Настроения берлинских обывателей во время минувшей войны — КиберПедия 

Двойное оплодотворение у цветковых растений: Оплодотворение - это процесс слияния мужской и женской половых клеток с образованием зиготы...

Эмиссия газов от очистных сооружений канализации: В последние годы внимание мирового сообщества сосредоточено на экологических проблемах...

Настроения берлинских обывателей во время минувшей войны

2020-05-07 204
Настроения берлинских обывателей во время минувшей войны 0.00 из 5.00 0 оценок
Заказать работу

 

В этой главе я коснулся настроений берлинских обывателей до и во время минувшей войны. Но тема сама но себе характерна и охватывает настроения не одних только берлинцев, тем более что Берлин того времени посещался немцами разных городов и концов Германии. Но, кто бы эти немцы ни были, весть о возникновении войны между Германией и Советским Союзом приняли холодно. Во-первых, они были разочарованы в своих ожиданиях, что с падением Парижа война на Западе окончится и родные их с фронта вернутся домой, во-вторых — новой войны, да еще с таким гигантом, как Советский Союз, боялись; не знали, что она может им принести. Я бы сказал, что войну Гитлера против Польши в 1939 году и войну против Советского Союза народ воспринял по-разному.

Формально война Гитлера против Польши началась из-за Данцигского коридора, которым версальские миротворцы в 1918 году отрезали Восточную Пруссию от остальной Германии и тем самым поставили Германию в прямую зависимость от новообразовавшейся Польши. Германский народ эту национальную обиду болезненно переживал, а поляки в вопросе пользования коридором не особенно шли навстречу немцам. В связи с этим, когда Гитлер со своими войсками двинулся на Польшу, народные массы отнеслись к его поступку с некоторым удовлетворением. Я бы сказал, что Данцигский коридор послужил в 1939 году поводом для возникновения Второй мировой войны, как и сараевское убийство послужило поводом к возникновению Первой мировой войны в 1914 году. Но война против Польши окончилась, наступила капитуляция последней, а военный очаг все больше и больше разрастался, что немецкого обывателя сильно беспокоило. Уже в период борьбы против западноевропейских народов мнения обывателей сильно разнились, и очень многие жаждали конца войны и возвращения своих сыновей и мужей домой. Я помню людские настроения в связи с падением Парижа; женщины смеялись, от радости плакали, танцевали, что, мол, теперь конец войны. Сам Париж по себе мало кого интересовал, но этот факт в представлении людей связывался с концом войны. Этим бедным людям тогда в голову не приходила мысль, что война на Западе — это всего лишь прелюдия к большой войне на Востоке. А между тем у тогдашнего поколения немцев раны от потерь во время Первой мировой войны были еще свежи. Были свежи и последствия от понесенного поражения, когда люди в течение пятнадцати послевоенных лет не только бедствовали, но порою и голодали. Вот почему возникновение новой войны, да еще с такой громадной страной, как Советский Союз, немецкие обыватели встретили очень холодно. Наша соседка и трое ее молодых приятельниц, у которых мужья находились на фронте с самого начала войны, нередко собирались вместе и плакали. И имели основания плакать, ибо их мужья домой больше не вернулись; все они пали в боях на Востоке.

Короче говоря, если после раскассирования коммунистической партии и налаживания хозяйственной жизни страны германские обыватели чествовали своего Гитлера и гордились им, то начало войны против Советского Союза уже поколебало их веру в него, они уже почувствовали тяжесть ярма, которое он надел им на шею. С этого времени начинается подпольная критика поступков фюрера, того фюрера, о котором раньше можно было думать что угодно, но никто не решался высказать свою критику. Даже враги его предпочитали молчать. А между тем антинацистов было немало. К таковым относились остатки разбитых коммунистических фаланг, преследуемые нацистами социал-демократы и традиционные монархисты (Дейтшнационал). Все эти «анти» до поры до времени молчали, они были ошеломлены первыми успехами своей армии на фронтах, но прошли первые месяцы, и никого уже удержать нельзя было.

