Угрозы идентичности как источник конфликта в России с Украиной

идентичность конфликт культура посттрадиционный

В теоретических построениях, лежащих в основе исследований конфликтов идентичностей, авторы исходят из того, что конфликты идентичностей - это конфликты, источником которых выступает принадлежность к определенной ценностной системе и социокультурной общности. Факторы культурной идентичности и группового статуса являются фундаментальными в конфликтах посттрадиционного мира: отказ в ценностном признании и дискриминация вызывают неизбежный и непреодолимый протест; по причине значимости социокультурной целостности сообществ конфликты идентичностей являются особенно трудными для переговоров и компромисса.

В концепциях, лежащих в основании рефлексии взаимосвязи конфликтности и идентичности в посттрадиционной культуре, формируется мысль о том, что противоречия традиционалистских и модернизационных ценностных систем и коллективных идентичностей конституируются базовыми потребностями в справедливости и культурно-идентификационной безопасности.

По мнению Дж. Ротмана и Дж. Бертона, впервые применивших в работах 1990-х годов термин «конфликты идентичностей», мотивы участия групп в конфликтах идентичностей будут во многом влиять на перспективы их исхода (преодоления): ради удовлетворения материальных интересов человек не станет сознательно рисковать жизнью, жертвовать собой. В посттрадиционном мире эскалация конфликтности происходит в том случае, когда культурная общность склонна воспринимать себя как жертву ценностных притязаний со стороны «иных» культурных, религиозных, политических групп (в случае эскалации неудовлетворенности, конструирования «этнических границ» (социокультурных различий) и осознания угроз «этнокультурной безопасности»).

Конфликты идентичностей в посттрадиционном мире фундируются аскриптивным признанием «презумпции порочности» (Н.М. Гиренко), то есть приписыванием имплицитной виновности личности на основании принадлежности к «чужой» культуре и общности, что создает возможность интерпретировать конфликтогенные формы мировоззрения и деятельности лицам «иной» социокультурной группы. Следствием «презумпции порочности» являются неправомерные обвинения значительного числа лиц той или иной культурной группы в разрушительных ценностях и несправедливых поступках. В конфликтах идентичностей взаимная отчужденность ведет к усилению традиционалистского партикуляризма и изоляционистской корпоративности.

Л. Козер критикует других исследователей за неспособность уяснить, что конфликт может быть мотивирован двумя связанными между собой факторами - 1) реалистической ситуацией и 2) аффективным вкладом в нее. Исходя из сущности посттрадиционной «борьбы за ценности», противостоящие в конфликтах идентичностей стороны рассматриваются как непримиримые противники. В конфликтах идентичностей, принимающих насильственные формы, игнорируются такие механизмы протекания конфликтов, как достижение компромисса и консенсуса на этапе конфликтной ситуации. Анализируя специфику культурных конфликтов, Д. Хоровиц отмечает, что «поляризация» и «эксклюзия» как конфликтогенные факторы связаны с аскриптивными различиями, соединяющими историю и расходящиеся взгляды на идентичность сообщества, с которым эти различия ассоциируются.

Э.А. Паин и А.А. Попов выделяют в типологии современных конфликтов наряду с конфликтами идей и действий «конфликты стереотипов»; А.В. Дмитриев различает «конфликты неуправляемых эмоций», проявляющиеся в конфликтах-бунтах и погромах, а также «конфликты идеологических доктрин», которые связаны с политическими, этнонациональными, религиозными движениями и имеют исторические корни; в классификации конфликтов Л.И. Никовская и Е.И. Степанов исходят из того, что многие этнокультурные конфликты можно назвать ложными, поскольку они порождают ложные образы и иррациональные фобии, агрессивность и дегуманизацию оппонентов.

Одним из типов конфликтов идентичностей является «глубинный конфликт», который представляет собой укоренившийся, «застарелый» конфликт с глубинными причинами и историческими корнями. Этот термин применяют к конфликтам с многообразными культурными, религиозными и политическим причинами, затрагивающими вопросы трансформации социокультурных идентичностей сторон конфликта. Преодоление глубинных конфликтов идентичностей требует отказа от традиционалистской дихотомии «мы - они», формирования интеграционной идентичности, осуществления модернизационных изменений во всех областях жизни трансформирующегося общества; их конструктивное разрешение невозможно без удовлетворения требований всех сторон конфликта.

«Трудноразрешимый конфликт» как разновидность глубинных конфликтов идентичностей - это конфликт, для которого не найдено приемлемое для сторон разрешение. Трудноразрешимый конфликт в посттрадиционной культуре разгорается из-за борьбы за удовлетворение основных потребностей, это конфликт ценностей и мировоззрений, имеющих существенное значение для сторон. Подобный конфликт как феномен посттрадиционности не поддается разрешению таким образом, чтобы в выигрыше оказались все стороны конфликта (Д. Зенгхаас, К. Райманн, Д. Смит).

