1980), Н.Н. Василевского (1984) и других исследованиях последних лет. В основу различий адаптивности положен уровень реактивности индивида. Чаще всего выделяются два типа индивидов в зависимости от динамики протекания адаптационных процессов: «спринтеры» и «стайеры», различающиеся темпами, интенсивностью и длительностью сохранения приспособительных изменений, учитывается также степень пластичности нервных и соматовегетативных функций.

Продолжая развивать идеи Н.А. Бернштейна, Б.М. Величковский дифференцирует уже шесть уровней психической регуляции различных процессов перцептивной, сенсомоторной и когнитивной обработки (палеокинетические реакции, синергия, пространственное поле, предметные действия, концептуальные структуры и метакогнитивные координации), а также выдвигает тезис об интеграции когнитивных и мотивационных механизмов, закрепившейся в ходе эволюции адаптационных процессов человека (1973, 1982).

Таким образом, структурно-функциональный подход психологов в русле позитивизма на долгие годы стал базовой методологической основой изучения адаптации. Он санкционировал появление множества моделей адаптации: разнообразных бихевиористких, эволюционно-когнитивных, социально-психологических, моделей производственной адаптации и прочих, опирающиеся на отдельные теории, концепции и направления психологии. Однако, несмотря на кажущиеся принципиальные отличия, во всех этих моделях и концепциях (и теории поля, и учении Пиаже, и модели саморегуляции К. Халла) запечатлен тот же принцип психического детерминизма. Он утверждался как особый вид саморегуляции поведения организма в определенных пространственно-временных условиях с учетом обратной связи со средой.

Социальный детерминизм. Переход к еще одной форме детерминационной зависимости сложился в русле культурно-исторической психологии. Как известно, еще В. Вундт в расцвете своего научного поиска пришел к утверждению, что бессмысленно применять методы естественных наук к чему-либо, кроме наиболее элементарных, универсальных и поэтому вневременных аспектов человеческого поведения; именно он указывал на то, что отдельные психические процессы человека обусловлены более ранней историей общества, к которой у живущих нет прямого доступа; и именно Вундт полагал, что генетические (исторические, охватывающие развитие) методы необходимы для изучения опосредованных культурой исторически преемственных высших психических процессов.

Но господство биодетерминизма сводило к минимуму развитие психологического направления, отводящего культуре центральную роль. В изучении адаптации это проявлялось увлечением статистических методов, игнорирующих содержание и генезис изменчивости свойств личности, а также признаки поведения в различном социальном контексте. (Типичным примером могут служить многочисленные работы по исследованию биопотенциалов мозга человека в ходе адаптации его к новым условиям организации трудовой и учебной деятельности без учета субъективных параметров и социального контекста этого процесса).

Перелом начался в 30-е годы прошлого столетия, когда группа российских психологов под руководством Л. С. Выготского, А.Р. Лурии и А.Н. Леонтьева вместо объяснительной психологии, занимавшейся элементарными психическими явлениями, и феноменологической психологии, лишь описывающей сложные психические процессы, предложили развивать психологию как науку о формировании и функционировании этих процессов.

Центральный тезис культурно-исторической психологии, сформулированный Л.С. Выготским, как известно, утверждал: чтобы понять внутренние психические процессы, надо выйти за пределы организма и искать объяснения в общественных отношениях этого организма со средой. Основные принципы отечественной культурно-исторической школы применительно к изучению адаптации выглядят следующим образом.

1. Опосредование артефактами. Психические процессы возникают вместе с новыми формами поведения, в котором люди изменяют материальные объекты, используя их как средство своих взаимодействий с миром и между собой. Л.С. Выготский и А.Р. Лурия полагали, что единицами психологического исследования должны быть «инструменты» — орудия, предметы, системы знаков, в том числе язык. И все средства культурного поведения, как утверждал Л.С. Выготский, по своей сути, происхождению и развитию социальны (1996).

Эта идея присуща не только классикам российской культурно-исторической школы, она была центральной в представлениях, например, Д. Дьюи. «Орудия труда и произведения искусства, - писал он, — являлись первыми естественными вещами, которым придавалась иная форма с целью эффективного осуществления какого-либо типа поведения» (Dewey, 1963).

