На сцену в полном затемнении выходят участники в чёрной униформе, во время спектакля они будут использовать элементы костюмов: платки, белые рубахи,

И.Шкляревского

Выдержки из прозы Б.Васильева,

 

а также стихи малоизвестных авторов.

Программа создавалась при активном участии всех актёров театра-студии "Поколение",

Связующие заставки и некоторые стихи написаны руководителем студии Г.Неволиной, автор песен Е.Неволин. Редакционная работа Г.Неволина.

Создатель авторской фонограммы: О. Ефимов.

          

       

На сцену в полном затемнении выходят участники в чёрной униформе, во время спектакля они будут использовать элементы костюмов: платки, белые рубахи,

Небольшое количество реквизита. Главное - это работа света, который будет переключать внимание с разных объектов, это и будет являться сменой мест действия. В спектакле помимо авторских песен использована классическая музыка.

В спектакле несколько блоков.

  В данном сценарии представлены два крупных блока: блок о Великой Отечественной войне, и блок – размышление о том, что такое мы в нашем нынешнем мире. Но и этот текст значительно больше представленного читателю. Он изменяется, добавляется в зависимости от происходящих в мире событий новыми стихами и размышлениями. Второй блок начинается с 10 страницы, иногда зрителям мы играем только его, в нём есть пластические пантомимы танцы на авторскую музыку. Текст же мы предлагаем.

 

 

                           1. Вдовий цикл.

 

Песня Ж.Бичевской."Вы сестрицы, выподруженьки"

 

На сцене в полной темноте появляются девушки,,читающие вдовий цикл. У каждой в руках свеча. Между стихами фонограмма с колоколами усиливается, и каждый раз звучит тяжёлый вздох, который проходит через всю эту песню-притчу. Так же поочерёдно при свечах в блеклом луче пистолета они читают стихи.

 Не той, что из сказок, не той, что с пелёнок,

Не той, что была по учебникам пройдена,

А той, что пылала в глазах воспалённых,

А той, что рыдала, – запомнил я Родину.

И вижу её накануне победы

Не каменной, бронзовой, славой увенчанной,

А очи проплакавшей, идя сквозь беды,

Всё снёсшей, всё вынесшей русскою женщиной.

 

Ой, зачем ты, солнце красное,

Все уходишь не прощаешься.

Ой, зачем с войны безрадостной, сын, не возвращаешься?

Из беды тебя я выручу,

Прилечу орлицей быстрою.

Отзовись, моя кровиночка, маленький, единственный!

Белый свет не мил, изболелась я. Отзовись!

Моя надежда, солнышко мое, зорюшка моя, 

Горюшко мое, где же ты?

 

Все сокрушалась старая горько,

Не понимая смысла вполне:

Это ведь сын ее, а не иголка!

Как это мог он пропасть на войне?

Бедная, сколько соседей просила

В Кремль написать и в военную часть,

Там, может, что-то слыхали про сына?

Не навсегда же он должен пропасть.

И ворошился в душу запавший случай:

Бабы твердят, что воротился

Вот так же пропавший

Из заграничного плена солдат.

Вроде и на сердце повеселело:

Кажется только вот крылья бы ей!

Так бы вспорхнула и полетела

К сыну за тысячу гор и морей!

Парни баян на гулянку просили.

Сынов баян, да она не дает:

«Вот погодите, вернется Василий,

Он и сыграет тогда и споет».

Не воротился, родной, незабвенный.

Дом одинокий отдан под снос.

А на гулянке баян довоенный

Трогает музыкой душу до слез.

Тетя Даша живет без мужа.

У крыльца, если дождик – лужа,

Если снег, то сугробы к сенцам.

Я запомнила это сердцем.

А еще тетя Даша летом

Шла на луг, не спеша с рассветом.

И косила с мужским замахом.

И лицо пламенело маком.

И частушки она певала,

Разухабистые бывало.

В них души ощущался крик:

«Я и баба и мужик!»

Повзрослев, я узнала, что было:

Свадьба 22-го июня,

Но ушел на войну Пашуня,

Тот, которого так любила.

И живет с той поры тетя Даша

Одинокой, и в чудо верит:

Возвратиться когда-то Паша,

И поправит кривые двери,

И за плечи возьмет подругу,

И в глаза поглядит, как прежде,

И пойдет с ней гулять по лугу,

В довоенной своей одежде.

 

Когда от горя выцветали вдовы,

Быстрее, чем погибших фотографии,

Они обычно собирались в доме, что попросторней,

Чаще у Евграфьевны.

