Прием у Гиммлера и начало активной деятельности

 

Со дня покушения на Гитлера прошло два месяца. Разъяренный до бешенства Гиммлер потряс оппозицию до основания, перестреляв из ее рядов около двух тысяч человек и покончив с крамольниками, вернулся к текущим делам. Вспомнил и про Власова и пригласил его в свою походную ставку на 16 сентября для переговоров. На этот раз Власов был лишен своих друзей. Его должны были сопровождать эсэсовцы д'Алкен и Элих, но Власов не захотел ехать без Штрикфельдта и взяли и его с собою. Выехала группа из Берлина поездом со Штеттинского вокзала вечером 15 сентября и приехала к месту назначения вовремя. Ровно в 10 часов Гиммлер принял Власова, но заявил, что желает видеть его одного. Андрей Андреевич было заартачился, не хотел войти без Штрикфельдта, но последний уговорил его не задерживаться, чтобы не создавать лишний прецедент. Оказалось, что, не желая видетъ Штрикфельдта, которого Гиммлер считал прорусски настроенным, он пригласил переводчиком балтийского немца, полковника ЭсЭс[38] Крегера. Таким образом, при переговорах Гиммлера с Власовым присутствовали д'Алкен, Элих и полковник, переводчик Крегер.

Гиммлер приветливо встретил Власова со словами: «Я о вас хорошо информирован, говорил о вас с фюрером. Жалею, что наша встреча состоялась так поздно, но надеюсь, — не совсем поздно. Я знаю про допущенные немцами ошибки и прошу вас быть со мною откровенным». После такого вступления он предложил Власову изложить ему свою идею.

Поблагодарив хозяина за приглашение, Власов изложил ему идею антикоммунистической освободительной борьбы, этого самого могучего оружия против власти коммунистов, чего Сталин больше всего боялся, и одновременно указал на вред восточной политики немцев. Это она превратила русский народ из друзей во врагов. Тут же он не постеснялся указать, насколько понятие «унтерменш» задевает честь и национальное достоинство русского народа. В настоящее время, сказал Власов, положение на фронте можно было бы изменить путем создания большой русской антикоммунистической армии с освободительными целями, которой была бы передана и пропаганда на восточном фронте. Тогда, бесспорно, наступит перемена в нашу пользу. Однако для этого нам нужно будет передать все добровольческие части, находящиеся в немецких частях, и восточных рабочих, работающих на предприятиях, а также и все национальные формирования народов Советского Союза.

Присутствовавшие на этом приеме потом говорили, что Власов держал себя с большим достоинством и не боялся говорить то, что Гиммлеру было неприятно слушать. До того едва ли кто-нибудь посмел говорить с Гиммлером безнаказанно таким языком, как и едва ли Гиммлер позволил кому-нибудь говорить с ним таким тоном. Надо полагать, что те соображения, которые принудили Гиммлера пригласить Власова на прием, вынудили его и терпеливо выслушать укоры Власова. Гиммлер сказал, что понятие «унтерменш» не относится ко всему русскому народу. «„Унтерменши“ есть у всех народов, но у нас они сидят в тюрьме, а в Советском Союзе управляют страной».

Затем, обсудив совместно главные вопросы по предстоящим формированиям, Гиммлер от имени германского правительства признал Власова возглавителем Освободительного движения народов России. После этого перешли к деталям, из которых главными нужно считать следующие: 1) желательно, чтобы антикоммунистическая борьба была бы общей и велась бы от имени всех народов России и чтобы национальные формирования этих народов подчинились бы будущему общему комитету; 2) чтобы Власов мог бы формировать столько дивизий, сколько он сможет осилить, но готов выступить на фронт со своими войсками не раньше, чем у него будут готовы и вооружены пять дивизий. Позже Гиммлер телеграммой сообщил Власову, что тот должен выступить на фронт, имея готовых и вооруженных не пять дивизий, а три; 3) Гиммлер не обещает передать Власову русские добровольческие части, состоящие в немецких частях, и рабочих, занятых на немецких военных предприятиях, поскольку их некем заменить, но, поскольку Власов рассматривал разрешение этого вопроса вообще в зависимости от развития предстоящих событий, возражать не стал. Будущее, мол, покажет; 4) Практическую помощь Власову по формированию РОД Гиммлер возложил на своего помощника генерала Бергера[39], с которым Власов должен был поддерживать тесную связь; а полковник Крегер назначается при Власове офицером связи.

