Философская концепция времени у Достоевского — КиберПедия 

Архитектура электронного правительства: Единая архитектура – это методологический подход при создании системы управления государства, который строится...

Археология об основании Рима: Новые раскопки проясняют и такой острый дискуссионный вопрос, как дата самого возникновения Рима...

Философская концепция времени у Достоевского

2020-04-01 107
Философская концепция времени у Достоевского 0.00 из 5.00 0 оценок
Заказать работу

достоевский роман время пространство

Мир романов Достоевского, мир «Преступления наказания» объективен, однако не в гегелевском смысле, столь популярном в России в то время, когда формировалось миросозерцание Достоевского.

Учение Гегеля придавало всему сущему провиденциально предопределенный характер. Оно объясняло различие ступеней общественного бытия неизменно восходящим процессом развития, оно оправдывало страдания мажорным счастьем приближения к Абсолюту, оно примирялось с жертвами как с необходимым удобрением, без которого не может взойти и созретъ жатва.

Критика Гегеля началась после смерти учителя в рядах самой школы, в левом ее крыле. В России против фаталистического гегелевского оптимизма в наиболее энергичной форме восстал Белинский. Бунт Белинского произвел неизгладимое впечатление на Достоевского, и даже в последнем его романе, в «Братьях Карамазовых», он еще мощно отозвался в бунте Ивана.

Критика переросла в разрыв - в философии Шопенгауэра, хорошо известного в России шестидесятых годов. Явственные следы Шопенгауэровой концепции или, во всяком случае, русской журнальной полемики, вызванной учением Шопенгауэра, звучат в «Записках из подполья».

Шопенгауэр отрицал, что человечество совершенствуется, он не верил, что время приносит новое и лучшее. Отвергая гегелевскую теорию прогресса, Шопенгауэр отрицал вместе с тем самое развитие во времени: история не имеет не только цели, но и направления; в ней нет ни закономерности, ни смысла; она случайна и неинтересна. Философ призван заниматься современностью, и притом не всеобщим, а частным, отдельными человеческими судьбами, отдельной человеческой судьбой.

Шопенгауэр - один из предшественников, если даже не отцов экзистенциализма.

И Достоевский был сосредоточен всеми силами своего гения на настоящем. Он не желал писать в историческом роде, он был «одержим тоской по текущему». Он считал свое творчество, как мы помним, более актуальным, более насущно необходимым, чем творчество Толстого, потому что Толстой, по его мнению, был поглощен историей. Но Достоевский недаром прошел школу Белинского и утопического социализма.

Восстание против Гегеля у Шопенгауэра, как и у неизвестного тогда в России Кьеркегора, шло под знаменем персоналистского индивидуализма. Белинский требовал у Гегеля отчета о всех жертвах условий жизни и истории, руководствуясь социальным и демократическим критерием. Вместе со своими учителями Достоевский сохранил уверенность в объективном характере бытия, вместе с ними он поглощен был проблемами неустроенного мира.

Так как мир, по Достоевскому, был объективен, социален и надиндивидуален, то у него не могло быть экзистенциалистского отношения к времени. Человек смертен, существование человека ограничено, это, естественно, знал и Достоевский, но у него и речи нет о том, что понятие времени определяется границами человеческого существования, вехами индивидуального рождения и индивидуальной кончины. Достоевский был сосредоточен на современности эпохи, отечества, России, Европы, всей планеты. К прошлому Достоевский был равнодушен не потому, что не интересовался им, а потому, что оно не может быть изменено. Зато к настоящему Достоевский был прилеплен всеми фибрами своего существа, настоящее представляло для него двойной интерес - и само по себе, и потому, что оно было чревато будущим. От настоящего Достоевский обращал свои взоры к грядущему, которое предстояло перед ним не как «наперед заданное бытие» индивида, а как неизвестное, имеющее осуществиться в масштабе всего человечества. Будущее таило в себе или всеобщую гибель, или всеобщее возрождение, но на характер будущего можно было воздействовать участием в сегодняшней жизни.

