Андроник IV Палеолог, Иоанн VII Палеолог

Андроник IV Палеолог (1348 - 1385, имп. в 1376 - 1379)

До 1371 г. Андроник, старший сын Иоанна V (род. 11 апреля 1348 г.), считался наследником престола. После истории с отказом Андроника выплатить венецианцам деньги за отца обиженный император лишил его прав на трон и передал их второму сыну Мануилу. В 1373 г., когда Иоанн V находился вместе со своим сюзереном Мурадом I в Малой Азии, Андроник и сын султана, Санджи, сговорились и подняли мятежи против отцов. Мурад подавил восстание, своего сына он ослепил и посоветовал сделать то же самое с Андроником и его сыном (будущим императором Иоанном VII). Однако Иоанн V не последовал такому совету (Палеологи всегда старались не быть жестокими по отношению к родственникам) и, рискуя навлечь на себя гнев султана, распорядился произвести ослепление не до конца (когда раскаленный металлический прут - орудие казни - держали перед глазами ослепляемого непродолжительное время, зрение ухудшалось, но совсем не исчезало). Андроник потерял один глаз, а вскоре бежал из заключения и укрылся в Галате.

Летом 1376 г. он выпросил помощи у генуэзцев и обратился с такой же просьбой к Мураду I. «Хороший момент для меня!» - обрадовался султан и дал мятежнику десять тысяч воинов. 12 августа после недолгой осады Константинополь был взят, отца и брата Мануила узурпатор посадил в темницу. За предоставленных наемников Андроник IV вернул под власть османов города на полуострове Галлиполи, захваченные в свое время Амадеем Савойским.

В 1379 г. Иоанн V и Мануил Палеологи сумели бежать к тому же Мураду I. На этот раз султан выделил войска против Андроника. 1 июля 1379 г. солдаты Иоанна и Мануила ворвались в Константинополь. Андроник не сдавался, целый месяц в городе шли бои. 28 июля законные императоры предприняли первую попытку штурма Влахернского дворца, 4 августа дворец пал.

Андроник IV вновь перебрался в Галату, прихватив с собой в качестве заложника престарелого Иоасафа Кантакузина. Спустя два года султан, которому выгодна была нестабильность в верхах империи, заставил Иоанна V «простить» Андроника, снова объявить его наследником и дать в удел северные города Мраморного моря. Дмитрий Кидонис, комментируя все эти события, с горечью писал: «Продолжает свирепствовать старое зло, которое причинило общее разорение. Я имею в виду раздоры между императорами из-за призрака власти. Ради этого они вынуждены служить варвару [султану. - С.Д.]» [132, т.З, с. 166].

В 1385 г. Андроник снова восстал против отца, был разбит, сдался и вскоре умер.

Иоанн VII Палеолог (ок. 1370 - 1408, имп. в 1390, регент в 1399 - 1403)

Внук Иоанна V (сын Андроника IV)[1]. До мятежа 1390 г. владением Иоанна была Силимврия. 14 апреля 1390 г. он при поддержке Баязида I захватил Константинополь и короновался[2]. Правление Иоанна VII длилось всего несколько месяцев - его дядя Мануил, подоспев на выручку к отцу, выбил узурпатора из столицы. Спустя восемь лет Иоанн VII вновь поднял восстание, но тот же Мануил II и на этот раз не дал реализоваться честолюбивым мечтам родственника. Иоанн VII откровенно предлагал французам свои туманные права на трон империи в обмен на более ощутимое - замок в Европе и ежегодную ренту в 25000 флоринов, однако те отказались от сомнительной сделки.

Во время отъезда Мануила II симвасилевс Иоанн VII остался за него. Получив «в наследство» турецкую осаду, регент повел себя достаточно храбро. Когда в 1402 г. султан в очередной раз потребовал сдать ему Константинополь, Иоанн VII сдержанно ответил, что греки-де и слабы, но уповают на Бога, который может сделать их сильными.

По возвращении Мануила II Иоанн VII получил в удел остров Лемнос и Фессалонику, а также титул «василевс Фессалии».