На этом прием окончился, и сопровождавшие Власова вышли вместе с ним. К этому времени в приемной Гиммлера собрались многие лица из эсэсовской элиты. Полковник Крегер, указав на одного из генералов, сказал, что от него зависит судьба арестованных и заключенных в тюрьму руководителей организации Национально-Трудового Союза. Власов попросил познакомить их и сказал: «Генерал, я позволю себе заверить вас, что в лице арестованных членов Национально-Трудового Союза вы держите в тюрьме своих доброжелателей». Тот ответил: «Вы думаете?» На что Власов сказал, что он в этом уверен. Тогда тот сказал, что он этот вопрос пересмотрит. Этот разговор передал мне тогда сам Андрей Андреевич.

Вернулся Власов из своей поездки в более или менее хорошем настроении, ибо если, с одной стороны, договоренность хотя и состоялась очень поздно, когда масса практических возможностей была уже упущена, когда Красная Армия уже справилась со своими неудачами и инициатива на фронтах уже целиком перешла в руки Сталина, но, с другой стороны, этот прием развязал ему руки, открывал ему путь к активной деятельности, к возможным успехам, к надеждам. А самое главное — теперь он мог открыто разработать политически и идеологически обосновать русскую антикоммунистическую борьбу в Германии как общенародное чаяние. Тогда ведь этот вопрос находился в весьма печальном состоянии. Теперь Власов получил возможность на базе общих освободительных идей и народных чаяний создать практическую платформу, духовное пристанище не только для всех беспризорных русских за рубежом, но и для всего нашего народа, пребывающего в коммунистической неволе.

Таким образом, половина его забот уже отпала, ибо как бы ни кончилась для него война, но движение, принявшее форму и содержание, выступление общенародного характера, поскольку оно стремится выполнить многолетнюю мечту всего народа, пребывающего в коммунистической неволе и не имеющего возможности избавиться от нее, такое движение останется в истории как пример подражания для будущей нашей молодежи.

И наконец, эта договоренность давала ему возможность приступить к практической, реальной работе, обрасти живой силой, без которой во время войны действовать при любых условиях невозможно.

Под влиянием этих соображений Власов вернулся из своей поездки удовлетворенный (здесь я постарался по возможности точно передать мысли и переживания, которые Андрей Андреевич неоднократно высказывал).

Но вернемся к его встрече в Берлине, где его окружение с нетерпением ожидало его возвращения. Когда же он вернулся и стало известно, что между Гиммлером и Власовым состоялась договоренность, наступили общее ликование и взаимные поздравления. Слишком уж долго ждали этой договоренности! Никто не хотел подумать о том, что эта запоздалая договоренность с уже обанкротившимся партнером — шаг в неизвестность. Для всех нас было важно то, что наконец-то мы добрались до своей цели!

На следующий день после возвращения Власова в Берлин на Кибитцвег было назначено заседание генералов под председательством Власова, а через два дня вышел первый приказ Власова, предусматривавший ряд перемен в нашей жизни. Этим приказом кончалось наше бездеятельное состояние и началось создание аппарата для развертывания большого дела. Резервом для создания аппарата служила наша школа в Дабендорфе. Но так как к тому времени у нас были миниатюрный штаб Власова в Далеме и сравнительно небольшая канцелярия Трухина в Далеме, то нужно было сначала расширить и укрепить оба штаба для их работоспособности. В связи с этим из Дабендорфа были переведены в Далем целый рад офицеров и солдат на новые должности, прибыли целая рота охраны под командованием майора Беглецова и хозяйственная рота под командованием майора Шишкевича; штабные службы распались на целый ряд подразделений и получили свое оформление. В самом штабе тоже произошли большие перемены: мне было приказано сдать должность коменданта штаба майору Хитрово, начальником охраны штаба был назначен капитан Каштанов. Бывшему начальнику личной канцелярии самого Власова приказано передать свои полномочия мне, а самому принять Отдел безопасности. Все новоназначенные лица получали свои служебные помещения и набирали свои кадры. В этом отношении у генерала Трухина, несмотря на всю сложность и громоздкость его деятельности, положение было проще: он сам был хозяином кадров. Он быстро сколотил свой штаб, и когда из Дабендорфа переехал в Далем, то целый ряд улиц был занят его подразделениями, и они напоминали муравейник. При этом нужно заметить, что главная работа штаба Трухина — формирование первых трех дивизий РОА — была заложена и протекала в Мюнзингене и Хойберге, недалеко от Ульма. Скоро и некоторые его подотделы из Далема были переброшены в Мюнзинген, ибо в Далеме ему стало тесновато. Но, помимо этих трех дивизий, в состав вооруженных сил РОА вошли русские военно-воздушные части под командой полковника, произведенного в генералы, Виктора Ивановича Мальцева; о них и о самом Мальцеве скажу несколько слов в конце этой главы.

