Основные этапы творческой эволюции С. Есенина. Художественное своеобразие поэзии, концепция поэтического творчества.

Сергей Александрович Есенин прожил ослепительно короткую и эмоционально насыщенную жизнь. Он начал печататься в 1914 году в детских изданиях. Критика 10-х гг. была склонна видеть в Есенине «рязанского Леля», не затронутого соблазнами городской культуры. На самом же деле городская культура не только ждала, но и готовила его появление.

Клюев помог Есенину, на первых порах ощущавшему себя робким провинциалом, осознать свою миссию пророка крестьянской Руси. Поэтический мир Есенина характеризуется универсальностью, космоцентризмом и метаморфизмом. Его единство заключается в одушевленности в нем всего сущего: люди, животные, растения, планеты, предметы – дети единой матери Природы. 

Главными составляющими художественного мира Есенина являются образы земли и неба. В центре природно-поэтического мира поэта – «деревенская избенка»(так называлось одно из ранних стихотворений) с ее немудреными атрибутами(окном, порогом, печью, божницей). Постепенно этот образ мифологизируется и становится, по словам М. Пьяных, «пантеистическим храмом, связующим небо и землю». В 1914-1919 гг обе сферы есенинского мира - земная и небесная – взаимодействуют, влияют друг на друга и даже сливаются: божественный мир приобретает черты земного, а земной – обожествляется. Вот почему небо у Есенина – «голубая трава», «голубая пыль», там растут деревья и пасутся «животные» (месяц, солнце, звезды, облака, тучи), а вода – на земле – это «синь, упавшая в реку». Благодаря этой системе небесно-земных соответствий жизнь природного мира в поэзии Есенина разворачивается как действо природной литургии: «ели льют запах ладана», лирический герой внимает «молебну птичьих голосов», между сосен ему «мерещится Иисус». В 1920-е годы более важным для поэта станет пространственный образ земли: «На земле милее. Полно плавать в небо» («Я иду долиной. На затылке кепи»). Деревни, села поселки и слободки, окруженные полями и лесами, - это есенинская «голубая Русь». В 20-е годы в его лирике уже нет ада и рая, а есть только земля, в которую, умирая, ложится человек.

В начальный, ученический период творчества Есенина («Береза» (1913)) в поэзии еще нет ярких красок, библейских образов: все просто почти натуралистично. Однако уже с 1914 года есенинский поэтический мир резко меняется, поэт вводит в него библейские образы («Гой ты, Русь, моя родная…», «Край любимый! Сердцу снятся», «Пойду в скуфье смиренным иноком»). Данные стихотворения рисуют сложный образ лирического «я» - богомольца, инока и босяка одновременно, живущего «без друга и врага», все приемлющего. В этот период мировоззрение Есенина становится мифопоэтичским, христианско-языческим; Бог, деревенский пейзаж и родина сливались воедино, природа виделась поэту божественным храмом.. «Голубая Русь» казалась ему более любимым местом, чем рай: «Если крикнет рать святая: «Кинь ты Русь, живи в раю!» / Я скажу: «Не надо рая, Дайте родину мою».

О сложных узорах «мифологической этики» пишет Есенин в своем теоретическом имажинистском трактате «Ключи Марии» (1918). Есенин теоретически обосновывал необходимость ориентации художника на этическое и эстетическое богатство, закрепленное в фольклоре, особое внимание он уделяет «орнаменту слова, мысли и образа», а также бытовому, «обиходному орнаменту». 

В поэме «Инония»(1918) (Инония – иная страна) «пророк Есенин Сергей» объявлял «иное учение» и «иное пришествие» – крестьянского Бога: «Новый на кобыле Миру едет Спас». Это поэма антицерковная и богоборческая. Инония оказывалась страной мифологической вечности – космологической гармонией земли и неба, человека и природы: «В синих отражаюсь затонах/ Далеких моих озер/Вижу тебя, Инония,/С /золотыми шапками гор.// Вижу нивы твои и хаты/ На крылечке старушку мать/ Пальцами луч заката/ Старается она поймать». В этом духе созданы и такие произведения как «Отчарь», «Октоих», в которых провозглашается время мужицкого «рая». Есенин приветствует Октябрь. Стихотворение «Небесный барабанщик» исполнено веры в победу революции. «Мать моя родина, я – большевик!».

