Как объяснять детям таинство святого причащения

Только в Православной Церкви к причастию допускаются младенцы с момента крещения и миропомазания. У католиков, лютеран и англикан «конфирмация» — таинство миропомазания — совершается позднее, когда дети достигают разумного возраста, и только после «конфирмации» подростки становятся членами Церкви и могут причащаться.

В Православной же Церкви таинство миропомазания совершается одновременно с крещением, и поэтому младенцев сразу допускают к причастию. А начиная с семи лет дети приступают к таинству исповеди.

У православных практика причащения младенцев объясняется тем отношением, которое преподал Христос: «Приносили к Нему детей, чтобы Он прикоснулся к ним; ученики же не допускали приносящих. Увидев то, Иисус вознегодовал и сказал им: пустите детей приходить ко Мне и не препятствуйте им, ибо таковых есть Царствие Божие… И обняв их, возложил руки на них и благословил их» (Мк. 10, 13–16).

Иисус Христос показал, что физическое общение, физическая близость к Нему столь же реальны, как и общение интеллектуальное или духовное, и что непонимание младенцами «истин о Боге» не препятствует действительной близости «с Богом».

Веками приносили православные матери в храм своих младенцев и причащали их, и никто не смущался, когда в храме были слышны писк и крик младенцев. Помню, как молодая мать трех детей говорила мне, что ее трехмесячная Таня любит бывать в храме: «Дома мне всегда некогда, всегда я тороплюсь, суечусь, а вот в храме час или полтора она спокойно лежит у меня на руках, и никто нам не мешает…»

Но наступает момент, примерно к двум годам, когда ребенку, особенно если он не привык причащаться, необходимо объяснить, что такое причастие и как приступать к таинству. Мне кажется, что тут не стоит мудрить, достаточно сказать: «Вот батюшка тебе святого хлебца даст, вкусного…» или «Батюшка тебе причастие даст — святое, хорошее, вкусное…» Постепенно, благодаря отношению взрослых к ребенку–причастнику — как его поздравляют, хвалят, целуют, и потому, что в этот день его стараются одеть по–праздничному, — он начинает понимать, что причащение — радостное, торжественное, святое событие.

Если младенец никогда не причащался, и когда его подносят к Чаше, он пугается причастия, как чего–то непонятного, может быть напоминающего ему неприятные ощущения, связанные с принятием лекарства, не надо, мне кажется, заставлять его Лучше пусть он посмотрит, как причащаются другие дети, дать ему кусочек просфоры, поднести к батюшке под благословение, когда прикладываются к кресту, и сказать, что его причастят в следующий раз.

Годам к 3–4–м можно и нужно объяснять детям смысл таинства причащения. Можно рассказывать детям про Иисуса Христа, про Его Рождество, про то, как Он исцелял больных, кормил голодных, ласкал маленьких детей. И вот, когда Он узнал, что скоро умрет, Он захотел в последний раз собраться со своими друзьями–учениками, поужинать с ними. И когда они расположились за столом, Он взял хлеб, разломил и раздал им, сказав: «Этот хлеб — Я Сам, и когда вы будете есть этот хлеб, Я буду с вами». Потом Он взял чашу с вином и сказал им: «В этой чаше Я вам даю самого Себя, и когда вы будете пить из нее, Я буду с вами». Так Иисус Христос первый раз причастил людей и завещал, чтобы все, кто Его любят, также причащались.

Начав с простого объяснения, подрастающим детям можно рассказывать о Тайной Вечери подробнее и полнее, следуя евангельскому тексту. За литургией они услышат слова: «Приимите, ядите, Сие есть Тело Мое, еже за вы ломимое во оставление грехов» и «Пиите от нея вси, Сия есть Кровь Моя Новаго Завета, яже за вы и за много изливаемая во оставление грехов». И к этому их надо приготовить. Но как бы мы ни упрощали евангельские рассказы, важно, чтобы не искажался их смысл.