Современность с тем большею гипнотическою силою приковывала к себе гений Достоевского, что она носила кризисный характер. Современность представляла собой стык эпох, заряженных противоположными зарядами. Она пронизывалась молниями и громовыми раскатами. Страдающему, гибнущему, жаждущему спасения человеку в современности было неуютно, тревожно. В ней трудно было разобраться, кругом царил хаос, «беспорядок», будущее требовало «богатырства», но какого богатырства, во имя какого идеала - было неясно.

Естественно, что в кризисные эпохи большинство мыслящих людей поглощено современностью. Но сосредоточенность на современности влечет за собою в иных случаях сознательное пренебрежение историей, сознательный аисторизм. Занявшись во имя по-своему понятых насущных нужд ниспровержением Пушкина, Писарев заранее предупреждал, что совершенно устранит в разбираемом вопросе историческую точку зрения.

Такая рассудочная позиция была явно несостоятельна, она диктовала необоснованные, произвольные, легко заменимые суждения, не зацеплявшие сущности дела; Писарева, например, она привела к огульному отрицанию наследия Пушкина и к умалению значения Белинского.

Может показаться, что Достоевский как художник или, во всяком случае, в своих взглядах, был тоже аисторичен. Но на самом деле это не так. Достоевский действительно был по горло погружен в настоящее, но настоящее, как он его себе представлял, сохраняло в себе, в снятом виде, прошлое, историю, все те ступени, через которые время проводит общественную действительность, чтобы получился сегодняшний день.

«Злоба дня», «текущий момент», факты текущей действительности не только подготовлены прошлым, они сохраняют в себе все, что было субстанциального в прошедшем. Время испепеляет и разносит, как дым, превращает в нечто случайное, необязательное все, что относится к шелухе, к внешности, к явлению, но оно прессует и включает в новую действительность все, что относилось к существенным процессам исторической жизни человечества.

Достоевскому чуждо было «шпенглерианское» представление о времени, гипотеза которого выдвинута была задолго до Шпенглера бывшим фурьеристом и петрашевцем Н.Я. Данилевским и согласно которой каждая культура, с ее добром и злом, непроницаема для другой и не передаваема от одной к другой. По мнению Достоевского, все специфически-важное в мировом прошлом и в особенности отрицательно-важное, было вобрано и ассимилировано настоящим. Мировое зло живуче. Мировое зло накапливается. Неправда языческой древности обнаружилась в христианской цивилизации, неправда феодализма укрепилась и умножилась в неправде капитализма. «Прежний мир, прежний порядок - очень худой, но все же порядок - отошел безвозвратно, - писал Достоевский. - И странное дело: мрачные нравственные стороны прежнего порядка - эгоизм, цинизм, рабство, разъединение, продажничество - не только не отошли с уничтожением крепостного быта, но как бы усилились, развились и умножились; тогда как из хороших нравственных сторон прежнего быта, которые все же были, почти ничего не осталось» (XI, 99). В итоге настоящее оказывалось по Достоевскому насыщенным концентратом всего процесса, оно болело и своими и прошлыми бедами.

Время в романах Достоевского аккумулированное, сгущенное, потенцированное. Когда герои его взывают о справедливости, то их устами вопиют и сегодняшние страдания, и страдания столетий или даже тысячелетий - все, что мучилось в предшествующие эпохи и что не было утолено всеми кризисами, пережитыми человечеством.

 

Связь настоящего с будущим

 

В «Преступлении и наказании» совершенно злободневная газетная действительность шестидесятых годов сплетается с действительностью сороковых, вбирает ее в себя, усиливается ею, и уже интенсифицированное, удвоенное настоящее находит в себе непогашенную энергию «байронического» разочарования французской революцией, а вместе с нею и всяким прошлым переворотом, в том числе и христианством, тем грандиозным обновительным движением, которым закончилась в Европе эра античной цивилизации. Церковь стала канонической организацией, она «исправила» и предала дело Христа. Церковь стала во имя Христа казнить, жечь, воевать, истреблять неверных, целые народы, церковь стала санкционировать всякую злую и неправедную власть, всякую неправедно накопленную собственность. Алена Ивановна покупала спасение своей души сокровищами, которые она высасывала из «мух», попавших в ее паутину. В итоге каждого прошлого кризиса экстатическая вера неизбывно страдающих масс подымала на вершину Цезаря, Наполеона, Великого Инквизитора, и каждый новый Единственный был могущественнее и злее предшествовавшего.

