Глава XXI. Цена предательства

 

Батарея, которая была передана генералу Перрену, в благоговейном молчании дожидалась, когда на горизонте мелькнут кокарды княжеских военачальников. Дорога из Фаринга в Венгард шла вдоль небольшой речки, которыми были так полны Срединные земли (иначе называемые Миртаной). На другой же стороне речки находился густой сосновый бор, который длился до самых окрестностей старой столицы. Князь по совету своего советника Кобрина приказал идти именно по дороге и ни в коем случае не вступать в лес, так как опасался вражеской засады. Разумный стратегический гений канцлера это предвидел и по приказу командования батарею разместили прямо на холмах в лесу, на которых живописно высились руины и обломки древней крепости.

Перрен с момента взятия Гельдерна находился в тяжелом душевном состоянии. Что-то подсказывало ему, что он все делает неверно и неправильно, но его высокое и непоколебимое чувство долга и воинская доблесть в совокупности с исполнительностью удерживали его от рискованного шага. Однако в жизни каждого человека всегда наступает такой момент, когда хочется что-то кардинально изменить в своем привычном распорядке. В военном сословии такие моменты были нередкими, но и нечастыми, к таким вещам здесь относились с особой серьезностью и аккуратностью, и каждое такое решение мотивировалось скорее не личными обстоятельствами, а общественным политическим положением. Посему «перейти Рубикон», как выражался Цезарь, удавалось далеко не всем. В таком же положении оказался и Перрен, когда столкнулся с такими резкими изменениями на общественном и политическом фронте. В глубине души он сочувствовал «княжеским» (как называли свободолюбивое население княжества в армии герцога), но служба и долг, как уже было сказано выше, уберегали его от поспешного решения. Начальство генерала даже и представить себе не могло и попытки разубеждения в агрессивной политике герцога и вскоре перестало укреплять позиции собственной пропаганды, а затем и вовсе оставило всякую профилактику контроля личного состава армии. Таким образом, безукоризненно отлично дисциплинированная армия герцога превращалась в безукоризненно слепое стадо с различными убеждениями и мировоззрениями. Армия же князя была не так хорошо обучена, но свято верила в свою победу и всеми силами поддерживала свое собственное государство. Когда до герцогских генералов дошло, что в их непобедимой армии что-то было не так, стало слишком поздно. Генерал Перрен же находился в раздумьях как раз в тот момент, когда все эти происшествия накалились до критической отметки и теперь всему этому снежному кому нужен был лишь сильный толчок, который свалил бы его с горы. Перрен и представить себе не мог, как его поступок повлияет на исход блестящей кампании канцлера, которая в протоколах и документах герцогской канцелярии была уже официально объявлена успешно закрытой. Но не будем же торопить события, читатель, а лучше внимательнее рассмотрим ситуацию, происходившую тогда около генерала.

Перрен отдыхал в тот день у самой батареи, и сидя на бочке, переговаривался со знакомым полковником:

— Ну, вот скажи, Альфонсе, когда они наконец появятся? Я уже не могу ждать, чем больше времени проходит в этой гнетущей тишине, тем мне становится неспокойней на душе, — сказал полковник, печально вздыхая и закуривая трубку.

— Черт их разберет, они там идут и идут, разведка все носится с ними, а я, к примеру, даже ни одного княжеского солдата не увидел, — хмыкнул Перрен и рассеяно почесал затылок.

— А ты слыхал, что канцелярские всю кампанию уже объявили завершенной? — неожиданно спросил полковник.

— Да полно тебе шутить, — пробормотал генерал, сердито раскуривая свою трубку.

— Зуб дам, но не совру! — с жаром проговорил полковник. — Канцлер вчера укатил в столицу — выдавать отчет герцогу.

— Это ты откуда знаешь?

— От одного знакомого мне адъютантика графского, — усмехнулся полковник. — Они странные вещи там у себя в штабе крутят. Говорят, мол, какой-то переворот задумали иль что...

— Может это очередные толки и сплетни придворных? — нахмурившись, спросил Перрен.

— Ты что! — возмутился полковник. — Какие уж там сплетни, ты же сам видел этих... которые сейчас проверяют все ходят — похоже, слуги герцогские, проверяют, кто да как служит.

