Награждённые медалью «За освобождение Белграда»

На пути к Победе

г.Новоульяновск

2012

…Нам дороги эти

Позабыть нельзя.

                             Лев Ошанин

 

9 июня 1945 г. – Указы Президиума Верховного Совета СССР об учреждении медалей:

 

§ «За освобождение Белграда» - 20 октября 1944 г.

§ «За освобождение Варшавы» - 17 января 1945 г.

§ «За взятие Будапешта» 13 февраля 1945 г.

§ «За взятие Кенигсберга» 10 апреля 1945 г.

§ «За взятие Вены» 13 апреля 1945 г.

§ «За взятие Берлина» 2 мая 1945 г.

§ «За освобождение Праги» 9 мая 1945 г.

 

 

 

В Белградской операции принимали участие все войска 3-го Украинского фронта (маршал СССР Ф.И.Толбухин), народно-освободительной армии Югославии (маршал И.Броз Тито) и три армии Отечественного фронта Болгарии.

 

Медалью «За освобождение Белграда» награждались военнослужащие – непосредственные участники героического штурма и освобождения Белграда в период с 29 сентября по 22 октября 1944 года.

 

Награждённые медалью «За освобождение Белграда»

• Павлов Александр Алексеевич
• Полушкин Виктор Александрович. Старший лейтенант

 

 

Павлов Александр Алексеевич

* * *

По настоятельным просьбам группу выпускников техникума по комсомольским путёвкам призвали служить в Военно-Морской флот.

Исполнилось тогда Александру Павлову 17 лет. Из учебного отряда зимой 1943 года его направили в подразделение Черноморского флота.

Потом, уже в составе Краснознамённой Дунайской флотилии, он и участвовал в Белградской военной операции. Служил минёром-торпедистом на тральщиках по разминированию подводных мин:

- Были случаи, когда наши корабли подрывались на магнитных подводных и дрейфующих якорных минах.

…Можно было с ужасом видеть в водах Дуная трупы наших людей, связанных колючей проволокой. Они были замучены в фашистских застенках…

…Не раз в ледяной воде зимой приходилось спасать людей и быть самому выброшенным взрывной волной.

…Мы делились кусочками хлеба с голодными детьми в Болгарии, Румынии, Югославии, Венгрии.

Лейтенанту Александру Алексеевичу Павлову и после окончания войны ещё долго пришлось очищать Дунай от кишащих мин.

 

Полушкин Виктор Александрович

Командир миномётного взвода воевал под Сталинградом, освобождал страны Восточной Европы в составе III Украинского фронта.

Летом направлен в Забайкальско-Амурский военный округ.

Награждён медалями «За освобождение Белграда», «За взятие Будапешта».

 

Освобождение Варшавы было составной частью стратегической Висло-Одерской операции 1-го Белорусского фронта (маршал СССР Г.К.Жуков), 1-го Украинского фронта (маршал СССР И.С.Конев), левого крыла 2-го Белорусского фронта (маршал СССР К.К.Рокосовский) и правого крыла 4-го Украинского фронта (генерал армии И.Е.Петров).

 

Медалью «За освобождение Варшавы» награждались военнослужащие, непосредственные участники героического штурма и освобождения Варшавы в период с 14 по 17 января 1945 года, организаторы и руководители боевой операции.

Царев Николай Степанович

Все в сравнении

Насколько они богаче нас жили. Даже в годы войны. Когда в Чехословакию вошли, старушка угостила огромным караваем:

- Я сейчас вам ряженки подам.

Пока она за ней ходила, четверо солдатиков каравай-то смели. Свой хлеб выставили. Она попробовала его и (пойми что) сказала:

- Я девяносто шесть «роков» прожила, а такого хлеба не бачила.

* * *

До войны в Кременках одному Тахтаркину Виктору велосипед приобрели. Он едет по улице, а за ним целая стая пацанов бежит.

В странах Европы в каждой хате – по два-три велосипеда. Это самое малое.

Так вот наши солдатики брали у местного населения велосипеды и катались по улицам. Улыбались местные, глядючи на диковинных русских солдат.

- Чему радуются?

В конце войны

Дрезден бомбила английская и американская авиация. Апрель месяц, сады начинали цвести. Солнечные дни стояли. Красотища такая в природе, и вдруг десятки самолётов круг дадут. И, как из огромных корзинок картошку, бомбы высыпают.

Потом наши дадут красной ракетой команду: «Вперед!». Казалось, ничего не спасет, но пройдут метров пятьсот, и немецкие пулеметы заговорят. Стойко немцы держались.