На заседании генералов после возвращения Власова от Гиммлера было установлено организовать пока пять отделов (потом их стало больше): Общий организационный под председательством помощника Власова, генерал-майора Малышкина, Военное управление под начальством A.A. Власова, Гражданское управление под председательством генерал-майора профессора Д.Е. Закутного, Пропагандное управление под руководством генерал-лейтенанта Г.Н. Жиленкова и Управление безопасности под командой сначала подполковника М. Калугина, а потом Н. Тензорова.

Читатель легко может себе представить, что творилось в Далеме, в этой сравнительно небольшой фешенебельной части Берлина, когда стали разворачиваться все упомянутые отделы. Улицы с утра и до вечера бывали полны народом, хотя некоторым управлениям пришлось разместиться в других частях города. Но с размещением управлений по отведенным им помещениям работа их не могла наладиться, ибо у нас не хватало обслуживающего персонала — как то: машинисток, секретарш и других необходимых специальных работников, и нанимать их было не на что. Положение спасли наши соотечественницы, которые осаждали канцелярии и предлагали свой труд бесплатно. И тогда работа закипела. Правда, большинство из этих женщин приходили из лагерей и на целый день оставались голодными. Но офицеры, работавшие в управлениях и на своих пайках открывшие офицерскую столовую, пригласили наших благодетельниц обедать вместе в кантоне. Так продолжалось до ухода из Берлина, несмотря на то что с получением кредита все бесплатные сотрудники были зачислены на жалованье. От всего происходившего кругом создавалось впечатление, что здесь началось большое дело. Далем стал не только местопребыванием генерала Власова и КОНР, но и центром формирования Освободительного движения народов России. К Власову стремились не только наши старые и новые эмигранты, но и немцы и пребывавшие в Германии иностранцы. Я бы сказал, что Далем стал центром русской политической жизни. И интерес к нему со стороны иностранцев все больше и больше увеличивался в связи с тем, что сквозь огонь и дым сражений на фронте уже проглядывал страшный лик наступающего коммунизма. Каждый посетитель Далема приходил с заботой и надеждой, ибо к тому времени чувствовалось, что на путях военных сражений не осталось границ, где бы германская армия могла отразить наступающую Красную Армию, чувствовалось, что черт выпущен из бутылки на широкие просторы западных стран и от него деваться будет некуда.

Интересно отметить, что, несмотря на то что фронт все больше и больше приближался сначала к границам Германии, а потом и по германской территории, желающие попасть в РОА не унимались, все наши отделы были завалены письмами с просьбой вытребовать их из немецких частей и учреждений. А девушки просто убегали из лагерей, приходили в штаб Власова и заявляли, что останутся здесь и обратно не вернутся. Делайте, что хотите. Вот и приходилось всеми правдами и неправдами оформлять таковых и найти им работу.

Но приходили и ценные работники, которых предприятие не отпускало, а они категорически отказывались вернуться на работу. Все это надо было как-то наладить и всеми правдами и неправдами зачислить людей на работу и на довольствие. Само собой разумеется, что в связи с таким наплывом людей каждый день по нашим улицам курсировали полицейские патрули, но никаких неприятностей полиция нам не причиняла, а если и случалось что-нибудь, то полиция с обвиняемым обращались в нашу канцелярию и мы разбирали дело.

По утрам почтальоны приносили почту в больших мешках из-под муки и вываливали ее на пол. Начинались разбор и препровождение писем по отделам. В одной только личной канцелярии на разбор писем и ответы сидели десять человек, а когда пришлось покинуть Берлин, три дня топили камин, чтобы письма или именные списки не достались большевикам. Оставили им только целые полки с пропагавдным материалом. Короче говоря, вскоре личная канцелярия развернулась в целое управление.

