Образ огня в повести «Тарас Бульба»

Гераклит говорил: “Из смерти земли рождается воздух, из смерти воздуха - огонь”. Именно поэтому воздух убегает от огня, а огонь, для того, чтобы жить, догоняет воздух. «Тарас Бульба» и «Старосветские помещики» представляют собой определенное единство в цикле. С точки зрения категории пространства они резко противопоставлены. В «Тарарасе бульбе» по выражению М.Ю. Лотмана пространство носит принципиально безграничный характер. Запорожская сечь - фокус пространственной конструкции повести - не имеет закрепленного места, там также нет постоянных жилищ, заборов. В «Стараосветских помещиках» исследователь наоборот отмечает полную изолированность сада Пульхерии Ивановны от всего остального мира, что становится одним из главных выразительных средств. Теперь, учитывая присущи повестям стихии, можно заметить, что в Тарасе Бульбе огонь нуждается в открытом пространстве, в месте, где нет границ и правил, когда как в «Старосветских помещиках» эта стихия немыслима. В то же время огонь без воздуха существовать не может, поэтому в цикле повести даются Гоголем в паре. На первом уровне огонь (как понятно так же из предыдущей главы) выполняет наряду с другими стихиями циклообразующую функцию.

Вместе с этим огонь в «Тарасе Бульбе» выполняет сюжетную, стилистическую и композиционную роли, образует символический план. Огонь выступает в повести как символ души, гнева, битвы, любви, синонимично соотносится со светом, золотом, сердцем, верой, истиной, приобретает демонический, сакральный и космический характер. В то же время следует четко разграничивать источники огненного начала у Гоголя: европейский мистицизм, романтическая традиция, античность, славянские языческие поверия.

Само казачество, история и обычаи которого отрывает перед нами Гоголь, как бы овеяно дыханием огня. «Когда бранным пламенем объялся древле мирный славянский дух…»(С.66). Стоит обратить внимание на то, что автор представляет казаков подобно огненному народу, который перемещается, распространяясь по земле, как пламя. Но пламя это внутри, и готово в любой момент вырваться наружу, уничтожить и сжечь все кругом. «это было,точно, необычайное явление русской силы: его вышибло из народной груди огниво бед»(с.66). В случаен опасности огонь из домашней печи, из очага вырастает до запредельного уровня, опаляет небо, неся хаос и смерть. Любое посягательство на русскую землю или христианскую веру зажигало в казаке огонь праведного мщения, носящий сакральный, языческий характер. Многие разрушительные действия казаков носят языческий оттенок. Картина сожжения напоминает своеобразное жертвоприношение огненной стихии: «Не одни белоснежные руки подымались из огнистого пламени к небесам…жестокие казаки и, поднимая копьями с улиц младенцев их, кидали к ним же в пламя» Война для запорожцев - это путь к самоуничтожению, стремление разжечь необъятное пламя и самим в нем погибнуть. М.Ю. Вайскопф отмечает необычайное усиление этого мотива и говорит о том, что истребительный порыв распространяется с опустошенной земли на самое небо: «Пламя спокойно и величаво стлалось по небу…вырывавшись вихрем, свистело и летело вихрем под самые звезды, и оторванные хлопья его гаснули под самыми дальними небесами».

С большим пренебрежением относятся казаки к материальному миру. Самые дорогие вещи, великолепные памятники культуры они способны пропить или осквернить, ничего не жалеют они и не ценят кроме оружия. Такое же пренебрежение испытывают они к женщине: «А видите вот эту саблю? Вот ваша матерь!» Уподобляясь огню, чьим проводником они являются в повести, казаки ни к чему не испытывали жалости. Вне ратных дел огонь прячется в густом дыме люльки казака, отражаясь в его глазах. Рвется на волю в лихом танце, разжигаемый горилкой, и клокочет внутри громогласным храпом во время сна. Люлька для казака - это символ его огненной души. «Это казаки только зажигают и раскуривают свои трубки.

И скоро величественное аббатство охватилось сокрушительным пламенем, и колоссальные готические окна его сурово глядели сквозь разделявшиеся волны огня» (С.95). Огонь в люльке - это своего рода место хранения боевого духа, разрушительная мощь, скрытая в вещи, которая всегда с хозяином. В связи с этим гоголь уже не стремится к идеализации казачество, называя их «порождением грубого…свирепого века, когда человек вел еще жизнь одних воинских подвигов и закалился в не душою, не чуя человечества» (С.66). Языческая жестокость - одна из главных движущих сил гоголевского огня.

