Последний мастер устной традиции

Последняя причина столь важного значения Лакшманджу для ученых благодаря своей исторической необходимости иногда затмевает собой первые две. По мнению большинства, Лакшманджу был последним и единственным живым представителем линии великих учителей Кашмирского Шиваизма. Он был, по сути, единственным живущим на земле подлинным хранителем устного учения Кашмирского Шиваизма*. Понимание этой истины дает направление поискам ученых. Например, Сильбурн пишет: «Какая бесценная удача для меня — иметь возможность прикоснуться к знаниям этого великого мастера, последнего обладателя ключей к тайне доктрины, самой глубинной и мистической из всех существующих»**. Вероятно, в этом свете можно прийти к пониманию готовности Свамиджи донести хотя бы часть своих знаний до ученых: тогда их можно будет сохранить для последующих поколений.

* Паду описывает Лакшманджу как «возможно последнего учителя Трики, как она передавалась от мастера к ученику на протяжении столетий», Andre Padoux, перев. Паратришикалагхувритти Абхинавагупты, опубликована институтом индийской цивилизации (Париж, Институт индийской цивилизации, 1975), также Archana Dongre «Последний Бхайрава Мастер будет обучать до 2006 года», Индуизм сегодня, (июль 1991): 1, Paul Eduardo Muller-Ortega, предисловие к Джайдэву Сингху, перев. Трезубец мудрости: перевод Паратришикавивараны (издательство State University of New York Press, 1989), x, предисловие к Сингху, Доктрина самораспознавания, ix, Singh, Доктрина самораспознавания, 1

** Lilian Silburn «Виджняна Бхайрава», 5

Если все это так, то не остается сомнений в том, что ученики, приходившие к Лакшманджу, ощущали потребность в проводнике, имеющем доступ к устной традиции. В Индии традиции тантризма, как и другие эзотерические традиции, передавались из поколения в поколение с помощью непосредственно связанных друг с другом звеньев одной цепи — мудрости и опыта — от учителя к ученику. Передача истинного знания в форме теоретического познания и практических инструкций по самой своей сути была устной. Хотя к XVIII в. (даже ранее) и возникла практика записи некоторых материалов, к этому явлению как тогда, так и теперь относятся с некоторым подозрением. Процессы познания и практики имеют дело с йогическим опытом, который крайне трудно выразить и описать даже для того, кто пережил его, не говоря уже о тех, кто никогда его не испытывал. Даже наиболее отвлеченный, чисто теоретический философский материал, написанный для массовой научной аудитории в качестве общепознавательного введения, например, Пратьябхиджна, изобилует техническими терминами, которые никто, кроме компетентных опытных специалистов, не в состоянии понять. А тантрические тексты еще менее подвластны пониманию. Кроме необходимости пробуждения тонких, неуловимых нюансов и оттенков йогических состояний, они предписывают начинающим религиозное поведение и ритуалы, которые иногда благодаря своему радикальному подходу идут в разрез с традиционными формами набожности, благочестия и индуистской нравственности. Более того, эти практики — особенно те из них, которые связаны с пробуждением и подъемом кундалини, — несут в себе определенную опасность на психологическом и духовном уровнях, что требует опытного руководства*. Таким образом, некоторые уровни тантрической литературы с большой вероятностью могут быть неправильно поняты, неверно истолкованы и неадекватно введены в практику, а чаще всего и то, и другое, и третье вместе — особенно, если знание получает недостаточно подготовленный. Поэтому тантрические авторы очень опасаются возможного неправильного толкования и неадекватного использования материала, попавшего в руки непосвященного.

* См. Lilian Silburn «Кундалини», xiii

В результате большая часть написанного этими мастерами является малопонятной, невразумительной и неопределенной то ли в силу самой природы предмета, о котором идет речь, то ли это преднамеренные и хорошо продуманные упущения и недосмотры, сбивающие с толку и ставящие в тупик. Абхинавагупта, например, иногда умышленно значительно сокращает подробное обсуждение и дискуссии, утверждая при этом о большой секретности данной темы и о том, что он уже и так открыл более, чем следовало бы. Последователи жалуются, что его символический язык может одновременно толковаться с позиции различных уровней. Зачастую просто невозможно определить подходящее значение и понять точный смысл*. Кроме того, данные тексты известны частым употреблением в них высокотехничного жаргона, понятного только хорошо осведомленным, тем, кто был посвящен в практики и приобрел определенные знания об описываемых духовных явлениях. Очень часто смысл ключевых понятий хранится в секрете. Иногда можно встретить сложные системы языковой кодировки или употребление в речи заранее оговоренных терминов. Фактически эти тексты написаны избранными для избранных, малочисленного элитного круга наставников и свято преданных им учеников. Доступ к манускриптам, переписываемым от руки и передаваемым из рук в руки в узком кругу, был весьма ограничен. Не говоря уже о предварительной подготовке, посвящении и изучении технического жаргона, данные тексты предполагают прежде всего активное, неусыпное и глубоко личное руководство истинного наставника. Последний должен быть личностью, воспитанной на основе эзотерической мудрости, переходящей из уст в уста по линии преемственности, и обладать способностью к ее передаче.

