Музыкальный  руководитель детского сада №15

 

Рисунок Арины Круженевской, воспитатель Надежда Павловна Педро, детский сад № 7

            Земляки

Я на  стрельбах, лежа с карабином,

Через мушку на мишень смотря,

Вдруг представил явственно картину:

Бой идет, горит кругом земля,

 

Пули свой смертельный пляшут танец,

Режет воздух мин протяжный вой,

Мой ровесник, тоже ленинградец

В полный рост поднялся над землей.

 

И за ним, сквозь дым, как клочья ваты,

Из окопов, выставив штыки,

Разорвав кольцо стальной блокады,

На врагов рванулись земляки.

 

Рисунок Румянцева Ивана, д/с № 7,           И причастным чувствуя к сраженью,

воспитатель Педро Надежда Павловна    В помощь одногодке – земляку,

Я всадил все пули по мишени,

Словно по бегущему врагу.

 

                                                                                      Александр Николаевич Афанасьев,

                                                                                      председатель районного комитета профсоюза

 

      Вестник профсоюза

 

Воспоминания в белую ночь

- Дедушка, а расскажи, как ты воевал, - попросила меня внучка в очередной раз, когда мы гуляли с ней белой ночью.

- Да уж рассказывал, - смущенно ответил я. Мне просто захотелось насладиться тишиной; угасающими над Невой огнями (вот-вот должны были развести мосты). Но я поймал себя на мысли: «А всё ли рассказал о войне?», и, нежно погладив белокурую головку Насти, ответил:

- Посмотрим, как мосты разведут и я тебе расскажу одну историю, связанную с военным Ленинградом.

Настя, со знанием дела, поправила:

- С Санкт-Петербургом.

- Нет, детка, сослуживцы и я кровь проливали за Ленинград!

Мосты развели. Мы присели на скамейку у Зимнего дворца и я не спеша начал свой рассказ.

- На 21 июня 1941 года был назначен выпускной. Все мы – нарядные, счастливые, полные надежд на великое будущее все же испытывали грусть при расставании с учителями. Сколько было пролито слез, детских, наивных в ту последнюю мирную ночь. Но и слезы-то были какие-то другие. Светлые, что ли…

Настенька смотрела на меня во все глаза. Сердечка её еще не коснулась жестокость мира взрослых и она готова была расплакаться. Я потрепал её по бледной щечке.

- А потом – всё как у всех: военкомат, быстротечные курсы…И вот последняя, уже осенняя, ночь в любимом городе. Так тяжело было видеть слезы мамы, что я вышел из дома, хоть и холодно уже было. Пошел к Эрмитажу, в частности – к атлантам подошел и долго стоял, не чувствуя ни холода мрамора, ни колючести ветра.

- Ты с ними разговаривал?

- Да. Представь, я был уверен, что они меня слышат, и попросил у них сил выдержать всё происходящее.

- Помогли? – удивилась внучка.

- Ты знаешь, лежа в окопах, я, казалось ощущал мощь мрамора и это придавало мне сил. Но не только это…

- Друзья?

- Безусловно…Но был человек, который каждый день думал обо мне, засыпая и просыпаясь в холодной пустой квартире. Это – мама.

Спазм сдавил мне горло…немного помолчал. И в этот миг почувствовал, как детская ручка утирает мне слезы. О! За это утешение можно всё отдать! За эти слова: «Не плачь, дедушка!» мир можно перевернуть…

- А дальше, дальше…

- Окопы, наступления, отступления, контузии.

- Ну, хоть один случай расскажи, когда тебя особенно страшно было.

- Да там все страшно было: смерть товарищей, смерть родных, смерть повсюду… Шел февраль 1943 года. Дивизия наша стояла на Синявинских высотах. Образовалась небольшая передышка в боевых действиях и, своего рода, премировали меня двухдневным отпуском в город! Радости-то было! Друзья, понятно, наперебой называли адреса, куда сходить-узнать: живы ли родные. И вот иду я по пустому городу и не узнаю его: весь в руинах, изможденные люди идут навстречу. При виде несчастной матери, везущей свое дитя на саночках на кладбище, у меня словно сердце начало кровоточить от жалости.

- Ну, хоть что-то было хорошее?

- Да! Была молодость; ощущение единства с городом-героем и мерно стучащий метроном, будто говорящий смертельно уставшим людям: «Жив город! Не сдался! Жив город и не сдастся! Жив город и вы живите, защитники его! Жив город!» и сердце каждого блокадника чеканило в ответ: «Жив!».

- Ну, дальше, - торопила внучка.