После замечательного цикла стихотворений, поэм и книг 1918 года Есенин больше не предпринимал серьезных попыток представить сколько-нибудь цельное крестьянское мировоззрение. На разные лады он разрабатывал основной конфликт: противоречие между любовью поэта к патриархальной «избяной» Руси и неотвратимым наступлением города, машин, социализма. В полной мере это осознание проявится в поэме «Сорокоуст», где «красногривый жеребенок» не выдерживает состязания с паровозом, бегущим «на лапах чугунных». «Конь стальной победил коня живого»,- резюмирует поэт. Примечательно само название поэмы, обозначающее поминальную церковную службу по умершим. 

Гражданская война, голод 1920-1921 годов, крестьянские восстания против новой власти – все это вместе определило пересмотр Есениным своей поэтической философии. Приходит разочарование в Клюеве, в старообрядческой Руси и утопии. В конце 1918 года Есенин сближается с имажинистами, идеологию которых В.Ходасевич зло, но метко определил как «поэтическое босячество».. Есенинский бунт продолжался, но уже против действительности, в которой не осуществилась идея. «Пророк Есенин Сергей» превращается в хулигана: «Плюйся, ветер, охапками листьев,-/ Я такой же, как ты, хулиган» («Хулиган»). Кто же такой есенинский хулиган? Он когда-то был «деревенским озорником», у него – душа крестьянина, который «каждой корове с вывески мясной лавки…кланяется издалека», а теперь стал городским отребъем «в цилиндре и лакированных башмаках». Цикл «Москва кабацкая» (1921-1923) - подлинный поэтический шедевр и настоящее человеческое открытие. В «Москву кабацкую» входят стихотворения «Не жалею, не зову, не плачу», «Пой же, пой. На проклятой гитаре», «Заметался пожар голубой», «Пускай ты выпита другим» и т.д. 

Резко меняется облик природы. Она становится теперь жуткой и мрачной, несущей знамение гибели («Хулиган»). Березы «кадят» ему листвой, жизнь догорает «свечой из телесного воска». Маска «шарлатана и скандалиста» приоткрывает спрятанную за ней духовную драму неосуществившихся надежд. Меняется и образность есенинских стихов: от утопии и мифа – к интонациям, смысловым ходам «жестокого романса». Есенинская идея узловой связи, единства всего живого более не адресуется миру, живущему по своим законам, Теперь она становится способом выражения любви лирического героя к «братьям нашим меньшим» («Я обманывать себя не стану»). Поэт чувствует себя «одноногим кленом».

Впрочем, вскоре он делает попытку зацепиться за реальный смысл происходящего, В мае1922 года, связав жизнь с Айседорой Дункан, он уезжает за границу, чтобы оттуда, с дистанции оценить происходящее в России, куда он вернется только осенью 1923года. В новой России место для своих стихов и для себя, как ни старался отыскать, поэт  не находил. В «Письме к женщине» он столь же искренне осуждает себя за то, что не участвовал в революционной борьбе за лучшую жизнь. В «Руси уходящей» пишет о желании «задрав штаны, бежать за комсомолом».

Самый же главный итог состоял, пожалуй, в том, что поэт впервые попытался увидеть деревню, Россию такой, какой она есть – вне преломляющейся оптики мифа, сквозь которую мерцала «голубая Русь». В стихотворении «Возвращение на Родину» (1924) поэт рисует картину послереволюционной деревни: церковь, с которой комиссар снял крест, изба без икон, выкинутых сестрами-комсомолками, «пузатый» «Капитал» Маркса на столе. Все до боли знакомое – и все чужое. В ст. «Русь советская «он скажет: «Язык сограждан стал мне как чужой,/В своей стране я словно иностранец». В ст. «Неуютная жидкая лунность» используя прием контраста поэт сравнивает «бедную, нищую, полевую Русь» времен его «резвой юности» с «каменной и стальной «Россией будущего. И если раньше он любовался сельскими пейзажами, то теперь «даже яблонь весеннюю вьюгу» он «за бедность полей разлюбил». Свет луны, многократно воспетый поэтом, теперь кажется ему «чахоточным», «лунность» - «неуютной и жидкой». Противопоставление прошлого и настоящего (даже будущего) подчеркивается и анапестом, переходящим в дольник, который он постепенно осваивал.