Потели от смородинного чая,

От самогонки по-мужицки крякали,

И песню, «что стоишь качаясь»,

Весь вечер пели и весь вечер плакали.

И также подвывала тётка Анна,

Хоть муж её в одном потёртом валенке,

Стуча об пол ногою деревянной,

И глухо звякал жёлтыми медалями.

 

Не упомнишь, не учтёшь сколько переболено,

Ноют кости, не уймёшь, всё костями вспомнено.

 

 

Фонограмма усиливается, девушки в платках медленно гасят свечи и расходятся. Луч пистолета высвечивает очень молодого актёра, стоящего по центру сцены..

Из записной потёртой книжки

Две строчки о бойце-парнишке,

Что был в сороковом году

Убит в Финляндии на льду.

Лежало как-то неумело

По-детски маленькое тело,

Шинель ко льду мороз прижал,

Далёко шапка отлетела.

Казалось, мальчик не лежал,

А всё ещё бегом бежал,

Да лёд за полу придержал…

Среди большой войны жестокой,

С чего – ума не приложу, -

Мне жалко той судьбы далёкой,

Как будто мёртвый, одинокий,

Как будто это я лежу,

Примёрзший, маленький, убитый

На той войне незнаменитой,

Забытый, маленький лежу.                       

 

.

Когда на смерть идут- поют,

А перед этим можно плакать.

Ведь самый страшный час в бою –

Час ожидания атаки.

Снег минами изрыт вокруг

И почернел от пыли минной,

Разрыв- и умирает друг,

А значит, смерть проходит мимо.

Мне кажется, что я – магнит,

Что я притягиваю мины.

Разрыв! И лейтенант хрипит,

И смерть опять проходит мимо?!

Бой был короткий, а потом

Глушили водку ледяную

И выковыривал ножом

Из под ногтей я кровь чужую.

 

Как могут эти дни забыться,

Когда на просеке лесной,

Мы пили воду из копытца,

смывая с губ засохший зной.

Казалось небо в пятнах алых,

И плакал ветер голосей.

Мы оставляли на привалах

Зарытых наскоро друзей.

Кто знал такой разлуки горше?

В ней вся скупая скорбь земли.

От Минска, Витебска и Орши.

Из окруженья шли и шли.

 

Сейчас всё это странно,

По меньшей мере глупо,

В пяти соседних странах

Зарыты наши трупы

 

Вдруг стремительно на смене света «врывается» фонограмма безмятежных военных мелодий патефона. Популярность его сравнить просто не с чем. Эти мелодии были духом и символом того времени! И на мелодии патефона появляются снова все участники спектакля. Сейчас они будут размышлять с позиций нашего времени. Поэтому патефон будет фоном играть изумительные, безмятежные мелодии довоенного времени.

Каждый из тех, кто задаёт вопросы, на которые до сих пор нет ответов, пытается осмыслить их сам, оттого спектакль получается очень искренним. Текст о Брестской крепости «разбросан» на 5-8 актёров.

Я всегда с болью думаю хотя бы об одном эпизоде Великой отечественной: Брестская крепость, та самая, которая первая приняла удар!

 Сейчас спустя столько времени больно искать ответы на вопросы:

 

почему в последнюю ночь, когда оставалось несколько часов до войны, гарнизон смотрел веселый фильм «Первая перчатка»?

- 3. Почему, следуя команде, накануне ночью разряжали диски автоматов?! 4. Ушла на летние стрельбы основная часть гарнизона?

-  5. Зачем гнали на запад зерно и скот накануне войны?

- 1. Брестская крепость стала символов мужества, в развалинах которой укрыли знамена, и которые не нашли и ищут до сих пор. Обрывается звучание патефона.

Последний защитник крепости продержался один десять месяцев, и фашисты отдавали почести его мужеству! Так почему же потом те, кто                             

- попал в плен не по своей воле не нашли оправдания у наших?

 Война, которой мы не знали.

На двух последующих стихотворениях читающие актёры на музыку медленно выходят на авансцену, остальные актёры труппы стоят стеной позади.

Приехал смершник молодой

Холеный. Сытый. Нос с рябинкой.

Сказал, играя хворостинкой:

«Ну, что Иван? Сходил домой?

Хотел к фашистам убежать?

Но ничего, браток, не выйдет.

Пойдешь под землю в лучшем виде.

Тебе и Сталина не жаль?