Насилие в конфликтах идентичностей и манифестированные формы, которые они принимают в посттрадиционной культуре, детерминированы масштабами и интенсивностью неудовлетворенности, выступающей необходимым условием обращения к открытому насилию (Т.Р. Гарр). Инициирующие насилие и деструктивность в открытых противостояниях, конфликты идентичностей связаны с актуализацией на эмоциональном уровне «онтологической угрозы» безопасности культурной общности и идентичности (Э. Гидденс) при условии «терминального» обострения мировоззренческих противоречий. Для того чтобы культурная идентичность стала объектом конфликта, она должна быть вовлечена в иррациональный процесс реактивного взаимодействия общностей, обладающих отчужденными (негативными) идентичностями. Объектами конфликта социокультурные идентичности становятся тогда, когда возникает объективная (неравенство) или субъективная (мифологизация «образа врага») угроза «этнокультурной безопасности».

Острота конфликтов идентичностей проявляется в иррациональности и агрессивности противостояния сторон, их ориентации на борьбу «до победного конца». Конфликтную ситуацию делают острой и непреодолимой следующие факторы: 1) конфликты идентичностей затрагивают мировоззренчески и экзистенциально значимые ценности; 2) участники эмоционально вовлечены в конфликт; 3) конфликты идентичностей перестают быть средством достижения групповой безопасности противостоящих сторон, но становятся деструктивной самоцелью.

Эскалацию конфликтов идентичностей можно уменьшить и тем самым облегчить процесс их разрешения, если удается снизить значимость затронутых в конфликтах ценностных стереотипов и мировоззренческих проблем за счет рационализации, поиска «точек согласия» (самосохранение «жизненно важных» идентичностей), создания альтернатив (конструирование этнически нейтральных гражданских идентичностей) и компромиссных вариантов. Ценностные стереотипы, с одной стороны, способствуют восприятию и пониманию внешнего и внутреннего мира, но при встрече с новым, не укладывающимся в рамки «стереотипной схемы» (с «иным», «чужим», «другим»), социокультурная идентичность попадает в сложную ситуацию внутреннего разлада, амбивалентности между неизбежностью и сопротивлением саморефлексии, когда общности необходимы рационально-волевые усилия, чтобы достроить неконфликтный, позитивный, толерантный образ «другой идентичности» на основе своего субъективного восприятия.

Понятие «конфликты идентичностей» отражает системный характер глобальных ценностно-мировоззренческих противоречий как новых модернизационных рисков «текучей современности» (З. Бауман). В ситуации модернизационных рисков, связанных с посттрадиционными изменениями, «классические» конфликты, основанные на военно-политическом противодействии, трансформируются в мировоззренческие конфликты идентичностей - «цивилизационную борьбу за правильный путь в будущее» (У. Бек). Конструктивный характер посттрадиционных трансформаций определяются не столько внешними социокультурными условиями (глобализация, транснационализация, регионализация), сколько внутренним (традиционалистским или модернизационным) вектором развития цивилизационных систем. В этом смысле Э. Гидденс использует концепт «изготовленных рисков», который объясняет цивилизационную природу конфликтов идентичностей. По мнению М.Б. Хомякова, идентичность интолерантна и конфликтна, когда она нестабильна или проблематична: формирование «протестных» идентичностей связано с процессом глобальной дестабилизации традиционализма.

Социокультурным фундаментом конфликтов идентичностей являются противоречия, детерминированные культурными различиями, а также противостояние модернизационных и традиционалистских ценностей, возникающее между субъектами-носителями различающихся мировоззрений и мироощущений в посттрадиционной культуре. Имманентные традиционалистской идентичности иррациональные стереотипы в восприятии «чужих» культур (негативные интерпретации культурных различий) играют ключевую роль в инициации конфликтов идентичностей.

Конфликты идентичностей отражают острые противоречия из-за глубинного различия в разделяемых сторонами конфликтов коллективных ценностях. Конфликты идентичностей сложнее поддаются конструктивному урегулированию, так как социокультурные общности не могут пойти на компромиссы в отношении своей идентичности или других фундаментальных групповых ценностей. В этой связи возникает необходимость в применении методов конфликтного регулирования, построенных по принципу культурной интеграции на основе демократических институтов и гражданской идентичности, взаимного признания равенства значимости базовых потребностей и фундаментальных ценностей каждой из сторон и совместного решения общих проблем.

В российско-украинском конфликте 2014 года столкнулись три принципиально разных идентичности.