[1] Мурад I приказал ослепить Иоанна вместе с отцом и, как и в отношении Андроника IV, это сделали не полностью - Иоанн VII сохранил зрение, хотя видел плохо, косил и часто моргал.
[2] Это была вторая коронация - как соправителя Иоанна VII венчал на царство его отец еще в 1376 г.

Мануил II Палеолог

(1350 - 1425, сопр. с 1371, имп. с 1391)

Средний сын Иоанна V короновался весной 1391г. Новый император был непримиримым противником турок. Еще будучи деспотом Фессалоники, он замышлял поднять восстание против султана, и лишь угроза похода Мурада I заставила отважного деспота прекратить подготовку мятежа. Султан, видя в Мануиле врага, настоял вначале на передаче прав наследника его брату Андронику IV (1381), а затем приказал именно Мануилу возглавить греческие отряды, посланные согласно вассальной обязанности Византии на подмогу туркам в Малую Азию. Можно себе представить, что испытывал Мануил, вынужденный в ходе операций султана принимать участие в осадах греческих городов! «На мой вопрос, как эти города назывались, ― дышат болью строки его писем домой, - те, кого я спрашивал, отвечали: «Как мы их уничтожили, так время уничтожило их названия»; и тотчас же меня охватывает печаль. Но я печалюсь молча, будучи еще в силах сдерживать свои чувства... Ведь мы сражаемся с ними и за них [турок], а это значит увеличивать их силу и уменьшать силу нашу» [105, т. III, с. 17]. Воистину, если последним Палеологам выпала тяжкая доля видеть агонию своей державы, то Мануил II оказался несчастен вдвойне, ибо природа наделила его несомненным умом и талантами, а политическая ситуация часто оставляла бессильным наблюдателем. Как ни старался василевс сдержать экспансию османов, получалось это у него, не имевшего ни денег, ни солдат, плохо. «Единственным оружием императора была дипломатия, оружием Баязида - кривая сабля. Перевес всегда оставался на стороне султана» [132, т. III, с. 168]. Даже на свою коронацию Мануилу пришлось тайком бежать из лагеря султана под Брусой.

В 1392 г. турки оккупировали Македонию, через год - Болгарию. Население столицы болгар Тырново после взятия города османы вырезали без малейшей жалости. В 1394 г. пала Фессалоника, а вскоре Баязид Йиллырдым предъявил Мануилу II заведомо невыполнимый ультиматум, требуя, чтобы кадию (судье) мусульманского квартала Константинополя в случае тяжб с мусульманами было бы подсудно и христианское население столицы. «Если же не хочешь повиноваться мне, - вещал султан, - запри ворота своего города и правь внутри, а за стенами все мое» [132, т. III, с. 168]. Император, естественно, отказался, и Баязид начал войну.

Почти восемь лет (с перерывами) длилась блокада греческой столицы. Большую часть припасов доставляли в город по морю, свободному от турок, но этого было явно недостаточно. Жители страдали от голода, на отопление разбирали дома, однако Константинополь держался, надеясь на себя, Бога и западную помощь. Мануил Хрисолор (см. «Иоанн V”) обивал пороги католических государей, выпрашивая солдат и денег для спасения единоверцев. Несмотря на царивший в западной церкви разброд и «великую схизму» (престол св.Петра оспаривали тогда папа Бонифаций IX в Риме и Бенедикт XIII в Авиньоне), после захвата турками Валахии венгерский король (и будущий император Священной Римской империи) Сигизмунд смог организовать антиосманский крестовый поход. Основную силу крестоносцев составили польские, чешские, немецкие, французские и венгерские рыцари. Осенью 1396 г. христианская армия достигла дунайского города Никополя. Среди рыцарей не было единства, венгры ссорились с французами, дисциплина в войске отсутствовала. 25 сентября на холмистой равнине близ Никополя армии османов и крестоносцев выстроились для решающего боя. Сигизмунд Люксембург (Жигмонд) обладал несомненными полководческими способностями, и вначале, несмотря на двукратный перевес в силах, турки несли большие потери. Судьбу сражения решило безрассудство французских рыцарей, так ничему и не научившихся даже после Кресси и Пуатье. Храбро опрокинув цепи янычар, они, вопреки отчаянным призывам Сигизмунда вернуться, вырвались вперед, сочтя битву выигранной, сошли с коней и оказались лицом к лицу с пятнадцатитысячной свежей конницей неприятеля. Опрокинув французов, не успевших даже сесть в седла, турки и их сербские союзники превратили сражение в настоящее избиение христиан. Десять тысяч крестоносцев попали в плен. Взбешенный огромными потерями мусульман, Баязид распорядился казнить их, кроме трехсот наиболее знатных рыцарей, за которых потребовал выкупа. И когда Сигизмунд, нашедший спасение в Константинополе, возвращался в Европу через Дарданеллы, султан выстроил пленников по обоим берегам пролива и те посылали вслед королевской галере проклятия.