 

* * *

 

Здесь нужно сказать несколько слов о наших военно-воздушных силах, возглавлявшихся полковником, а потом генералом Мальцевым. Для Власова и его окружения Мальцев был человеком со стороны. У него еще до приглашения Гиммлером Власова наладилась работа с германскими летными частями, которые считались с ним, поддерживали его и давали ему возможность собирать вокруг себя летчиков из советских военнопленных. Хотя в 1944 году по распоряжению генерала Кестринга и повезли Власова к Мальцеву в Морицфельд на «отдых», между ними никаких деловых связей не было.

Полковник Мальцев еще молодым полковником сделал блестящую карьеру на советской службе, дослужившись до должности начальника военно-воздушных сил Средне-Азиатского военного округа[40]. Но настал трагический 1937 год, и его, как и многих других офицеров, безо всякой вины арестовали и посадили в тюрьму. Там на допросах ему выбили несколько зубов.

С началом войны его освободили и послали в Крым на поправку здоровья, а тут немецкая армия заняла Крым. Ненавидя всеми фибрами души большевиков, он представился немцам и был назначен комендантом города Ялты. Тогда же он написал свою брошюру под названием «Конвейер НКВД» (работа НКВД в тюрьмах). Потом немцы вывезли его в Германию. Однако, будучи еще в Крыму, Мальцев посещал больницы и санатории, разыскивал раненых и больных советских летчиков и помогал им. Один из этих опекаемых раненых советских летчиков, поступивший потом в ряды Военно-воздушных сил РОА, лейтенант Аяс Хаким-оглы и по сей день с благодарностью вспоминает ту большую и незаменимую моральную и практическую поддержку, которую полковник Мальцев оказывал им в их тяжелом и беспросветном положении. Он потом и позаботился об их выезде в Германию. Начав с этих летчиков, Мальцев потом в Морицфельде (Восточная Пруссия) собрал несколько эскадрилий и вспомогательных пехотных частей.

К Власову Мальцев пришел, имея свои формирования, и вошел с ними в состав вооруженных сил РОА. Но в Далеме Мальцев открыл всего лишь небольшую канцелярию для связи с центром.

С Власовым у Мальцева сложились не только нормальное деловое взаимопонимание, но и прекрасные, теплые, дружеские взаимоотношения. После выдачи генерала Мальцева осталась на произвол судьбы его жена Антонина Михайловна.

К военным формированиям КОНР относятся еще и корпус генерала Туркула (один полк) и вспомогательные инженерные войска инженера К.И. Попова. Обе эти части ни в каких операциях участия не принимали, было уже поздно.

 

Подготовка к оформлению структуры движения

 

Центральным моментом структуры оформления Освободительного движения нужно считать создание его руководящего органа, т. е. Комитета. Но поскольку само Освободительное Движение предусматривалось общим для всех народов Советского Союза, возникала необходимость выработать проект политической платформы, на которой могла бы состояться общая договоренность. В связи с этим по решению организационного совещания генералов составление текста проекта манифеста было поручено идеологам из Дабендорфской школы. Группа работала под руководством Ковальчука, помощника генерала Жиленкова.

Составить текст манифеста для такого идеалистически и политически принципиального начинания, как власовское, в обстановке нацистской Германии оказалось не так просто. Но, принимая во внимание историческое значение этого акта, составители текста решили абсолютно игнорировать обстановку, в которой они были призваны работать, и исходить в своей работе исключительно из нужд и чаяний наших народов в обстановке коммунистических порядков и режима. Законченный текст манифеста был представлен Власову, а он, прокорректировав его вместе со своими генералами, созвал специальную комиссию из 30 человек научных и общественных деятелей новой и старой эмиграции, чтобы выслушать, отредактировать и принять текст манифеста к руководству. Комиссия текст выслушала и никаких существенных поправок в него не внесла. Только в конце, когда каждый из присутствовавших должен был высказать свое мнение о манифесте, все отозвались о нем весьма положительно, и только генерал Бискупский (представитель старой эмиграции в Германии) сказал, что он монархист и потому ничего сказать не может, а генерал Лампе, начальник Второго отдела Обще-Воинского Союза[41], заявил, что он обязан доложить сначала о тексте начальнику Союза генералу Архангельскому.