Принимая во внимание все вышесказанное, не вызывает удивления твердое убеждение Джайдева Сингха в том, что никто, даже самый лучший специалист по санскриту, не может сделать правильного перевода текстов Кашмирского Шиваизма без помощи опытного учителя**. Акцентируя свое внимание на пробелах, неясностях и неразборчивых местах, которые делают данные тексты такими трудными для понимания, Паду сделал вывод, что «помощь и руководство наставника, обладающего знанием, в таких случаях просто необходимы»***.

* Muller-Ortega «Триадическое сердце Шивы», 14-15, 62

** Dyczkowski, «Понимание Джайдэва Сингха», xiii

*** Padoux «Паратришикалагхувритти», 16

Определенно, индийская традиция достигла чрезвычайно высоких успехов в области литературы. Тем не менее она подразумевает, что тексты, преобразующие и конкретизирующие различные направления знаний, которые она доносит до нас, не могут функционировать сами по себе, без связи с устной традицией. Идеал ученого, самостоятельно получившего знания из книг, совершенно чужд классической индийской школе, как и многим другим эзотерическим направлениям. («Это серьезная ошибка, — говорил пророк Мухаммед, — воспринимать написанную страницу как своего шейха»*.) Идея полного овладения определенной областью знаний без опоры на наставническую традицию просто невообразима в рамках культуры, по большому счету устной в самом подлинном, истинном своем проявлении. Поэтому в Индии практически все религиозные письменные тексты подразумевают прочтение в неразрывной связи с сопровождением их устными комментариями и пояснениями авторитетного учителя. Обычно такая ответственность возлагалась на Гуру.

Такие тенденции даже более свойственны для тантрической традиции, которая стремится охранить глубокую мудрость от неправильного применения. Брукс отмечает: «Очевидной при изучении эзотерических текстов тантры является необходимость устного толкования живущими в настоящее время посвященными; очень многое в текстах завуалировано сложностью языковых пассажей либо умышленно запутано с целью сокрытия тайны от непосвященных... в любом случае, необходимо реальное присутствие Гуру, выполняющего функции последнего судьи»**.

* Labib al-Sa'id «Изложение Корана: История в первой записанной версии» (перевод Bernard Weiss, M. A. Rauf и Morroe Berger (издательство Darwin Press), 54, процитировано из William A. Graham, Сверх написанного слова: Устный аспект Священного писания в истории религии (Нью-Йорк: Cambridge University Press, 1987), 104).

** Douglas Renfrew Brooks, «Благая мудрость»: тексты и традиции Шривидья Шакта тантризма в южной Индии (издательство State University of New York Press, 1992), xvi

В силу того, что смысл тантрических текстов преднамеренно завуалирован, они (в большей степени, чем любые другие) могут быть поняты только в рамках устной культуры, открывающей доступ к их пониманию. Ученые, столкнувшиеся с такими текстами, вне зависимости от уровня своей лингвистической или иной подготовленности в скором времени неминуемо осознавали необходимость получения того, что Брукс называет «недостающим устным компонентом, образующим с текстом одно целое» в тантрической среде*.

Все это укрепило Джона Хьюза, редактора настоящей книги, в его намерении охарактеризовать текст первой и третьей глав {Пятнадцать Стихов Мудрости и Вхождение в Наивысшую Реальность) как «изложение». Хотя данные главы представляют собой два классических текста Кашмирского Шиваизма в изложении Свами Лакшманджу, они представляют собой нечто большее, чем простой перевод, охватывая по меньшей мере устную часть многоступенчатого опыта познания, происходящего при взаимодействии текста, наставника, устной традиции, ученика и окружающей среды. У читателя должно возникнуть ощущение, как будто текст сам ведет беседу, многократно повторяя нараспев гимны, заставляя трепетать разум и сердце учеников, как это сделал бы обладающий священным могуществом голос Гуру. Ученики, получившие такую возможность, глубоко вовлекаются в процесс передачи учения. Важно и то, что они могут самостоятельно практиковать изученное и открыты переживанию проявляющихся для них реальностей. Как напоминает нам Анна Клайн в своем недавнем исследовании устного учения тибетской традиции, эстетическое и эмоциональное настроение окружающей обстановки уже само по себе оказывает существенное влияние на образ мыслей и направление рассуждений**.