По мере того как дети взрослеют, важно объяснять им не только евангельские события, с которыми связано таинство причастия, но и то, что оно означает для нас сегодня. За литургией мы приносим наши дары — хлеб и вино. Хлеб и вино — это наша пища и питье. Без пищи и питья человек не может жить, и наши простые дары означают, что мы приносим Богу в благодарность самую жизнь нашу. Вручая нашу жизнь Богу, мы не одиноки: вместе с нами и за нас отдает Свою жизнь Сам Иисус Христос. Объясняя детям смысл таинства святого причастия, можно рассказать, как священник приготавливает наши дары: вырезает частицы из принесенных просфор–хлебцев: одну частицу «Агнец» для причастия, другую в честь Божьей Матери, частицы в честь всех святых, а также в память умерших и живых, о которых его просят молиться. Следует обратить внимание детей, как торжественно переносят приготовленные дары на престол под пение молитвы «Иже Херувимы». Приносить дары — значит благодарить, и смысл литургии — наша благодарность Богу за дарованную жизнь, за наш мир, за то, что Бог Иисус Христос стал Человеком, вошел в нашу жизнь, взял на Себя наши грехи и страдания. Поэтому таинство литургии также называется «Евхаристией» — по–гречески «благодарность». Понимание смысла литургии приходит по мере того, как мы все глубже вникаем в каждый возглас, каждое действие богослужения, каждое песнопение. Это — лучшая школа, которая длится всю жизнь, и задача родителей — развивать интерес детей к познанию того, что они видят и слышат в храме.

На нас возложена ответственность — научить детей, как приступать к таинству святого причастия. Конечно, следует отличать самое существенное от второстепенного. Правила поведения в храме определяются до известной степени условиями нашей жизни. Неприменимы никакие правила к младенцам, но, начиная с семилетнего возраста, в практике Русской Православной Церкви установлено исповедоваться перед тем, как причащаться, соблюдать пост, т. е. не есть и не пить утром до литургии. Помолиться накануне за всенощной и постараться, если есть молитвослов, прочитать хотя бы некоторые молитвы перед причащением. Обычно священник дает нам указания о тех правилах, которые надо стараться соблюдать.

Мы, родители, призваны научить наших детей, как подходить к причастию: сложив руки на груди, а подходя к чаше, не креститься, чтобы нечаянно не толкнуть чашу. Следует назвать священнику свое имя. После причастия нам дают съесть кусочек просфоры и выпить немножко вина с водой — это называется «запивка». Все это внешние правила, и нельзя их смешивать со смыслом и значением таинства, но установленное традицией поведение в храме имеет немалое значение. Детям важно почувствовать в торжественные минуты, что они умеют держать себя, как взрослые.

«Я отдаю себя Христу, а Христос входит в мою жизнь». Его жизнь во мне — вот в чем состоит таинство Святого Причастия, и в этом раскрывается смысл и цель нашей жизни.

О вере и суевериях

Недавно мне пришлось разговаривать с молоденькой учительницей — православной американкой русского происхождения, проведшей некоторое время в России. Рассказывая о том глубоком впечатлении, которое на нее произвело общение с церковными людьми на родине ее предков, эта американка заметила, что наряду с самой искренней и чистой верой ей пришлось встретиться с многочисленными примерами наивного суеверия. Суеверия, рассказывала она, процветают не только в быту, когда люди стараются не здороваться через порог или пугаются, если черная кошка перебежит дорогу. Они проникают и в религиозную жизнь положить столько–то земных поклонов, прочитать столько–то раз такую–то молитву, съездить в такое–то святое место — и твое желание исполнится. Молитва, почитание святых, поклонение иконам воспринимаются иногда, как некая магия или волшебство.

Христианство в России всегда было верой народной, верой всего народа, а не только его интеллектуальной верхушки. Догматы веры облекались в образы народного художественного творчества. В этих перевоплощениях случались искажения веры, но часто народное творчество в своих сказках, преданиях и былинах действительно передавало представление о Боге в более доступной для народа форме, чем богословские труды великих церковных мыслителей. Как много глубокого смысла в таких сказаниях, как, например, о граде Китеже! А как поучительна народная сказка о Николе Угоднике, позванном Господом вместе с преподобным Кассианом Римлянином и опоздавшем явиться, потому что он помогал мужику вытаскивать увязший в грязи воз. Сказка объясняет, почему Бог память Николы Угодника установил праздновать два раза в год — 6 декабря и 9 мая, а Преподобного Кассиана — раз в четыре года — 29 февраля.

В замечательной книге «Мысли врасплох» Андрея Синявского есть рассказ:

«Старуха явилась из бани, разделась и отдыхает. Сын хотел было постричь у нее ногти на ногах, чудовищные, заскорузлые ногти. — Что ты, Костя! Что ты! Мне помирать пора. Как же я — без ногтей — на гору к Богу полезу? Мне высоко лезть… Вряд ли старуха забыла, что ее тело сгниет. Но ее представления о Царстве Небесном реальны до земной осязаемости. И свою бессмертную душу она воспринимает реально — с ногтями, в нательной рубашке, в виде босоногой старухи. Подобного рода уверенности часто недостает нашим философско–теологическим построениям, где все понимается настолько спиритуально, что уж неизвестно, существует ли Господь в самом деле, или Он только символ наших гуманных наклонностей».