— Хм, ну даже если так... мне вот вчера пристроили целый отряд этих молодцов, так они меня еще пока не допрашивали — верят видно, что исправно служу, — сказал генерал, осторожно оглядываясь через плечо. — Так откуда же перевороту взяться?

— Ну, послушай, ты мыслишь как-то не в ту сторону, — обиженно пробормотал полковник. — Адъютант мой знакомый мне вчера сказал, что скоро будет знаменательное событие, я уточнил, и он ответил, что ожидается государственный переворот, а затем спросил у меня, на чьей же я стороне...

— И что же ты ответил? — поднял брови Альфонсе.

— Сказал, что я на стороне правды, — горько усмехнулся полковник, расправляя пышные усы. — А он ответил, что их дело правое и они победят.

— Их?

— Да, канцлера и его шпионов, — кивнул полковник. — Что-то скоро будет...

— Однако все это очень странно, — проговорил Перрен. — В Гельдерне мы выполняли приказы канцлера, который выполнял приказы герцога.

— Ты в этом так уверен? — загадочно спросил полковник. Генерал недоумевающим взглядом посмотрел на него, а полковник, вдруг отвернувшись, продолжил курить трубку. Рядом послышался шорох и появился адъютант генерала Перрена:

— Сир, на горизонте появился враг.

— Не прошло и полгода... — мрачно заметил полковник, неохотно откладывая трубку.

— Черта с два! — гневно воскликнул Перрен и вдруг остановился в нерешительности.

— Генерал? — вопросительно посмотрел на него молодой адъютант.

— Кхм, кхм, — прокашлялся в кулак Перрен. — Да-да, давайте к орудиям!

— Слушаюсь, ваше благородие, — кивнул адъютант и убежал отдавать приказание.

Генерал Перрен взобрался на холм, распрощавшись с полковником, и кликнул снабженца:

— Эй, подзорную трубу мне!

Взмыленный солдат в клепаной рубахе с геральдическими отличиями быстро доставил подзорную трубу и еще долго кланялся. Генерал, не замечая своего услужливого помощника, неподвижно воззрился вдаль через подзорную трубу. На самом начале дороги, у разрушенного моста в Фаринг виднелись пестрые флаги и красные вспотевшие лица княжеских всадников. Где-то позади медленно брела пехота, клубная интеллигенция и штабные офицеры. Перрен повернулся в сторону орудийных расчетов и громко крикнул:

— Всем спрятаться и ждать команды! Орудия зарядить!

Обслуживающие бомбарды воины как можно более незаметно стали прятать и скрывать свои орудия в траве, засыпать листвой и прикрывать веточками. Те команды, что имели уже на руках заряженное и припрятанное орудие, теперь сами пытались спрятаться. Толстоватые полковники неуклюже пытались прикрыться тонкими ветвями и размазывали свои тулупы и рубахи в зеленой траве. Воины в доспехах с темными лентами на плечах с едва скрываемым презрением и смехом смотрели на всех этих копошащихся «неумех», которыми являлись, по их мнению, все рядовые солдаты. Это были зловредные господа из того самого карательного отряда, которые снарядил герцог. Ранее они не пользовались такой популярностью и таким почетом в армии, но когда известие о многочисленных победах канцлера дошло до двора, сразу же были снаряжены такие группы, которые внимательно следили за каждым солдатом и за малейшую провинность нещадно наказывали. Все воины на этой батарее, полковники, младшие офицеры и сам генерал питали скрытую ненависть к этим людям, которым как будто от «нечего делать» нужно было лишь к чему-нибудь придраться, чем они сейчас и занимались, даже не стесняясь, что при этом они путают планы главнокомандующего орудийными расчетами.

— Убрать посторонних с зоны поражения! — надрывался толстый полковник с бледным и потным лицом.

— Господин полковник, ваше имя, — холодно спросил один из людей с черными лентами.

— Мое... Мое... Что?! — небрежно оглядываясь по сторонам и высчитывая на глаз расстояние до вражеской армии, пробормотал полковник.

— Ваше имя, господин, — повторил человек.