* Brooks, Благая мудрость, 9

** Anne Carolyn Klein, Срединный путь, Устная философия Тибета Мадхъямика, (издательство State University of New York Press, 1994), 5—6

В нашем случае такой атмосферой является сам Кашмир — древний приют ведических пророков и предсказателей, а также шиваитских мастеров. Неподалеку находится усыпанная лотосами жемчужина озера Дал, линию его горизонта образуют покрытые снегом пики Гималаев, воздух звенящий и кристально чистый. В хижине Лакшманджу в культовом месте для поклонения ученики сидят вокруг своего Учителя, глядя на изображения Учителя их Учителя, и Учителя его Учителя — звенья цепи ученической преемственности, — безмолвно излучающих благословения.

Центром всей этой сложной системы, без сомнения, является Лакшманджу — Гуру. Он являлся человеком, исключительно выдающимся в разных областях: он воплощает в себе очевидную ценность интеллектуального познания, приобретенную за долгие годы изучения, а также ценность менее осязаемых качеств, связанных с йогической реализацией. А самое главное: он смог перенести в настоящее время и открыть в доступной реалистичной форме сокровенные секреты устной традиции Шиваизма, которую он унаследовал. «Интерпретации» мастера, две из которых можно найти в этой книге, обладают таким диапазоном, который выходит далеко за рамки самого текста, поскольку они являются плодами живого взаимодействия между текстом, мастером, устной традицией, учеником и окружающей средой. Обыкновенный текст оживает, катализированный участием в этом многогранном процессе.

Лекции Свамиджи, представленные во 2-й, 4-й и 5-й главах, не фокусируются на каком-то одном определенном тексте. Несмотря на это, остальная часть этой могущественной системы никуда не исчезает, так как мастер проводит своих учеников по всему Королевству традиции Кашмирского Шиваизма. Он сплетает свои теоретические познания и свой практический духовных опыт воедино с устной традицией, унаследованной им от предшественников. Поэтому, если мы можем позволить себе так сказать, мы находимся в числе привилегированных слушателей.

Линия передачи Лакшманджу

Истоки линии передачи Лакшманджу уходят глубоко в прошлое к великому мудрецу Кашмирского Шиваизма Абхинавагупте (Х-Х1 вв. н. э.) и даже глубже*. На протяжении нескольких веков до рождения Абхинавагупты на территории Кашмирской долины наблюдался расцвет Шиваизма. Благоденствие Шиваизма также продолжалось и несколько столетий спустя. Недуалистическое учение Шиваизма передавалось из поколения в поколение такими прославленными наставниками, как Сомананда (X в. н. э.), его ученик Утпаладэва, и ученик Утпаладэвы Лакшманагупта, который — как было сказано ранее — был одним из наставников Абхинавагупты. Также заслуживают внимания Кшемараджа (XI в.), ученик Абхинавагупты, и Джаяратха (XII в.), который снабдил комментариями и толкованиями великий шедевр мастера Тантралоку.

* Swami Lakshmanjoo, Кашмирский Шиваизм: Секрет высшего, (издательство State University of New York Press, 1988), 89-95

Очень трудно найти достоверную информацию, касающуюся современной истории Кашмирского Шиваизма. Однако создается такое впечатление, что под влиянием царствовавшего на территории долины в XIV в. ислама, усиливавшего и без того прогрессирующую слабость индийского общества, традиция постепенно пришла в упадок. Периоды терпимости властвовавших в то время свободных от предрассудков, образованных мусульманских правителей сменялись периодами гонений и преследований. Со временем практически всех, кроме брахманов, удалось обратить в ислам. Храмы были разрушены. Огромное количество текстов на санскрите было утеряно навеки. К 1907 году (году рождения Лакшманджу) Кашмир был мусульманским в течение нескольких сот лет. Хотя индусы оставались непоколебимо преданными шиваизму, катастрофически не хватало истинных учителей, а достойных сохранить и передать традицию вообще практически не было.