Абстрагируясь от частных случаев адаптации, мы приходим к мысли, что она включена в развитие человека и состоит в перманентном процессе и одновременно волнообразном приспособлении к изменениям в себе и окружающем мире.

В психологии развития достаточно подробно описаны возрастные периоды и кризисы этого процесса, артефакты как средства развития. И каждый из них играет важную роль в свое время как инструмент регулирования внутреннего состояния или отношений с другими людьми, если субъект (индивид или группа) овладел этим инструментом в результате онтогенеза, собственного опыта или специального обучения и может варьировать способы его применения в широком классе ситуаций. Если же этого по каким-то причинам не произошло, депривация неизбежно приводит к отклонениям, возможно — нарушениям в развитии, ограничивая, в каком-то аспекте, адаптивные возможности человека.

Типичным примером роли артефактов могут служить всемирно известные результаты среднеазиатских экспедиций А.Р. Лурии и Ф.Н. Шемякина в 30-е годы, которые показали значение знаковых систем в логических операциях (Лурия А.Р., 1974).

Следуя логике классификации артефактов М. Вартофского, к современным первичным артефактам можно отнести компьютер, мобильный телефон, самолет — материальные объекты. К вторичным — действия с использованием первичных артефактов, включая правила, нормы, обычаи и т.п. Класс третичных артефактов представлен средствами для изменения реальной жизни, распространяющимися за пределы их использования, к которым М. Вартофский отнес процессы восприятия и произведения искусства (Wartofsky M., 1973). Мы бы добавили коммуникацию в интернете, кинофильмы со спецэффектами и т.п. Совершенно очевидно, что освоение вышеназванных средств может быть задействовано в адаптации самых разных уровней.

2. Историческое развитие. Если культура понимается упрощенно как целостная совокупность артефактов, накопленных социальной группой и претерпевающих изменения в ходе ее исторического развития, существуют, естественно, механизмы адаптации, несущие на себе отпечаток социально-культурных перемен.

К таковым относятся, например, этнопсихологическая детерминация, выражающаяся в способности национальной психологии влиять на характер протекания и функционирования других психологических явлений. И, напротив, механизмы трансформации убеждений и социальных стереотипов, формирование межнациональной культуры. Явные изменения в историческом ракурсе произошли в ценностях, целях и мотивах как артефактах адаптационного процесса.

Более того, с ходом исторического развития возникла необходимость адаптации человека к таким процессам, как глобализация и интеграция, остро поставившим проблемы стратегий приспособления личностей и социальных групп к новому мировому порядку (качеству жизни, стандартам в профессиональных областях, образовании, законодательстве и т.д. и т.п.).

3. Практическая деятельность. Анализ механизмов адаптации не может проводиться в отрыве от реальной жизни, что случается в психофизиологических исследованиях элементарных реакций. Сами обстоятельства жизни формируют сценарии повседневной деятельности человека и направляют ролевое поведение, ограничивая либо активизируя деятельность личности. Интериаризируясь, со временем они вписываются в алгоритмы механизмов адаптации, образуя опыт преодоления стрессовых ситуаций.

Особого внимания заслуживает организация детской среды таким образом, чтобы она давала возможность получить опыт не только приспособления к изменениям в природной и социальной среде, но и предвосхищения этих изменений, стимулируя тем самым адаптивный потенциал зоны ближайшего развития.

Таким образом, культурно-историческая психология в 30-е годы прошлого столетия заложила основы подхода к адаптации как процессу, вплетенному в развитие человека, опосредованному социальным контекстом его формирования и развития.

Иными словами, в роли детерминант, определяющих динамику, характер активного приспособления субъекта к новым условиям существования, могут выступать макросоциальные (общение, опосредованное знаками, значениями и ценностями) и микросоциальные факторы (социальный опыт, способность к общению, взаимоориентации, переживания и особенности мышления индивида). Именно они помогают соразмерить силу и качество воздействия окружающей среды и собственные желания и возможности, оценить успешность результата адаптации. И если изменение первых в большинстве случаев находится за пределами возможностей человека, то вторые имеют шанс и диапазон регуляции.

