О мнимой «неумопосягаемости» России

О мнимой «неумопосягаемости» России

— Когда первый раз я услышала название форума Кафки и Оруэлла, я подумала: «Какой радикальный проект». В нынешней ситуации я бы сказала, что это почти лакировка действительности, потому что мы в этой среде существуем. Действительность как всегда превосходит любые дистопии и фантазии. <...>

Я бы сказала, [что сейчас доминируют] две определяющие эмоции в осмыслении нынешнего. Первая — полный кошмар, абсурд, который мы постигаем. Вторая — это постоянная ламентация о том, что общество расколото, нет лидеров, и самое главное — нет концепции будущего. И всё это справедливо. Мне кажется очень интересным разобрать, откуда берёт начало эта история, посмотреть на это не с точки зрения хаоса и абсурда, а с точки зрения возможных позитивных сценариев развития. Разговор об отсутствии проекта будущего не уникален для нашей страны. И вообще ведь у нас самая главная проблема в осмыслении происходящего, что мы волей-неволей следуем вполне себе официальной доктрине «неумопосягаемости» нашей страны, что она вообще не такая как все, что никакие законы здесь не работают, и, в общем-то, Европа нам не указ. Можно относиться к этому либо позитивно — у нас особый путь, либо рыдать — странная страна, не пойми кто и что. Так вот я хочу сказать, что если мы посмотрим на историю России, по крайней мере последних её нескольких столетий, модернового периода, она вполне вписывается в общеевропейские тенденции.

О войнах памяти

— Хочу сразу сослаться на замечательную немецкую исследовательницу Алейду Ассман, книжки которой мы регулярно публикуем, вот последней издали «Забвение истории — одержимость историей». Она всё время размышляет о смене темпоральных режимов. И, собственно, её главный тезис в том, что после Второй Мировой войны произошла смена темпорального режима, и ключевая идея модерности — светлое будущее — перестала работать. Вместо этого произошло возвращение к истории, переосмысление истории как коллективной идентичности европейского сообщества. Согласитесь, что в каком-то смысле при всей специфике нашей ситуации у нас произошло то же самое.

Все войны памяти, которые у нас идут, они идут не над проектом будущего, а скорее как постоянное осмысление истории и попытки её переписать. Либо это официальный дискурс, либо мы пытаемся противопоставить ему, пока безуспешно, другой образ истории. Я бы сказала, что для европейского сознания, куда всё-таки Россия входит (может быть, не как лучший представитель, но тем не менее), попытка даже спроецировать какое-то развитие будущего всегда происходила с отсылки к прошлому. Начиная с эпохи Возрождения этим идеалом всегда была мифологизированная античность. И Французская революция, как мы знаем, нарядилась в античные одежды. Естественно, ничего общего с реальной античностью это не имело, но для её символической легитимации требовался эстетический, этический фундамент, который находился в переосмысленной античности. Если мы посмотрим на Русскую революцию 1917 года, она уже апеллировала к Французской революции. Любое развитие общества в европейском контексте так или иначе ищет какое-то прошлое, которое легитимирует настоящее.

Мы сейчас находимся в войне двух разных памятей. Я бы сказала, что для прогрессивного сообщества это огромная проблема. Если мы посмотрим на политическую и социальную ситуацию последних десятилетий, особенно начиная с 2012-2014 года, то, к сожалению, должны заметить, что мы эту битву проигрываем. У нас нет альтернативного видения нашего прошлого. Слово «альтернативный» — это не ровно наоборот. Это, скажем, другого прошлого, которое позволило бы нам на символическом уровне сформулировать многие важные принципы, которые для нас сейчас актуальны, и противопоставить их той модели истории, которая нам навязывается государством. Я попробую немножко в спутанном виде прояснить, что я имею в виду. Мне кажется, что разговор об этом, мог бы стать важным подспорьем в более оптимистическом сценарии, который мог бы разыгрываться в нашем современном обществе.

О новой квазирелигиозности

— Понимаете, поскольку в описании нашей страны мы всё равно так или иначе пользуемся заимствованными социальными метафорами и категориями, мы часто плохо отдаём себе отчёт в том, что у нас никогда не было светского общества. Я имею в виду светской культуры. Мы воспитаны на европейской культуре классиков, мы их читаем и волей-неволей их апроприируем. Так вот если мы посмотрим на ситуацию, которая позволила нынешнему режиму довольно успешно привлечь на свою сторону большое количество людей, мы поймём, что на самом деле мы всегда жили в глубоко традиционалистском религиозном обществе. Императорская Россия была сословным обществом с доминированием религии. Советское государство несмотря на все атеистические декларации, было квазирелигиозным жёстким обществом с коммунизмом как религией, со своей обрядовостью, со своими, так сказать, первосвященниками и так далее. Собственно, в 90-х годах только начинается строительство неклерикального общества, назовём его светским, которое довольно быстро было подменено новой квазирелигиозностью. В этом смысле нам нужно понимать, что история нашей страны — это мучительная борьба за складывание светского, неклерикального государства, которое только находится в процессе. Мне кажется, такой взгляд позволит понять очень много проблем, которые перед нами стоят, ну и некоторую специфику нашего существования.