* * *

Особенно эсэсовские подразделения преданно дрались. Капитуляция уже объявлена. Наши «алеши» расслабились, доверились – и весь батальон погиб. Столько бед до этого перенесли, преград преодолели! И вдруг…

* * *

Двадцать второго апреля 1945 года Николая Царева тяжело ранило. Лежал в госпитале. Здание его расположено как раз на дороге Прага-Бельск. В начале мая раненых стали вытаскивать на воздух.

Лежат закутанные бинтами вдоль дороги. И вдруг началось каждодневное шествие.

Идут мимо тысячи немцев. Впереди – генералы и офицеры, за ними – солдаты, потом – десятки, сотни повозок. На каждой – по пять–шесть раненых.

С восхода до заката солнца каждый день двигались колонны пленных в сопровождении наших автоматчиков. Они впереди и сбоку по обеим сторонам на конях. Раненые с любопытством на пленных смотрят. В те, наоборот, смущенно отводят глаза.

Но разные люди и среди них были. Некоторые, большие офицеры, шли гордые, самоуверенные, даже высокомерные. С презрением рассматривали раненых советских солдат.

 

Награды ценнейшие самые,

Солдатские, дорогие

Чтобы их получить, нужно настоящим бойцом быть. «Малыш» был таким.

Первую медаль «За отвагу» в одном из жарчайших боев получил. Когда уже невозможно было выдержать под огнем, кременковский парнишка Колька Царев выскочил из окопов, поднял роту истошным криком: «За Родину! За Сталина!».

Потом полковник Фокин перед всем полком под музыку вручил Коле Цареву солдатскую медаль. Обнял, поцеловал… Скорее всего, с тех пор и прилепилось к нему общепризнанное имя «Малыш». Не только за малый рост, конечно. За удаль, за бесстрашие Николай Царев награжден двумя орденами Славы. Освобождал Венгрию. За проявленную храбрость в боях Николай Царев награжден орденом Славы III степени.

В конце войны в Чехословакии Николай Царев в боях, на подступах к городу Кошице важнейший мост спас от взрыва. Продвижение 129-й дивизии могло приостановиться. Если бы «Малыш» вовремя не спрыгнул с танка, саперной лопатой не перебил шнур, то 129-ая без задержки не продолжала бы путь.

Орден Славы II степени ему, скорее всего, за этот чехословацкий мост вручили уже после Победы.

И должен быть орден Красного Знамени. Николай Царев начальника политотдела вытащил из кромешного боя. Полк отступал. «Малыш» тащил его за ноги на плащ-палатке волоком.

Об этом написали его матери, Анне Ивановне: «Ваш сын под губительным пулеметным огнем вынес офицера и доставил его на перевязочный пункт. Вы вырастили такого прекрасного сына-воина».

Вторую медаль «За отвагу» он получил, когда участвовал после в борьбе с контрреволюционными бандами в Тернопольской, Драгобычской областях.

Николай Царев тогда сотенного (главаря сотни бандитов) «зацепил». Он из двух пулеметов отбивался. «Малыш» через орешник пробрался сзади к нему и гранатой взорвал. Потом зацепил его за стремя и приволок в расположение. После этого и всю банду обезоружили. Сорвали их план захвата тюрьмы.

 

 

В Венгрии боевые действия вели корабли Дунайской военной флотилии (контр-адмирал С.Г.Горшков), войска 2-го Украинского (маршал СССР Р.Я.Малиновский) и 3-го Украинского (маршал СССР Ф.И.Толбухин) фронтов.

 

Медалью «За взятие Будапешта» награждались военнослужащие, непосредственные участники штурма и взятия города с 20 декабря 1944 г. по 15 февраля 1945 г., организаторы и руководители боевых операций по окружению будапештской группировки вражеских войск и взятию столицы Венгрии.

Чичин Николай Ефимович

 

Святая ярость окружений

В марте 1945 года их дивизия попала в окружение. В марте на западе ночи темные. Глаз коли, ничего не видно. Снегу-то уже нет. Так младшему сержанту Чичину спать захотелось. Много времени уже без сна. Плохо стало.

- Почувствовал, что все равно не выдержу. И боюсь, поднимут в наступление. Немец пойдет. В плен попадешь. Немецкие пулеметчики совсем рядом окопались. К ребя­там обратился:

- Не могу хлопцы! Хоть немного усну. Разбудите, когда наступать будем или немец пойдет.

- Давай, младший сержант, прикорни. Не оставим.

