Чугунов Владимир Михайлович (1911-1943)

Во время Великой Отечественной войны лейтенант Чугунов командовал стрелковым взводом, а в редкие минуты затишья писал стихи о фронтовой дружбе, о подвигах товарищей. 5 июля 1943 года, когда немецко-фашистские войска, открыв мощный артиллерийский огонь, перешли в наступление на Курской дуге, Чугунов поднял своих бойцов в атаку. В этом бою он погиб.

Светлана

Я друзей обманывать не стану,

Сердце не грубеет на войне:

Часто дочь трехлетняя Светлана

Мысленно является ко мне.

 

Теплая и нежная ручонка

Норовит схватиться за рукав.

Что скажу я в этот миг, ребенка

На коленях нежно приласкав?

 

 Что не скоро я вернусь обратно,

А возможно, вовсе не вернусь…

Так закон диктует в деле ратном:

"Умирая, все-таки не трусь!"

 

Может быть, в журнале иль газете,

Что хранили быль наших времен,

Дочь моя, читая строки эти,

Гордо скажет: "Храбро умер он!"

 

А еще приятней с нею вместе

Этот стих короткий дочитав,

Говорить о долге, славе, чести,

Чувствуя, что был тогда ты прав.

 

 Я друзей обманывать не стану,

Сердце не грубеет на войне:

Часто дочь трехлетняя Светлана

Мысленно является ко мне.

 

В разведку

          Памяти Леонида Нуриева

С суровым озабоченным лицом

Он у сосны надламывает ветку.

Сегодня ночью уходить в разведку,

Искать «язык» за Северным Донцом.

Сегодня ночью…

А пока что синий

В бору сосновом шёл на убыль день.

И в чаще, смешивая четкость линий,

Ложилась фиолетовая тень.

Комбат спросил:

–Как думаешь, Нуриев,

Удастся ли разведка в этот раз?

Он, думу невесёлую развеяв,

С улыбкой ясной посмотрел на нас.

–Пойду, – сказал он с твёрдостью солдата,

Опять по-детски весело смотря.

Таким весёлым был он до заката,

Не зная, что сулит ему заря.

Разведчики ушли…

Над ними месяц новый

Глядел из золочёной полумглы.

Светящиеся пули в бор сосновый

Влетали и впивалися в стволы.

Друг не мечтал об орденах и славе,

Отважным был он – Родины солдат.

И в этой вот последней переправе

В решениях был твёрдым, как всегда.

Когда у ног его рвалась граната

И падал он на землю вниз лицом,

Знал сердцем чутким: храбрые ребята

Остались там, за Северным Донцом.

                      23 апреля 1943, Северный Донец

***

Все распри сводятся на нет

Артиллерийской перестрелкой.

Сияет ярче дружбы свет,

И места нет корысти мелкой.

 

Мы в дни войны сошлись втроём –

Равно бедны, равно богаты,–

Грустим, смеёмся и поём

Под потолком крестьянской хаты.

 

А завтра в бой!

Быть может, смерть

Свершит над кем-нибудь расправу.

Он упадёт на землю в травы,

 

Но жаворонок будет петь,

Цвести ромашки, незабудки

И многодумный лес шуметь…

С судьбой теперь плохие шутки:

Здесь очень просто умереть.

 

И если первым буду я

Судьбой отвергнут от событий,

То вы, товарищи-друзья,

Меня в час встречи вспомяните.

 

А коль возьму над смертью власть,

Ток животворных сил почуя,

Всю поэтическую страсть

В четыре строчки заключу я.

             1 мая 1943, с. Первомайское

После боя

Хорошо, товарищ, после боя,

Выдыхая дым пороховой,

Посмотреть на небо голубое –

Облака плывут над головой.

 

И в затихшем орудийном гуле,

Что в ушах моих еще звенит,

Вся страна в почетном карауле

Над убитым воином стоит.