В силу политической ситуации приверженцы культурно-исторической психологии были вынуждены сузить круг своих исследований, и огромная область социальной адаптации долгое время оставалась за пределами психологических исследований.

В этих условиях благотворным оказалось влияние на культурную психологию когнитивной революции, когда в центре оказались теоретические модели, опирающиеся на представление о личности как системе переработки информации по аналогии между человеком и вычислительным устройством. Этот подход сложился к 60-м годам XX века, и сущность его влияния состояла в том, что методология и методы бихевиоризма были дополнены представлением о ментальных процессах и структурах, опосредующих отношения между стимулом и реакцией.

Начало было положено теорией когнитивного развития Ж. Пиаже в 30-х 40-х годах. В первой главе своего фундаментального труда «Психология интеллекта», названной «Интеллект и биологическая адаптация» (1948), он характеризует адаптацию «… как то, что обеспечивает равновесие между воздействием организма на среду и обратным воздействием среды». То есть, адаптация понимается им как равновесие между ассимиляцией (усвоением информации существующими схемами поведения) и аккомодацией (приспособлением этих схем к конкретной ситуации). Уже тогда он заметил, что «…органическая адаптация обеспечивает лишь мгновенное, реализующееся в данном месте и в данное время ограниченное равновесие между живущим в данное время существом и современной ему средой. Простейшие когнитивные функции продолжают это равновесие в пространстве и во времени, но лишь интеллект тяготеет к тотальному равновесию, ассимилируя всю совокупность действительности, и освобождает человека от рабского подчинения «здесь» и «теперь» (Пиаже Ж., 1994, с. 55-62).

Гениальность Пиаже выразилась не только в его фундаментальной операциональной концепции интеллекта и вкладе в генетическую эпистемологию. Он явился одним из наиболее ярких представителей синтетического подхода к исследованию психики, стремящегося органически объединить в одной системе отдельные принципы и методы, выработанные в различных исторически предшествующих концепциях, и дал толчок развитию когнитивной психологии как самостоятельного научного направления.

Официально свидетельством возникновения когнитивной психологии как научного направления считается 1967 год, когда увидела свет одноименная работа Корнуэллского профессора У. Найссера, где в центре внимания находились общепсихологические, философские и социальные следствия активности познания человеком окружающего мира. Это означало, что когнитивная психология, с одной стороны, придерживалась традиций детерминизма, с другой — вводила в качестве переменных социальные процессы и поведение человека, делала акцент на междисциплинарное взаимодействие и обозначала тем самым новые возможности для интеграции культуры в изучение психики.

Надо сказать, тезис о существенной роли когнитивных структур в развитии личности в целом и приспособлении к жизнедеятельности в частности разрабатывался и в отечественной науке видными учеными П.К. Анохиным, Н.А. Бернштейном, Н.Е. Введенским, А.Р. Лурия, Д.И. Узнадзе, А.А. Ухтомским (процессы предвосхищения будущего в регуляции активности); Б.Г. Ананьевым, Л.М. Веккером, В.П. Зинченко, А.В. Запорожец, А.Н. Леонтьевым, Б.Ф. Ломовым (формирование перцептивных процессов, запоминания). Более того, отечественные психологи, Л.С. Выготский, А.Н. Леонтьев и С.Л. Рубинштейн в рамках общей теории деятельности сформулировали принципы генетического анализа деятельности и подвижности ее структурных единиц, в частности, операций и целей. Это позволило развести понятия действия и деятельности и обосновать общественно-историческое происхождение когнитивных функций. Дополнение концепцией переживания эмоций интегрировало личностные, когнитивные особенности и социальную среду, составив драматический сценарий столкновений, противодействия в динамической системе взаимоориентаций и поступков (Выготский Л.С., 1935, 1960, 1996).