(На последнем заседании КОНРа в Карлсбаде генерал-майор фон Лампе вошел в КОНР, и это произошло не случайно. Дело в том, что незадолго до начала войны Германии против Советского Союза генерал Лампе написал письмо Главнокомандующему Браухичу, в котором писал, что он убежден в том, что война между Германией и Советским Союзом неизбежна, в связи с чем просит иметь в виду русский Обще-Воинский Союз, который готов бороться против коммунистов. Ответа на это письмо не последовало. А через две недели после возникновения войны Лампе написал в канцелярию Гитлера аналогичное письмо с приложением к нему копии своего письма Браухичу. Дней через пятнадцать канцелярия Гитлера ответила, что письмо отправлено на рассмотрение фельдмаршалу Браухичу, а тот, в свою очередь, ответил, что в войне Германии против Советского Союза привлечения русской эмиграции не предвидится. После такого ответа генерал Лампе к своему приказу по Второму отделу РОВС приложил упомянутую переписку, прибавив, что каждый член РОВСа волен действовать самостоятельно, но должен поддерживать при этом с ним связь.)

Короче говоря, текст Манифеста был отредактирован, принят и отправлен Гиммлеру за разрешением для его обнародования. Но Гиммлер вернул его с указанием дополнить двумя пунктами: первый — антиеврейская борьба и второй — борьба против плутократов. По первому пункту Власов ответил, что КОНР не может внести в текст Манифеста антиеврейский вопрос, поскольку в Советском Союзе все народы равны. Вопрос же о борьбе против плутократов пришлось внести, поскольку он никакого практического значения не имел, как не имел и никакого отношения к задачам освободительной борьбы. Власову и КОНРу пришлось отдать дань времени, чтобы не вступить в конфликт с Гиммлером.

С законченного текста пришлось сделать 50 копий для руководства при ведении переговоров с желающими вступить в движение.

Ввиду того, что текст Манифеста обширен, здесь я позволю себе привести ниже только 14 пунктов из его текста, которые составляют основное ядро программы-минимум всего начинания (документ воспроизводится полностью в приложении).

В основу новой государственности народов России Комитет кладет следующие главные принципы:

1) Равенство всех народов России и действительное их право на национальное развитие, самоопределение и государственную самостоятельность.

2) Утверждение национально-трудового строя, при котором все интересы государства подчинены задачам поднятия благосостояния и развития нации.

3) Сохранение мира и установление дружественных связей со всеми странами и всемерное развитие мер народного сотрудничества.

4) Широкие государственное мероприятия по укреплению семьи и брака. Действительное равноправие женщин.

5) Ликвидация принудительного труда и обеспечение всем трудящимся действительного права на свободный труд, созидающий их материальное благосостояние, установление для всех видов труда оплаты в размерах, обеспечивающих культурный уровень жизни.

6) Ликвидация колхозов, безвозмездная передача земли в частную собственность крестьянам. Свобода форм трудового землепользования. Свободное пользование продуктами собственного труда, отмена принудительных поставок и уничтожение долговых обязательств перед советской властью.

7) Установление неприкосновенной частной трудовой собственности. Восстановление торговли, ремесел, кустарного промысла и предоставление частной инициативе права и возможности участвовать в хозяйственной жизни страны.

8) Предоставление интеллигенции возможности свободно творить на благо своего народа.

9) Обеспечение социальной справедливости и защиты трудящихся от всякой эксплуатации, независимо от их происхождения и прошлой деятельности.

10) Введение для всех без исключения действительного права на бесплатное образование, медицинскую помощь, на отдых и обеспечение старости.

11) Уничтожение террора и насилия. Ликвидация всех насильственных переселений и массовых ссылок. Введение действительной свободы религии, совести, слова, собраний, печати. Гарантия неприкосновенности личности, имущества и жилища. Равенство всех перед законом, независимость и гласность суда.

12) Освобождение политических узников большевизма и возвращение на родину из тюрем и лагерей всех подвергшихся репрессиям за борьбу против большевизма. Никакой мести и преследования тем, кто прекратит борьбу за Сталина и большевизм, независимо от того, вел ли он ее по убеждению или вынужденно.

13) Восстановление разрушенного в ходе войны народного достояния — городов, сел, фабрик и заводов за счет государства.

14) Государственное обеспечение инвалидов войны и их семей.

Комитет считает, что уничтожение большевизма является неотложной задачей всех прогрессивных сил и что объединенные усилия народов России найдут поддержку у всех свободолюбивых народов мира.