Вскоре после никопольской битвы армии Баязида вторглись на Пелопоннес. Ситуация казалась настолько безрадостной, что деспот Феодор I

Палеолог с согласия брата продал почти весь деспотат (кроме города-порта Монемвасии) ордену госпитальеров[1].

Петля осады Константинополя затянулась еще туже, и Мануил II принялся снова забрасывать христианских государей письмами с мольбой о спасении. Но ни короли Арагона и Англии, ни дож Венеции ничего византийцам не дали. Лишь французский король Карл VI отрядил на выручку «столицы городов» тысячу двести латников во главе с вырвавшимся из турецкого плена отважным маршалом Бусико, да православный великий князь московский Василий I прислал деньги. Тогда василевс, по примеру своего отца, решил лично отправиться в Европу. 10 декабря 1399 г., оставив регентом племянника Иоанна VII, а семью препоручив морейскому деспоту Феодору I (двор которого находился тогда в Монемвасии), Мануил II Палеолог отплыл на кораблях Бусико из осажденной столицы. Он побывал в Венеции, Падуе, Флоренции, Милане и в начале июня 1400 г. прибыл в Париж. Двор Карла VI дал обнищавшему монарху некогда великой державы ренту в 30 000 серебряных монет ежегодно и обеспечил роскошный прием. Окрыленный надеждой на значительную помощь войсками, обещанными в Париже, Мануил в октябре пересек Ла-Манш, просить солдат у английского короля. Однако занятый борьбой с непокорными баронами и соседями-шотландцами Генрих IV Ланкастер не изъявил ни малейшего желания слать армии на далекий Восток, хотя отнесся к царственному гостю радушно.

В феврале 1401 г. василевс вернулся во Францию. Палеолога снова начали развлекать и выказывать ему всяческое участие. Так как византийский император обладал весьма эффектной внешностью («Некогда Баязид, враг его, сказал о нем, что даже тот, кто не знает, что это василевс, по одному только виду сказал бы, что ему пристало быть царем» (Сфрандзи, [81, с. 191]), живописцы Парижа написали его портрет.

Карл VI Валуа не торопился исполнить обещанного. Грекам становилось ясно, что воспоминания о хорошем отношении и подарки - это все, что они сумеют увезти из Франции. У короля участились припадки безумия, и с каждым днем надежда Мануила вернуться домой во главе западных армий таяла.

Византийское посольство произвело известное впечатление на просвещенную часть европейской аристократии. Сам Мануил II блистал образованностью и писательскими способностями. В условиях жесточайшей нехватки средств этот император никогда не забывал поддержать константинопольскую науку деньгами. Папа (1458 - 1464) Пий II писал впоследствии, что во времена его молодости (середина и конец правления Мануила II) любой итальянец, желавший произвести впечатление образованного человека, должен был утверждать, что обучался в Константинополе, - это было лучшей рекомендацией.

Греческую столицу спас, сам того не желая, Тимур. 28 июля 1402 г. в одном из крупнейших сражений средневековья, битве при Анкире, армии «железного хромца» нанесли сокрушительное поражение Баязиду I. Большая часть войска султана погибла, сам он попал в плен и в железной клетке был отправлен в ставку победителя. Конечно, ни о какой осаде Константинополя речи уже не шло.

В ноябре 1402 г. Мануил Палеолог покинул Париж, так и не получив солдат короля, и к лету 1403 г. вернулся в Константинополь.

Пользуясь смутами, вспыхнувшими среди османов, ромеи вернули Фессалонику[2].

В 1411 г. турки снова осадили Константинополь, на этот раз по инициативе султана Мусы, брата султана Мехмеда I Челеби («благородного»).