Идеи когнитивной психологии получили развитие в более поздних в работах М. Вертгеймера, подчеркивавшего обусловленность адаптации субъективными особенностями мышления (1987); Р.Кеттела (1971), Дж. Гилфорда (1965), А. Анастази (2003), которые ввели в измерение интеллекта его семантическое и поведенческое содержание.

Исследования H. Leventhal, K.L. Scherer (1987), показали, что у когнитивно простых и когнитивно сложных испытуемых по-разному строится понимание и субъективная оценка ситуации в условиях изменения ее информационных характеристик. Несмотря на некоторые разногласия, в целом утверждаются следующие качества когнитивно сложных субъектов: гибкость в отношении оценки ситуации, умение действовать в условиях неопределенности, способность абстрагироваться от реальности, изменять привычные стратегии поведения и т.п., то есть их интеллектуальная и социальная эффективность.

Представления о роли когнитивных особенностей в адаптивных процессах нашли свое отражение и в работах отечественных психологов. С именем М.А. Холодной связана новая структурно-интегративная методологическая парадигма в психологии, ориентированная на объяснение наблюдаемых психических свойств на основе анализа структурной организации индивидуального ментального опыта. Интеллектуальная адаптация развивающегося субъекта, как показано, предполагает гибкость когнитивного стиля и когнитивную сложность (Холодная М.А., 2002,с. 114, 202-216,280).

Д.Н. Завалишина, описывая характер решения человеком проблем жизнедеятельности, обосновывает существование такой переменной, как оппозиция «адаптивный — творческий» и предлагает типологию постановки проблем деятельности и развития с учетом адаптивных стратегий (1998).

С.А. Шапкин и Л.Г. Дикая также подходят к адаптации как процессу формирования субъектом континуума когнитивных стратегий, связанных с аффективно-волевыми характеристиками личности и используемых для преодоления стрессогенной ситуации. (1996).

Близкой позиции придерживаются В.М. Слуцкий и А.К. Моррис, изучая вклад культурных и образовательных факторов в когнитивные механизмы способности рассуждать у подростков (1997).

К.А. Абульханова-Славская рассматривает взаимосвязи между адаптацией человека к социальным изменениям и такой когнитивной структурой, как социальное мышление — своего рода «обобщенный» личностью способ жизни: «Мышление личности выражает ее отношение к социальной действительности в целом, а также к конкретным формам этой действительности и главное — собственно ценностным (духовным, культурным)» (Абульханова-Славская К.А., 1986).

Таким образом, изучение адаптации с позиций психического детерминизма обогатилось когнитивными и культурными категориями, выводя причинно-следственные связи на качественно иной уровень.

Опираясь на детерминизм в психологии, следует иметь в виду, что его обособление предпринимается, как правило, в аналитических целях. В действительности сложность и многогранность психических явлений и процессов требует исследовать явление во всей совокупности его внутренних и внешних связей и, в конечном счете, свести знания об объекте в единую теоретическую картину, что предполагает системный анализ.

Системный подход позволяет привести к консенсусу суждения сторонников всех вышеприведенных подходов адаптации индивида к изменяющимся условиям жизнедеятельности, поскольку опирается на принцип интеграции, производными от которого являются принцип целостности объекта и комплексности его анализа. Кроме того, в системном подходе заметен упор на равновесие и внутреннюю непротиворечивость системы (Пригожин И., Стенгерс И., 1992; Абдеев Р.Ф., 1994).

В сущности, он по-новому сочетает анализ и синтез процессов и результатов приспособления субъекта, так как предполагает:

1) идентификацию субъекта адаптации по интересующим характеристикам;

2) интерпретацию его поведения или свойств с точки зрения его роли (ролей) или функции (функций) в среде, частью которой он является;

3) отслеживать динамику процессов адаптации по различным индикаторам соответственных им уровней (подсистем) жизнедеятельности субъекта;

4) учитывать соотношение детерминации и вероятностных аспектов в процессах адаптации;

5) возможность моделирования процессов адаптации в психологической практике и управлении социальными процессами.