 

Подготовка к созыву КОНР

 

Почти параллельно с выработкой текста проекта Манифеста велась и подготовка к созыву Комитета. Как-то после организационного совещания генералов Власов вызвал меня к себе, объяснил предстоящую задачу созыва Комитета и в связи с этим дал мне ряд списков лиц, которых я должен был пригласить к нему для переговоров. Но ввиду того, что лица, подлежавшие приглашению, исключая русских, принадлежали к нерусским народам России, уже давно завербованным министром Восточных областей Розенбергом, проводившим свою расчленительную программу по отношению к России, надо было быть очень осторожным, чтобы не попасть на провокацию. Помимо этого, работа сама по себе была очень сложной и кропотливой в связи с перегруженностью как самого Власова, так и его канцелярии. Поэтому ко мне была временно прикомандирована секретарша генерала Малышкина Валентина Крылова, с которой мы целыми ночами работали над созывом будущих кандидатов на вхождение в КОНР. Переговоры шли далеко не так гладко как со стороны русских по национальности, так и нерусских, но так или иначе, а недели через три был составлен Комитет из 50 членов при 12 кандидатах. В него вошли представители 15 народов России.

На первом же своем учредительном заседании члены КОНР наметили свое временное положение, выбрав председателем генерала Власова и президиум в лице профессора Ф.П. Богатырчука, генерала В.Ф. Малышкина, генерала Ф.И. Трухина, генерала Г.Н. Жиленкова, генерала Д.Е. Закутного, при двух кандидатах: профессора Иванова и Ю. Музыченко. Временное положение должно было быть утверждено перед обнародованием Манифеста.

Примерно в это время из Парижа приехал к Власову генерал, профессор H.H. Головин, а немного позже — генерал Драгомиров, и оба предложили Власову свои услуги. Генерал Головин взял на себя труд новых военных учебных пособий для РОА. Генерал Драгомиров из-за преклонного возраста оставался в резерве. Начальник (Русского) Обще-Воинского Союза генерал Архангельский благословил генерала A.A. фон Лампе поддерживать связь с Власовым (как я указал выше, генерал Лампе в Карлсбаде вошел в КОНР).

Но с этого момента в окружении Розенберга начались открытые и подпольные волнения среди эмигрантов.

Дело было в том, что, когда Розенберг объявил набор последователей его политики, к нему пошли все, кто ненавидел коммунистическую диктатуру. Если при этом кое-кому из пошедших к нему расчленительная политика была по душе, но другим она могла и не нравиться. У каждого были свои взгляды на решение его национального вопроса, независимо от германских взглядов, но немцы говорили только о праве нерусских народов оторваться от России, а какова должна была быть их дальнейшая судьба, стояло под вопросом. Но делать было нечего, других путей антикоммунистической борьбы не разрешалось. Теперь же создается общий для всех комитет, с учетом пересмотра больных вопросов для всех, и, конечно, люди стали пересматривать собственное положение. Происходили всевозможные ожиданные и неожиданные случаи, из которых я приведу несколько характерных.

Первым политическим деятелем, прорвавшим фронт Розенберга, был председатель Калмыцкого национального комитета Шамба Балинов. Позвонив в канцелярию и попросив приема у генерала Власова, он пришел на следующий день. Никто еще не знал о цели его визита. Власов принял гостя приветливо, как соотечественника. Нужно заметить, что с самого появления Балинов на всех нас произвел прекрасное впечатление. Сразу можно было сказать, что это человек, соблюдающий свое собственное достоинство и умеющий обращаться с другими. После знакомства и нескольких общепринятых взаимных вопросов говорить о цели своего посещения начал сам Балинов.

«Господин генерал, я хорошо информирован о вашем начинании и его задачах, и знаю о том, что германские власти согласились на формирование вами общей антикоммунистической борьбы народов России. В связи с этим наш Национальный комитет уполномочил меня просить вас включить и нас в ваше начинание».

Выслушав Балинова, Власов поблагодарил его и в его лице членов Калмыцкого национального комитета за выраженное ему доверие и предложил Балинову вступить в формируемый общенациональный комитет. После этой официальной части Балинов стал информировать генерала о делах калмыков и их заботах, на что Власов ему сказал: «Дорогой Балинов, мы все пострадали, и знаем про ваши заботы, но постараемся в предстоящей нам общей борьбе беречь живую силу таких малых народов, чтобы было кому на свободной родине наладить жизнь своего народа». Эти слова Власова тронули Балинова до слез.