Тем не менее, к концу XIX в. на территории долины проживали два очень известных мастера шиваизма. Свами Манакак, запомнившийся кашмирцам как экзальтированный святой, был, как и многие наставники шиваитской линии передачи, домохозяином. Считается, что его ученик Свами Рамджу (1914) был уже рожден сиддхой — реализованным адептом тантры. Как и его учитель, Свами Рам пользовался высочайшим уважением современников*. Имеются сведения о его способности пребывать в состоянии экстаза — самадхи — в течение четырех часов подряд**. Среди преданных ему последователей был и Нараян Дас, преданный шиваит, домохозяин и успешный бизнесмен. Нараян Дас поселил Свами Рама в огромном доме в Фатехкадале, Шринагар, который впоследствии превратился в ашрам. В своем предисловии к настоящей книге Джон Хьюз утверждает, что Свами Лакшманджу был сыном Нараяна Даса. Незадолго до своей смерти старый учитель Свами Рам возложил обязанность опеки семилетнего Лакшмана на своего старшего ученика Свами Махатабакака. Вот каким было начало столь выдающегося пути духовного Наставника.

* Samsar Chand Kaul, «Институты Кашмирского шиваизма», В. N. Pandit (Шринагар, Кашмир), 233

** Jha, Ш pu Гуру Стути, 2

Прожив длинную жизнь, ценность которой не поддается никаким измерениям, 22 сентября 1991 года в возрасте восьмидесяти четырех лет Свами Лакшманджу покинул свое земное тело, оставив многочисленных преданных учеников и восхищенных последователей оплакивать свой уход. Благодаря преданной работе Джона Хьюза и его жены Денис некоторые фрагменты учения Свамиджи сохранились для потомства в форме записей на аудио — и видеопленках. Данная коллекция имеет огромное значение и чрезвычайно ценна для изучающих тантру как в теории, так и на практике. Пленки постепенно переписываются преданными последователями и затем готовятся к редакции. Данная книга, вышедшая вслед за книгой Кашмирский Шиваизм: Тайное Наивысшее (SUNY Press, 1988), — один из первых плодов этого долгого процесса. Сейчас ожидается публикация множества новых книг по учению Свамиджи.

И, конечно же, сам собой возникает важнейший вопрос: кто будет преемником традиции после Лакшманджу? Крайняя необходимость скорейшего решения этого вопроса усиливается из-за разгорающегося на территории сегодняшнего Кашмира конфликта между исконными индийцами и разнообразными группировками мусульманских сепаратистов. Одним из результатов катастрофического воздействия этого конфликта являются все возрастающие волнения, неурядицы и беспорядки внутри индийского общества. В мае 1991 г. Свамиджи провел традиционную церемонию упанаяна — обряд посвящения в истинные хинду — над Вирешем Хьюзом, тринадцатилетним сыном Джона и Денис. Вскоре после этого, за несколько месяцев до своего ухода в мир иной, Лакшманджу провозгласил Виреша своим преемником. Юный Виреш родился в Кашмире, но с 1986 года жил в Соединенных Штатах. Теперь, когда Свамиджи покинул свое земное тело, не совсем понятно, каким образом этот молодой американец может получить надлежащее обучение. В ответ на естественный интерес преданных последователей и их заботу о будущем традиции можно привести таинственные, полные скрытого смысла слова, сказанные самим Свамиджи: «Это случится само собой»*. Что именно он имел в виду, пока не ясно. Однако существует большое количество людей, которые считают своего Учителя действующим на духовном плане, даже после его физической смерти.

* Dongre, 25

Заключение

Практики, несомненно, будут все время находиться в ожидании дальнейших знаков проявления влияния Лакшманджу. Тем временем важность точки зрения учения Кашмирского Шиваизма на дальнейшее развитие человеческой духовности не подлежит никакому сомнению. Мы можем только выразить свою глубочайшую благодарность Джону Хьюзу и издательству Государственного университета Нью-Йорка за предоставленную возможность познакомиться с ярким и авторитетным мнением наиболее талантливого современного представителя этой традиции. Факт существования Лакшманджу — это слишком бесценное явление, для того чтобы оставаться скрытым в примечаниях, записках и благодарностях, прилагаемых к ученым трудам. Нужно сказать, что сам я не имел счастливой возможности обучаться под руководством великого мастера. Я имел счастье встречи с ним несколько раз: в Кашмире в конце 70-х и в Соединенных Штатах незадолго до его кончины. Я помню одну из наших бесед до мельчайших подробностей. Разговор касался различий между недуализмом Шиваизма и Адвайта Веданты Шанкары. В своем ответе Лакшманджу привел в качестве примера способность йогина-шиваита возвышать свое восприятие объективной реальности так, что вселенная «сияет» как динамическое движение самого Высшего Сознания. И что больше всего потрясло меня тогда — это его метафора для этой сверхъестественной силы превращения. Он назвал ее «впитыванием мира». Я каким-то образом ощущаю, что это был учитель, который единственный познал всю глубину смысла того, о чем он говорил.