Использование системного подхода позволяет применить взаимосвязанно системно-структурный, системно-функциональный и системно-динамический анализ проблем приспособления человека к жизненным переменам, а также учесть универсальные закономерности функционирования ряда систем, что делает его философско-методологической базой для современной психологии адаптационных процессов.

Междисциплинарный подход.

Заслуживает внимания вклад интегративных наук в понимание механизма адаптации человека к деятельности как процесса саморегуляции. А.А. Богданов в своей “Тектологии” исследовал различные системы, структуры и их эволюцию в ракурсе целевых отношений. Один из стержневых тезисов «Тектологии» — сопряжённость организации и активности — выводил ее вперед по сравнению с физикалисткими концепциями Д.У. Гиббса, Дж.К. Максвелла и Л. Больцмана, а также Л. Клаузиуса, гласящими, что любая замкнутая система движется к хаосу, беспорядку и “тепловой смерти”. Акцент делался на атрибутивном характере активности материи: любая ее организация состоит в таком сочетании активностей, которое способно преодолеть активность среды. А.А. Богданов поставил проблему организационной целесообразности систем, неравновесных отношений между ними и средой, чем предвосхитил ряд положений общей теории систем и кибернетики. Системный подход тектологии, ориентированный на широкий охват реальности, приобрел статус общенаучного, проторив дорогу кибернетике и синергетике. Цикл работ Б.П. Белоусова, А.М. Жаботинского, Г.Р. Иваницкого, В.И. Кринского, Е.Е. Селокова по исследованию самоорганизации на уровне химических реакций, описывающейся нелинейными дифференциальными уравнениями, крайне интересен для понимания процессов самоорганизации предбиологического и биологического уровней. Одна из самых известных моделей синергетики основана на сходстве адаптационного механизма человека ко времени суток с колебательными процессами в модели брюсселятора.

Синергетика доказала универсальность явления самоорганизации. Работы И. Пригожина по теории необратимых процессов в открытых неравновесных системах ставили акцент на структуре, принципах построения организации системы, на условиях ее возникновения, развития и самоусложнения. Синергетика исследует динамику самоорганизации сложных систем (в том числе человека) вблизи точек бифуркации, когда даже малое воздействие может привести к непредсказуемому, лавинообразному развитию процесса. Ведущей тенденцией человека как сложной системы считается стремление к негэнтропийной устойчивости (неравновесной), то есть стремление удалиться от уровня максимальной энтропии, хаоса. Сохранение своей целостности, гомеостатической устойчивости является, таким образом, главным свойством всех систем макроструктуры природы. Именно поэтому биологические (человек) и социальные системы в нормальных условиях развития относительно устойчивы, длительное время повышают уровень своей организации, не разрушаются. Необходимым условием развития процессов, в том числе адаптации к социальному окружению, является открытость системы.

Кибернетика установила единство процессов самоуправления и управления в живой природе, технике, обществе и мышлении. Это дает возможность построения единой методологии деятельности человека.

Кибернетики рассматривают механизм саморегуляции на доклеточном, клеточном тканевом уровнях, уровне органов и систем органов и организма в целом.

Естественным условием прогрессивной саморегуляции считается саморазвитие, в основе которого лежит естественный отбор и накопление информации, повышающие уровень организации структуры и отражательную способность, то есть функциональные возможности системы. Это происходит в недрах саморегулирующихся систем в результате их взаимодействия с внешней средой. Сущность процесса развития заключается в целенаправленном накоплении информации с последующей ее структурализацией.

Н. Винер рассматривал понятия информации и энтропии, как основополагающие для развития. Э. Шредингер также пришел к выводу, что живой организм (человек) избегает перехода к равновесию не за счет ассимиляции и метаболизма, а “только путем постоянного извлечения из окружающей среды отрицательной энергии, то есть информации. Взаимодействие энтропийной и негэнтропийной тенденции определяет процесс саморегуляции и саморазвития, при условии избыточности негэнтропии (Винер Н., 1958).