Картины свирепости казаков связаны с главным героем повести Тарасом Бульбой, который ярче всех воплощает в себе концепт огня и огненного человека. Черты присущие всему казачеству усиливаются в этом герое до чрезмерной силы. Как отмечает А.В. Козлова, при раскрытии характера героя Гоголь использует прием градации: увеличение степени проявления чувства «горячился, горячился, наконец, рассердился совсем», что образно сопоставимо с разгорающимся пламенем.К концу повести огонь в Тарасе Бульбе вознесся неба, а голос «его вырос, подымался выше и, принял неведомую силу» и пророческие свойства.

Женщин он ненавидел лютой ненавистью, жену по выражению Гоголя была в его доме создание совершенно ничтожное. Полячку же, причаровавшую его сына, он «вытащил бы ее за густую, пышную косу, поволок бы ее за собою по всему полю, между всех казаков. Избил бы о землю, окровавившись и покрывшись пылью, ее чудные груди и плечи … разнес бы по частям ее пышное, прекрасное тело» (С.121). Ненависть к женскому началу можно объяснить так же тем, что именно вода является женским началом. При описании полячки основной эффект, который стремится создать автор - это покрыть ее исключительным блеском. «Черноглазую и белую, как снег…смех предавал сверкающую силу ее ослепительной красоте» «Полное чувство выражалось в ее поднятых глазах…Еще слезы не успели в них высохнуть и облекли их блистающею влагою, проходившею душу». Подобными эпитетами Гоголь показывает причастность женщины к стихии воды, лишь она в повести способна плакать, только она слаба и податлива. Мать же Остапа и Анрия днем терпела огненный характер своего мужа Тараса бульбы, а ночью «она расчесывала их молодые, небрежно всклокоченные кудри и смачивала их слезами…говорила она и слезы остановились в морщинах, изменивших ее когда-то прекрасное лицо». Казаки подобны язычникам. Им словно необходимо все время что-либо разрушать.

В начале повести Тарас Бульба бьет горшки в своей хате, а к концу он уже предавал огню целые поселения вместе с женщинами и детьми. Его образ обрастает демоническими характеристиками: «она выражалась пожирающим пламенем в его глазах» (С.142), «Только огонь да виселицу определяла седая голова его, и совет его в войсковом совете дышал одним истреблением» (С.158). Он соединяет в себе черты демонической личности и сакрального персонажа, который в свою очередь окрашен богатырскими чертами, олицетворяет собой могучего вождя, воина христова и мудрого наставника. О демоническом начале в Тарасе Бульбе автор намекает с самого начала повествования: «Да когда на то пошло, то и я с вами поеду! Ей-богу еду! Какого дьявола мне здесь ждать?» (С.65). Все в нем все Бешеное: и горелка «бешеная», и конь его Чорт - «бешеный», и бешеной веселостью полыхает Сечь. В слове «бешеный» корень «бес»; «бешеное» то, в чем угнездился нечистый дух, что подчинилось бесу. С этой точки зрения и пляски запорожцев носят характер одержимости, так как никто из их не может остановится… «Нельзя было видеть без внутреннего движения, как все отдирало танец самый вольный, самый бешеный, какой только видел когда-либо свет». Пустая выжженная земля, которую оставляют после себя запорожцы сравнимы с дьявольскими пустотами в «Вечерах».

Следует также напомнить еще один языческий мотив. Дерево, в которое ударила молния считалось особенным. Ему приписываются живительные свойства, какие приписываются весеннему дождю <http://www.pagan.ru/d/dovdx0.php> и громовой стрелке. В тоже время Тарас Бульба умирает на таком на этом дерев, распятый подобно Христу. Здесь гоголь смешивает языческие и христианские мотивы.

Исследователи отмечают также близость Тараса Бульбы к образу Вия и сравнивают убийство им сына с убийством Вием Хомы Брута. «И навесил он на очи свои хмурые исчерна-белые брови подобно кустам, выраставшим по высокому темени горы, которых верхушки вплоть занес иглистый северный иней». Бульба уподобляется отцу не только Андрия, но и отцу всего живого, суровому, всеисребляющему существу. Движение запорожцев из похода за веру парадоксально трансформируется в всепоглощающее истребление.