— Эдвард, Ногмон Эдвард, — беспокойно пробормотал полковник, надеясь, что теперь от него отстанут.

— Господин Эдвард Ногмон, пройдемте с нами, — сказал человек.

— Как?! Куда пройти?! За что пройти?! Я же на посту! Скоро сражение! — прокричал полковник так, что аж покраснел от усердия и растерянности.

— Пройдемте, — повторил человек и, схватив полковника под руку, повел его за холм. Грузный полковник повиновался, оставив команду орудия в недоумении. За холмом стояли трое мрачно одетых людей с заряженными арбалетами. Полковника поставили около старой покосившейся сосны, за которой открывался упоительный вид на порт Венгарда.

— Что вы себе позволяете! — возмутился полковник. — Я буду жаловаться! Господин генерал! — поспешно прокричал он.

— Именем герцога, полковник Эдвард Ногмон приговаривается к смертной казни и обвиняется в халатности, неверности службе и светлейшему герцогу Ансельму, а также в сопротивлении доверенным лицам, состоящим при армии, — громко перебил его человек с лентой.

— Как? Что за черт, господа! Вы сошли с ума, образумьтесь! — слабо пробормотал полковник, еще сильнее краснея. Он оглянулся и к своему великому ужасу увидел за покосившейся сосной бездыханные тела других офицеров, которые с бледными и мертвыми лицами стеклянным взором смотрели в небо. Полковник невольно воскликнул от удивления.

— Отправить его на тот свет! — процедил человек, бросая на полковника уничтожающий взгляд. Скрипнули затворы арбалетов и послышался свист выпущенных болтов. Полковник упал на колени, а затем тяжело упал на поваленную сосну. Люди с лентами принялись перезаряжать арбалеты, один из них приблизился к зловещему глашатаю, который зачитывал приказ и привел полковника:

— Кто на очереди?

— Еще генерал остался, с офицерами закончили, — ответил «каратель» и оглянулся через плечо. — Вон он стоит на холме, сейчас с ним разберемся, герцог будет неслыханно рад.

— Что верно, то верно, — кивнул человек с арбалетом. — Поспеши, коней уже запрягли.

— Все, сейчас будет, — кивнул палач и начал подниматься на холм.

— Давайте за нами, — сказал человек двум воинам с арбалетами. — А ты коней сторожи, — бросил он третьему. Он вдруг схватил уже уходящего глашатая за плечо и прошипел ему на ухо:

— Если ты попадешь в неприятности, на нас можешь не надеяться.

Человек презрительно фыркнул и небрежно сбросил руку своего компаньона с плеча, а затем, демонстративно отвернувшись, направился вверх по холму с видом человека знающего свое дело.

Перрен уже час наблюдал за армией князя и все ждал случая отдать приказ к атаке. Войско князя уже проходило буквально напротив и всем своим видом как будто требовало по ним выстрелить из кровожадных бомбард. Альфонсе грациозным жестом убрал подзорную трубу и присел на стоявшую рядом деревянную бочку, внимательно отсчитывая время до первого залпа. Адъютант генерала стоял рядом и о чем-то шептался с младшим офицером. Наконец время пришло, и генерал громко объявил команду: «Пли!», но залпа не последовало, зато войска по ту сторону реки нервно заколыхались в стороны.

— Огонь, Белиар вас побери! — заорал Перрен. Выстрела по-прежнему не было слышно. Генерал с гневом обернулся к адъютанту. — Сейчас же отдайте приказ сделать залп!

— Эх, э... — нерешительно пробормотал адъютант, который рассчитывал, что в этом деле обойдутся и без него.

— Вам понятен приказ, господин адъютант?! — вскипел генерал.

— Слушаюсь, ваше благородие! — громко отчеканил адъютант, пытаясь хоть как-то загладить свою вину. Он слегка выставил левую ногу назад и со всей мочи побежал вниз к батарее.

— Какого черта! — взревел Перрен и ясно увидел, как от войска князя отсоединилось несколько всадников, которые стали поспешно переходить речушку вброд по направлению к батарее. — Огонь по коннице! ПЛИ! — в горячке заорал он, чувствуя, что дело принимает дурной оборот.