Ланс Э. Нельсон. Университет Сан Диего.
Влагодарности

БЛАГОДАРНОСТИ

Больше всего я хотел бы выразить свою глубокую признательность и преданность моему мастеру Свами Лакшманджу, который верил в меня и поставил передо мной задачу сохранить его учение живым. Свамиджи был человеком исключительной доброты и понимания, который на протяжении многих лет моего обучения никогда не уставал объяснять и прояснять для меня трудные моменты и потратил много времени, обучая меня Кашмирскому Шиваизму. Издание этой книги стало возможным только благодаря его бесконечному терпению и состраданию.

Я также хочу поблагодарить большое количество доброжелателей, которые, будучи заинтересованными в сохранении и издании лекций и переводов Свами Лакшманджу, оказывали мне постоянную поддержку, побуждая меня начать реализацию этой трудной задачи.

Во время подготовки данной книги Ланс Нельсон непрерывно поддерживал меня, проявляя глубокое понимание. Хотя и очень занятый своей работой, он был всегда готов читать и перечитывать рукопись по мере ее усовершенствования. Его предложения, рекомендации и советы оказались крайне ценными.

Джорж ван ден Барселаар, приехав из Австралии, сделал много предложений и помог в написании введения. Джордж, глубоко преданный Свамиджи, провел много лет в Кашмире. Когда он находился там, он постоянно служил Свамиджи и стал весьма осведомленным в истории его жизни. Его готовность поделиться своими воспоминаниями и интуитивным пониманием очень помогли в подготовке этого введения.

Я в долгу перед Джагдишем Шармой за важный вклад, который он внес в коррекцию санскритского содержания книги. На протяжении многих лет доктор Шарма был ученым-санскритологом из Всемирного Шиваитского Сообщества, которое находилось в Кашмире, недалеко от ашрама Свамиджи. На протяжении всего этого времени он работал непосредственно под руководством Свамиджи. Даже после того, как Сообщество прекратило свою деятельность, доктор Шарма продолжал работу, просматривая и транскрибируя английские лекции Свамиджи и переводы с магнитной пленки, корректируя санскрит в этих транскрипциях. Это на самом деле очень трудоемкая работа. Я глубоко благодарен ему за огромный труд, который он проделал.

Также я глубоко благодарен Схибанджи Каулу за помощь в определении дат наиболее важных событий и за предоставление мне недоступных до настоящего времени фотографий Свамиджи. Еще я хотел бы выразить свою признательность Мохан Кишен Ваталу, который, будучи переполнен преданностью и устремленностью к цели, долго и тяжело работал над переводом лекций Свамиджи по «Практике и Дисциплине» с кашмирского оригинала на английский.

За глубокую поддержку и финансовую помощь, без которой были бы невозможны многие годы моего пребывания в Кашмире, я хочу поблагодарить моих родителей. Я хочу поблагодарить свою жену Денис, мою дочь Шанну и моего сына Виреша, непрерывно воодушевлявших меня и оказывавших мне поддержку. Мы переживаем это приключение вместе.

ВВЕДЕНИЕ
(Джон Хьюз)

Контекст

Кашмирский Шиваизм — замечательная духовная ситстема, которая, начиная с момента ее возникновения, придавала большое значение не только пониманию философских коцепций, но, скорее, прямой реализации заключенных в ней истин. Согласно последователям этой традиции, такая истина не может быть понята интеллектуально, но может быть постигнута только посредством прямого переживания. Поскольку Кашмирский Шиваизм является практической традицией, ведущей к духовной реализации, неудивительно, что эта система делает акцент на устную традицию, сохраняющую и передающую неподдающееся описанию понимание, являющееся руководством для непосредственного, живого переживания истин этой традиции.

