Введение к работе Гарольда Коварда «Юнг и восточная мысль»

В главах о Юнге и йоге Гарольд Ковард представил очень нужное, ясное и всеобъемлющее описание отношения К.Г. Юнга к религиозным традициям Индии и в некоторой степени к другим формам восточной духовности. Вместе с последующими очерками доктора Дж. Джорденса (J. Jordens) и доктора Дж. Борелли (J. Borelli), он во всей работе соблюдал здоровое cсоотношение одобрения и неодобрения точки зрения Юнга касательно пользы восточной религии для западных людей. Есть значительное единогласие в том, что настоятельный эмпиризм Юнга может быть оправдан, но нет согласия в том, где он отверг определенные ценности, которые Восток может предложить Западу. Слишком ли сильно и слишком ли часто Юнг протестовал, что своего рода восточный мистицизм, представленный «Йога-сутрами» Патанджали был плох для западных последователей? Разве он сам не позаимствовал из этого источника большое количество своих психологических концепций или, по крайней мере, использовал их, чтобы поддержать свои собственные? Почему он не достаточно признал достижение самадхи как высшего достижения духовного пробуждения? Это те вопросы, ответы на которые читатель в той или иной степени сможет найти по мере того, как авторы развивают свои наблюдения и размышления. Облегчает чтение удачно включенная доктором Борелли аннотированная библиография, которая показывает, что другие думали об очевидных метаниях Юнга между противоположностями в утверждениях психологов и религиозных мистиков.

_____________________

Из книги Юнг и восточная мысль Гарольда Коварда (Jung and Eastern Thought (pp. xi-xv) by Harold Coward, 1985, New York: State University of New York Press. Copyright 1985 by State University of New York Press. Reprinted by permission)

Чтобы прояснить это, Ковард представил отличный пересмотр мистицизма.

Если у меня есть что добавить к этой дискуссии, так только потому, что мне очень повезло быть частым участником семинаров Юнга в Цюрихе в 1930-е годы, и в течение этого периода времени я впитал большую часть юнговской мысли на тему религии и ее отношения к психологии. Позднее, став юнгианским аналитиком, я часто нахожу своих пациентов в конфликте, порожденном столкновением между психологией и религией, где они нуждаются в курсе терапии в особом понимании, которое нельзя найти ни в одной философской системе. Я научился у Юнга, что если психология не научится разрешать такие конфликты, возможно, ничто в культуре не сможет этого сделать.

Я помню, как Юнг сказал мне по своему возвращению из путешествия в Индию, что он увидел религии Востока как великий вызов нашей западной психологии как терапии. Я был впечатлен глубокой искренностью его ответа на этот вызов; он не только думал об этом. Я поэтому благодарен доктору Борелли в его главе «Критический взгляд Юнга на духовность йоги» за то, что он подчеркнул, что идентичность Юнга как психотерапевта была основным, что помешало ему откликнуться метафорическому измерению восточного мистицизма. Он превыше всего был заинтересован в исцелении больных, нежели в обучении иному мышлению.

Однако я не думаю, что Юнг хотел бы быть избавленным от критики по этой причине. Его собственный разум был настолько сильно настроен на философские вопросы, связанные со встречей Востока и Запада, и он занялся теологическим аспектом этого вызова с его привычной энергичностью. Один из семинаров, которые он проводил в 1932 году, иллюстрирует это особенно хорошо. Это был совместный семинар с профессором Хауэром, немецким индионистом, на тему Кундалини-йоги. Профессор Хауэр представил свой материал традиционно индийским способом, который отдавал честь методам, предписанным «Йога-сутрами» Патанджали. Он был склонен думать, что нижние чакры могут быть успешно оставленными в стремлении к трансцендентному положению, из которого пробуждаются высшие центры сознания, а именно Вишудха, Аджна и Сахасрара. В этой презентации нижние центры связаны с землей, водой, огнем и воздухом, то есть Муладхара, Свадхистана, Манипура и Анахата соответственно, были немного, но ниже как низшие, воплощая все, что является чисто инстинктивным, материалистичным, доставляющим эмоциональные сложности и навязчивым, за исключением Анахаты, в которой впервые появляется определенная отстраненность.