Во всех кризисах человечество жаждало справедливости, рая на земле, и ни один прошлый кризис не утолил его пылающей жажды. Страдание каждого последующего поколения было более жгучим, чем страдание предшествующего, потому что было интенсифицировано удержавшимися старыми страданиями. Настоящее содержит в себе прошедшее, но в процессе снятия одной временной ступени другой боль и несправедливость сгущаются. Пролитые пот, слезы и кровь не искупаются, а накапливаются.

Таково было представление Достоевского о настоящем.

Таким оно предстает перед нами в его романах. Таким оно представляется главным героям, лицам его романов. Сгущенное, концентрированное, вобранное время уже не могло быть ни произвольным, ни субъективным. Оно обладало закономерностью, которую возможно было бы выразить математически, «арифметически» или «геометрически», по Эвклиду Достоевский всегда представлял себе закономерность как негнущуюся, механическую, недиалектическую закономерность, как царство счета и Эвклидовой однолинейности.

Созданный Достоевским Раскольников (вместе со своими собратьями из других романов Достоевского) не понимал, что средства избавления надо искать в самой действительности, в тех самых законах, которые оборачивались к человечеству своей враждебной стороной. Его метафизическому разуму представлялось немыслимым, чтобы яд мог стать основой противоядия, чтобы зло могло порождать добро. Он останавливался перед порогом научно-философского анализа. Его нетерпение с самого первого шага мешало ему довериться развитию. Он искал не научной истины, которая представлялась ему созерцательной и равнодушной, а рецепта волюнтаристического деяния.

Возбужденное, фанатизированное мономанное сознание Раскольникова было сосредоточено на зле настоящего, на бедах, которые сыпались, как из рога изобилия, на незащищенных его современников. Так появляется у Достоевского слово «вдруг».

«Вдруг» у него не стилистический оборот, а понятие, звено в мышлении о переменах в истории, в обществе, в судьбе отдельного человека, в судьбе персонажа. Люди по привычке ведут расчет причин и следствий по аналогии с прошлым, а «появляются вдруг какие-то странные другие силы, положим и непонятные и загадочные, но которые овладевают вдруг всем, захватывают все разом в совокупности и влекут неотразимо, слепо, вроде как бы под гору, а, пожалуй, так и в бездну» (XII, 152).

«Вдруг» происходят и повороты в сюжетных ходах его романов, в том числе и в «Преступлении и наказании».

«Вдруг» обозначает не акаузальность течения времени, не беспочвенность обрушивающихся на человечество событий и катастроф. Оно обозначает неожиданность не самого события, а неожиданность его для тех, которые не ожидали его и потому были не подготовлены к нему и не защищены от его последствий. Но в этих неожиданностях, сдвигах, переломах, катастрофах, в этих «вдруг», по Достоевскому, только и проявляется для человечества субстанциальная сущность истории, бушующий под ее поверхностью Гераклитов огонь.

В прошедшем Достоевский интересовался не долгим течением времени, а узловыми сосредоточенными моментами, которые, по его мнению, и несли в себе всю суть процесса. В тысячелетней истории России он фиксировал свое внимание на «тех точках и пунктах, в которых она временами и местами как бы сосредотачивалась и выражалась вся, вдруг, во всем своем целом. Таких всевыражающих пунктов найдется, во все тысячелетие, до десяти или чуть-чуть побольше, полагал он. Историческому писателю следует «схватить главный пункт и так передать его, чтоб видно, с какой мыслию он вылился, с какой любовью и мукою эта мысль досталась». Каждый такой «пункт» выражает идею и своего времени, и всего предшествующего его хода, в каждом таком пункте время сосредоточивается объективно, вне зависимости от субъективного созерцания или переживания. Поэтому-то Достоевский и добавляет, что удача будет ждать художника только в том случае, если он сумеет отдаться выбранному пункту «с любовью и мукою», «но без эгоизма, без слов от себя», даже «наивно, как можно наивнее...» (28, 191).