Было время пятичасового чая, и Власов пригласил своего гостя к столу. За столом завязалась беседа. С этого дня Балинов, как полноправный член власовского движения, посещал штаб генерала ежедневно, а потом стал и другом Власова.

Вслед за Балиновым пришли к Власову с аналогичным предложением от осетин — профессор Цагол, от горцев — Цинбал и Чачук, от грузин — в личном порядке генерал Шалва Маклагелидзе. Вслед за ними вошли в Комитет представители от армян, народов Туркестана и целый ряд других лиц.

Как-то рано утром приехал к Власову председатель грузинской колонии д-р Кедия в сопровождении двух эсэсовских офицеров. Власов был еще у себя наверху. Я предложил гостям сесть и пошел доложить о них генералу. К моему удивлению, гости продолжали стоять. Вошел Власов и, поздоровавшись, предложил им сесть и сам подошел к своему креслу за столом. Но гости и не подумали сесть. Не предвидя ничего демонстративного, Власов сказал: «Господа, садитесь и поговорим». И вдруг Кедия демонстративно сказал: «Генерал, очевидно, вы собрались прочесть нам лекцию, но лекцию и я могу прочесть». Власов в недоумении ответил: «Никакой лекции читать не собираюсь, но, раз приехали ко мне, полагаю, что хотите со мною поговорить». На это Кедия ответил, что он прибыл сюда по настоянию его друзей, показывая на эсэсовцев, «но раз приехал, считаю нужным заявить, что вы стараетесь свалить Сталина и занять его место сами, а для нас ни Сталин и ни вы не приемлемы». После такого заявления Власов сказал: «Я думаю, что нам с вами не о чем говорить». На что тот ответил, что он тоже так думает. И с этими словами все трое покинули виллу. Никто не мог ничего понять. Во время войны, когда каждый день гибнут сотни тысяч людей и решаются судьбы народов, ответственные представители народов могут заняться такими не достойными их положения выходками!

Однако, когда весть о случившемся дошла до грузинской колонии, несколько уважаемых лиц из грузинской интеллигенции собрались у бывшего председателя колонии д-ра князя Абхази и пригласили и меня туда на чашку чая. За столом меня попросили информировать их о посещении Кедии Власова, что я и сделал. Оставив вопрос о Кедии открытым, присутствовавшие просили меня рассказать об идее и задачах власовского движения. Я предложил им копию текста Манифеста, который тут же был прочтен и обсужден. На прощание все просили передать Власову, что они поддерживают его начинание и войдут в Комитет, но в силу обстоятельств временно должны стоять в стороне.

Был еще один неожиданный прием человека из розенберговских кругов. Как то позвонил в канцелярию председатель Белорусской национальной рады профессор Астровский и просил передать Власову, что он хочет повидать его. На этот раз Власов предпочел быть осторожным, поскольку еще недавно Кедия сыграл с ним такую неумную и недостойную шутку. Он приказал сообщить Астровскому, что генерал Власов будет в отъезде, но если бы тот захотел, то его примет помощник Власова, генерал Малышкин. Астровский согласился, и встреча состоялась у Василия Федоровича Малышкина. После взаимного приветствия Астровский заявил, что хотел бы поближе познакомиться с идеями и задачами власовского движения и потому решил получить информацию из первоисточника. Василий Федорович обстоятельно изложил своему гостю все, что требуется в таких случаях, и в заключение дал ему прочесть текст Манифеста. Астровский никаких возражений не высказал, но на прощание сказал, что сомневается в том, чтобы немцы дали Власову осуществить все, что здесь написано. Видно было, что Астровский остался доволен своим визитом, как мне показалось, но к Власову больше не приходил.

И наконец, самые долгие и тяжелые переговоры велись с бывшим Атаманом Всевеликого Войска Донского, с генералом от кавалерии Петром Николаевичем Красновым.

Как известно, в 1943 году по приказу Гитлера казачьи части с фронта оттянули в Млаву. Там из них сформировали один казачий корпус, который под командованием тогда еще полковника, а потом генерала немецкой службы фон Паннвица отправили в Югославию на борьбу против партизан, и второе соединение — Казачий стан, под командованием донца, генерала Доманова, отправленный на размещение в северную Италию. В Казачий стан входили не только казаки, но и их семьи. Помимо этого, в Берлине было организовано Обще-Казачье Управление, начальником которого был назначен генерал П.Н. Краснов, а помощником — его же племянник Семен Николаевич Краснов.