На стержень, формируемый огненными мотивами, нанизываются вспомогательные, вне контекста с которыми разговор об огне не представляется полным. Большинство из них носит христианский, библейский характер. Одним из таких мотивов является мотив слова. Слово казачества имеет материальное действие, оно способно нести разрушение, способно воодушевлять, излечивать и объединять людей. «И слова эти были как искры, падавшие на сухое дерево». Действие его в комплексе с вином дарует героям повести чувство единства, укрепляет их ратный дух, благословляет на смерть. Мотивы хлеба, вина и слова связаны не столько с поглощением пищи героями, но и с ключевыми моментами их духовной жизни или же ключевыми событиями сюжета. Андрий пробирается в город через проход, напоминающий жерло печи, беря с собой хлеб. В походе ему попадаются кости старцев, которые от одного прикосновения могут превратиться в муку. Поляки той же ночью входят в город, взяв в плен атамана по имени Хлиб. На поле боя Андрий падет от руки своего отца «как хлебный колос, подрезанный серпом» (С.141).

Вино,как кровь христова, составляет очередной элемент своеобразной литургии, которая происходит перед боем с поляками. Весь ритуал с потреблением вина и словом о товариществе и православной вере представляет собой прямую отсылку к церковной службе, призванной зародить в душе человека сокровенные чувства и приблизить к богу. «…как ни сильно было само по себе старое доброе вино и как не способно оно укрепить дух человека, но если к нему да присоединится еще приличное слово, то вроде крепче будет сила вина и духа» (С.131). Ритуал этот проходит после разделения войска на две части, и как следствие возникает еще один важнейший мотив, связанный с расчленением целого. Казачество в данном случае выступает как единый организм, разделенный на части, подобно телу христову во время церковной евхаристии. Батальная поэтика ярко иллюстрирует эту особенность повествования. «Тихо склонился он на руки подхватившим его казакам, и хлынула ручьем молодая кровь, подобно дорогому вину, которое несли в стеклянном сосуде из погреба неосторожные слуги, поскользнулись и тут же у входа разбили дорогую сулею… «Садись, Кукубенко, о десну меня!» - скажет ему Христос…»(С.139). Расчлененные на части погибает и Остап.

Создается впечатление, что стихии управляют, играют жизнями героев. Первоэлементы полностью подчиняют себе ход действия, способны убить или помиловать. Стихии также либо взаимодействуют, либо борются друг с другом. Вот пример взаимодействия стихий: «-У берега стоят челны, все забирайте, чтобы не было погони!

На этот раз ветер дунул с другой стороны, и все слова были услышаны казаками». В этом эпизоде присутствуют все стихии. В частности вода - это Днепр, земля - это его берег, огонь - гибель Тараса Бульбы в пламени, воздух - ветер. Дружественная огню стихия (ветер) помогла перенести слова, которые стали спасительными для казаков. Человеческая душа в мифологии народов разных народов сближается с ветром и огнем в своем стремлении ввысь. В данном эпизоде душа самого Тараса Бульбы в момент его смерти донеслась по ветру до казацкого войска. В кульминации повести стихии сливаются благодаря смертям героев.

«Жар в крови» - фраза эта стала метафорой. Однако еще в XVIII в. эти слова были не метафорой, а объяснением, согласно которому в крови имеется животворящий огонь, благодаря которому человек существует. Температура человеческого тела, ее повышение при болезни прямо связывалась с возобладанием нечистого огня или огня, связанного с любовным чувством.

Любовный огонь, т.е. романтический концепт, олицетворяет Андрий. Его любовь к полячке повсеместно сопровождаема огненной символикой. «Много всяких чувств вспыхнуло в молодой груди казака» (С.100), «Сверкающий огонь пробежал по жилам его от сего прикосновения» (С.111), «загорелые щеки блистали всей яркостью девственного огня…» (С.109). Если Тарас Бульба - это огонь разрушения, то Андрий - возрождения и жизни. С его появлением в Дубно приходит весть о приходе подмоги. Огонь его по природе своей созидательный, что связано с образом печи, через которую дважды проходит герой. И оба раза печь связана с путем к полячке, но если в первом случае сюжет имеет явно авантюрный характер, то во втором (лаз, похожий на отверстие «хлебной печи») - это уже своего рода переход к католичеству, так как Андрий попадает непосредственно в католическую церковь. Дубно же представляется в этом случае читателю загробным миром с чертами Вавилона.

Огонь в повести выступает как средство обновления окружающего мира. «Оглянулся он (Тарас Бульба) теперь вокруг себя: все новое стало на Сечи, все перемерли старые товарищи. Ни одного из тех, которые стояли за правое дело, за веру и в братство» (С. 144). Всех поглотила в себя огненная стихия, объединившись с героями, она даровала им путь в небесное царство.