Приведенные выписки взяты из письма к А. Майкову, разрабатывавшему в своих поэмах исторические темы. Сам же Достоевский выбирал «пункты», в которых сосредоточивалась и выражалась в своеобразной целостности современность.

Страдания прошлых веков не иллюстрируют зло настоящего, а реально продолжают жить в настоящем, не как пережиток, а войдя внутрь сегодняшних бедствий, слившись с ними, уподобившись им и увеличив их жгучесть. «Пункты» давние существуют в «пунктах» современных, потеряв свою архаическую специфичность, накаливая температуру сегодняшнего дня, сегодняшних нерешенных вопросов, сегодняшних жгучих конфликтов. Странный, тревожный, роковой характер времени объясняется еще и тем, что в нем живет непреодоленное прошлое, не субъект помнит или вбирает в свое сознание прошлое, а сама действительность, всеобщая и объективная, вбирает в себя и ассимилирует себе свое прошедшее.

Вобранное или потенцированное время порождало очень важную особенность в сознании героев Достоевского. Если современность сосредоточивает в себе все прошлое, если настоящее несет в себе в свернутом и снятом виде исторический путь, вследствие которого она и стала такой, как есть, то можно представить такие повороты или даже переломы современности, которые будут обозначать уже смену всей человеческой истории, перевод стрелки времени в совершенно иное измерение, после чего жизнь начнет подчиняться иным, совершенно неизвестным ранее законам. Зло будет устранено, и в будущем начнет скапливаться и концентрироваться не зло, а добро.

То, что настоящее вбирает прошлое, подготавливается им, освобождает текущее время от субъективной призрачности, от зыбкости психологического истолкования. Но ограниченность своеобразного представления о времени в романах Достоевского обнаруживается в его отношении к будущему. Будущее подчинено волюнтаристическому произволу, будущее - это или инерция прошлого, или утопия. В сознании Раскольникова, как и других важнейших героев Достоевского, возникает максималистская мессианистическая иллюзия, связанная не с закономерностью временного движения, не с активностью масс, а с особенными качествами нового Единственного, нового Наполеона, нового Мессии. Если прежние Единственные только громоздили новое зло на старые его завалы, то можно себе представить такую исполинскую всевластную личность, которая совершит наконец эсхатологический прыжок, предвозвещенный еще в Апокалипсисе, и утвердит царство божие на земле, новый Иерусалим. Так появляется иное «вдруг», подготовленное уже не слепой закономерностью сущего, а исполинской и «просветленной» волей Единственного. Демиургом истории оказываются не массы, а благая воля избранной всевластной и всепонимающей личности, сосредоточившейся на своей объективной задаче.

Уход героя в себя и только в себя означал бы отрицание объективной действительности, а вместе с тем и всякого объективного времени, он был бы равнозначен полному субъективизму в его классической форме или в его экзистенциалистской разновидности. Герои Достоевского не проделывают этой философской операции. Сосредоточение всех их сил на объективном мире для того, чтобы создать новую землю и новое небо, чтобы ввести его в новую закономерность, равнозначно этическому волюнтаризму, но вместе с тем сохраняет в себе признание надличностной сущности мира, других людей, общества и вместе с тем реальную значимость времени, независимого от психологического сознания соотношения вчера и завтра.

В «Преступлении и наказании», как и в остальных романах Достоевского, появляется другое «вдруг», отличное от «вдруг» самой действительности, «вдруг» решений и деяний героя, «вдруг» вызванного им взрывами со всеми вытекающими детонациями.

Это волевое «вдруг» по-своему так же вобрано и потенцировано, как «вдруг» старой объективной закономерности.