Несмотря на верность высказанной Синявским мысли, мы должны признать, что суеверия могут быть опасны, особенно когда они проникают в религиозную жизнь и сковывают нас духовно, когда они заменяют суть веры внешними, бессмысленными приметами. И это особенно важно понимать нам, родителям, когда мы стремимся воспитать в наших детях сильную, крепкую, разумную веру.

Суеверия существовали всегда в истории русского православия, но в духовной жизни народа постепенно осуществлялся процесс религиозного просвещения и образования, формировалась иерархия ценностей. Было и то, что делали по обычаю, потому что так привыкли, потому что это весело и интересно. Но оставалась основа и суть нашей веры, то, на чем строилась жизнь: вера, любовь, долг, смирение, терпение. Помню, как еще в детстве, в деревне, я усердно собирала и клала себе под подушку двенадцать трав в ночь на Ивана Купалу, чтобы приснился мой будущий жених; помню, как весело было гадать под Новый Год. Это была игра, весело было «делать вид», что мы во все это верим, но мы не становились язычниками. Гораздо больше ценилось усердие, с которым мы несли домой свечу в Страстной Четверг после чтения 12–ти Евангелий, зажигали от нее лампадку и берегли огонь до Пасхи. Не был ли это тоже, в каком–то смысле, суеверный обычай? Может быть, но в нем нам приоткрывался смысл того, что страдания Христа освящают и просвещают нашу жизнь, и благодаря обычаю мы воспринимали это реальнее, чем если бы нам объясняли на словах.

Теперь времена другие. Большинство православных семей лишено регулярного религиозного образования и просвещения. Лишены этого не только дети, но были лишены и родители, а иногда и дедушки и бабушки. Знаний о вере очень мало в наших семьях, а вера живет — она светла и чиста. Родителям приходится самим разбираться в том, как научить верить наших детей, как научить их понимать разницу между верой и суевериями.

Мне кажется, что всякое суеверие заключается в том, чтобы принести нам конкретную удачу, избавить от определенной беды. Суеверие — это магизм, желание овладеть обстоятельствами, манипулировать ими, подчинив их себе. Магизм зародился вместе с первыми религиозными исканиями человека и всегда был в оппозиции к религии. В своей замечательной книге «Магизм и единобожие» протоиерей Александр Мень, трагически погибший в 1990 году, пишет: «…магией называются различные действия, цель которых — повлиять воображаемым сверхъестественным путем на окружающий мир». В этом определении верно одно: магия действительно имеет целью повлиять на окружающий мир.

Маг очень часто противостоит священнику. Это и понятно. Внутренняя направленность магизма и религии — противоположны… Священник обращается к Богу с молитвой, а маг ищет только достижения могущества на охоте, в земледелии, в борьбе с врагами…»

Цель всех суеверных привычек и верований — попытка человека как–то самому повлиять на события жизни: избежать неудачи, узнать, что случится, получить что–нибудь. Суть христианской веры противоположна этому. «Да будет воля Твоя!» — учит нас молитва Господня. Мы свободны в том, как мы относимся ко всем событиям, — принимаем их, стараемся преодолеть или изменить, используем их, как нам кажется правильнее, боремся или убегаем, но мы твердо верим: все, что посылается нам, посылается не без воли Бога!

«Вера же есть… уверенность в невидимом» — читаем мы в послании к Евреям (11, 1). Мы верим и можем верить лишь в том случае, когда мы можем не верить. Вера должна быть свободным актом нашей воли. Это единственное, о чем спрашивал Иисус Христос у больных перед исцелением:

«Веруете ли, что Я могу это сделать?» (Мф. 9, 28). Вера ничего не навязывает Богу и готова принять все, что посылает Бог.

Вера разумна и не противоречит знанию. Чтобы поверить, важно знать, во что веришь. Настоящая вера не слепа, и чем больше мы узнаем, тем больше мы верим, и чем больше мы верим, тем больше мы узнаем. Вера всегда есть личностный акт, исходящий от человека. Недаром молитва «Символ Веры», которую мы слышим за Литургией, начинается словом «Верую…».

Суеверные обычаи допустимы лишь как игра, как шутка, как наивная привычка. Но они становятся вредны, когда влияют на качество нашей веры. Вера исключает суеверия.