              10 мая 1943, с. Первомайское

 

Измайлов Владимир Алексеевич(1926-1989)

Владимир Алексеевич Измайлов был помощником командира взвода 87-й отдельной разведроты. У разведчиков судьба на фронте особая. Разведчики всегда находились в опасности, их в любой момент могли обнаружить и убить, и надеяться они могли только на себя, на свою сноровку, выдержку, умение, хитрость.   В той жестокой борьбе он выжил, хоть и стал инвалидом. В июле и декабре 1944 года был дважды ранен в руку и голову, затем было третье ранение и контузия. Боевой путь прошёл от хутора Новорусова (Адыгея) до города Либавы (сейчас Лиепая, Латвия). Гвардии сержант Владимир Измайлов был награждён орденом «Отечественной войны» 2-й степени, медалями: «За победу над Германией», «За участие в Великой Отечественной войне». 12 февраля 1946 года демобилизовался и приехал в Кузбасс. Тема войны впоследствии стала ведущей в творчестве поэта. «В войну разведчик, после войны – газетчик» – так писал он о себе.

Поэма о трех героях (отрывок)

…Закрыв собой,

Закончив бой,

 Они чисты перед страною.

Перед собой,

Перед судьбой.

Бойцам, за ними вслед идущим, -

На миг взметнувшись, как мосты.

Над черной пастью смерти ждущей, -

Они чисты перед грядущим

И перед прошлым - все чисты.

Они не ждали, не просили

Бессмертной славы у судьбы,

Прикрыв собою всю Россию

И дальнюю свою Сибирь…

По былому переднему краю

Я тихонько иду

По былому переднему краю,

И сквозь пламя зари

Мне былое видней и видней.

Обжигается память,

По звеньям перебирая

Раскалённую в битвах

Цепь кованных мужеством дней.

Задыхается память,

Идя в лобовую атаку,

Спотыкается память,

Ложась под кинжальным огнём,

Напрягается память,

Взрываясь гранатой под танком,

И крылато взлетает,

Спеша за бегущим врагом…

 

Дни боев,

Дни побед!..

На любом рубеже вам

Память памятник ставит,

Напоминает, строга,

Как от Пушкинских гор,

Из-под грозных высот Новоржева

В Прибалтийский «котёл»

Мы за месяц загнали врага.

Вспоминаю атаки

И кровью кипящие раны,

И привычность смертей

На великом победном пути…

А вокруг – всё спокойно,

И как-то легко мне и странно,

Что следов боевых

Не найти,

Не найти,

Не найти…

 

Сыплет снег,

Сыплет снег –

Ничего разглядеть невозможно,

Будто пухлые нити

Меж землею и небом висят.

И над мирной землей –

Ни тревог,

Ни боев,

Ни бомбёжек,

И на тысячи верст –

Снегопад,

Снегопад,

Снегопад…

Будто лёд в моём сердце

Неслышно и сладко растаял,

Вся военная боль

Только памятью сердца слышна.

На спокойной земле

Тишина застоялась густая

И на тысячи вёрст –

Тишина,

Тишина,

Тишина…

Словно звенья цепочки,

Я памятью перебираю

Раскалённые дни –

Ни один не остыл,

Не остыл.

Мне всю жизнь проходить

По былому переднему краю,

Я уйти не могу

Ни в запас,

Ни в отставку,

Ни в тыл…

 

На дальнем рубеже атаки

…Всё скрыто дымкой,

Скрыто дымкой,

И снег висит как пелена.

Со мною рядом невидимкой

Идёт война,

Идёт война.

Она вопит безмолвным воплем,

Она – во мне,

Она – со мной…

Я в зимней тишине утоплен,

Захлёбываюсь тишиной.

И в ней, звенящей и зловещей,

Вновь падаю на землю ниц,

А взрывы блещут,

Взрывы блещут

Бесшумной яростью зарниц.

Дрожит земля…

От этой дрожи

На миг лишь ноги подогнём

И встать не можем,

Встать не можем –

И погибаем под огнём.

Минуты тают,

Жизни тают…

Но вот мои семнадцать лет

Сквозь смерть взлетают,

В жизнь влетают –

И цепь встаёт за мною вслед.

«Ура» и мёртвого поднимет,

И бросит в панику врагов, –

И смерть над ними,

Смерть – под ними!..

А я – бессмертнее богов,

Не взят ни миной,

Ни снарядом,

Не скошен пулей наповал.

…А где-то рядом,

Где-то рядом

Товарищ мой отвоевал.

Кровь брызнула в сугробы дробно –

И кровь горит,

И снег горит,

…Как мирно,

Неправдоподобно

На снег присели снегири.