Снимай ремень и сапоги,

Сам для себя копай могилу».

Иван в траву шинельку скинул,

А мы стояли как стена,

А мы молчали как враги.

Ведь у него нашли листовку.

Он из нее цигарку ловко скрутил,

Бумаги нет – война!

Штабист под папу ус крутил,

А для него мы были быдло.

Приказ короткий огласил,

А мы смотрели на медаль у смершника.

Раздалось: - пли!

Потом по холмику прошли,

И человека затоптали.

Дневник Тани Савичевой.

Девять страничек, страшные строчки,

Нет запятых, только страшные строчки.

Тихо и пусто в промёрзшей квартире.

Кажется не больше радости в мире.

Если бы хлебушка всем по кусочку,

Может, короче дневник был на строчку.

«Маму и бабушку голод унёс,

Нет больше сил и нет больше слёз

Умерли дядя, сестрёнка и брат

Смертью голодной, пустел Ленинград

Умерли все.» Что поделать блокада.

Голод уносит людей Ленинграда.

Тихо в квартире. В живых только Таня

В маленьком сердце столько страданья!

Умерли все. Никого больше нет.

Девочке Тане 11 лет.

 

 

Выходит ведущая. Подходит к детям сзади и обнимает их.

         Я расскажу вам, что было потом:

         Эвакуация, хлеб и детдом.

         Где после голода, всех испытаний

         Выжили все, умерла только Таня.

         Девочки нет, но остался дневник,

         Детского сердца слёзы и крик.

Дети мечтали о корочке хлеба,

Дети боялись военного неба

Этот дневник на процессе Нюренбергском,

Был документом весовым и веским.

Плакали люди, строчки читая,

Плакали люди, фашизм. Проклиная

Танин дневник - это боль Ленинграда,

Но прочитать его каждому надо.

Словно кричит за страницей страница:

«Вновь не должно это всё повториться!»

 

 

Ну, как-то странно, необъяснимо прореветь весь вечер у радиоприемника, слушая рассказ о каком то мальчике – джазисте, музыканте школьного оркестра, погибшего в такую же светлую ночь июня 41-ого. Ну что мне этот мальчик, и по кому так рыдает душа? Вышел или увели, и выстрелом щелкнул за ним замок. Я даже лица его не успела рассмотреть! И это лицо я так жадно ищу на фотографиях, тусклых карточках репрессированных, через которые стали проступать глаза, души.

Снова выходят все участники, Размышление их нынешних.

 Следующий текст можно свободно разделит среди участников по своему усмотрению.

Пронзительная скрипка..

Усиление света, лица актёров просветляются, они вновь «возвращаются» в наше время. Постепенно каждый на своей строчке выходят на авансцену. Звучит утверждающая мелодия.

              

                     3. Размышление о войне.

 

Ни один выстрел не умолкает на земле.

Эхо его множится десятками миллионами осколков. Вот и на 80-ые приумножили скорбный список на местах национальных трагедий, н афганской земле.

 

Мы девальвируем собственную героическую историю. Количество героической информации перешло в качество, но не в то, на которое мы рассчитывали. Исчезла искренность подвига, его боль, его цена. Остался один длинный и нудный перечень, кто за что, где и когда. Герасим утопил собачку, и почти 200 лет рыдают над ней потрясённые дети, а мы без конца твердили о 20 миллионах погибших, и встречали отсутствующие глаза, а ведь они должны гореть, а иначе как же нам жить без фальши?

 

В день рождения Гитлера,

Под всевидящим небом России,

Эта жалкая кучка парней и девчонок не просто жалка.

И серёжка со свастикой крохотной - знаком нациста-расиста

Из проколотой мочки торчит у волчонка,

А может быть, просто щенка?

Он, Васёк, полупанк, с разноцветноволосой и веками синими Нюркой,

у которой с такой же кустарненькой свастикой брошь.

Чуть в раскачку стоит, и скирипит своей чёрной из кожзаменителя курткой

Соблюдает порядок: на пушку его не возьмёшь!

Он стоит посреди отягчённой могилами братскими Родины,

Инвалиду он цедит: «Папаша, хиляй, отдыхай! Ну, чего ты шумишь?

 Это в Индии – знак плодородия!

Мы, папаша с индусами дружим, сплошное «бхай-бхай»

 

Как случиться могло, чтобы эти, как мы говорим «единицы»

Уродились в стране 20 миллионов и больше теней?

Что позволило им?, А верней помогло появиться?