Спустя два года Мехмед I разбил Мусу и снял осаду. Междуусобная война в османской державе, которую в немалой степени питали интриги византийцев, длилась до 1418 г. Используя передышку, за это время существенно увеличили свои впадения деспоты Мореи. Император принял в этом деятельное участие, целый год (с лета 1415 по лето 1416) провел в Мистре; под его руководством был восстановлен Гексамилион - стена с башнями, с давних времен преграждавшая перешеек Истм.

В 1421 г. Константинополь поддержал династические претензии Кючук-Мустафы, брата только что воцарившегося султана Мурада II. Это оказалось крупной ошибкой Мануила II и его соправителя Иоанна VIII. Мустафа, разгромленный и попавший в плен, указал на них как на возбудителей мятежа, и разгневанный султан в июне 1422 г. подошел с войском к Константинополю. Над Босфором зазвучали выстрелы первых пушек, повисли дымы от первых пороховых мин. Греки сражались храбро. Решительный штурм у ворот св.Романа был отбит в августе, османы бежали, оставив почти все свои орудия. Вскоре в Малой Азии началось мощное народное восстание, и Мурад II отступил.

Мануил, которого разбил паралич, лежал тогда при смерти во Влахерн-ском дворце. Затем император оправился, но теперь уже не он, полупарализованный старик, определял политику двора ромеев, а Иоанн VIII.

В следующем году султан напал на Морею, разрушив возведенную греками на Истме стену. Наемники деспотов явили удивительную трусость, мусульманские завоеватели огненной лавиной прошли по Пелопоннесу. 23 февраля 1424 г. под угрозой нового нашествия Мануил II и Иоанн VIII подписали мирный договор с султаном на крайне тяжелых условиях - дань в 30 000 иперпиров ежегодно и значительные территориальные уступки. После этого старший Палеолог полностью отошел от дел. Умер Мануил II 21 июля 1425 г., не дожив до своего семидесятилетия шести дней.

[1] Рыцари не смогли утвердиться в Морее из-за сильнейшего противостояния местного населения, в первую очередь духовенства. Через несколько лет сделка была аннулирование, ромеи деньги вернули.
[2] В 1423 г. сын Мануила II деспот Андроник, видя невозможность отстоять город от турок, продал Фессалонику венецианцам и ушел в монастырь. Османы захватили город в 1430 г.

Иоанн VIII Палеолог

(1392 -1448, сопр. с 1421, имп. с 1425)

Мануил II Палеолог имел шестерых сыновей: Иоанна, Феодора, Андроника, Константина, Фому и Дмитрия. Феодор умер в 1438 г. деспотом Мореи, Андроник - еще ранее в монастыре, двое, Иоанн и Константин, стали последними василевсами тысячелетней империи, а Фоме и Дмитрию престол уже не достался.

Фактически Иоанн VIII управлял тем, что осталось от Византии с 1421 г., когда отец сделал его соправителем. Царствование этого императора прошло в атмосфере постоянной борьбы греков с потомками западных феодалов, владевшими Ахайей и Мореей (в 1428 -1432 гг. воинственный деспот Константин изгнал последних из Мореи, где лишь четыре города - Аргос, Навплий, Кротон и Модона остались под протекторатом Венеции).

Однако не менее существенными для истории Византии оказались конфликты внутри страны - между так называемыми «православным» и «латинофильским» движениями. Во главе первого, наиболее влиятельного, стоял Марк Евгеник, митрополит Эфесский. Ортодоксы утверждали, что поклониться папе, нарушив тем самым исключительность православия, пусть даже во имя спасения державы от мусульманской угрозы, - тяжкий грех и предательство веры.

Точку зрения «латинофилов» (сторонников контакта с Западом и даже подчинения ему), позиции которых разделяли и последние Палеологи, отстаивали политики и ученые-гуманисты (после 1440 г. их главой был ученик Плифона, Виссарион, митрополит Никейский).

Империю вновь, как и во времена Иоанна V, охватили споры о вере. И как тогда, каждому пришлось решать, что же важнее спасти - православие или государство...