 

***

Высоты помним,

Сёла,

Города…

А на поляне, от жилья в сторонке,

Земля затравенелая тверда –

Заплыли и траншеи, и воронки.

Всё отошло…

Отплакали ветра

Над павшим и забытым после боя.

И двадцать лет шумит, шумит ветла,

Что выросла здесь так, сама собою.

Не ветер ли, бродяга, посудил,

Что жаль могилы, позабытой всеми,

Да издали принёс и посадил

Выносливо-бесхитростное семя?

В безвестность канул

И остался там –

От мест жилых,

От всех живых не близко…

А сколько их по всем былым фронтам,

Которым ни креста, ни обелиска!

Поляна и спокойна, и светла,

Весной в цветах,

Зимой в сугробах тонет.

Под ветром, дрогнув, заскрипит ветла,

А чудится, что человек застонет.

 

Небогатов Михаил Александрович Фронтовик (1921-1990 гг.)

С 1941 по 1943 год воевал на фронтах Великой Отечественной войны. Вначале Небогатов был направлен на краткосрочные офицерские курсы. Затем в звании младшего лейтенанта участвовал в сражениях под Смоленском и на Украине. В 1943 году после тяжелого ранения демобилизовался и вернулся в Кемерово. Награжден орденом Красной Звезды и медалями. До 1946 года работал военруком в ремесленном училище. В последующие годы Михаил Небогатов - литсотрудник газеты «Кузбасс», затем – корреспондент областного радио, редактор Кемеровского книжного издательства. И всегда писал стихи. Первые стихи его помечены годами 1941-1945-й.

На передовой

Солнце – высоко над головою.

Зной плывет, горит кругом земля.

Ты лежишь, прислушиваясь к бою

Мин, летящих прямо на тебя…   

 

Смерть повсюду – в тонком свисте пули,

В вое мин, который душу рвет,

В жутких взрывах бомб, в моторном гуле –

Смерть тебя на каждом метре ждет.

 

Говорят, попав на фронт впервые,

Все во власти страха каждый час.

Не страшны атаки лобовые

Тем, кто в бой идет не первый раз.

 

Мол, привычка…Ерунда! Не верьте.

Фронт – он фронт, не летняя гроза.

Невозможно притерпеться к смерти,

Хоть все время смотришь ей в глаза!

 

Кажется, все пули, все снаряды

Именно в тебя, в тебя летят…

Хорошо, что кто-то дышит рядом,

Незнакомый, но родной, как брат.

 

Вот опять от пушечного аха

По спине мурашки…Вот опять…

Страшно всем. Ну, а сильнее страха

Чувство долга: надо воевать.

 

   * * *

Случайно в мемуарах генерала

Прочел и вздрогнул: «Зайцева гора!»

Ведь наша часть ее атаковала…

Все вспомнил я. Все было, как вчера…

 

Поляну мокрым снегом укрывало,

А там, в селе, на взгорье, немчура.

Бил пулемет. Свинцом нас поливало.

Бежали и кричали мы: - Ура-а!

Стучало сердце. Гром его ударов –

В висках. И вдруг – все тело обожгло.

Померк вдали багровый дым пожаров.

День снегопадом черным замело…

 

И лишь теперь узнал из мемуаров:

Под вечер наши заняли село!

 

Воины России

Вновь над Россией журавли трубят.

В весенних парках девушки смеются.

А я припоминаю тех ребят,

Которым не пришлось с войны вернуться.

 Былые однокашники мои!..

 Когда заря июньская померкла,

Почти что с ученической скамьи

Ушли они в жестокие бои –

В горячее, грохочущее пекло.

Один ещё под Бродами убит –

В тот первый год на западной границе.

Другой под Сталинградом в небе сбит.

От третьего лишь карточка хранится.

А сколько их упало на бегу

В Берлине, за неделю до салютов!

Я всех сейчас и вспомнить не могу –

Так нас война подкашивала люто.

В историю Кузбасса своего,

В историю Отечества родного

Ребята поколенья моего

Вписали кровью памятное слово…

 

 

Пуля

Едва рванулись мы за лог,

На снежно-голую долину –

Свинцовый свист!

Наш взвод залёг.

Вдруг что-то дёрнуло за спину.

