Поединок Сухраба с Гурдафарид

 

 

Дочь Гаждахамова Гурдафарид,

Увидев, что Хаджир бесславно сбит,

От горя в исступленье застонала

И яростью и гневом запылала.

Хоть юной девушкой была она, –

Как витязя, влекла ее война.

Отцов‑богатырей была в ней сила,

Она в боях мужей копьем разила.

Такой был ей из‑за Хаджира стыд,

Что потемнели лепестки ланит.

Она мгновенья медлить не хотела,

Кольчугу, налокотники надела

И, косы уложивши над челом,

Их под булатный спрятала шелом.

Она, как грозный всадник, красовалась

На скакуне: как вихрь, она помчалась,

И пыль над степью облаком взвила,

И так к войскам Турана воззвала:

«Кто в верховом бою у вас искусен?

Кто вождь у вас? Смелей выходит пусть он!

Пусть доведется испытать киту

Моих ударов мощь и быстроту!»

Смотри: никто из воинов Турана

Не вышел с ней на бой в простор майдапа.

Ее Сухраб увидел издали,

Как в облаке, летящую в пыли.

Сказал он: «Вот еще онагр несется!..

В петлю мою сейчас он попадется!»

Кольчугу он и чинский шлем надел,

Навстречу ей, как ветер, полетел.

Гурдафарид свой лук тугой схватила

И молнией стрелу в него пустила.

Когда стрелу пускала в высоту,

Она орла сбивала на лету.

Хоть стрелы вихрем с тетивы летели,

Они задеть Сухраба не сумели,

Их отражал Сухраба щит стальной.

Позорным он почел подобный бой,

Сказал он: «Хватит! Кровь должна пролиться!»

И на врага помчался, словно птица.

Увидев – жаждой битвы он горит, –

Оставила свой лук Гурдафарид

И поскакала, по полю петляя,

Копьем своим Сухрабу угрожая.

Великим гневом возгорел Сухраб,

Бой сразу кончить захотел Сухраб.

Он мчался, издавая львиный рык,

И, как Азаргушасп, ее настиг,

Копьем ударил в стягивавший туго

Кушак, разорвалась ее кольчуга, –

И словно бы човганом – не копьем,

Как мяч, ее он вскинул над седлом.

Гурдафарид рукой в седло вцепилась,

Другой рукой за меч свой ухватилась

И разрубила пополам копье,

И плотно села на седло свое,

И вихрем улетела в туче праха.

Ловка была она, не знала страха.

Сухраб за нею вслед погнал коня;

Он гневом омрачил сиянье дня.

Вот он настиг. И за ее спиною

Привстал и шлем сорвал с нее рукою.

Взметнулись косы, по ветру виясь,

От шлема тяжкого освободясь.

И понял витязь, полон изумленья,

Что с женщиною вышел он в сраженье.

Сказал: «Подобных девушек Иран

Сегодня шлет на боевой майдан!..

Их витязи, когда коней пускают,

Над степью пыль до облак подымают.

Но коль в Иране девы таковы,

То каковы у них мужчины‑львы?»

Тут он аркан свой черный вслед метнул ей

И стан петлею туго захлестнул ей.

Сказал ей: «Луноликая, смирись

И не пытайся от меня спастись!

Хоть много дичи мне ловить случалось,

Такая лань впервые мне попалась!»

Увидев, что беда ей предстоит,

Открыла вдруг лицо Гурдафарид.

И молвила: «Не надо многих слов,

Ты – лев могучий среди храбрецов!

Подумай: с той и с этой стороны

На бой наш взгляды войск обращены…

Теперь с лицом открытым я предстала,

И разнотолков, знай, пойдет немало,

Что, мол, Сухраб до неба напылил –

В единоборство с женщиной вступил,

Копьем тяжелым с девушкою бился

Перед мужами – и не устыдился!

Я не хочу, чтобы из‑за меня

Шла о Сухрабе славном болтовня.

Мир заключим, чтоб завязать язык их…

Ведь мудрость, знаешь сам, удел великих.

Теперь мой замок и мои войска –

Твои! Как клятва, речь моя крепка.

И крепость и сокровища Хаджира –

Твои. Зачем нам битва после мира?»

Сухраб, на лик прекрасный брося взгляд,

В цвету весны увидел райский сад.

Ее красой душа его пленилась,

И в сердце, как в ларце, печаль укрылась.

Ответил он: «Тебя я отпущу,

Но помни: я обмана не прощу.

Не уповай на стены крепостные,

Они не выше неба, не стальные.

С землей сровняю эти стены я,

И нет против меня у вас копья».

Гурдафарид вперед – крылатым лётом –

Коня послала к крепостным воротам.

Сухраб за нею рысью ехал вслед,

Он верил, что ему преграды нет.

Тут крепости ворота заскрипели

И пропустить Гурдафарид успели.

И вновь захлопнулись и заперлись.

У осажденных слез ручьи лились,

В подавленных сердцах кипело горе,

Тонуло все в постигшем их позоре.

К Гурдафарид, со всею свитой, сам

Седобородый вышел Гаждахам,

Сказал: «О с благородным сердцем львица,

О дочь моя! Тобой Иран гордится!

Страдали мы, неравный видя бой,

Но не бесславен был поступок твой.

Ты выхода искала в честной битве,

Но враг силен. Внял бог моей молитве, –

В обмане ты спасенье обрела

И невредима от врага ушла».

Гурдафарид в ответ лишь засмеялась

И на стене высокой показалась.

Увидела Сухраба за стеной

И молвила: «Что ждешь ты, витязь мой?

Иль ожидать напрасно – твой обычай?

Увы, навек расстался ты с добычей!»

Сказал Сухраб: «О пери, пред тобой

Клянусь луной, и солнцем, и судьбой, –

Разрушу крепость! Выхода иного

Не вижу я. Тебя возьму я снова.

Как ты раскаешься в своих словах,

Когда в моих окажешься руках!

Как сожалеть ты будешь, что сначала

Ты не исполнила, что обещала!»

Гурдафарид ответила, смеясь:

«Я сожалею, о мой юный князь!

Неужто, витязь мой, не знал ты ране,

Что тюрки брать не могут жен в Иране?

Что ж, значит, я тебе не суждена!

Но не печалься, то судьбы вина…

Хоть сам ты не из тюркского народа,

В тебе видна иранская порода.

С такою мощью, с красотой твоей,

Ты был бы выше всех богатырей.

Но если скажет слово шах Ирана,

Что юный лев повел войска Турана –

Подымется Рустам из Сеистана,

Не устоишь ты против Тахамтана!

Беда тебе! – из войска твоего

В живых он не оставит никого.

Мне жаль, что этот стан и эти плечи

Поникнут и падут во прахе сечи.

Повиновался б лучше ты судьбе,

Вернулся бы скорей в Туран к себе.

А ты на мощь свою лишь уповаешь,

Как глупый бык, бока свои терзаешь!»

Сухраб, внимая, от стыда сгорал.

Что замок трудно взять, он это знал.

Невдалеке от крепости стояло

Село и над собой беды не знало.

Сухраб пошел и разорил село,

По локоть руки окунул во зло.

Сказал потом: «Ночь наступает, поздно…

Пора нам отдохнуть от сечи грозной,

А в полночь здесь неслыханная быль

Свершится. Мы развеем стены в пыль».

И, повернув коня, погнал безмолвно,

Вернулся в стан, печалью смутной полный.