Критика симулякра: позиция Бодрийара.

Сравнивая репре­зентативную и нерепрезентативную модели знака, Бодрийар отмеча­ет, что симуляция начинается с отрицания принципа эквивалентности знака и реальности, отрицания знака как ценности, вынесения смерт­ного приговора любой референции. Сосредоточивший основное вни­мание на средствах массовой коммуникации в эпоху технического воспроизводства (и прежде всего — телепродукции), Бодрийар прихо­дит к выводу, что образ взял верх над реальностью, опережает ее, "навязывает реальности свою имманентную эфемерную логику, эту аморальную логику по ту сторону добра и зла, истины и лжи, логику уничтожения собственного референта, логику поглощения значения..." [57, с. 67]. Образ "выступает проводником не знания и не благих намерений, а, наоборот, размывания, уничтожения значения (события, истории, памяти и так далее)" [57, с. 67]. Результат — поглощение реальности ирреальностью, "прохладное", функциональное удоволь­ствие, которое нельзя назвать в буквальном смысле эстетическим, бесстрастное, механическое наслаждение. Такова, пишет Бодрийар, "логика симулякра: место божественного предопределения занимает столь же неотступное предшествующее моделирование" [57, с. 64]. Поэтому у Бодрийара симулякр — злой демон.

На основании изучения "культуры симулякров" Бодрийар выдвинул тезис об исчерпанности возможностей искусства, его конце, легити­мации кича под знаменем постмодерна. К выводу о смерти искусства по той же причине пришел Марсель Дюшан. В сущности, оба харак­теризуют массовую культуру постмодерна.

Апология симулякра: комментарий Клоссовски.

Противопо­ложную позицию занимает Пьер Клоссовски. Комментируя Жоржа Батая, он замечает: "Симулякр образует знак мгновенного состояния и не может ни установить обмена между умами, ни позволить пере­хода одной мысли в другую" [213, с. 172]. Преимущество симулякра Клоссовски видит в отсутствии намерения "закрепить то, что он пред­ставляет из опыта, и то, что он выговаривает о нем..." [213, с. 173]. Симулякр, считает Клоссовски, верно передает долю несообщаемого. Понятие же и понятийный язык предполагают то, что Батай называет "замкнутыми существованиями".

Характеризуя симулякр, Клоссовски пишет: "Упраздняя себя вме­сте с идентичностями, язык, избавленный от всех понятий, отвечает уже не бытию: в самом деле, уклоняясь от всякой верховной иденти­фикации (под именем Бога или богов), бытие схватывается только как вечно бегущее всего существующего, как то, в чем понятие намере­валось замкнуть бытие, хотя только лишь затемняло вид его бегства; разом существование ниспадает в прерывность, которой оно не пе­реставало быть" [213, с. 175].

Крайности позиций Бодрийара и Клоссовски отражают как неод­нозначное отношение к симулякру, так и амбивалентность самого симулякра, способного порождать диаметрально противоположные явления. По-видимому, требуется разработка типов симулякра, кото­рая прольет свет на этот вопрос. Доныне же приходится уточнять: симулякр по Деррида, симулякр по Делезу, симулякр по Бодрийару ("подделка" Делеза?) и т. д. От исходной позиции во многом зависит оценка постмодернизма — культуры симулякров.

Постфилософский дискурс.

Важнейшие идеи, выдвинутые гост-структуралистами, — мир (сознание) как текст, множественность исти­ны, истина как возможность не-истины, представленной в симулякрах, деконструкция культурного интертекста, конец фаллогоцентризма, конец homoцентризма, плюрализм, постгуманизм и др. — обозначили новый этап в развитии философии.

Предложенный постструктуралистами способ философствования не только наносил удар по монополизму в сфере мышления, идеоло­гическому диктату, но и закладывал мины под социальные институты и властные структуры, "легитимируемые" фаллогоцентрическими по сво­ей природе дискурсами. Он менял взгляд на историю, лишая его ли­нейности*, жесткого детерминизма**, предзаданности***, закрытости, завершенности**** и в конечном счете — тотальности, противопос­тавляя ему принцип нелинейности, многовариантности, открытости. История для постструктуралистов и их последователей — "это откры­тое пространство бесконечных трансформаций, интерпретаций" [392, с. 370].

* Обязательности линейной последовательности прошлого, настоящего и бу­дущего — с неизменной привилегией настоящего времени, упрощенно-вульгаризатор­скими представлениями о прогрессе и светлом будущем.

** Представления об исторической необходимости, о железных законах, предо­пределяющих развитие истории.

*** "Просвещенческая идея истории является историей для человека, историей человека. Человек является пред-данной целью этой истории" [392, с. 375].

**** Представления о невозможности иного варианта истории, обязательности апокалипсического/коммунистического и т. д. ее "финала".

Децентрация субъекта и конец homoцентризма отражали общую тенденцию "перехода от классического антропологического гуманиз­ма к универсальному гуманизму, включающему в свою орбиту не только все человечество, но и все живое, природу в целом, космос, Вселенную" [283, с. 121].

Под влиянием постфилософии начинают преобразовываться и другие гуманитарные науки, появляются различные разновидности деконструктивизма..

Деконструкция психоанализа.

Если Деррида основное внима­ние уделяет деконструкции философии, то Делез и психоаналитик Гваттари осуществляют подобную операцию в отношении психоана­лиза. Это не случайно. Постструктурализм явился реакцией на обще­европейский кризис рационализма, наступивший в конце 60-х гг. Приверженцы постструктурализма особое внимание уделяют осмыс­лению иррационального, бессознательного. От классического психо­анализа ими унаследовано представление о том, что власть над соз­нанием человека принадлежит бессознательным структурам и механизмам ("машинам", по Лакану), которые формируют социум ("социальную машину").