Адъютант спешивший возвестить замаскированным командам орудий приказ, спускаясь с холма, налетел на глашатая из карательной бригады, и они кубарем покатились вниз. Не успел молодой офицер и моргнуть глазом, как уже ощутил под своей спиной сырую листву и почувствовал запах грязи. Рядом без единого движения лежал человек в кирасе и темном плаще. Голова его была запрокинута, а глаза широко открыты. Адъютант, который не знал, что это был на самом деле офицер карательной бригады, подумал, что перед ним лежал один из всадников князя, который попытался хитростью завладеть позицией, обойдя ее со стороны холма. Он оглянулся в поисках остальных врагов, но никого не увидел. Звякнула сталь и без того уже бездыханное тело мертвого глашатая получило тупым палашом по голове. Молодой офицер со страхом посмотрел на свое окровавленное оружие, а затем как будто вспомнив что-то важное, с гордостью выпятил грудь и, приняв обеспокоенный вид, помчался к батарее.

Всадники тем временем уже въехали в лес и со всего напора с саблями наголо скакали прямо на позиции канцлерских солдат.

— Господин генерал, именем герцога Ансельма, вы приговариваетесь к смерти! — громко объявил человек с черной лентой.

— Проклятье! — вскричал Перрен, растерянно обнажая свой меч и готовясь принять рукопашный бой.

— Господин генерал, отчего не стреляют? — подбежал к нему испуганный снабженец.

— Черт их разберет, отчего они не стреляют! — гневно сказал генерал, с надеждой оглядываясь на молчащую батарею.

— Так нас же сейчас порубят, ваше благородие! — пробормотал снабженец.

— Если будешь молчать, собака, не порубят! — прокричал генерал Перрен. — Скачи в лагерь к канцлеру и передай, что мы приняли бой и постараемся выстоять, пусть остановят их у самых ворот столицы!

— Но, ваше благородие... — запинаясь, проговорил снабженец.

— Ах, будь ты неладен! — сказал генерал и больше не молвил ни слова. Снабженец уселся на коня и исчез где-то за двумя соснами, по направлению в Венгард. Перрен покрепче сжал в руке эфес своего меча и стал медленно спускаться с холма. В какой-то момент воздух потяжелел, и воздух прорезал грохот орудийной канонады, но было уже слишком поздно. Листья в лесу брызнули ослепительными искрами в глазах княжеских всадников, под кем-то завалилась мертвая лошадь, придавив своего хозяина, кто-то с воплем упал в ближайшие кусты и больше не шевелился. Батарея оживилась, но в самый последний момент. Всадники князя, собравшись в одну шеренгу, мощным напором сдавили орудийные расчеты. Тут и там полетели обгорелые щепки и ветки вековых деревьев, запахло горелым, стало пыльно и душно, а земля обагрилась кровью. Перрен спустившись с холма, тут же был опрокинут незнакомым ему конником, и потерявшему свое оружие генералу пришлось сдаться на милость победителей. Батарея не выстояла и часа.

— Вот это да! Настоящий канцлерский генерал! — послышался задорный голос рядом. — Давненько мы таких не пленяли, так ведь, командир?

— Хм, генерал... Надо же какая неожиданность, — послышался презрительный и бодрый голос поблизости. — Князь Горн будет в восторге.

— Кто вы такой? — недоумевая, спросил Перрен, который опустив руки, сидел на сырой земле, оглядывая проходящих мимо пленных воинов.

— Я? — послышался тот же бодрый голос, в котором чувствовалось хрипение. — Мое имя вам ни о чем не скажет, генерал. Но во всяком случае меня называют здесь Грегом.

— Это наш командир! — с гордостью произнес обладатель задорного голоска.

Вдруг рядом послышалось лошадиное ржание и шаги по густой мокрой листве, а также тихие оживленные голоса:

— Эге, воевода! Кажись, поймали кого-то! — со смехом произнес человек в длинном плаще и роскошном камзоле, слезая со своей кобылы.

— Да, поймали, и поймали генерала! — ответил ему жизнерадостный голос. Грег смерил своего задорного помощника уничтожающим взглядом, а затем воззрился на пришедших:

— Это важный военнопленный, а не картина, висящая у вас в особняке! — раздражительно откликнулся воевода.