Вот здесь он проверил: сердце у человека чует опасность. Лимонку взял. Запал вставил, положил ее рядом. На случай, если некогда будет. Да и ночь. Схватит готовое. Это лучше. Плащ-палатку наки­нул. Приготовился вздремнуть. Хотя бы несколько минут. Как будто пятеро суток проспал. Так светло стало в голове, Почему это так? Вдруг слышит: по земле - стук. Выглянул. Никого нет. Наверное, думает, ноги у ребят замерзли. Нога об ногу хлопают. Подозрительно стало. Приподнялся, в сторону противника посмотреть, в темноту кромешную. Фигура поднялась, сделала несколько прыжков. За­терялась. Потом - вторая.

- Я огонь открыл. На мои выстрелы  с той и другой стороны ответили. И - пошло. Напротив меня встают две фигуры и кричат:

- Не стреляйте. Свои.

Дал команду идти в сторону пулеметчика. Странно, форма немецкая, а свои. Почему? Дока­зывают: из окружения выходят. Отправил Николай их к команди­рам. Пусть там разбираются. Вместе со всеми в продолжение боя втянулся. Но не кончилось на этом.

 Однажды передают: "Млад­ший сержант Чичин, следуйте за этим человеком".

- Смотрю, уходит перебежками. Я за ним. Мысли разные. За что с фронта меня? Вроде языком лишнего не трепал. Когда уже можно было встать, догнал его. Спрашиваю: "В чем дело?"

- В штаб идем. Зачем? Не знаю.

Пришли в населенный пункт. Заводят в дом. Про этих двоих спрашивают. Как было? Что при обыске нашли? Говорю как на духу:

- Никто их не обыскивал

Двое, действительно, русские. Но не из окружения прорывались. А «власовцы» за языком пришли. Тогда не знали, что немцы соби­раются окружать. Вопросы сыпятся: «Что они вам сказали? Кто еще рядом был?»

Протокол оформили. Просят расписаться на каждом листке (где-нибудь эти документы и сейчас хранятся).

- Отправился опять к «теще на блины». К своим окопам. Так есть захотелось. Солдата-проводника о хлебе спросил. Зашел в один дом. Молоком, хлебом угостили. С таким удовольствием съел. Ушел благодарный.

Там уже немец шрапнелью шпарит. Командир роты говорит: 

- Найди товарища понадежней. Между нами и штрафниками образовался разрыв. Скажи их командиру, чтобы растянулись. Мы то же самое сделаем.

Взял товарища. Пошли. Темень ужасная. Доходят. Свежие окопы. Ни в одном, ни во втором никого нет. В чем дело? Вдруг снялись и пошли по следам. Решили с тылу заходить к своим ребятам. Перебежали, добрались. Мать честная, отступают штрафники. В чем дело?

- Вы, суки, не знаете, что мы в окружении?

Поняли, что разговаривать бесполезно. Потом убедились, что их рота отходит. Да, что там рота? Снова ад кромешный. Батальон бросят на прорыв. Через пять-десять минут второй снимать надо. Треплют: «Среди командного состава - паника». Сержанты догово­рились дежурить около них:

- У них связь есть. Плюнут на нас и оставят на растерзание. У них больше возможности выйти.

Вот как раз младшему сержанту Чичину пришлось дежурить.

- Сказали, что сниматься будем. Снова на прорыв. Предупредил. Вдоль линии побежал. Надо бы крайнему сказать о снятии, а я в середину помчался. Здесь уже нет ни одного. Через некоторое время еще четверо догнали. Тьма кромешная. Только залегли, команда: «На прорыв". Чувствуют, по дороге идут. Вроде щебенка. О трупы спотыкаться приходится. Трассирующим встретил солдатиков. Пришлось поворачивать в тыл. Вперед побежишь - лоб подставишь. А назад — спину. В любом случае - смерть. Когда дрогнули ребята, понял Николай: надо ложиться. Верхом бить станет. Разговор слышит:

- Ребята, я знаю, где выйти. Пустите человек пять. Остальные выйдем.

Думаю, «власовец», наверное, сдаться хочет. До конца, сука, караулить тебя буду. Под ноги лимонку брошу. И вот лес. Здесь немец не так встретил. Кричит этот фрукт: "Вперед!" Прорвались. В чистое поле вышли. Идут избитые, раненые, изодранные, усталые. Там уже другая дивизия. Наша на другой план вышла. Жрать дали и спирту по два глотка. Очухались чуть-чуть.    

Новая дивизия и командиры. Друзей подбирай уже других. Врут в большинстве, что в одной части воевали. Не получается так. Как ранят, так - в госпиталь. Ты уже в прежнюю дивизию не попадёшь: или дальше ушла, или на переформировку попали.

