Когда и почему идея о том, что экономическое развитие обусловлено социокультурными факторами, получила распространение в России?

Когда и почему идея о том, что экономическое развитие обусловлено социокультурными факторами, получила распространение в России?

Больше 25 лет мы пытались что-то изменить в стране. Сначала казалось: нужно поменять власть, отпустить вожжи — и все устроится. Но ожидания не оправдались. Выяснилось, что рынок сам собой ничего не выстраивает, если нет институтов. Тогда задумались: как сделать хорошие институты? Можно, например, их импортировать — посмотреть, где они хорошо работают, и перевести на язык российского законодательства. Но оказалось, что импортированные институты не только плохо приживаются, но и могут менять свою природу. Мы долго боролись за принятие закона о банкротстве, а потом стали бороться за его пересмотр, потому что прекрасно работающий инструмент санации экономики в наших условиях стал способом рейдерских захватов. И возникла мысль: может, все дело в почве, на которую ложатся эти институты, — то есть в культуре?

Значит, это достаточно новая идея?

О том, что культура определяет пути развития страны, говорят уже лет 200. Но в нынешней постановке проблемы есть своя специфика. Во-первых, благодаря современным методикам подсчета мы научились соотносить макроэкономическую динамику с изменением ценностей и поведенческих установок людей. Во-вторых, в отличие от консерваторов прошлого, мы уже не утверждаем, что культура определяет самобытный путь народа. Сейчас считается, что она влияет на развитие страны, как климат, пространство и т. д., но никак не определяет его.

Культура — явление историческое. Это отражение погасших звезд — институтов, которые существовали в прошлом. Такую идею высказал основоположник институциональной экономики Торстейн Веблен. Он говорил, что институты, с которыми мы сталкиваемся сегодня, — проявление либо дикости, либо варварства: условия давно прошли, а привычка к определенным нормам поведения осталась. Например, профессии адвоката и финансиста популярны больше других, поскольку они связаны с агрессией, захватом — нормами прошлых, варварских времен.

Можно ли выделить социокультурные факторы, способствующие и, наоборот, препятствующие развитию инновационной экономики?

Инновационную экономику удается построить далеко не всем странам — даже развитым. Чтобы понять, обусловлено ли это культурой, ученые изучили 60 государств. Оказалось, что существуют два фактора, подталкивающих инновационную экономику, и два — тормозящих ее. Первые — это индивидуализм и долгосрочная ориентация, взгляд в будущее. Индивидуализм надо понимать как готовность действовать на свой страх и риск, ничего ни с кем не согласовывая, брать на себя ответственность. Как сказал писатель Даниил Гранин, в России можно сделать очень многое, если не спрашивать разрешения.

Долгосрочная ориентация — способность планировать что-то на длительный срок, иногда превышающий отдельную человеческую жизнь. Хотя это свойство культуры, оно весьма подвижно. Например, китайцы не всегда мыслили «вдолгую» — в эпоху Мао Цзэдуна главным лозунгом было «10 лет упорного труда — 10 тысяч лет процветания». То есть счастье должно было наступить через 10 лет.

Тормозящие факторы — высокая дистанция власти и высокая степень избегания неопределенности. Дистанция власти тесно связана с неготовностью договариваться друг с другом и поэтому с уверенностью, что власть все решит сама и без нас. Высокое избегание неопределенности — это боязнь открыть дверь, представление о том, что любая перемена может быть только к худшему. «Не надо менять этого человека — пусть он нам не симпатичен, но после него может быть ужасно». «Не надо менять этот курс — иначе такое может начаться!». «Не надо менять эту систему — все может рухнуть». В математике это называется принцип максимина — когда выбирается не лучшее из лучшего, а лучшее из худшего, меньшее из зол, минимизируется ущерб. Это главная болезнь России, которая блокирует возможность выбора между разными вариантами и движение в будущее. Проблемы не только с инновационной экономикой, но и с малым и средним бизнесом во многом вызваны этими двумя факторами.

Можно ли корректировать социокультурные установки, тормозящие развитие экономики?

Я бы сформулировал этот вопрос иначе: может ли Россия преодолеть эффект колеи и выйти из ловушки?

О какой ловушке идет речь?

Я уже говорил, что некоторые институты, умершие лет 200 назад, оставляют свои отпечатки — входят в культуру, в привычки, в воспитание, в ценности. Это мешает нам двигаться вперед, тянет в прошлое: в определенных ситуациях легче вернуться к старому институту, чем пытаться вырваться из замкнутого круга.

Среди факторов, которые все время сбрасывают Россию в прежнюю колею, я бы ­выделил уже упомянутые короткий горизонт, избегание неопределенности и конфликтный индивидуализм, который тесно связан с недоговороспособностью и отсутствием доверия. Если у вас короткий горизонт, то вы не станете вкладываться в здравоохранение и образование, поскольку отдачу вы получите не раньше, чем через 10 лет. Если вы хотите изменить путь страны, но при этом боитесь будущего, то получится как у М. Е. Салтыкова-Щедрина: «Они сидели… и все думали, как бы свое убыточное хозяйство сделать прибыльным, ничего в оном не меняя». Не случайно П. А. Столыпин говорил: «В России за 10 лет меняется все, за 200 лет — ничего».

Когда и почему идея о том, что экономическое развитие обусловлено социокультурными факторами, получила распространение в России?

Больше 25 лет мы пытались что-то изменить в стране. Сначала казалось: нужно поменять власть, отпустить вожжи — и все устроится. Но ожидания не оправдались. Выяснилось, что рынок сам собой ничего не выстраивает, если нет институтов. Тогда задумались: как сделать хорошие институты? Можно, например, их импортировать — посмотреть, где они хорошо работают, и перевести на язык российского законодательства. Но оказалось, что импортированные институты не только плохо приживаются, но и могут менять свою природу. Мы долго боролись за принятие закона о банкротстве, а потом стали бороться за его пересмотр, потому что прекрасно работающий инструмент санации экономики в наших условиях стал способом рейдерских захватов. И возникла мысль: может, все дело в почве, на которую ложатся эти институты, — то есть в культуре?