В момент «перевода стрелки», в тот краткий срок, когда исполинское деяние влечет за собой катастрофическое изменение состояния мира, «вдруг» самой действительности и волевое «вдруг» сливаются. Наступает особое, свойственное романам Достоевского время - время данности того события, которое составляет их субстанциально-сюжетную основу. Событие обрывает старую направленность времени; врывается в сущность, минуя историю, минуя развитие. «Вдруг» оказывается переломом между уничтожающимся прежним и рождающимся, во взрыве, новым настоящим. Мотивировка связи между прошлым и будущим лежит не в эмпирической связи мелочей жизни, а в механизме катастрофически-существенных изменений. «Вдруг» как удар молнии. Вспышка ее не только мгновенно вырывает мир из стирающей очертания мглы повседневного, она делает ясной самую грозу с ее тучами и ливнями, простершимися над землей. Молния «вдруг» происходит не в душе героя, но по его воле в мире. Молния «вдруг» и освещает, и судит, и приводит в исполнение приговор, выталкивая мир из инерции, из качественно неизменной длительности.

Насыщенная, сосредоточенная воля Единственного, ежели она осуществляет новый Иерусалим, утопию, может, по Достоевскому, привести к такому состоянию мира, когда «времени больше не будет». Князь Мышкин, достигая в эпилептическом припадке высшей степени гармонии и красоты, полноты, меры, примирения, слияния с самым высшим синтезом жизни, доходил до остановившегося предела времени. «В этот момент, - говорил он, - мне как-то становится понятно необычайное слово (Апокалипсиса) о том, что времени больше не будет. Вероятно, - прибавлял он, - это та же самая секунда, в которую не успел пролиться опрокинувшийся кувшин с водой эпилептика Магомета, успевшего, однако, в ту самую секунду обозреть все жилища Аллаховы».

Состояние достигнутого предела и остановившегося времени есть вместе с тем выход за пределы бытия. Тогда наступает одно только длящееся блаженное настоящее, и людям уже не надо будет заботиться о смене поколений, люди перестанут родить. Кириллов (в «Бесах») говорит: «Я думаю, человек должен перестать родить. К чему дети, к чему развитие, коли цель достигнута? В Евангелии сказано, что в воскресении не будут родить, а будут как ангелы божий».

Субъективистский волюнтаризм мстит автору, стремящемуся сохранить объективное представление о мире, о времени, стремящемуся остаться реалистом. Новый Иерусалим, как иное название осуществленной утопии, не есть только словесная пустая формула. Новый Иерусалим влачит за собой хвост религиозных представлений, в том числе и апокалипсический подтекст в теме социальной катастрофы. Если революция, Революция с большой буквы, если социальная катастрофа есть нечто вроде Страшного суда, тогда, после нее, в итоге установится покой, неподвижность без событий, без времени, длящаяся и как бы осознаваемая смерть.

Покой, неподвижность в обыкновенной бытовой действительности легко переходят в мещанскую ограниченность, в мещанскую выключенность из волнующейся жизни с ее опасностями и испытаниями, в нирвану мещанского комфорта, которая чуть было не втянула в себя Разумихина. Конечно, блаженство после-апокалипсического Иерусалима будет иметь совершенно иные масштабы и будет окрашено в совершенно иную, золотистую, клодлорреновскую, тональность, но принцип его тот же самый: остановка времени, обе выгоды разом - и жизни и смерти.

 


Поделиться с друзьями:

Папиллярные узоры пальцев рук - маркер спортивных способностей: дерматоглифические признаки формируются на 3-5 месяце беременности, не изменяются в течение жизни...

Своеобразие русской архитектуры: Основной материал – дерево – быстрота постройки, но недолговечность и необходимость деления...

Состав сооружений: решетки и песколовки: Решетки – это первое устройство в схеме очистных сооружений. Они представляют...

История развития хранилищ для нефти: Первые склады нефти появились в XVII веке. Они представляли собой землянные ямы-амбара глубиной 4…5 м...



© cyberpedia.su 2017-2024 - Не является автором материалов. Исключительное право сохранено за автором текста.
Если вы не хотите, чтобы данный материал был у нас на сайте, перейдите по ссылке: Нарушение авторских прав. Мы поможем в написании вашей работы!

0.033 с.