В избыточности и проявляется, по существу, специфичность нелинейности, характеризующей и поддерживающей автоколебательное, последовательное течение метаболических циклов в живой развивающейся системе. Благодаря этому система приобретает память. В результате избыточного образования интернейронов и синаптических структур повышается уровень функциональной организации системы, происходит упорядочение структуры, повышение ее надежности и живучести.

Согласно этому подходу, негэнтропность дает адаптивную модификацию. Развиваясь от простого к сложному, саморегуляция и самоорганизация приобретает у человека качественно новые возможности благодаря появлению таких феноменов, как целеполагание и управление (волевое воздействие). Отбор из множества альтернативных вариантов осуществляется по принципу минимума диссипации.

Данный подход, с одной стороны, дает возможность изучать адаптацию как частный случай универсальных процессов самоорганизации в открытых неравновесных системах, абстрагироваться от субъективных мнений и оценок ученых разных направлений и даже наук. Это сулит определенные перспективы в изучении культурно-исторических закономерностей адаптации к стрессам и трудностям в жизни и деятельности коллективных субъектов, разработке моделей их приспособления к социальным трансформациям, предвосхищая и упреждая негативные социальные тенденции при изменениях, например, структуры экономики и конъюнктуры рынка труда, миграции населения и тому подобное.

С другой — он редуцирует субъективные психологические факторы адаптации (в частности, субъективные оценки и переживания, обусловленные менталитетом и культурой) и страдает в какой-то степени механицизмом, возвращая объяснение приспособительных механизмов, хотя и на более сложном уровне, к биодетерминизму. Используя этот подход, следует изначально учитывать сложность и системность приспособительных механизмов, а также историко-культурный аспект их формирования.

Адаптация в социальной психологии.

Анализ подходов к изучению адаптации показывает, что они сложились, прежде всего, в исследованиях психологии личности, и социальная психология, как правило, рассматривает приспособительные процессы и их закономерности, исходя из взаимодействия личности и окружающего мира. Под объектом адаптации подразумевается приспособление человека к изменениям природной и социальной среды, воспринимаемым как стрессоры. Уже выработались определенные традиции в трактовке социальной адаптации как существенного кардинального изменения деятельности индивида, сопровождающегося трансформациями в его социальном окружении (психологический словарь с.11).

При этом подразумевается существование неких объективных критериев успешности (эффективности) приспособления к этим изменениям. Чаще всего в качестве такового используются характеристики социального статуса — интегрального показателя общественного положения субъекта (личности, социальной группы), охватывающего профессию, квалификацию, должность, характер реально выполняемой работы, материальное положение, политическое влияние, деловые связи и др. Указанные характеристики удобны, так как являются объективными параметрами, которые можно использовать в отношении как индивида, так и группы при анализе их функционирования в условиях общественных трансформаций.

Однако не следует полагать, что интерпретация с позиций деятельностной теории является неписаным правилом, можно говорить лишь о некоторых направлениях, сферах изучения этого феномена, уже закрепленных традицией.

Так, описывая закономерности социально-психологической адаптации, группа авторов под руководством А.А. Деркача делает акцент на процессуальном аспекте адаптации (1996), дифференцируя несколько его этапов. Первый из них именуется подготовительным этапом процесса и состоит преимущественно в накоплении релевантной информации о предметных и социальных условиях предстоящей деятельности и протекающий в активно-целенаправленной или пассивной форме, в зависимости от индивидуальных психологических мотивационных свойств личности. За ним следует этап стартового психического напряжения, наполненный переживанием относительно подготовки и вхождения в новые условия профессиональной деятельности, на котором мобилизуются психические и физические ресурсы человека, необходимые для функционирования в новых условиях.

Следующий этап адаптации характеризуется острыми психическими реакциями входа, содержанием которых является переживание фрустрации, провоцирующее конструктивные реакции, способствующие удовлетворению потребности, либо деструктивные реакции. При оптимальном развитии процесса наступает этап завершающего психического напряжения, подготавливающий психику человека к возврату к привычным способам поведения, прежним режимам функционирования, то есть привычной жизни.