Не сразу понял я в тот миг,

Что вещмешок прошила пуля.

И вновь - к деревне напрямик,

Где ждал нас немец, карауля.

Вперёд, вперёд сквозь жаркий шквал,

Пока весь гнев, весь пыл не вылит!...

Я вещмешок свой развязал –

В нём котелок пробит навылет.

Смотрел на дырки по бокам,

 Разгорячённый и усталый,

И дрожь бежала по рукам

От острой мысли запоздалой:

Не видеть мне бы синевы,

Чуть-чуть пониже пуля брызни –

На полвершка от головы,

Всего на полвершка от жизни.

 

 * * *

Он с фотокарточки смеётся,

Такой счастливый, молодой.

А в поле, где позёмка вьётся,

Над ним - лишь столбик со звездой.

И ничего здесь не поправить.

Он был ровесником моим.

Но не могу никак представить

Его и старым, и седым.

Глядеть на снимок - сердцу больно,

В нём острой горечи комок.

И вопреки всему невольно

 С губ так и просится: - Сынок.

 

Вечный огонь

Когда земля цветёт лучистым маем,

А дни его - огнями красных дат,

С какой мы острой болью вспоминаем

Войною похороненных солдат!

Живут они, как будто не убиты,

В сердцах друзей, и матерей, и вдов.

Живут, врагами даже не забыты,

Герои тех сороковых годов.

Но мчится время жёстко и упрямо,

Фронтовиков сужается всё круг,

И умирают старенькие мамы,

И вдовы превращаются в старух.

Так неужели где-то в дальней дали

Придут такие горькие года –

От жизни тех солдат, что в битвах пали,

На свете не останется следа?

Неужто впрямь случится так когда-то -

Всё порастёт, как говорят, быльём,

И, кроме Неизвестного солдата,

Не будут знать уж люди ни о ком?

Нет! И тогда, когда уже не будет

Ни матери, ни друга, ни жены,

Ни холмика -

Земля их не забудет

Под вечным солнцем, в мире тишины.

Земля о них расскажет в блеске росном,

Любой высотке - памятник живой:

Где взрыв чернел фонтаном смертоносным -

Весной берёзам вспыхивать листвой!

Не раз Россия в будущие годы

Почтит их память в громе майских гроз

У вечного огня самой природы -

У пламени зелёного берёз.

 

 

* * *

Легко на воле дышится,

Не воздух – сладкий сок.

Вдруг – Папа, папа! – слышится

Родной мне голосок.

 

В цветах – панамка белая.

Дыханье затая,

Глядит вокруг, несмелая,

Светлана, дочь моя.

…

- Ау! – кричу шутливо я.

Увидела меня!

Бежит ко мне счастливая,

Забавно семеня…

 

А в памяти жестокая

Картина ожила…

Такая ж синеокая

Та девочка была.

 

На поле распростертая,

 В таких же вот цветах,

Она лежала – мертвая –

С игрушкою в руках.

 

Светилось небо ласково,

Как в этой тишине.

Лишь птица с черной свастикой

Кружила в вышине.

 

***

Всю жизнь перед глазами, как живой,

Увиденный впервой солдат убитый.

Кругом движенье, гул, моторов вой,

А он у дома – всеми позабытый…

Был первый день войны.

И первый он,

Ничком лежащий, весь

в дорожной пыли.

И чувство в сердце жуткое, как стон:

Уйдя, мы разбудить его забыли…

 

Солдат с ребенком

                     Н. И. Масалову

В огненной горячей круговерти,

В неумолчном грохоте атак

Девочку немецкую от смерти

Спас в Берлине наш герой-земляк…

Там бойца, прошедшего сквозь пламя,

В ореоле славных ратных дел,

Скульптор вдохновенными руками

В бронзе навсегда запечатлел.

Много вёсен, солнечных и ярких,

Отражённых в отблесках меча,

Он стоит в Берлине, в Трептов-парке,

С девочкой спасённой у плеча.

Он стоит на фоне ясной сини,

Как предупрежденье всем врагам,

Величавым символом России,

Что метнула свастику к ногам.

Он стоит, красивый и могучий,

И следит за тучами вдали…

Сколько стран от свастики паучьей

Мы, как эту девочку, спасли!..