Дело дошло до того, что несколько профессоров, врачей и священников открыто стали критиковать нацистские порядки. Священники в проповедях обличали зверское обращение властей с людьми. В Вильмерсдорфе в одной из церквей священник в проповедях не стеснялся громить нацистов за их деяния. Но на одной воскресной службе нацисты заполнили церковь и после проповеди арестовали священника. Этот священник до конца войны сидел в концлагере и вышел оттуда живым трупом. Нужно сказать, что власти не церемонились с так называемой оппозицией. Они наводили ужас на население своими полицейскими органами. Одно слово «гестапо» для немцев означало такое же страшилище, как для русских ЧК. Все профессора, врачи и священники, о которых я упомянул, были арестованы; в застенках тюрем и концлагерей их третировали, издевались над ними и морили их до смерти или же расстреливали. Короче говоря, нацисты утвердили свою власть над Германией, так же как коммунисты утвердили свою власть над Россией, и жестоко карали каждого, кто дерзал не согласиться с ними.

Я здесь умышленно обхожу вопрос преследования и истребления евреев за их расовую принадлежность, ибо вопрос этот по своему значению грандиозный и, с моей точки зрения, выходит за рамки понимания нормального человека. Одно только могу сказать, что, глядя на евреев того времени, мне каждый раз становилось стыдно за себя и других, мимо проходящих. Одновременно с положением евреев в нацистской Германии вспоминались и наши братья в Советском Союзе, которых десятками миллионов такие же одержимые психопаты гноили и расстреливали в застенках тюрем и концлагерей ЧК, НКВД и КГБ[4]. Разница заключалась в том, что в Германии зверствовали нацисты, а в Советском Союзе коммунисты. Да будут и те и другие прокляты!

Однако картина была бы далеко не полной, если бы я не указал на то, что в стране было много миллионов энтузиастов, поклонников Гитлера, уверовавших в его непогрешимость и его непобедимость и доверивших ему свою судьбу. Толпы берлинцев шпалерами окаймляли дороги, по которым он должен был проехать и сплошь да рядом простаивали целыми ночами, чтобы утром при проезде можно было его приветствовать. И приветствовали его, как рыцаря, поднявшего меч против коммунизма (он уничтожил коммунизм в Германии, он помог Франко одолеть коммунистов в Испании, он уничтожит коммунистов и в России, говорили они), но было и очень сильное течение, которое не только не могло мириться с его зверствами, порочащими немцев, но и понимавшее, что он уже втянул их страну в грязную авантюру, из которой ей трудно будет выбраться.

Короче говоря, с начала германско-советской войны звезда Гитлера, спасителя Германии от неминуемого коммунизма, стала тускнеть, и особенно это стало заметно в конце 1942 года, после его неудачных операций на среднем участке фронта, главным образом под Москвой. Само собою разумеется, одновременно и органы власти закручивали гайку против растущей критики, и в стране стало наблюдаться напряженное состояние; уже появились понятия «мы» и «они». А между тем война шла своим чередом и постепенно всасывала в себя и тех и других, не считаясь с их психическим состоянием; одним приходилось сражаться на фронте, другим — работать и трудиться для фронта.

В Берлине работа кипела — официальные учреждения работали с предельной нагрузкой, улицы с утра и до поздней ночи бывали переполнены толпами людей, среди которых изобиловали военные мундиры, свои и чужие. Город стал походить на военный стан. Гостиницы и рестораны с трудом обслуживали своих гостей, питание было строго рационировано, но спиртного можно было доставать из-под полы, и охотники до веселья особенно не страдали. А на вокзалах одни поезда выбрасывали на перроны толпы людей, другие брались штурмом уезжавшими по назначению. Шарлоттенбургский, Силезский и Герлицкий вокзалы превратились в муравейники; там, дожидаясь своих поездов, люди на ночь устраивались, кто как мог, и полы там превращались в сплошное человеческое ложе. (Люди приезжали на вокзалы с вечера и оставались там ночевать, ибо ночные налеты вражеской авиации часто разбивали пути городского транспорта и нельзя было рассчитывать вовремя попасть на вокзал.) В связи с перегрузкой вокзалов провожавших дальше контрольных будок не пускали. Но и без них перроны бывали переполнены сплошной человеческой массой уезжающих и приезжающих, при этом особенно критический момент наставал, когда одним нужно было выходить из вагона, а другим войти, люди упирались друг в друга со своими чемоданами, и деваться было некуда. А надо всем происходящим довлела правительственная пропаганда. Крикливые речи вождей и их приспешников передавались по радио, ими бывали полны газеты и журналы. Много говорилось и писалось о своих фронтовых успехах, о захваченных городах и селах, о разбитых советских армиях, о захваченных новых сотнях тысяч военнопленных, об уничтоженной советской технике. Несколько раз в день перед особо важной радиопередачей играли фанфары, гремели марши, привлекая внимание слушателей. Помимо этого, во всех кинематографах на всех сеансах перед началом сеанса показывался недельный обзор, посвященный почти исключительно победам на фронте.