Что позволило им ухватиться за свастику в ней?

 

Тротуарные голуби что-то воркуют на площади каркающее,

и во взгляде седого комбата отеческий гнев,

И глядит на потомков, играющих в свастику Карбышев.

От позора и ужаса заново обледенев.

 

У всех, увлеченных боем,

Надежда горит в любом:

Мы руки от крови отмоем,

И грязь с лица отскребем,

И станем людьми, как прежде,

Не в ярости до кости!

И в этой мирной надежде

Любовь чтоб могла прорасти.

Чтоб детские после души

Жестокостью не питать,

Великое милосердье

И внукам смогли передать.

 

На этом спектакль можно разделить на две части: первая о Великой Отечественной войне. Вторая часть – это размышление о настоящем времени для России.

4. Живая память поколений.                          

 

Песня «Каин».

Сколько минуло веков? – пролетело!

Было дело, говорят, было дело!

А за что про что? Мы точно не знаем.

Братца Авеля убил братец Каин.

Он зарыл его злодей в чистом поле.

Только холмик и остался – не боле.

Только память и осталась при этом.

Да пятно осталось красного цвета.

И поныне мы покоя не знаем,

То кровавое пятно отмываем.

Ранним утречком газеты откроем,

Глядь, страницы набухают от крови.

Посмотри же, господь милосердный,

Как ощерился сосед на соседа.

Как друг друга справедливости ради,

Убивают милосердные братья.

Ну, кто больше?

Убивают по домам, по окопам.

Убивают в одиночку и скопом.

Убивают в второпях, мимоходом.

Убивают день за днем, год за годом!

Посмотри же, господь, на сотворенное чудо!

Как убийца и злодей

Наш Господь когда-то

Приведен был во дворец

Понтия Пилата.

Что Иисус не лиходей,

Не мастак на плутни

Было ясного ясней

К часу по полудни.

Понтий, хитрая лиса,

Не нарушив правил,

Он Иисуса в три часа

К Ироду доставил.

Божий сын побит плетьми,

В кровь исполосован,

Бессердечными людьми

Наш Господь оплеван.

Он шагает тяжело

С ношею суровой,

И усталое чело

Жжет венец терновый.

В шесть Он распят на кресте

Под насмешки черни.

Вся одежда на Христе

Лишь венец из терний.

Фонограмма из Вебера, когда Христа прибивают. Усиление музыки.

В девять умер сын твой Бог,

Застонав от боли.

Толпа замирает, кто-то на вспышке света в ужасе опускается на колени, кто-то от страха закрывает лицо руками. Все застывают.

И копьем Иисусу бок

Люди прокололи.

А из раны кровь с водой,

Да и как не течь им.

Вот, что сделал род людской

С сыном человечьим.

.

 

Читает маленькая девочка. Она одна в луче света. В этот момент все остальные стоят спиной в зал, они будут позже резко поворачиваться каждый на своих строчках, а пока они в затемнении.

Следующие строчки читает в нашем спектакле маленький ребёнок.

 

Зря, просто так, обижать человека не надо. Вы его обидите, а вдруг он - маленький гений, вдруг он – будущий Моцарт? Вы его раз обидите, два, и он уже больше ничего не напишет. И тогда на земле станет меньше хорошей музыки.

На очень ритмичной музыке, каждый на своей строчке актёры резко поворачиваются в зал, читая строчки о «своем» веке.

Беслан.

 Никогда ещё со времён Великой отечественной войны у нас не было такого общего горя как Беслан. Мы ещё не нашли нужных слов.

Только их не вернуть. Мальчиков, полёгших в Афганистане. И уже наши отцы одного с ними возраста. Они просто не стали чьими-то папами.

 Мальчики, полёгшие в Чечне, и их не вернуть.

 Не вернуть подводников,

 Людей, ставших жертвами бандитизма.

Ребят, маленьких артистов с Дубровки. Бесланских детей, собиравших свои портфели 31 сентября.

Всех, чьи тела приняла земля, а души – небо.

Вы услышьте нас там, наверху, и помолитесь за нас Богу единому, не важно как мы его именуем.

И пролетая над нашими головами помолитесь за нас, невесть ещё что мы здесь натворим, каким политикам ещё поверим, вы спасите наши души!

.

 7 сентября 2004 года. Эрмик Бабаянц.

Г. Владикавказ. Из газеты «Экран Владикавказа».

 

Беслан.

Меня больше нет.