Современная устная традиция Кашмирского Шиваизма прочно связана с личностью Свами Лакшманджу Райна. Свамиджи (как называли его преданные ученики) имел глубокое понимание этой великой духовной традиции; он был неординарным человеком, всю свою жизнь посвятившим изучению Шиваизма. Свамиджи полностью впитал в себя учения и практики Кашмирского Шиваизма, он считался воплощением доброты, сострадания и щедрости. Он был беззаветно предан Богу. Его жизнь была наполнена непрерывным памятованием и проявлением любви к Господу Шиве, которому он поклонялся в форме Амритешвара Бхайравы, Владыки нектара освобождения.

Свамиджи родился как Лакшман Райна в Шринагаре в Кашмире 9 мая 1907 года. Он был пятым по счету ребенком в семье, состоящей из четырех мальчиков и пяти девочек. Его рождение произошло при необычных обстоятельствах. После рождения его старшего брата Манжу Даса, достигшего к тому времени возраста 18 лет, его мать произвела на свет еще трех дочерей и ни одного сына. Однако родители хотели иметь еще одного мальчика. Они обратились к Свами Раму, их семейному Гуру, с просьбой дать им какое-либо специальное, магическое средство, которое помогло бы им произвести на свет еще одного сына. Горя желанием помочь, Свами Рам благословил миндальный орех и дал его съесть матери Свамиджи. Имея большую веру в духовное могущество Свами Рама, она съела этот орех и вскоре забеременела. Когда она произвела на свет сына, все были очень обрадованы. Услышав о его рождении, Свами Рам очень взволновался и попросил разрешения посетить их дом. Общеизвестно, что хотя Свами Рам потерял способность к передвижению, однако когда он впервые взял на руки младенца, он пришел в экстатическое настроение и даже начал танцевать, при этом припевая: «Я — Рама, а он — Лакшмана».*

* Это имеет отношение к истории о божественной реинкарнации Рамы и его брата Лакшмана, как она описана в классическом индийском тексте Рамаяна.

Свами Лакшманджу на самом деле является выдающимся существом, чья праведная и примерная жизнь прошла в полном соответствии с духовным путем Кашмирского Шиваизма. Но при этом он был человеком. Именно через понимание человеческой стороны его многогранной натуры учение найдет более мощный отклик в душе читателя, пришел ли он из интеллектуального любопытства или же с желанием реализовать истины Кашмирского Шиваизма в собственной жизни.

Встреча с мастером

Я и моя жена впервые посетили Кашмир весной 1969 года вместе с Махариши Махеш Йоги в группе его западных учеников. Во время нашего пребывания Свами Лакшманджу прочитал нашей группе лекцию по Кашмирскому Шиваизму. Как человек, имеющий научную степень в индийской философии и религиоведении, я был заинтригован этим выразительным рассказчиком и относительно неизвестной философией, которую он представлял.

В 1971 году я возвратился в Кашмир вместе со своей женой Денис и дочерью Шанной для того, чтобы обучаться у Свамиджи философии и практике Кашмирского Шиваизма. Хотя мои знания об этой традиции были очень невелики, я знал, тем не менее, что эта традиция делает большой упор на реализацию и переживание высшей истины в условиях нашей собственной жизни. Более того, я понимал, что если я хочу изучить секреты Кашмирского Шиваизма, я должен найти учителя, который не только понимал бы традицию, но имел бы ее практическое переживание, получил плоды и познал истину в своей собственной жизни. Мои исследования убедили меня в том, что Свами Лакшманджу был именно таким человеком. При этом он являлся последним живущим мастером традиции Кашмирского Шиваизма, то есть он был последним в линии передачи учения от мастера к ученику, духовная генеалогия которой характеризуется прямой устной передачей секретов традиции. Свами Лакшманджу был последним Гуру Кашмирского Шиваизма, он донес до нас в нетронутом виде чистоту и богатство этой духовной традиции.

Я путешествовал по Индии вместе с моей женой и дочерью, ведомый глубокой надеждой, что Свамиджи разъяснит мне философию и секреты Кашмирского Шиваизма. На самом деле я не знал, чего ожидать от такого великого философа и святого. Хотя я надеялся, что он ответит на мою искреннюю просьбу, я был очень поражен его глубокой добротой, внимательностью и энтузиазмом, с которым он воспринял наш визит.

Сразу после того как мы приехали в Шринагар и остановились в отеле, я сказал Денис, что хочу повидать Свами Лакшманджу как можно скорее. За шесть месяцев до этого я написал ему о моем намерении приехать в Кашмир, чтобы изучать Кашмирский Шиваизм. В письме я говорил о том, что надеюсь на его согласие обучать меня. Теперь я находился в Кашмире, однако я так и не получил от него ответа. Более того, я предполагал, что он откажет мне в моей просьбе. Возможно, он даже не захочет встретиться со мной. Мой ум был полностью переполнен этой ужасной мыслью. Я был очень взволнован и совершенно не знал, чего ожидать. Итак, в воскресенье после обеда я вышел из такси на окраине озера Дал, возле ашрама Свамиджи.