Но хуже всего была новая расистская теория — это делить людей, вернее, нации на людей первого сорта (юберменшей) и второго сорта (унтерменшей). К первой группе относились немцы и народы Западной Европы, ко второй — все народы востока. Этим делением нацисты наделяли себя, юберменшей, правом поступать с унтерменшами по своему усмотрению. (Об этом будет сказано в одной из последующих глав.) К чести немцев, в среде которых я тогда вращался, многие приходили в ужас от подобных высказываний и считали расовую теорию фюрера признаком помешательства.

Но так или иначе, а время шло, и Молох войны все больше и больше требовал жертв со стороны мирного населения. Уже давно немецкие успехи на фронте сменились неудачами, и в связи с этим и жертвы их возросли, уже фронтовые потери стали исчисляться десятками и сотнями тысяч. А неприятельская авиация беспрепятственно налетала на германские города, превращая их в сплошной битый кирпич. В Берлине при ковровых налетах противовоздушная оборона молчала и на небе не показывался ни один истребитель; американцы хозяйничали там, как хотели. И порою, когда приходилось наблюдать за страшными делами их рук, не делали никакой разницы между ними и наци. Уж чересчур много ужаса и горя причинили тогда они совершенно и ни в чем не повинным людям.

Дело дошло до того, что людям было негде укрыться, одни развалины, а если кое-где и остались стоять целые кварталы, то окна с разбитыми стеклами и окна забивались картоном, который вылетал при очередном налете. Люди в домах-холодильниках мерзли — топить было печем, да и питание сильно оскудело. Голод и страх уже заглянули в глаза почти каждого берлинского обывателя. На улицах все больше и больше стали показываться мужчины и женщины в трауре, с заплаканными глазами и серыми исхудалыми лицами. А со временем таковые стали заполнять улицы и учреждения города. Под тяжестью понесенных жертв, личных невзгод и ощущения приближающейся катастрофы люди бродили по улицам как тени, без улыбки на устах. Чувствовалось, что жизнь этих людей уже сломана, что горе уже стало спутником дальнейшей их жизни и ни дутые успехи на фронтах и ни тыловая нацистская свистопляска их больше не интересует.

А между тем дела на фронте все больше и больше ухудшались и жертвы немцев увеличивались. В связи с этим и в тылу у родных страх за судьбу своих сыновей и мужей — фронтовиков рос и перешел в психоз. Люди стали бояться прихода к ним почтальонов — недобровестников.

В Берлине в одной табачной лавке, хозяин которой пал на фронте (жена о гибели мужа не знала), подходит почтальон с телеграммой об извещении, а жена, увидев подходящего к их дому почтальона, выскочила на улицу и в истерике кричала: ней! Ней! Почувствовала бедная женщина надвигавшееся на нее горе.

Конечно, ко всему вышесказанному присоединилась и скорбь за судьбу свой родины, которую к тому времени враги крепко взяли в клещи с востока и запада, на Германию все больше и больше надвигались сумерки, на шее ее затягивалась петля.

 


Поделиться с друзьями:

Своеобразие русской архитектуры: Основной материал – дерево – быстрота постройки, но недолговечность и необходимость деления...

Таксономические единицы (категории) растений: Каждая система классификации состоит из определённых соподчиненных друг другу...

Адаптации растений и животных к жизни в горах: Большое значение для жизни организмов в горах имеют степень расчленения, крутизна и экспозиционные различия склонов...

Индивидуальные очистные сооружения: К классу индивидуальных очистных сооружений относят сооружения, пропускная способность которых...



© cyberpedia.su 2017-2024 - Не является автором материалов. Исключительное право сохранено за автором текста.
Если вы не хотите, чтобы данный материал был у нас на сайте, перейдите по ссылке: Нарушение авторских прав. Мы поможем в написании вашей работы!

0.017 с.