 

      Вестник профсоюза

 

- Дошел я до дома и, не чувствуя усталости, взбежал на 3 этаж. Постучал раз, другой – тишина. Вошел. По темному пустому коридору дошел до нашей комнаты. От бега и от волнения сердце просто грохотало и, казалось, нарушало тишину. Мама спала. Я не посмел её будить, просто сел рядом с кроватью на стул и стал любоваться родными чертами. И подбирал ласковые слова; и не верил  своему счастью, что  я  дома, у  изголовья  человека, тепло которого  мне нужно  как  никогда;

и хотел плакать; и хотел жить!                                                                                                                    Мама была бледна, синяки под глазами. Дыхания почти не слышно мне было и лишь пульсирующая жилка на руке, свесившейся с дивана, говорила о том, что главный в мире ЧЕЛОВЕК – жив, ежедневно борется за тебя, страдает, любит и ждет!                                                                                                        Подо мной скрипнула половица и мама тут же открыла глаза, будто и не спала вовсе. «Сенечка!» - прошептала она бескровными губами и повернулась к стене. Я позвал её…Слезы, улыбки, радость от встречи - их не передашь – их надо сердцем прочувствовать, их надо пережить.

Потом я и мама вышли на улицу. Я не успевал отдавать честь встречным военным и мама гордилась мной! Долго я помнил ощущение тепла от её маленькой ладони, как то доверчиво лежащей в моей руке. «Мама, а куда мы идем?» - и, посмотрев на неё, понял – на могилку младшей дочери, моей сестры. Все слезы уже были выплаканы и она скорбно стояла у холмика. Но опишу ли печаль моей нежно любимой мамы? Ведь та, что в могиле – тоже её ребенок; меня, как и её, тоже носила под сердцем, питала силой своей, оберегала, всю себя отдавала…и что? Я отвернулся, чтобы мама не увидела моих слез.

Потом я проводил её до дома, а сам еще немного прошелся по знакомым улицам! Город зиял пустыми оконными проемами. Редкие прохожие не обращали на меня внимания, а я так нуждался хоть в одном искреннем, понимающем взгляде и вдруг… Слышу – откуда-то льется печальная мелодия Чайковского. «Для слуховых галлюцинаций тебе еще рановато», - подтрунивал я над собой и всё же пошел в ту сторону, где услышал музыку. По её увеличивающемуся звуку понял, что совсем близко. Я зашел в полуразрушенную чужую квартиру, увидел на полу разбитый патефон, а рядом с ним на корточках сидела маленькая девочка лет пяти. После недолгих уговоров взял её и отвел…

- К маме! – утвердительно сказала внучка.

- Как ты догадалась?

- Я бы также поступила.

Я внимательно посмотрел на Настеньку, словно увидел её впервые: да ведь рядом со мной сидела маленькая женщина, а ни семиклассница. Слушала меня затаив дыхание и, казалось, всё понимала, и, казалось, взрослела на глазах.

- Так вот, привел я её к нам домой и даже ничего еще не успел сказать маме, как она уже твердо сказала: «Да! Я воспитаю её как Светочку, дочку». Следующий день был последним. Как сейчас помню напутствие мамы: «Не говорю тебе: «Береги себя», но воюй так, чтобы я гордилась тобой! Не говорю тебе: «Не плачь!» - рыдай, да так, чтобы сердце моё тебя почувствовало и отмолило! Не говорю тебе: «Встретимся!», так как оба понимаем – война – это смерть». Так мы и расстались и, увы, навсегда: мама умерла за неделю до полного снятия блокады! А город жил, боролся, работал, побеждал каждый день…

- Ты говоришь о городе как о человеке.

- Так оно и есть – «Ленинград мой, милый брат мой – Родина моя!» - напел я тихо. Если бы мы, бойцы и блокадники, не считали город другом, то не выстояли бы.

…Прошло с той памятной ночи двенадцать лет. Настенька преподает в РГПУ им. А.И.Герцена на филологическом факультете. А я жду её редких, немногословных звоночков. Такое уж поколение – всё им некогда, всё спешат и не видят, как прекрасен каждый день по-своему. Поколение! Поколение! Поколение!

 

                                                                Ирина Викторовна Андреева, секретарь школы № 10

 

      Вестник профсоюза

Мои размышления о войне

Война - это стон на могиле,
Того, кого с нами уж нет...
Война - это бой и мины,
Летящие где-то во тьме.
Война -это боль и слезы
О тех, кто ушел навсегда.
Война -это теплые строки
От той, что все ждет тебя.
Война - это пыль на дороге
И рота юных солдат.
Война - это стертые ноги
И раны в душах ребят.
Война - это новые встречи.
Война - это дружба навек.
Война -это светлые песни
И Были о тех, кого уже нет...

Ручий Наталия Петровна,