Воскресенье было публичным днем. Когда я приехал, ашрам был переполнен людьми обоих полов и всех возрастов. Преданные Свами Лакшманджу сидели и стояли группами, разговаривая между собой. Свами Лакшанджу, которого все здесь называли попросту Свамиджи, я не увидел. Когда я спросил о нем, мне ответили, что он только что удалился в свою комнату и вскоре вернется. Пока я ожидал его возвращения, мои нервозность и опасения возросли еще больше. Кое-кто из преданных, которые гуляли в саду, обратили на меня внимание и проявили искренний интерес к моей ситуации. Они засыпали меня лавиной вопросов: кто я, сколько мне лет, чего я хочу, как долго я намерен здесь оставаться, как я услышал о Свамиджи и т. п. Будучи вовлечен в эту непрерывную цепочку вопросов и ответов, я едва заметил, как прошло некоторое время. Затем справа от меня, в направлении дома Свамиджи, я заметил какое-то оживление. Один из преданных, находившийся рядом со мной, сказал мне, что появился Свамиджи.

Я увидел его спускающимся с крыльца дома. Он был выше, чем я запомнил. В окружении своих преданных он двигался по направлению к лекционному залу. Он выглядел очень радостно. Он был худощавым, около 6 футов ростом. Одет он был в традиционную кашмирскую одежду, которая, как я узнал, называлась фарон. Он уверенно осмотрелся, его взгляд выражал мощь и внутреннюю силу. Я не знаю, каким еще образом можно выразить это, но мне он показался настоящим королем благодаря его росту и величественному поведению. Его потрясающая внешность дополнялась коротко остриженными волосами и симпатичным и добрым лицом, сияющим дружелюбием и сердечностью.

Один из преданных подошел к нему и сказал, что я приехал сюда в надежде встретиться с ним. Он посмотрел на меня, обернулся к своему ученику и что-то коротко ему ответил. Этот человек подошел ко мне и сказал, что Свамиджи согласился встретиться со мной и что я должен последовать за ним в лекционный зал. Я был так взволнован и так нервозен, что едва смог встать. Встреча с человеком такого статуса и репутации внушала мне благоговение.

Когда я вошел в лекционный зал, он уже сидел на устланном покрывалами полу. Он взглянул на меня и пригласил меня сесть рядом. Я подошел и устроился там, где он указал. Без единого слова он взял мою руку, посмотрел мне в глаза и затем сказал: «Я так рад, что Вы наконец приехали». Что-то внезапно изменилось во мне. Я почувствовал сильную волну любви и благодарности. Я осознал, что он очень отличается от того, кого я ожидал увидеть. Что-то как будто подтолкнуло меня изнутри, и я произнес: «Сэр, я знаю, что Вы — мой Господь Бог, спасибо Вам за то, что Вы позволили мне приехать». Затем он достал из складок своей одежды фотографию моей семьи, которую я выслал ему шесть месяцев назад. Он показал мне фотографию и сказал: «Я ждал тебя». Для меня это была первая и, я думаю, не последняя демонстрация его человечности. Со временем величественное сознание Свамиджи полностью охватило и возвысило мою душу.

Свамиджи не только согласился обучать меня и Денис Кашмирскому Шиваизму, он также помог нам устроиться. Он сказал нам, что стремится разделить с нами духовные богатства традиции, потому что он хочет сохранить их для будущих поколений. Он считал, что богатство Кашмирского Шиваизма должно быть передано всем людям независимо от принадлежности к касте, от вероисповедания, пола или цвета кожи. Он любезно позволил нам стенографировать его лекции, с тем, чтобы в дальнейшем они могли быть прочитаны, исследованы, отредактированы и, наконец, изданы.

Тогда я еще не знал, что мы проведем в Кашмире больше пятнадцати лет, впитывая мудрость и святость этого великого человека. В конце концов, мы даже построили дом рядом с жилищем Свамиджи; наша дочь выросла в Кашмире и посещала местную женскую школу при монастыре, а в 1977 году Денис родила сына, которого Свамиджи назвал Виреш.