В том же 1943 году мне пришлось побывать в Париже и познакомиться с Семеном Красновым. Тогда мы условились — он повлияет на Петра Николаевича, а я — На Андрея Андреевича, чтобы они договорились и работали бы вместе. С тех пор прошло много времени, за это время Власов и Краснов очутились в противоположных политических лагерях. Краснов с казаками находился в орбите Розенберга. А когда настало время переговоров и Власов уполномочил меня поговорить с Петром Николаевичем (я имел честь быть знакомым с ним довольно близко), я решил начать разговор с его помощником, Семеном Николаевичем. К моему удивлению, он категорически отказался говорить с дядей по этому поводу, поскольку они уже подписали договор с немцами и нарушить его не могут. После меня Юрий Сергеевич Жеребков, находившийся в родственных отношениях с Петром Николаевичем, говорил с ним о совместной работе с Власовым, и генерал наотрез отказался обсуждать этот вопрос.

При этом должен заметить, что еще до активного выступления Краснова целый ряд политических и общественных деятелей старой нашей эмиграции, чтобы познакомить и сблизить Краснова с Власовым, устроили в Далевице у фон Шлиппе ужин с участием обоих генералов. Мало того, специально для урегулирования вопроса между казаками и РОА приезжали из Югославии, Болгарии и Чехии казачьи генералы, посещали Власова и Краснова, стараясь свести их в одну общую организацию, но генерал Краснов упорно стоял на своем.

Должен также заметить, что с самого начала формирования КОНР в него вошли, не обращая внимания на отрицательную позицию Краснова, два генерала Войска Донского, Абрамов и Балабин, но вошли они в личном порядке. Однако время работало не на генерала Краснова. Вдруг без предупреждения приехал в штаб генерал Войска Донского Полозов и приказал доложить Власову о нем. Власов вышел ему навстречу и ввел его в кабинет, и оттуда раздался голос Полозова: «Генерал, я пришел просить вас включить меня в вашу организацию, ведь все мы русские и делаем наше общее дело». А потом стали приезжать походный атаман Войска Донского генерал Татаркин, атаман Кубанского казачьего войска генерал Науменко и генерал Шкуро. Все они стали принуждать генерала Краснова войти в РОА. В то же время в личную канцелярию на имя ген. Власова каждый день приходили письма от казаков то с просьбой принять их в РОА, то с угрозой, что они расправятся с теми, кто мешает их вхождению в РОА.

Под таким общим давлением со стороны своих казаков Петр Николаевич приехал к Власову и предложил ему совместную борьбу против коммунистов, с условием, что казаки останутся автокефальными, а он учредит при Власове постоянную сотню для связи. Такое положение в России существовало при царе Алексее Михайловиче. Казаки признавали на Москве власть царя и держали при нем постоянную казачью станицу, а сами у себя на Дону жили своими порядками.

Видя, что с генералом Красновым ничего не поделаешь, Власов дал приказ формировать при штабе вооруженных сил КОНР Казачье управление, назначив начальником его бывшего походного атамана Войска Донского генерала Татаркина, а его начальником штаба полковника Генерального штаба Карпова. Вслед за этим атаман Науменко дал приказ о включении казаков Кубанского войска в РОА, а после признания Власова главнокомандующим войск КОНР все казачьи части и корпус Штейфона были официально включены в РОА.

После всего сказанного читатель может спросить, чего добивался Краснов: сепаратизма, ухода казаков от России? Зная генерала Краснова очень хорошо, я отвечу — нет! Краснов, бесспорно, был одним из очень больших патриотов России. Об этом говорит его долголетняя безупречная служба в рядах старой императорской армии, об этом говорят все его литературные труды, об этом говорит и приводимое ниже его письмо берлинской эмиграции в ответ на ее просьбу возглавить эмиграцию за рубежом.

 

Копия

П.Н. Краснов № 238

Милостивые Государыни, Милостивые Государи и Господа офицеры!

Будучи весьма тронут Вашими словами внимания, призыва и ободрения, благодарен Вам за Ваше ко мне доверие, не могу принять на себя то, что Вы мне пишете. Вы переоцениваете мои силы, знания, талант и умение. Я был только верным Государю и Родин<