Свет является продолжением, огня, его неотъемлемой частью. В момент движения Андрия в подземном ходе мы наблюдаем четко обозначенное, последовательное усиление света: от слабого светильника до католического храма, где свет ослепителен. Этот путь приводит героя к полячке, чья красота ослепляет его еще больше. Атрибуты полячки - драгоценности и золотые вещи. Она своего рода отражения собственного света Андрия, преломление его огненного начала. Она полностью подчиняет его себе. Далее огонь из его описания отнюдь не исчезает, напротив обрамляется дополнительным светом. Связано это с золотым убранством героя. Золото и «золотой» как атрибут и признак в традиционной культуре имеют непосредственное отношение к Богу, Богородице <http://www.pagan.ru/b/bogorodica0.php>, ангелам и святым. В Андрие же закрепляется образ жертвенного агнца, падшего по воли Бога - отца.

Андрий, помимо библейской функции жертвенного агнца, вносит в свою очередь романтическую струю. Черты европейского мистицизма в рамках повести можно проследить на примере противопоставления женского начала (вода) и мужского(огонь) в лице полячки и Андрия.

Можно заключить, что война, истребительный дух казачества, всепоглощающий огонь разрушения - своеобразное подобие языческого культа. Культа поклонению огню с принесением жертв. Христианские мотивы включают в себя целый комплекс, связанный с церковным богослужением. Вино, хлеб, слово, евхаристия - христианские черты, расширяющие картину повествования, дающие универсальность происходящему.

В православии <http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9F%D1%80%D0%B0%D0%B2%D0%BE%D1%81%D0%BB%D0%B0%D0%B2%D0%B8%D0%B5> одно из названий евхаристии - бескровная жертва. Учением о евхаристии, как жертве, отличается православная церковь от протестантов <http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9F%D1%80%D0%BE%D1%82%D0%B5%D1%81%D1%82%D0%B0%D0%BD%D1%82%D0%B8%D0%B7%D0%BC>. Согласно учению последних, жертва за весь мир принесена однажды и навсегда самим Иисусом Христом <http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%98%D0%B8%D1%81%D1%83%D1%81_%D0%A5%D1%80%D0%B8%D1%81%D1%82%D0%BE%D1%81>, в его крестной смерти, после чего уже никакая новая жертва за мир не нужна и неуместна. По учению православия, однажды и навсегда принесённая за род человеческий Иисусом жертва не исключает многократного и необходимого приношения жертвы евхаристийной, которая составляет не что иное, как частное применение к нуждам христиан искупительной крестной жертвы Христа <http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%98%D0%B8%D1%81%D1%83%D1%81_%D0%A5%D1%80%D0%B8%D1%81%D1%82%D0%BE%D1%81>. Дары приносимые на Литургии есть те же самые Тело и Кровь Христовы преподанные апостолам на тайной вечере <http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A2%D0%B0%D0%B9%D0%BD%D0%B0%D1%8F_%D0%B2%D0%B5%D1%87%D0%B5%D1%80%D1%8F>, то есть совершается не ещё одна новая жертва, но жертва мистически вне времени является той же что и на Тайной Вечери. Это учение православная церковь <http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9F%D1%80%D0%B0%D0%B2%D0%BE%D1%81%D0%BB%D0%B0%D0%B2%D0%B8%D0%B5> основывает на Святом Писании <http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%91%D0%B8%D0%B1%D0%BB%D0%B8%D1%8F> и на непрерывном, со времени апостолов <http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%90%D0%BF%D0%BE%D1%81%D1%82%D0%BE%D0%BB>, учении всех отцов церкви. Названием бескровной жертвы, евхаристия противопоставляется кровавым жертвоприношениям <http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%96%D0%B5%D1%80%D1%82%D0%B2%D0%BE%D0%BF%D1%80%D0%B8%D0%BD%D0%BE%D1%88%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D0%B5> культов языческого <http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%AF%D0%B7%D1%8B%D1%87%D0%B5%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%BE>, мусульманского и ветхозаветного - иудейского <http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%98%D1%83%D0%B4%D0%B0%D0%B8%D0%B7%D0%BC>.

Евхаристия являет­ся соединительным звеном между двумя несоизмеримыми и несовместимыми уровнями бытия - небесным и земным. У гоголя она наполняется ощущением стихийности существования, вбирает в себя мотивы жертвенного огня, приобретает языческие оттенки. Сам ход евхаристии воспринимается как распад всего живого на первоэлементы ради обретения высшего существования.

Благодаря этому Гоголь в рамках всего цикла создает своего рода микрокосмос, где каждая стихия не просто существует, а прибывает вне временного и пространственного контекста, приобретает сакральный характер. Через стихии происходит преломление действительности, выход на уровень мифа. В данном контексте автор использует первоэлементы как некий вечный неизменный эталон, стержень, с помощью которого можно проникнуть в любой исторический пласт, максимально раздвинуть границы художественного пространства.