Окружающая обстановка

Родина Кашмирского Шиваизма — Кашмирская долина в Индии, от красоты этого региона захватывает дыхание. Ее протяженность — сотня миль в длину и около семидесяти пяти в ширину, она расположена на высоте 5,5 футов над уровнем моря и окружена величественными горами. Эта местность изолирует Кашмир от тропического индийского субконтинента, обеспечивая мягкий и умеренный климат на его территории. С давних времен Кашмирская долина предлагала великолепное и богатое убежище от угнетающей жары индийской весны и лета. Она была излюбленным местом философов и духовно ориентированных людей.

Дом Свамиджи прильнул к подножию горной гряды в южном уголке долины. Хотя его дом являлся ашрамом и имел эту чистую атмосферу духовного подъема, присущую всем святым местам, он также был и его частной резиденцией. Его дом отражал в полной мере природное великолепие Кашмира. Из его сада можно было любоваться панорамой долины, удивительным озером Дал и окраиной дикой пустынной местности. Отношение Свамиджи к этой местности полностью гармонировало с красотой окружающей природы. Земля была заботливо обработана: зеленые лужайки подстрижены, цветы цвели круглый год, плодоносили фруктовые деревья (в основном яблони). Дом был хорошо ухожен и передавал ощущение простоты, тепла и уюта. С нетерпением ожидались утренние часы, когда воздух вокруг ашрама наполнен чудесным разнообразием свежих ароматов.

На небольшом расстоянии от его дома находился зал, где Свамиджи встречался со своими учениками и раскрывал им секреты священных текстов Шиваизма. Этот зал внушал благоговение и глубокое пбчтение. Кашмирские ковры и разноцветные покрывала устилали пол. Для тех, кому сидеть на полу было трудно, вместо стульев повсюду были разбросаны подушки. Одну стену занимало окно, выходящее на внутреннюю часть сада; другие стены были украшены изображениями Свамиджи, его учителей, учителей его учителей, его родителей, Господа Шивы и разнообразных святых Кашмира и Индии. Комната, так же как и человек и учение, казалась неподвластной времени. Если бы мы посетили эту комнату тысячу лет назад, она выглядела бы точно так же. Казалось, что зал вибрирует, переполненный не имеющей возраста мудростью и наставлениями шиваитских мастеров. Именно в этом зале я получил учение, изложенное в данной книге.

Один или два раза в неделю на протяжении приблизительно двух часов мы все собирались в лекционном зале. Мы всегда испытывали возбуждение в предвкушении такого специального утра. Небольшая группа, включающая 5—10 учеников, собиралась в зале ровно в 9 утра и устраивалась небольшим полукругом на полу. Затем приходил Свамиджи и садился перед небольшим, низким столом, где он располагал тексты, которые хотел нам разъяснить. Таким прямым и непосредственным образом Свамиджи обучал нас. Что казалось особенно примечательным в этих лекциях, так это духовная сила самого учителя, даже более поразительная, чем мудрость традиции.

Манера обучения Свамиджи была традиционной, но одновременно вдохновляющей. Хотя он читал лекции на английском, стихи, которые он приводил, были написаны на санскрите, традиционном языке философов Индии. Эти стихи обладали поэтическим ритмом, и Свамиджи иногда напевал их нам до того, как начать свои объяснения. Его знание санскрита было очень глубоким. Он мог объяснить даже самую труднодоступную концепцию с простотой и элегантностью. Будучи еще ребенком, он изучил санскрит в его традиционном изложении, для начала выучив наизусть грамматику (Аштадхьяи), составленную великим санскритским грамматистом Панини. Затем он начал изучать язык с точки зрения Кашмирского Шиваизма, придя к пониманию того, что санскритский алфавит и язык являются непосредственным выражением Реальности. Благодаря глубокому пониманию фундаментальных основ языка, благодаря постоянному руководству его учителя Свами Махатабакака и благодаря его собственному переживанию он стал способен понимать тайное значение, заключенное в стихах. В своих лекция он заставлял философию и древние мифы вибрировать, наполняя их значением и жизнью. Он не говорил об этих вещах как о чем-то отдельном от него самого, наоборот, каждое слово, которое он употреблял, дышало жизнью и реализмом. Они раскрывали для нас философию и величие наставника, который разъяснял ее.

Свамиджи был очень хорошим чтецом. Без сомнения, он имел очень глубокие познания в области писаний и философии Шиваизма, особенно Кашмирского Шиваизма. К тому же он имел широкие познания в области традиционных религиозных и философских текстов Индии. Во время перевода он добавлял некоторые подробности к текстам и комментировал их для большей ясности, рас