Завершается процесс социально-психологической адаптации, по мнению авторов, этапом острых психических реакций выхода, содержанием которых является комплекс эмоциональных и поведенческих реакций, обусловленных вхождением в уже знакомую среду обитания и профессиональной деятельности.

Как видно из вышеизложенного, процессуальный подход развивает ранее сложившиеся в психологии личности представления об адаптации (в данном случае к профессиональной деятельности) применительно к профессиональной деятельности в русле психического детерминизма. В качестве детерминант выступают когнитивные и личностные факторы, психические состояния и устойчивые схемы поведения в контексте профессиональной деятельности. Интересен контекст рассматриваемой проблематики: освоение функций руководства трудовым коллективом (Деркач А.А., 1996).

Несколько иной аспект социально-психологического исследования представлен изучением специфики затруднений в построении межличностных отношений и профессиональной деятельности людей с невротическими и психосоматическими нарушениями, нервно-психическими расстройствами, прерогатива работы с которыми принадлежит сегодня психотерапевтам. Большое количество работ отечественных и зарубежных специалистов сводятся к определению симптомокомплексов изменений в сферах общения, семейных отношений, межличностных отношений в рабочих коллективах, складывающихся в связи с проблемами неудовлетворенности этими отношениями, материальными проблемами и чувством беспомощности перед лицом ситуации.

Тем самым они сосредоточивают внимание на локальных проблемах, не анализируя социальные механизмы возникновения расстройств, присущих коллективным субъектам адаптации, и не ставят целью их предупреждение. Это приводит к тому, что средства воздействия на симптомокомплексы имеют соответствующие масштабы, отсрочены «post factum» и не ставят целью формирование субъекта с хорошим адаптивным потенциалом.

Методологический «прорыв» в этой области стал возможен, благодаря начатому в 1997г. кросскультурному проекту российских, немецких, швейцарских и бельгийских ученых «Эмоции в семейном и интерперсональном контексте», показавшему ведущую роль дезадаптивных установок в происхождении соматоморфных расстройств. А.Б. Холмогорова и Н.Г. Гаранян, в частности, доказали, что внушительная статистика роста тревожных и депрессивных расстройств (которые являются признаками личностной дезадаптации), не может быть объяснена только возрастанием количества стрессовых провокаций и общим увеличением стрессогенности существования человека. В современной культуре существуют специфические социально-психологические факторы, способствующие росту общего количества переживаемых отрицательных эмоций в виде тоски, страха, агрессии и одновременно затрудняющие их психологическую переработку.

Таковыми служат ценности и установки, поощряемые в социуме и культивируемые во многих семьях как отражениях социума. На макросоциальном уровне это культ успеха и достижений, силы и конкурентности, рациональности и сдержанности; на межличнстном — высокие требования и уровень критики, сверхконтроль в сочетании с игнорированием эмоций и запретом на их проявление. Личностными установками, затрудняющими понимание себя и других и провоцирующими негативное восприятие жизни (ту самую субъективную оценку событий, о которой говорилось выше), служат перфекционизм, скрытая враждебность, алекситимия (Холмогорова А.Б., Гаранян Н.Г., 1998).

Действительно, будучи связанными с когнитивными процессами, эти установки и ценности закладывают перманентный конфликт между притязаниями и реальными достижениями: каков бы ни был успех, он оценивается как недостаточный, поскольку есть более богатые, умные, компетентные и т.п. (антиципация ориентирует на недостижимый идеал). Стремление соответствовать высоким общественным стандартам создает постоянное психоэмоциональное напряжение, нарушая процесс рефлексии и саморегуляции, лежащие в основе адаптационных механизмов.

Перечисленные установки — лишь часть аттитюдов, которые могут выступать как социально-психологические факторы адаптации. Ярким примером последствий игнорирования влияния социальных установок на механизмы социально-психологической адаптации к общественным переменам является использование силовых методов в Ираке и Закавказье, усиливающих реакцию активного сопротивления субъекта вплоть до истощения и саморазрушения.

Таким образом, обозначились новые аспекты культурно-исторического подхода к пониманию механизмов социально-психологической дезадаптации, ставящие под сомнение непреложнос