И все же в лирике позднего Есенина не было отчаяния до тех пор, пока характер выражения этой идеи менялся. В одном из лучших стихотворений 1924 года « Отговорила роща золотая» осыпающаяся осенняя роща оказывается прямым двойником лирического «я» - человек и роща как бы прорастают друг в друга. Слитный образ человека-дерева здесь еще держится идеей «узловой завязи», которая, однако, приобретает горький привкус практической ненужности. В конце стихотворения «время-ветер» разметает «слова-листья», сгребая их «в один ненужный ком», - печальный символ ненужности собственной прожитой жизни. В то же время в том, что человек ощущает себя частью природы, и в этом есть нечто спасительное. Если жизнь скоротечна, как «сиреневая цветь», то жалеть не о чем. И потому троекратно звучит есенинское «не жаль». Природа циклична и повторяема, а человек, в отличие от природы, однократен, его цикл, совпадая с природным, уже неповторим.

В конце своей жизни Есенин обратился к теме любви(до этого он редко писал о ней. В центре ее – сложные перипетии любовных отношений и незабываемый образ женщины. Особой выразительностью отличаются два есенинских цикла – «Любовь хулигана»(1923) и «Персидские мотивы» (1924-1925). В «Персидские мотивы» вошли 15 стихотворений, в которых варьируется тема любви, природы, красоты Родины. Ст «Шаганэ ты моя, Шаганэ!» целиком строится на постоянных ассоциациях между «персидским» миром и родными русскими краями.: восточный Шираз противопоставлен рязанским раздолбям, поэт с «севера» оказался ряждом с девушкой с «юга». Каждая строфа оформляется кольцом, как восточный платок, окруженный бахромой. (Вообще Есенин не был в Персии, бакинские власти не дали ему разрешения на поездку из-за опасности. Тем не менее на даче журналиста Чагина пол Баку для Есенина была создана некая иллюзия Персии с садом, фонтанами и восточными затеями. Важную роль сыграло чтение Фирдоуси, Саади, Хайяма и само пребывание в Тифлисе, Батуме и Баку.  

В 1924-1925гг к Есенину приходит чувство исчерпанности своей идеи и завершенности творческого пути. В «Черном человеке» оно прозвучало особенно сильно и трагично.. В «Черном человеке» Есенина отсутствует ритмическая напевность, здесь преобладает скорее повествовательная интонация. Рассказ лирического героя дается ему нелегко, носит пульсирующий характер, прерывается мучительными паузами.

Замысел поэмы возник в конце 1923 года, поэт два года работал над ней и завершил в ноябрьские дни 1925 года. В поэме очевидна трансформация образов и мотивов пушкнского «Моцарта и Сальери». Лирическому герою, как и Моцарту, «день и ночь покоя не дает» его черный человек, становясь провозвестником его гибели. С другой стороны, поэма отразила душевную боль и физическую болезнь, доводящую героя до галлюцинаций и горячки, до постоянного предощущения смерти. В связи с этим в поэме важную роль приобретают образы зеркала и двойника, циничного и наглого. Черный цвет, встречающийся крайне редко в поэзии Есенина, концентрирует в себе все самое мрачное, уродливое, злое. «Черный человек» – «прескверный гость». 

Заканчивается поэма ударом в переносицу «прескверного гостя», ударом, который приходится на зеркало. Возникает образ предельного одиночества: поэта окружает ночь, виден умерший месяц и осколки зеркала, разбитого вдребезги. «Ах ты: ночь! Что ты ночь наковеркала? Я в цилиндре стою. Никого со мной нет. Я один… И разбитое зеркало».

Последнее, что остается у поэта, - неизжитая любовь ко всему живому на земле: к людям, деревьям, собакам, коровам, или, как точно было сформулировано в одном из некрологов на есенинскую смерть. Итоговая поэма Есенина, «Анна Снегина», говорила именно о том, как через жизненные неудачи, катастрофы, разрывы и обиды, через смерть и чужбину пробивает себе дорогу любовь: «Мы все в эти годы любили,/ Но значит, Любили и нас». Вскоре после смерти Есенина (28 декабря 1925 года) Коммунистической академией был издан сборник «Упаднические настроения среди молодежи: Есенинщина». Книги Есенина перестали издавать, на его имя на три десятка лет был наложен негласный запрет, молодых людей за чтение его стихов исключали из комсомола.

Есенин больше любых рамок. Незадолго до смерти он сказал; «Мне надоело быть крестьянским поэтом. Зачем? Я просто поэт, и дело с концом».