Когда пришла очередь Юнга комментировать в этой части введения в предмет, он выразил высокую оценку точки зрения профессора Хауэра, которую он описал как идущую как бы от йога сверху. Как бы она ни была восхитительной, он признал, что сам представляет свою точку зрения, идущую снизу. Далеко не рассматривая нижние чакры как низшие, он описал их как необходимые части всего опыта психической реальности, или как отделы психики и сомы, в которые мы должны периодически спускаться для того, чтобы найти те элементы, которые нам нужны для придания глубины нашей духовной эволюции. Он заметил, что определенные участники семинара были слишком склонны идентифицироваться с тем, что они представляли, будет похожим на испытание опыта высших центров как абсолютно отделенных от эго-сознания, и соответственно в какой-то степени впадали в инфляцию. Затем в ответ на предостерегающие замечания Юнга, эти самые люди были вполне готовы развернуть в обратную сторону их воображаемый опыт и вернуться к редуктивной интерпретации реальности, предлагаемой инстинктивными психологами, такими, как Фрейд и Адлер, где нижние чакры синонимичны инстинктам секса или власти. Это с точки зрения Юнга было так же плохо, как и незрелое стремление к высотам Восточной просвещенности.

В итоге, я думаю, он пришел к точке равновесия между двумя дополняющими противоположностями в отношении мистического опыта. Он видел одну из них такой же реальной, как карабканье по лестнице от низшего к высшему уровню сознания; но он также видел другую такой же реальной, как колесо, которое всегда крутится вокруг своей оси. Образ лестницы отдает должное «Йога-сутрам» Патанджали, так хорошо описанным Харольдом Ковардом, как и его пересмотр мистического опыта в целом. Образ колеса использован доктором Джорденсом в том смысле, в котором его можно найти в Каушитаки Упанишаде, где «центр всегда относится к основному центральному принципу, из которого появляются другие элементы». Этот центр – прана и «В этом отношении важно вспомнить, что именно в этих Упанишадах Брахман представлен как имманентная, интра-космическая сила и не считается трансцендентным, экстра-космическим принципом». Принимая ценность этих различий, я чувствую, что разлад между психологами и религиозными мистиками можно в значительной степени сократить. Юнг как эмпирический психолог почитал эволюционный процесс приходящий в соответствие с базовыми принципами Йога-сутр, но ему всегда была близка мистическая традиция того, как религиозный смысл имманентности представлен Упанишадами как вечный процесс само-центрирования. Так как ему приходилось оставаться верным обоим этим принципам, он не мог полностью удовлетворить приверженцев любого из них как традиций. Он должен был оставаться верным его собственной «реальности психики». Особенно важное мнение одной из последовательниц Юнга, доктора Эстер Хардинг, можно найти в ее работе «Реальность психики», прочитанную в качестве лекции на Международном конгрессе по аналитической психологии в 1966 году. Она сказала о Кундалини-йоге:

«И так осознание начинает приходить к тому, в ком происходит эта трансформация, что психика – это энергетическая система <…> В области сердца это представлено Господом, Пурушей, символом [Самостью], соответствующим христианскому учению, что Христос будет жить в сердце каждого христианина. Но пока не достигнута осознанность, которую представляет Вишудха, или, следовало бы сказать, эволюционировала в индивиде, не в его эго-сознании, его интеллекте или характере, но в инстинктивном Ургунде его существования, для него невозможно оценить <…> истинную реальность психики<…> Поскольку, как сказал Юнг: «Вишудха означает полное признание физических сущностей или субстанций как фундаментальных сущностей мира, и не посредством размышлений, но благодаря фактам, а именно как опыт» (Кундалини-йога. Материалы семинара, проведенного профессором Я.В.Хауэром с Психологическим комментарием доктора К.Г.Юнга, Цюрих, 1932, с.184).

Возможно, это может передать что-то о парадоксальном качестве установки Юнга в том, как он стремился навести мосты над пропастью, существовавшей и все еще существующей, хоть и не так выраженно сегодня, между нашим поведенческим использованием психологии, ее общего аспекта или stula, как сказали бы в Индии, и ее тонкого аспекта, или suksma, как это представлено психологией самости. Именно с этой концепцией Юнг подошел к золотому храму восточной мудрости, но и через которую он воздержался от того, чтобы стать адептом. Из-за его потребность соединить эти противоположности, наряду с признанием ценности обеих традиций мистицизма, трансцендентного и имманентного, он не смог войти в этот храм в личном поиске samadhi. Хотя у него были определенные качества гуру, он в основном оставался целителем в традиции западной науки.

Глава 11