Пусть того солдата не тревожат

Те, кому всё в мире нипочём.

Меч опущен. Но подняться может,

Если снова к нам придут с мечом!

Уроки войны

Война не только гнула круто,

Но и учила честно жить.

Учила каждою минутой,

Секундой каждой дорожить.

В любом – большом и малом – деле

Всё исполнять учила в срок,

Хотя уж силы на пределе,

Хотя усталость валит с ног…

Пусть по земле родимой

Русской

Война не ходит никогда,

Но жить нам – с полною нагрузкой

И в будни мирного труда.

Ценить, как тот глоток из фляжки,

Судьбой отпущенный нам срок,

И не давать себе поблажки,

Не говорить: – Устал, не смог…

 

***

Не обойдёшь сторонкою в беседе

Год сорок первый, горестные дни.

Как ни светлы раздумья о победе,

В них не одни салютные огни…

 

На быстроту прорывов, окружений

Был мастер враг коварный, что скрывать.

И на уроках наших поражений

Мы на ходу учились воевать.

 

Когда врага по гатям, перевалам

Погнали мы лесами, средь долин,

Его же салом били по мусалам,

По-русски вышибая клином клин!..

 

Пути войны – вначале к Подмосковью,

Потом к Берлину в холод, слякоть, зной –

Обагрены великой нашей кровью,

Оплачены огромною ценой.

 

Не счесть героев – будь земля им пухом,

Что полегли под холмики, холмы…

Броня – бронёй. Но кто сильнее духом,

Тот победил. А победили мы!

 

Пусть много лет сияет мир весёлый,

Нам не забыть, какая битва шла,

Какой из сорок первого тяжёлой

Дорога в сорок пятый год была.

 

 

Фронтовая дружба

Она не знала громких фраз,

Но в дымной огненной метели –

Мы это видели - не раз

Была доказана на деле.

 

Запомнил я воздушный бой.

От «ястребков» и «мессершмиттов»

Над той – немецкой – стороной

Гудело небо басовито.

 

А мы, бойцы, лежим во ржи,

И сердцем все мы там, в зените,

Где и пике, и виражи,

И пулемётных строчек нити.

 

Атака в лоб, удары в бок –

Смешалось все в круженье лютом…

Вдруг задымился «ястребок» -

И летчик прыгнул с парашютом.

 

Сейчас, как хищник, «мессершмитт»

Мелькнет вблизи зловещей тенью –

Вмиг будет пулями прошит

Пилот, что стал простой мишенью…

 

Но вижу: друга самолет.

В крутой стремительности воя,

На помощь сбитому идет,

Берет его в кольцо живое!

 

Пройдёт еще минуты две –

Никто его уже не скосит:

Ведь белый купол в синеве

Июльским ветром к нам относит!

 

Уж видит лётчик колею,

И рожь, и луг,

И дым над лугом,

А тот, кто спас его в бою,

Всё ходит в небе круг за кругом…

 

И в мирный день сбивают нас

То равнодушье, то обиды.

Как мы беспомощны подчас,

Хоть повидали в жизни виды.

Как не хватает нам порой,

Когда у зла мы под обстрелом,

Великой дружбы фронтовой,

Не словом выверенной - Делом!

 

Сибирские кедры

Когда-то над Волгой, в огне Сталинграда,

В дыму Сталинграда гудел ураган.

Гудел ураган смертоносного града,

Стонал от разрывов Мамаев курган.

Сюда через годы к святыне кургана

Посланцами нашей сибирской земли

Приехали в гости войны ветераны

И саженцы кедров с собой привезли.

Стоят ветераны, молчат, вспоминают,

Как здесь воевали в далёкие дни.

Молчат ветераны, лишь горько вздыхают:

Погибших друзей вспоминают они.

Ещё непременно припомнить им надо,

Как смерть победили средь чёрных руин

И гнали фашистов от стен Сталинграда,

От матушки Волги на самый Берлин!

С кургана Мамаева дали все близко –

Кремлёвские звёзды и улочки сёл.

Сибирские кедры - как строй обелисков,

Как память о тех, кто с войны не пришёл.

Уж целую вечность мы с ними в разлуке

У Волги широкой, у маленьких рек.

Пускай же солдатские дети и внуки

Военного дыма не видят вовек!