И не будет уже…

Я прожил семь лет на свете…

И нету покоя моей душе:

За смерть мою кто в ответе?

Я думал, чудовища в сказках живут –

Мне взрослые так говорили,

Чудовища, знал я, ко мне не придут

Ошибся: пришли. И убили.

И нету покоя моей душе:

За смерть мою кто в ответе?

 

Мне больно и страшно…

Хотя уже

Нету

   Меня 

             На свете.. Будь я учительницей, я бы непременно начала 1 сентября не только уроком мира, но и уроком памяти. Я бы сказала своим ребятам, что сегодня праздник, но и горе тоже. Ведь сегодня с нами нет многих мальчиков и девочек, о которых, пожайлуста, помните. Нам всех их будет не хватать.

 

А я все никак не могу понять: как можно не любить, не уважать, а то и просто не знать истории родной страны. Откуда это поверье? От спесивого, полуграмотного убеждения, что история ничему не учит? Или от низкого уровня преподавания истории в школах?

А может быть от падения нравственности?!

 

Звучит оратория Орфа. Можно вставить «Реквием» Моцарта или Верди.

 

Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно. Не уважать оной есть постыдное малодушие. Так говорил Пушкин.

 

Свет полностью постепенно приглушается. В темноте все актёры постепенно ложатся на пол для пластической хореографической композиции

«Возрождение России». Начинают звучать первые аккорды авторской песни- темы «Россия»

Только вслушайся, вдумайся в имя - Россия.

В нем и россы, и синь, и сиянье, и сила.

Я бы только одно у судьбы попросила:

Чтобы снова враги не пошли на Россию.

 

Постепенно в пластике актёры поднимаются, а то и снова падают, руки их или взмывают в надежде вверх или безвольно падают, у девушек распущены волосы – это символ бескрайних полей пшеницы, это танец– это боль, это страдание, это вера. Постепенно в пластическом решении все перестраиваются, в руках актёров неожиданно появляются зажжёные свечи, море свечей, из кулис из складок одежды сцены выходит весь состав участников, их много 18-20 человек. Постепенно они оказываются в таком перестроении, что сзади в самой глубине сцены – символ памяти, монументы, в основной линии на авансцене – те кто сейчас живёт, дышит, мысли, это сыны России, а перед ними на ступеньках – самые маленькие – это будущее, это надежда. После блока песни «Россия» сразу же звучит «Молитва» того же автора Евгения Неволина. И звучат как завещание строчки юной девочки:

 

Россия – большая страна,

В ней грозы не отзвучали,

Но родина здесь моя,

И мы никуда не отчалим.

 

МОЛИТВА ЗАЩИТНИКА ОТЕЧЕСТВА

Текст этой молитвы взят из документов музей Вооружённых сил». Он наложен на фонограмму с эффектом эха – ревера. В пластическом танце актёры постепенно поднимаются. Из за кулис постепенно выходят со свечами актёры, Их очень много. У каждого в руках свечи, они раздаются всем, кто поднимается. Это эффект массового зажигания огня, делается это почти одновременно и незаметно как огонь передаётся. В какие-то секунды вся сцена залита огнём. Это живое «дрожание» света. Огонь, как символ душевного огня, передаётся от одного участника другому, от одной свечи к другой. Очень сильный эффект, так как до это на площадке было всего 9 актёров, а к концу спектакля их 20-25. Все молчат, только голос с эхом звучит над залом.

Всемилостивый Господи! Пошли нам разум и силы! Прекрати наши раздоры, зажги в сердцах наших российское братство, сильных и честных озари и поставь на путь. Слабым дай бодрость, молодых укрепи. Всех же нас объедини, вразуми и направь на путь истины. Господи, спаси наше Отечество!

 

 

 

И.Шкляревского

Выдержки из прозы Б.Васильева,

 

а также стихи малоизвестных авторов.

Программа создавалась при активном участии всех актёров театра-студии "Поколение",

Связующие заставки и некоторые стихи написаны руководителем студии Г.Неволиной, автор песен Е.Неволин. Редакционная работа Г.Неволина.

Создатель авторской фонограммы: О. Ефимов.

          

       

На сцену в полном затемнении выходят участники в чёрной униформе, во время спектакля они будут использовать элементы костюмов: платки, белые рубахи,

Небольшое количество реквизита. Главное - это работа света, который будет переключать внимание с разных объектов, это и будет являться сменой мест действия. В спектакле помимо авторских песен использована классическая музыка.