Ясно видя, что без опоры на западные страны Константинополь и Морея рано или поздно окажутся проглочены османами, Иоанн VIII сделал свой выбор и решился, как некогда его отец и дед, искать поддержки у католического мира. Цена ее была известна - уния. Переговоры о ней шли еще во времена Мануила II, но были прерваны турецкой осадой 1421 г. Новый этап начался в 1431 г. и длился семь лет.

Предполагаемая уния была важным политическим моментом в жизни не только Византии, но и самой Западной Европы. В те поры авторитет папства, после «великой схизмы» и владычества таких «пастырей», как садиста Бартоломео Приньяно (Урбан VI) или убийцы и развратника, бывшего пирата, Балтазара Коссы (Иоанн XXIII), пал невероятно. На соборе в Констанце (1414 -1418) был установлен принцип супрематии собора над папой. 23 июля 1431 г. в Базеле начал работу следующий собор католических епископов, подтвердивший это положение. Папа Евгений IV распустил собор, но «соборные отцы» не подчинились приказу и продолжили работу. В этой плачевной для владычества римской курии ситуации объединение церквей Запада и Востока, свершись оно под эгидой римского первосвященника, могло стать великолепным политическим капиталом престола св. Петра. Это понимали и «базельские отцы». Каждая из сторон стремилась перетянуть на свою сторону «императора греков» и его клир, в ход шли дипломатические уловки, подкуп и щедрые обещания. Дошло до того, что галеры, присланные базельцами, едва не начали в виду башен Константинополя морской бой с галерами папы.

Евгений IV показался Палеологу более склонным к компромиссу партнером, да и место предполагаемого вселенского собора - Феррара, - на которое согласился папа, лучше подходило грекам, чем далекий Базель.

24 ноября 1437 г., на восьми изукрашенных судах, сопровождаемый патриархом Иосифом II, православной церковной делегацией (патриархи Александрии, Антиохии и Иерусалима назначили от себя по два полномочных представителя) и прихватив с собой брата, деспота Дмитрия, которого по буйству характера опасно было оставлять в столице, Иоанн VIII Палеолог пустился в плавание. 8 февраля 1438 г., через месяц после того, как папа собрал подчинявшихся ему епископов в Ферраре (соответствующий приказ- приглашение был отправлен и в Базель), Палеолог прибыл в Венецию. 4 марта посольство добралось до Феррары.

Неприятности для греков начались почти сразу. Евгений IV потребовал от Иосифа II целования туфли. Патриарх отказался: «Если папа, - сказал он, - преемник апостола Петра, то мы [главы восточных церквей. - С.Д.] преемники других апостолов. А прочие апостолы лобызали ли ногу Петру? Кто слышал это?» [188, с. 46]. В требовании целования туфли Евгений IV уступил, но в остальном ясно дал понять, кто здесь хозяин. Грекам задерживали выплату обещанного содержания, на приемах им, даже императору, уделяли не самые почетные места.

9 апреля, в Великую среду, торжественно начались совместные заседания латинской и греческой делегаций. Сначала было решено провести предварительные обсуждения наиболее спорных вопросов - об исхождении Св.Духа, о евхаристии, о чистилище и главенстве папы, - а заодно и подождать представителей базельцев и светских западных государей. Для выработки взаимоприемлемых позиций католическая и православная делегации выбрали комиссии из десятка иерархов. По указанию императора точку зрения греков излагали и отстаивали наиболее образованные - Марк Евгеник и Виссарион, митрополит Никейский. Обсуждение начали с наименее сложного, как казалось, вопроса - о существовании чистилища.

С первых совместных заседаний выяснилось упорное нежелание той и другой стороны признать правоту противников. Споры велись с похвальной сдержанностью, поведение всех было, в общем, корректным, но дело с мертвой точки не сдвинулось. Прошло три месяца, а к единому мнению «рабочие группы» иерархов не пришли. По настоянию Евгения IV прения завершили.

Император запретил православным покидать собор (некоторые уже порывались это сделать). Однако день шел за днем, не принося ничего нового. Палеолог тянул время, одновременно убеждая свое окружение поспешить в выяснении истины. Начавший нервничать папа торопил своих оппонентов, требуя заседаний уже не предварительных комиссий, а собственно собора. Отношения между католиками и православными ухудшились, и среди как тех, так и других стало заметно неверие в способность вселенского собора вынести какое-либо решение. Ни один из послов западных государей не прибыл, пренебрегли велениями папы и базельские отцы[1].