Первая идентичность это национальная или даже националистическая украинская идентичность. Ее носители выступают за украинское национальное (националистическое) государство. Основные идеи:

) национальная организация мира является основополагающей для разделения территории мира на государства;

) монополия государства сохраняется в части гарантий развития культуры и языка титульной нации;

) корпорации должны служить интересам нации или хотя бы не вступать с этими интересами в противоречие;

) лишь нация может являться основанием гражданского общества, через посредство которого она осуществляет контроль за государством и корпорациями;

) объединение диаспор по миру возможно лишь на основе национальной культуры и, прежде всего, языка.

Вторая идентичность это имперская российская идентичность. Ее носители создают великую Российскую империю. Основные идеи:

) государство довлеет над входящими в империю нациями, и, прежде всего, над титульной нацией (русскими) (наднациональная территориальная империя);

) государство во имя мощи империи сохраняет монополию над распределением природных ископаемых между корпорациями и над контролем массового сознания (империя ренты и контроля);

) лишь непосредственно управляемые государством корпорации могут быть крупными, остальным это не позволено (корпоративная империя);

) лишь государство может даровать свободы гражданскому обществу в том количестве и в том их объеме, в каком считает нужным для блага империи (империя ограниченной свободы общества);

) империя является экспансивной по отношению к территории стран-соседей и агрессивной по отношению к остальному миру (агрессивно-экспансивная империя).

Третья идентичность это сетевая. Эти люди не только ведут коммуникацию в социальных сетях, но и опираются на социальные сети в целеполагании своего взаимодействия. Основные идеи:

) топологическая (нетерриториальная) фрагментация мира;

) отказ от монополии государства на многие виды инфраструктурных услуг;

) корпорации начинают предоставлять все больше инфраструктурных услуг вместо государства;

) увядающему государству и усиливающимся корпорациям могут противостоять лишь разноуровневые сообщества, создаваемые внутри традиционного гражданского общества, но к нему уже не относящиеся;

) эти сообщества объединяются в сети (посредством, прежде всего, телекоммуникаций и Интернет) - они соединяют различные топологические фрагменты мира, создавая мировую сеть поверх государственного-корпоративной организации мира.

Третья идентичность является множественной (политарной), но не постмодернистски-множественной, а конструктивистки-множественной. Она базируется не на эклектически соединенных истинах, а на сложной модели разноуровневых метафизических истин со своей конструктивной онтологией истины (истина сложная, но одна). Первая и вторая идентичности являются унитарными, поэтому тотальными и стремящимися к доминированию над другими идентичностями.

Унитарная идентичность, отказываясь от столкновения с другой унитарной идентичностью, разрушается. Поэтому первая и вторая идентичности обречены вступать в конфликт друг с другом и с другими унитарными идентичностями. В этом их слабость при взаимодействии с конструктивной сетевой политарной третьей идентичностью. Политарная идентичность способна поглощать унитарные идентичности без столкновения с ними.

Третья идентичность считает две другие идентичности архаичными и настроена к их конфликту примиряюще. Первая идентичность пассивно-агрессивно настроена ко второй («не трогайте нас, и мы вас не тронем»). Вторая идентичность активно-агрессивно настроена к первой (раскол, ассимиляция, унижение, уничтожение внешних врагов). Обе идентичности (первая и вторая) настороженно настроены к третьей идентичности, считая ее легковесной, идеалистической, бесперспективной.

Поэтому война между первой и второй идентичностями происходит в пользу третьей идентичности. Территориальная фрагментация мира не является обязательным условием топологической фрагментации мира в понимании третьей идентичности. Война не является целью или средством для третьей идентичности. Поэтому носители третьей идентичности являются единственными, кто не готов брать в руки оружие, предпочитая вести войны концептуальные, информационные и экономические. С точки зрения третьей идентичности, и первая, и вторая идентичности обречены на разрушение посредством войны между ними: оболванивать и убивать людей за эти бесперспективные идентичности бессмысленно.

Смысл украинской революции 2013-2014 годов - в опоре на первую идентичность сформировать третью идентичность и предъявить ее в оформленном виде миру. Смысл российской агрессии против Украины - не дать сформироваться третьей идентичности в своем развитом виде в Украине, архаизировать и фашизировать первую идентичность, вынудив ее носителей к военному столкновению с более мощными в военном и ресурсном плане носителями второй идентичности.

Каждая из трех идентичностей присутствует как в России, так и в Украине. Поэтому российско-украинская война первой и второй идентичностей невозможна без внутренних войн в России и в Украине.

Элементы фашизации существуют в первой и во второй идентичностях.