* * *

Пробегали зоопарком в Буда­пеште. Так жалко слона стало. Сетки у большинства клеток пробило. Мелкие-то и средние звери в большинстве разбежались. Избежали решетки. А он — громадина, дурак большой, топчется, бедненький. Голодный еще больше, чем испуганный. Хоботом бумагу собирает. Ветром натащи­ло.

* * *

Здесь дрались за каждый дом, за этаж. С первого на второй, с одной улицы на другую по тру­бам пробирались. Весь город в руинах был. Кто уцелел, на пять суток позднее в окружение попа­ли. Их заманили возможностью прорыва. Убедили в этом заставили окопаться. Когда немцы поняли, что пополнения не будет, паника началась. Они рвались, но в ловушку. В настоящую яму.

 

Рушкин Фёдор Иванович

 

* * *

Это сейчас только города и страны: Волочок, Великие Луки, Курск, Ленинград, Витебск, Полоцк, Литва. Польша, Кенигсберг, Восточная Пруссия, а раньше чаще фронты (Калининский, I Прибалтийский, III Белорусский...) в памяти мелькали. Тогда каждый город, поселок - эпоха целая. Сколько написано про войну? Все равно всей правды о ней не знают. Ее все по-разному видят: из окопа, из танка, командного пункта. Были жуткие мо­менты. После взятия Витебска по­пали в переплет. Направление было на Полоцк. Немцы фланги соединили, оказались наши зажатыми.

Всю жизнь переберешь в таких случаях. Кое-как вырывались, но много людей потеряла.

…Направление на Берлин было. В Восточной Пруссии за­держали: враг оказал яростное со­противление. Отборные части эсесовские. Раненый зверь - он опаснее. Хотелось бы на рейхстаге расписаться. Но не пришлось. Может, и к лучшему. Живой не­чаянно остался.

Победу пришлось встретить в Германии. Помнит это утро. Пулемёты лупят. Друг другу передают: «Война кончилась!» Не верили. Неужели погибать больше не будем? Неужели живые остались? Большей радости у Фёдора Ивановича в жизни не было. Да и у всех. Обнимались, целовались. По фронту выстроили. Полковник Приходько, командир танковой бригады, говорит:

- Ну что, мужики! Кажись, дождались. Победа! Так мы шли к ней долго. Сколько людей потеряли! Вспомним всех! Разрешаю по три снаряда пустить. Победа всё-таки.

Что тут творилась. Никто на трёх не ограничился. Воровали друг у друга. Приходько бегает, кричит:

- Вы что, одурели. Посмотрите, стволы все красные.

- Ничего, товарищ полковник. Война ведь кончилась. Такая радость. Спишут.

Симберг Адольф Юганович

 

* * *

Эстонский корпус освобождал Эстонию, Латвию. С месяц стояли в Тарту, а оттуда с маршевой ротой Симберг попал в Курляндию. Там их встречал на поляне командир корпуса генерал-лейтенант Перн. В Курляндии их и застало известие о Победе.

Уже 6 мая их предупредили: «Не стрелять». Что-то важное готовилось, 7-го и 8-го мая строго следили, чтобы никто даже случайно не выстрелил.

Утром – молчание. Потом с немецкой стороны началось движение. Передали: немцы оружие бросают.

Происходило что-то необычное. Встречалось руководство корпуса с немцами. Весь день были в ожидании, а чего сами не понимали.

Лишь утром в каком-то огромном «кратере» собрали две дивизии, провели митинг, объявили: «Война кончилась».

Краснознаменный ансамбль песни и пляски перед ними выступал. Впечатление от концерта на всю жизнь осталось. Надо же, как им подали известие о Победе.

После концерта всем по 150 граммов водочки налили.

Потом без всякой команды открыли такую пальбу. Кто из чего. Стволы у орудий красные были. Всеобщее ликование продолжалось до глубокой ночи.

В Таллинне немножко передохнули. Их полк расположился в красивейшем месте: четыре небольших озерка, солнце наяривает.

Солдаты и командиры какие-то дружные стали, спала официальность в отношениях.

Командир батареи Тимберг раньше как-то настороженно реагировал, когда его Симбергом называли. Теперь с шуткой оба встречали эту созвучную путаницу:

- Ну-как «Симберг – Тимберг».

Их снова объединили.

То его крикнут – Тимберг выбежит, то Симберг вместо комбата появится.

Неделю ждали отправления в Эстонию. Говорили: не хватает вагонов. Командир корпуса принял решение: идти пешком через Ригу. У перекрестков - духовые оркестры. Улицы чистые, дома, палисадники покрашены. Люди какие-то необычные, радостные, встречают с цветами армию. Откуда столько цветов? Где и когда их успели вырастить?...