— Полно ж вам, воевода! — засмеялся человек в камзоле, отряхивая свои бледные ладони от пыли. — Мы всего лишь интересуемся, ведь это разрешено князем.

— Если бы князем был я, я бы вас всех засадил в кандалы, — неслышно прошипел Грег, оглядываясь на спину богатому негоцианту, который внимательно изучал пленника.

— Хм, как вам кажется, мой друг, кто победит в этой войне? — спросил один поэт у сидящего генерала Перрена.

— Это зависит не от моего мнения, — сухо откликнулся пленный, не глядя на вопросительно-раздосадованное лицо поэта.

— Хо-хо, так вы и есть генерал Перрен? — послышался новый смешливый голос рядом, который говорил с восточным акцентом. Это был Забу.

— Ну, а вы кто? — уныло протянул генерал, одаряя вопрошающего безразличным взглядом и с нетерпением ожидая, когда его уведут в каземат.

— Долгая история, был я с вами, господин генерал, в Долине Рудников, — улыбнулся Забу, трепля по плечу своего знакомого поэта.

— Что ни день, то что-то новое, — мрачно заметил Перрен, не придавая давнему знакомому никакого значения и не оказывая малейшего внимания. — Что со мной сделают? — тихо спросил он.

— Все в воле нашего князя, генерал, — проговорил Грег. — Но если хотите знать мое мнение, то я бы вас казнил на месте, — без тени смущения добавил он.

— Мда, видно везет мне... — пробормотал Перрен. — Ну, а какого черта меня тут рассматривают как корову на рынке? Вы что — из канцелярии?

— Ни в коем разе, господин Перрен, — улыбнулся Забу. — Просто мы всего лишь члены клуба, состоящего при армии, а не воины.

— Значит мне конец... — сокрушенно проговорил Перрен.

— Ну, почему... — успокаивающе пробормотал Забу, но не закончил своей мысли.

— Верно мыслите, генерал, — усмехнулся воевода, взбираясь на своего вороного. — Они всего лишь члены какого-то там клуба, а мы воины, поэтому не им решать, что с вами будет.

— А воины? Что с моими воинами? — вспомнил генерал и с надеждой взглянул на торговца-южанина, понимая что от воеводы он любезности не дождется.

— Эге! Да тут целое кладбище за той повалившейся сосной! — раздался голос знакомого Забу поэта, который верхом на своем коне выехал из-под холма.

— Ваши выжившие воины, господин Перрен, наверняка поступят на попечение княжеского войска, — сказал Забу, и, подняв глаза к небу, тихо добавил. — Их судьбу решать не нам.

— Да, не вам, господин торговец, — сказал Грег, равнодушно оглядывая окрестности.

— Что там за кладбище? — спросил генерал, не слушая Забу и Грега. Он ватными ногами спустился с холма и посмотрел за поваленной сосной. То, что он увидел, привело его в неописуемый ужас. Множество тел, которые несколькими минутами ранее видел покойный полковник, слепо глядели на небо и в разные стороны — в зависимости от того как лежали. А лежали они словно тряпичные куклы, сорвавшиеся с ниточек и упавшие на пол — от этого страшного зрелища генерал присел на ближайший пень и тяжело вздохнул.

— У вас тут что — экзекуция проводилась? — спросил Грег, обращаясь к Перрену.

Генерал молча расстегнул ворот своего мундира, и неуклюже скрипнул кирасой:

— Я не знаю...

— Эге, командир! Тут какие-то мужики во весь опор скачут к городу! — прокричал ефрейтор воеводы, спускаясь с холма.

— Догнать успеем? — с досадой спросил Грег.

— Нет, они далеко, а к городу опасно приближаться так близко, — отрицательно покачал головой ефрейтор.

— А, ладно, возможно это трусливые дезертиры, — махнул рукой воевода. — Берите выживших пленных и обратно к войску, наши встанут лагерем вблизи от города. А то меня от этого проклятого запаха наизнанку выворачивает, — с раздражением добавил он, бросая тошнотворный взгляд на трупы офицеров и еще дымящиеся бомбарды.