Собор продолжил заседать 8 октября 1438 г. в обстановке взаимного недоверия и растущей предубежденности. На этот раз исходным пунктом дискуссий служил вопрос об исхождении Св.Духа. Греки предложили обсудить не собственно filioque, а вопрос о том, правильно ли было вообще делать прибавку к установленному первыми соборами символу веры. Латиняне ссылались на то, что «и от Сына» - не прибавление, а толкование. Два месяца велись диспуты, но и на этот раз единства не было достигнуто. Ни греки, ни латиняне не признавали ссылок оппонентов на мнения авторитетов церкви, каждый говорил об испорченности текстов, имевшихся в распоряжении противной стороны.

Под предлогом начавшейся чумы собор решили перенести во Флоренцию. Греки не желали удаляться в глубь Италии, но папа был непреклонен.

26 февраля 1439 г. начался второй, флорентийский период заседаний. Евгений IV подвергал православных прямому нажиму - им вообще перестали выдавать денежное содержание, и греки потихоньку принялись распродавать личные вещи, книги и церковную утварь, чтобы как-то поддерживать существование. Василевс Иоанн подтвердил запрещение членам своей делегации покидать собор и, в свою очередь, убеждал их быть поуступчивее, недвусмысленно говоря уже не о выяснении истины, а о тех политических выгодах, которые получит империя, если они заключат унию. Нервозная атмосфера с особой силой ощущалась во взаимоотношениях между греками. Их мнения об унии разделились. Марк Евгеник, которого не удовлетворяли аргументы латинян и императора, твердо противился ей, но Виссарион Никейский его уже не поддерживал. Точку зрения иерархов, склонявшихся к унии, высказал Григорий Мамма, будущий патриарх Константинополя: «Я знаю, что, если мы приступим к единению с римской церковью, нас проклянут прежде, чем мы доберемся до Венеции; если не приступим, проклянут все равно. Так лучше соединимся, и пусть проклинают!» [188, с. 136]. Дебаты между греками доходили до взаимных оскорблений.

Шаг за шагом православные сдавали свои позиции в главном вопросе - о filioque. Папа не принял компромиссной формулы «исходит от Отца через Сына». На митрополитов и епископов Востока по-прежнему оказывалось давление, им не давали денег, и при этом сам Евгений IV усердно приглашал на пиры тех, кто казался ему наиболее податливым, обещал им (прежде всего Виссариону) богатство и кардинальские шапки. Делегаты Валахии, Трапезунда и Грузии тайно бежали с собора.

К началу июня почти все греки, кроме Марка и его немногих единомышленников, признали верность формулы «и от Сына». В ответ папа согласился считать действительной евхаристию не только на опресноках, но и на квасном хлебе.

10 июня умер престарелый Иосиф II. Император, на которого легла теперь главная ответственность за будущее православия, стал вести себя гораздо более осторожно и на уступки латинской стороне шел с трудом - чего нельзя было уже сказать о большинстве его делегатов. Снова разгорелись жаркие дебаты о чистилище и верховенстве папы, но к началу июля заключительные постановления собора были в основном выработаны. Иоанн VIII и православная делегация (кроме Марка Евгеника и нескольких ее членов) признали католический символ веры, по трем другим главным вопросам - о чистилище, примате папы и дарах евхаристии решения были приняты также в латинской редакции, но с оговорками[2].

5 июля 1439 г. сорок прелатов и папа Евгений IV, с одной стороны, и византийский император со своими тридцатью тремя иерархами - с другой, подписали текст унии. Отказались поставить свои подписи продолжавший упорствовать Евгеник, а также представители набиравшей силу Руси[3]. На следующий день свершился акт, о котором папы три-четыре сотни лет назад не могли и мечтать - василевс Империи ромеев прилюдно преклонил колена перед наместником св.Петра и поцеловал ему руку. От имени западных государств Евгений IV обязался содержать в Константинополе три сотни солдат и две галеры, а в случае нужды дополнительно дать двадцать галер сроком на полгода или десять - на год.