Мандрыкин Иван Петрович

* * *

После излечения в госпитале и окончания трёхмесячных курсов младший лейтенант при штабе фронта Иван Мандрыкин был направлен командиром взвода в 1266 полк 385 стрелковой дивизии. Его взвод участвовал в освобождении Белоруссии. Во время уничтожения Минской группировки противника Иван третий раз ранен осколком мины. Через недолгое время пулевое ранение левого бедра.

24 февраля 1945 года дивизия при наступлении натолкнулась на мощно организованную оборону противника под Кёнигсбергом. Здесь, по воспоминаниям Ивана Петровича, около семи сотен личного состава потеряли. Он до сих пор считает:

- Виновата организация разведки на всех уровнях – от дивизионной до армейской, даже до фронтовой. Можно же было посмотреть, что там впереди у противника, а потом пускать пехоту. Наш взвод шёл первым. Именно по нему открыли шквальный огонь из бронетанковых среднекалиберных пушек разрывными снарядами. Всех нас перекосило: кого убило, кого покалечило, как меня.

Пуля попала Ивану в центр правого бедра. Это пятое ранение поставило точку на его боевом пути. Дальнейшая его жизнь могла сложиться ещё хуже, если бы не смелая медицинская сестра. Она смогла под огнём подползти к комвзвода и закрыть рану толстым пакетом и хорошо всё забинтовала. Иван потерял сознание и очнулся уже в военном госпитале в городе Бромберге.

Врачи сразу после обследования пришли к неутешительному выводу: ногу надо ампутировать, она не будет работать.

Что делать? Иван просил сохранить ему ногу.

Дождались приезда главного хирурга. Тот всё осмотрел, сердце послушал, побеседовал с раненым и деликатно подвёл:

- Ничего нельзя сделать. А жить Вы будете долго. Сердце у Вас хорошее.

Перед отправкой на операцию Иван сунул под подушку свой драгоценный трофей – пятизарядный бельгийский пистолет. Он надеялся, что навеки-вечные этот пистолет останется с ним.

Ампутировали ногу, привезли, положили на место. Сразу же стал искать пистолет…

Бромберг, Германия, госпиталь. В коридорах забегали, в палатах шум, крики. Песни поют, радуются. А Иван плачет. Конечно, хорошо для всех что война закончилась. Что его ждёт? Как сложится его жизнь? Ведь теперь он уж точно вечный инвалид. Куда он без ноги?

Настоящие твои мучения, Иван, впереди.

 

 

Прыгунов Прокопий Никонович

После противостояния

на реке Великой все-таки «прорубили» оборону немцев. И наконец-то первая ударная «сибирская» армия начала продвигаться на Запад. Прибалтийские фронты рвались к Берлину. А Ленинградский застрял в Курляндии. Там им противостояла курляндская группировка под командованием одного из ведущих фельдмаршалов немецкого рейха фон Бока. Так получилось, что с войсками этого военноначальника подразделения Советской Армии встречались и в начале войны (помните: взвод управления лейтенанта Прыгунова воевал на Северо-Западном фронте). Так вот под массированными ударами группы армий «Север» они и отступили.

И вот совершенно обратная ситуация. Трехсоттысячная 16-ая армия фельдмаршала фон Бока оборонялась. Сухопутные наши войска взаимодействовали с Балтийским флотом. 16 армия фон Бока не могла убежать ни на море, ни на суше. Им некуда было отступать. Уничтожение курляндской группировки – «Сталинград» конца войны.

…Казалось бы, окончательно определилось военная карьера капитана Прокопия Прыгунова. Он один из первых в Советской Армии не только изучил, но и освоил материальную часть трофейной немецкой батареи. А так же составил наставление о боевой работе с незнакомой техникой, образцово обучил личный состав своей батареи. Комбат успешно провел показные стрельбы.

За образцовое выполнение задания командования фронта один из прославленных военноначальников Маршал Советского Союза Леонид Говоров лично вручил Прокопию Прыгунову орден Красного Знамени. Это к двум орденам Красной Звезды и Александра Невского.

За его 63-й батареей – семнадцать сбитых немецких самолетов и десятки уничтоженных важнейших наземных стратегических целей противника.

Там, в Курляндии, встретил он известие о Победе. Столько было стрельбы, все гремело и горело. Такого не бывало ни раньше, ни позднее, даже во времена салютов. Казалось, все стремились скорее освободиться от всех патронов. Поверили, что это полная и настоящая Победа. Её ждали, но не думали, что она будет такой сокрушительной для немцев. Их уводили и увозили. Такие они жалкие были. Вспоминались почему-то летние и осенние месяцы 1941 года, та самая горечь отступлений и поражений. Теперь можно встретиться и с семьей.