О мнимой «неумопосягаемости» России

— Когда первый раз я услышала название форума Кафки и Оруэлла, я подумала: «Какой радикальный проект». В нынешней ситуации я бы сказала, что это почти лакировка действительности, потому что мы в этой среде существуем. Действительность как всегда превосходит любые дистопии и фантазии. <...>

Я бы сказала, [что сейчас доминируют] две определяющие эмоции в осмыслении нынешнего. Первая — полный кошмар, абсурд, который мы постигаем. Вторая — это постоянная ламентация о том, что общество расколото, нет лидеров, и самое главное — нет концепции будущего. И всё это справедливо. Мне кажется очень интересным разобрать, откуда берёт начало эта история, посмотреть на это не с точки зрения хаоса и абсурда, а с точки зрения возможных позитивных сценариев развития. Разговор об отсутствии проекта будущего не уникален для нашей страны. И вообще ведь у нас самая главная проблема в осмыслении происходящего, что мы волей-неволей следуем вполне себе официальной доктрине «неумопосягаемости» нашей страны, что она вообще не такая как все, что никакие законы здесь не работают, и, в общем-то, Европа нам не указ. Можно относиться к этому либо позитивно — у нас особый путь, либо рыдать — странная страна, не пойми кто и что. Так вот я хочу сказать, что если мы посмотрим на историю России, по крайней мере последних её нескольких столетий, модернового периода, она вполне вписывается в общеевропейские тенденции.

О войнах памяти

— Хочу сразу сослаться на замечательную немецкую исследовательницу Алейду Ассман, книжки которой мы регулярно публикуем, вот последней издали «Забвение истории — одержимость историей». Она всё время размышляет о смене темпоральных режимов. И, собственно, её главный тезис в том, что после Второй Мировой войны произошла смена темпорального режима, и ключевая идея модерности — светлое будущее — перестала работать. Вместо этого произошло возвращение к истории, переосмысление истории как коллективной идентичности европейского сообщества. Согласитесь, что в каком-то смысле при всей специфике нашей ситуации у нас произошло то же самое.

Все войны памяти, которые у нас идут, они идут не над проектом будущего, а скорее как постоянное осмысление истории и попытки её переписать. Либо это официальный дискурс, либо мы пытаемся противопоставить ему, пока безуспешно, другой образ истории. Я бы сказала, что для европейского сознания, куда всё-таки Россия входит (может быть, не как лучший представитель, но тем не менее), попытка даже спроецировать какое-то развитие будущего всегда происходила с отсылки к прошлому. Начиная с эпохи Возрождения этим идеалом всегда была мифологизированная античность. И Французская революция, как мы знаем, нарядилась в античные одежды. Естественно, ничего общего с реальной античностью это не имело, но для её символической легитимации требовался эстетический, этический фундамент, который находился в переосмысленной античности. Если мы посмотрим на Русскую революцию 1917 года, она уже апеллировала к Французской революции. Любое развитие общества в европейском контексте так или иначе ищет какое-то прошлое, которое легитимирует настоящее.

Мы сейчас находимся в войне двух разных памятей. Я бы сказала, что для прогрессивного сообщества это огромная проблема. Если мы посмотрим на политическую и социальную ситуацию последних десятилетий, особенно начиная с 2012-2014 года, то, к сожалению, должны заметить, что мы эту битву проигрываем. У нас нет альтернативного видения нашего прошлого. Слово «альтернативный» — это не ровно наоборот. Это, скажем, другого прошлого, которое позволило бы нам на символическом уровне сформулировать многие важные принципы, которые для нас сейчас актуальны, и противопоставить их той модели истории, которая нам навязывается государством. Я попробую немножко в спутанном виде прояснить, что я имею в виду. Мне кажется, что разговор об этом, мог бы стать важным подспорьем в более оптимистическом сценарии, который мог бы разыгрываться в нашем современном обществе.

О новой квазирелигиозности

— Понимаете, поскольку в описании нашей страны мы всё равно так или иначе пользуемся заимствованными социальными метафорами и категориями, мы часто плохо отдаём себе отчёт в том, что у нас никогда не было светского общества. Я имею в виду светской культуры. Мы воспитаны на европейской культуре классиков, мы их читаем и волей-неволей их апроприируем. Так вот если мы посмотрим на ситуацию, которая позволила нынешнему режиму довольно успешно привлечь на свою сторону большое количество людей, мы поймём, что на самом деле мы всегда жили в глубоко традиционалистском религиозном обществе. Императорская Россия была сословным обществом с доминированием религии. Советское государство несмотря на все атеистические декларации, было квазирелигиозным жёстким обществом с коммунизмом как религией, со своей обрядовостью, со своими, так сказать, первосвященниками и так далее. Собственно, в 90-х годах только начинается строительство неклерикального общества, назовём его светским, которое довольно быстро было подменено новой квазирелигиозностью. В этом смысле нам нужно понимать, что история нашей страны — это мучительная борьба за складывание светского, неклерикального государства, которое только находится в процессе. Мне кажется, такой взгляд позволит понять очень много проблем, которые перед нами стоят, ну и некоторую специфику нашего существования.