Давайте приведем основные признаки фашизма (национал-социализма) в его наиболее последовательном виде. Фашизм представляет собой союз крупных монополий с государством, ориентация общества на создание колониальной империи (за счет внешних врагов), сплочение общества против этих внешних врагов для экспроприации их бизнесов и аннексии их территорий, нагнетание агрессии в обществе против внешних врагов и готовность к войне с внешними врагами, опора на полицию и армию против общественных протестов и создание военно-полицейского режима, тотальное оболванивание населения через СМИ.

В первой идентичности национальная фашизация является следствием попытки свергнутой власти придать украинскому обществу черты фашизма. Союз государства с крупными монополиями/ в Украине все еще не разрушен: новая власть опирается на временный олигархический консенсус, особенно в ситуации конфликта с Россией. При этом создание колониальной империи как задача в Украине не ставилась и не ставится. Нагнетание агрессии шло исключительно в отношении украиноязычной части Украины (посредством русских телеканалов при попустительстве украинской власти), что порождало обратную агрессию - украиноязычных против русскоязычных граждан Украины и против России. Однако агрессия и враждебность украинцев концентрировалась лишь против свергнутой власти, блокируя тем самым агрессию против русскоязычных. Полицейский режим в Украине был установлен свергнутой властью лишь во время гражданского протеста 2013-1014 годов. А опоры на армию у свергнутой власти не существовало вовсе, наоборот, украинская армия успешно разрушалась с явно заметным участием России. Свобода слова в Украине сохранялась непрерывно, даже без попыток контроля массового сознания свергнутой властью (что, в конце концов, ее и сгубило). В этом смысле украинский национальный фашизм просто не успел сложиться - ему вовремя «дали в морду», хотя отдельные проявления его можно было видеть во время и особенно сразу после гражданского протеста 2013-2014 года.

Вторая идентичность в России сегодня основана на полностью сложившейся системе имперского фашизма, который является развитой формой немецкого фашизма 30-40-х годов ХХ века. Союз крупных монополий и государства с нацеленностью на концентрацию капитала в руках государства. Нацеленность российской государственной политики на создание колониальной империи за счет стран-соседей-врагов, в последнее и нынешнее время - на отъем украинского бизнеса в пользу России и на аннексию украинских территорий. Тотальное зомбирование массового сознания России - создание истерической украинофобии, порождающей агрессию невероятной мощи по отношению к Украине и украинцам (а также другим странам-соседям). Иначе говоря, имперско-фашистская Россия - это постоянная война. Отрицание собственной фашизации в России и перенос обвинений в фашизме на Украину. Опора на полицию в деле репрессий против гражданских протестов и на армию в деле территориальной экспансии российской империи.

Третья идентичность является также идентификационным плацдармом для дефашизации Украины и России. Прорыв фашизма в сетевую коммуникацию, ведет либо к прекращению коммуникации и разрыву дружеских отношений участников коммуникации, либо к поглощению фашизма иными, менее истеричными и агрессивными идентичностями в процесс конфликтной коммуникации. Фашизм принципиально не может поддерживать разноплановую и позитивную коммуникацию в сети.

Если рассматривать перспективы идентичностей, то первую идентичность можно скорректировать (денацифицировать) силой нового украинского государства, переведя понимание этнической нации в политическую нацию. Революцию 2013-2014 годов можно считать также антифашистской революцией, потому что только теперь у новой власти появляется возможность не допустить украинского фашизма. Именно это и пытается делать нынешняя власть. Если ее действия будут успешны, то это позволит избежать фашизации в публичном политическом и масс-медийном пространствах Украины. Однако в целом националистическая украинская идентичность не имеет больших перспектив.

Вторую идентичность тоже можно скорректировать (дефашизировать), постепенно снижая уровень агрессии в отношении внешних врагов в СМИ, и убирая опору на армию и полицию. Однако в остальных аспектах фашизации России все гораздо сложнее. Сама по себе корпоратизация государства российского это хороший тренд. Но монопольный характер корпоратизации при посредстве государства лишает этот тренд перспективы. Союз государства с крупными монополиями в России без революции уничтожить нельзя. Поэтому, не произведя революцию, подобную украинской, Россия неизбежно останется врагом Украины и будет представлять для нее угрозу. Успех украинской революции в значительной степени зависит от России и от ее революции. В этом смысле экспорт украинской революции в Россию не просто неизбежен, но является единственным условием сохранения Украины. Имперская российская идентичность в целом не имеет вообще никаких перспектив.

Третья идентичность является перспективной, хотя и слабо позиционированной внутри первой и второй идентичности. С ее точки зрения, Интернет должен победить телевидение, а сетевая организация сообществ должна победить государство и корпорации. Фрагментация мира в понимании этой идентичности не имеет ничего общего с федерализацией или иностранной оккупацией - это топологическая фрагментация, организация сетей сообществ независимо от территории. Поскольку эта идентичность действует в ином содержательном пространстве, то другие идентичность ее просто «не видят».