 

 

В Восточно-Прусской стратегической операции принимали участие войска фронтов: 2-го Белорусского (маршал СССР К.К.Рокосовский), 3-го Белорусского (генерал армии И.Д.Черняховский, с 20 февраля маршал СССР А.М.Василевский) и части 1-го Прибалтийского (генерал армии И.Х.Баграмян) при содействии Краснознамённого Балтийского флота (адмирал В.Ф.Трибуц).

 

Медалью «За взятие Кенгсберга» награждались военнослужащие, непосредственно участвовавшие в штурме и взятии Кёнигсберга в период с 23 января по 10 апреля 1945 г.

 

Микуленок Николай Фадеевич

* * *

Под Будапештом выкидывали в тыл врага. Задачи у парашютистов сложнейшие: посеять панику, взорвать мост, повредить железную дорогу в нужном месте.

Николай Микуленок был одним из самых опытных, все время прыгал с подтянутым парашютом, чтобы как можно дальше улететь.

Невозможно было не прыгать. Если струсит кто-то, в последний момент схватится за трос, тот замирает и может пальцы тебе отрубить.

После очередного массового десанта в тыл врага идет скрупулезная разборка поведения каждого. Дело может и до приговора дойти. Следят и за твоим приземлением, в случае чего – могут и из самолета расстрелять.

На Эльбе

- Это ваши русские в большинстве, сами разбирайтесь, - сказал американский генерал.

Немцев, действительно, мало оказалось. Пришлось в первую очередь с «власовцами» и «бендеровцами» разбираться.

Среди них встречались и сверхупертые. Один кричал истошно:

- Мало я вас, сволочей, сук «партейных» побил.

Его сразу в распыл пустили. Тем более, перед этим «власовцы» помкомвзвода застрелили. В затылок пулю получил. А ведь с первого дня – на фронте, в таких кошмарах уцелел. А тут в самом конце войны – смерть. И от кого.

«Власовцев» человек по двадцать в сторону отводили и, чтобы американцы не все видели, куда-то дальше сопровождали. Потом говорили, что их расстреляли.

Немцев же, на глазах американцев, в тыл отправляли: офицеров и солдат по отдельности.

* * *

В начале только генералы наши встречались с американцами, а потом разрешили вплотную сблизиться и основному контингенту: солдатам и офицерам.

Николай Микуленок вспоминает странное:

- Американские солдаты отутюженные, постриженные, причесанные… У каждого столик маленький раскладной, ложка, стаканчик, чашка миниатюрная в плоской баночке – спиртик или другой напиток. И наши грязные, обросшие, небритые. И, конечно, никаких столиков и принадлежностей, подобных американским.

Генерал распорядился рому румынского привезти.

Американцы свои столики раскладывают, а у наших – одни котелки. Да и то не у всех.

 

16 марта 1945 г. Войска 3-го Украинского фронта (маршал СССР Ф.И.Толбухин), соединения левого крыла 2-го Украинского фронта (маршал СССР Р.Я.Малиновский) и Дунайской флотилии начали Венскую стратегическую операцию с целью завершения разгрома немецко-фашистских войск в западной части Венгрии и овладения столицей Австрии – Веной.

 

Награждались военнослужащие частей соединений Советской Армии, Военно-Морского флота, НКВД и НКГБЮ, непосредственно участвовавшие в штурме Вены с 16 марта по 13 апреля 1945 года; организаторы и руководители боевых операций.

 

По Украине шли

уже потрепанные все: и наши, и немцы. В полку - один батальон, в батальоне - лишь рота, а в роте - всего взвод.

И так бывало: оставят минимум в минометном расчете, а остальные хором как можно громче "Ура" кри­чат. Победную эстафету до немцев передают, чтобы у них мысли заро­нить пагубные о нашем полном над ними преимуществе.

 

А как Днестр форсировали

Правее Бендер это было. Радости полны штаны. Потому что немца гоним.

Еще снежок. Но все теплее и теплее становится. У Александра фуфайка под шинелью. Снял ее: жарко стало от этих радостных маршей. А как взглянул, зажмурился от жути: вся под­кладка от вшей белая, Крадучись (чтобы никто не заметил), Днестру "по­дарил" фуфайку (долго она выручала солдата) вместе с живностью. Огля­нулся. Зря прятался. Другие пример­но то же самое проделали.

А к вечеру думает: "... А ночи-то холодные еще". У немца убитого тельничек "занял". И не побрезговал.