1 февраля 1440 г. император вернулся в Константинополь. Первое, что он узнал, - это то, что его горячо любимая жена умерла за несколько дней до его прибытия.

Решения Ферраро-Флорентийского собора вызвали самую негативную реакцию у греков. Духовенство всех церквей православия единодушно отвергло унию как чуждую отеческой вере. Восточные патриархи направили Палеологу осуждающее письмо, выразив трезвое понимание истинных причин объединения церквей: «Если ты, - писали они, - на время уступил латинянам, думая получить от них помощь своей империи, а теперь отказываешься от нечестивого учения и опять держишься православной веры своих предков, то мы будем молиться за спасение твоей империи и особенно души твоей... Если же будешь упорствовать и защищать догматы, чуждые церкви нашей, то не только прекратим воспоминание твоей державы в молитвах, но и присовокупим... тяжкую епитимью, дабы язык чужого и пагубного учения не распространился во Христовой церкви. Мы не можем пасти церковь православную, как наемники...» [188, с. 189]. Подписавшие текст унии иерархи один за другим начали в этом каяться и отказываться от своих подписей.

Султан Мурад II, узнав о результатах собора, пришел в ярость.

Одним из обещаний папы был (в перспективе) крестовый поход против турок. Этот один из последних крестовых походов тридцатитысячного католического войска действительно начался в 1443 г. Вначале рыцарям способствовал успех и они без больших трудностей освободили значительную часть Болгарии. Султан, занятый войной с албанским полководцем Скандербегом и трансильванским воеводой Яношем Хуньяди, предпочел заключить с крестоносцами мир. Однако вожди похода - кардинал Джулиано Чезарини и Владислав III Ягеллон, король Польши и Венгрии, а также присоединившийся к ним Хуньяди сочли заманчивым нарушить перемирие и напасть на ничего не ожидавшего Мурада II. Иоанн VIII отказался открыто поддержать «клятвопреступников», хотя, конечно же, действовали они в его интересах. Холодным днем 10 ноября 1444 г. на берегу Черного моря близ Варны во многом из-за горячности Владислава III христиане потерпели одно из самых тяжелых поражений XV столетия. Их армия была уничтожена, Чезарини погиб, король - тоже. Известие о варнском разгроме повергло Константинополь в глубокое уныние. Последняя возможность отстоять город руками латинского войска исчезла.

Немного радости приносили Иоанну VIII и раздоры среди членов семьи. Еще во время отлучки императора взбунтовался морейский деспот Феодор Палеолог. Между Константинополем и Мистрой вот-вот должна была начаться война, но пришло известие о чуме в Италии. Феодор решил не тратить попусту силы, а дождаться кончины брата, однако эти надежды не оправдались. В конце концов, по соглашению с Иоанном VIII и другими своими братьями, Феодор II отказался от прав на деспотат Мистры в обмен на удел - город Силамврию. В 1442 г. Константинополем попытался (правда, безуспешно) овладеть беспокойный честолюбец деспот Дмитрий.

Иоанн VIII Палеолог скончался 31 октября 1448 г. от горя, получив сообщение о разгроме христианского ополчения Яноша Хуньяди на злополучном Косовом поле.

[1] Правители стран Европы так и не прислали своих делегатов. Лишь под конец работы собора явились послы герцога Бургундского, которые даже не поприветствовали Иоанна VIII. Базельцы также не прибыли на собор, а в 1439 г. они объявили Евгения IV узурпатором трона св.Петра и избрали последнего в истории церкви антипапу - Феликса V.
[2] Грекам удалось отстоять правомочность евхаристии на квасном хлебе наряду с евхаристией на опресноках; епископ Рима признавался первым, но за патриархами Востока было оставлено право окончательного решения по любым вопросам веры без обращения к папе, нельзя также было подавать на императора ромеев и патриархов апелляции в Рим. Решение по вопросу о чистилище сильно запутано. В общем, Флорентийская уния стала если не полной, то значительной победой католичества и компромиссности в ней мало.
[3] Митрополит московский и одновременно кардинал римской курии грек Исидор, глава русской делегации, единственный из «московитов», кто подписал хартию унии, по возвращении в Москву великим князем Василием II был в наказание посажен в тюрьму.