 

 

Встреча с союзниками

Шли, как ни в чем не бывало. И вдруг команда поступила - полу­чить обмундирование: гимнастер­ки, пилотки. Сапоги по необходимости сменили.

Оказывается, с американцами встречаемся.

Ясно стало, почему переодели. Выглядели наши солдаты, даже обновленные, по сравнению с ними, похуже. Они какие-то холеные, чистенькие в своих беретах и на студебеккерах.

Потом на досуге начали сравни­вать. Заметили странности. В случае тревоги наши кубарем с грузовика скатятся. Во все четыре стороны.

А у них лестница выбрасывается, и сходят по порядку.

Петрухин, командир орудия, после изучения союзников заявил:

- Никакие они не вояки против наших ребятишек. Пока они со своего студебеккера сойдут, я один их из автомата перестреляю. Со всем их оружием. Не приучены они к войне.

Были и возражения. Но большинст­во согласились с такой оценкой.

Ведь, если б наши части не поторопились к Берлину, то немцы окружили и разгромили бы дивизии союзников...

- А сейчас, видишь, вот какая страна развитая экономически. А мы со своим умением в глубокой яме оказа­лись. Ведь вся Европа встречала, как долгожданных, наши части. Болгары столы на улицах накрывали. Все "братушками" называли. Югославы приветствовали: "Добро дошли руси!"

Душа человек был!

Командиром батареи еврей Броншвай был. Солдат хранил. Зря людей на смерть не посылал.

Отстаивал свое мнение до конца. Командир дивизиона, когда осердится очень в ответ на настойчивость комбата, крикнет в сердцах, все пере­путав:    

- "Кронштейн", прекрати понап­расну говорить...

* * *

Это было в 25 километрах от Праги.

Впереди лес, и пехота занимает оборону. Немножко окопались и миномётчики. Утром прибыло пополнение. 1927 год. Молодые, любопытные, необстрелянные. Впереди лес и шахты.

Звонок из дивизиона.

- Скажите командиру, что Жуков подписал договор о капитуляции. Война кончилась.

Кричит, сам до конца не веря:

- Товарищ капитан! Война кончилась.

- Ладно, Грешнов, шутки шутить. Не до этого сейчас. Видишь, как лупят.

Передал трубку командиру. Тот слушает напряжённо, и вдруг улыбка во всё широкое лицо.

Впереди пехота в лес вошла. Командир взвода Юркин был хороший мужик. Смелый, весёлый, не унывающий никогда. Откуда-то чёрную шинель морскую раздобыл. Шашка у него на боку. Командир батареи ему и говорит: «Бери, лейтенант, связного и связиста. Вон Орехова и Грешнова. И тяните линию до командира пехотной роты. А то дождёмся, что друг друга перестреляем».

Добрались до командира роты. Тот на радостях Юркину двести граммов водки в немецкую кружку налил.

- Впереди штабеля дров. Отсюда не видно. Давайте немного вперёд.

За штабелями дров – открытая поляна. Немец как из пулемёта саданёт – и нет нашего Юркина. Орехов кричит:

- Лейтенанта, наверное, убило. Командир приказывает вытащить его скорее. Ничего не получается. Немцы дурью секут.

А ведь приказ уже поступил сниматься с позиции. Всем объявили, что война кончилась.

Добрались – уже ног нет у лейтенанта. Его уже забрали с той стороны. Даже слышны команды русские. Видимо, «власовцы» были рядом.

Рассветало. Настало утро. Победное. Но без лейтенанта Юркина.

Вывели солдат из леса. Разрешили по подразделениям отметить Победу. У кого что было: водка, вино виноградное, немецкое трофейное… Кому что досталось. И офицеры, и солдаты развесёлые выпили за этот долгожданный день.

Предупредили, чтобы поосторожнее были: люди по лесам (и свои, и чужие) ходят.

Стоило кому-то одному выстрелить вверх. И пошла пальба. Что-то началось невообразимое. Никто никого не слушает. Все валят – палят на радостях. Пришлось командиру дивизии вмешаться. Еле-еле усмирили.

 

 

Егоров Михаил Иванович

В тылу у немцев - в Австрии

Участок один в горловине. Немцам здесь угрожал котел.

Сформировали сводный батальон человек из семидесяти: саперы, два ружья БТР, миномет, взвод автоматчиков. Задача была: закрыть горловину. Но опоздали. И это хорошо. Там столько танков и самоходных орудий было. На глазах сводного батальона отходили. Взвод саперов сразу растеряли.

* * *

Командиром сводного батальона назначили майора Бобарыкина, заместителя командира полка по строевой части. Другие кандидатуры, видимо, и не рассматривались. Только ему поручались самые невыполнимые задания. Не один раз он выводил батальоны и роты из окружения, в безвыходных ситуациях мог добиться успеха.

Здесь недалеко было поместье австрийского посла. Женат он был на ленинградке. Недавно уехал из Вены и временно жил здесь.

Туда не стреляли ни немцы, ни наши. Боевые действия запрещались.

Командир сводного батальона пришел к неожиданному выводу: прорвать линию обороны немцев можно только здесь. Только что пулемет обстреливал, его снайпер снял, и затихло всё.

Сопками вклинились в какой-то овраг и стали по нему углубляться.

В конце дня произошла неожиданная стычка. Командир отделения Арефьев (из-под Куйбышева родом) проходил по линии – и вдруг немца увидел. От неожиданности зачем-то махнул ему рукой. Тот понял это по-своему: русские идут сдаваться. Потом опомнились и открыли огонь. Комбат дал команду: «Отходим». Автоматчики остались прикрывать отход. Они натиск выдержали без потерь. Только одного легко ранило. В лесу догнали весь батальон.

Смотрят: линия связи проходит немецкая. Радист (с Москвы был парень) подключился и перевел комбату услышанное.

Разговор шел об их отряде. Много лестного о них сказали:

- Подразделение хорошо подготовлено и вооружено. Они оторвались. Четверых убили (у нас лишь один ранен). Сил их преследовать нет.

На другом конце провода приказывают:

- Преследовать нет смысла. Оставайтесь на линии обороны, но наблюдение ведите.

Понял комбат: ситуация сложная - их обнаружили, но преследование прекратили…

Сразу же попытались установить связь с полком. Радисты непрерывно отстукивали: «Свирь, я Дунай. Ответьте». Никакого ответа. Видимо, сплошные сопки мешали. Забрался радист на самый высокий бугор. Все равно – ни звука: никто даже в определенное время не выходил с ними на связь и на второй день.

Связь с полком у связного батальона была потеряна. Как ни пытались сообщить что-либо, никто их не услышал.

Пришлось посыльного добровольца направлять.

Запомнилась Михаилу Ивановичу лишь фамилия очень знакомая Пешков (по ассоциации с Алексеем Максимовичем Горьким).

* * *

Послали в разведку Михаила Егорова и Петра Федотова. Предупредили: огонь не открывать, себя не обнаруживать.

Вечером услышали лязг бронетранспортера, но потом все затихло. Ночь прошла спокойно. Утром Михаил рано встал. Слышит, где-то рядом петушиное пение. Значит, селение близко. Прошел совсем немного: на краю деревни – бронетранспортер (это он вчера лязгал).

Солнце еще не взошло, но он разбудил Петьку:

- Там бронетранспортер у крайнего дома.

Спустились по сопке вниз. Заметили у машины только часового. Михаил прикинул расстояние (вспомнил, как его учили этому в пехотном училище), получилось где-то шестьсот метров. Договорились все же стрелять: Миша из автомата снимает часового, а Петр – из ПТР по бронетранспортеру. Пламя вспыхнуло. Немцы в нательном белье выскочили из дома.

Забрали ПТР и к своим побежали. Миша растерянно вымолвил:

- Петька, нас расстреляют с тобой.

Петр предупредительно очистил шомполом ружье. Когда разведчики подошли к своему батальону, они уже поняли: немцы срочно объявили сбор и снялись с обороны.

- Не вы это там шум устроили?

- Нет, товарищ майор. Мы здесь не причем, - быстро сообразили

* * *

Выставили других дозорных, пошли вперед. Прошли две сопки. Стали подниматься на следующую. Как раз пришло время выходить на связь. Бежит дозорный Гаранин:

- Товарищ майор, немцы так себя беспечно ведут. Завтрак, видимо, готовят.

- Много их?

- Человек десять.

Решили снять «тройку» на испытание. Распределили. Осторожно подобрались поближе и в одно и то же время открыли прицельный огонь. Один бежит навстречу, кричит по-немецки, автомат бросил. Оказалось, совсем юный пацан.

Поступила команда: «Не стрелять!».

Рассказывал о жестоком командире: «Он вашего солдата казнил: уши, и нос ему обрезал. И с нами плохо обращался». Это об убитом только что. Кто-то корчился от ран, его добили. Сдавшегося пацана оставили. Он не предоставлял теперь опасности.

В солдате казненном, почему-то «узнали» все посыльного Пешкова.

* * *

Подошли к тому месту, где должны вступить в бой. Дозорный доло