Как были разрушены Уэйбридж и Шеппертон

 

Как только рассвело, мы отошли от окна, из которого наблюдали за марсианами, и тихонько сошли вниз.

Артиллерист согласился со мной, что нам было опасно оставаться в доме. Он предполагал направиться к Лондону, чтобы соединиться там со своей батареей. Мое желание было немедленно вернуться в Лизсерхед; и так силен 6ыл мои страх перед марсианами, что и твердо решил увезти свою жену в Ньюгэвэн и вместе с ней совсем покинуть страну. Я уже тогда предвидел, что вся ближайшая к Лондону местность неизбежно станет полем опустошительных сражений, прежде чем удастся уничтожить этакого врага.

Но на пути в Лизсерхед лежал третий цилиндр, охраняемый трехногими гигантами. Если бы я был один, то я пожалуй рискнул бы итти напрямик. Но артиллерист удержал меня: «Хорошей женщине, — сказал он, — не оказывают услуги тем, что делают ее вдовой!» Я дал себя уговорить, и мы решили итти вместе через лес, к северу до Стрит-Кобгэм: там мы должны были расстаться, и я должен был сделать большой обход через Ипсом, чтобы добраться до Лизсерхеда.

Я был готов итти хоть сейчас же, но мой спутник не даром состоял на действительной службе и знал, как нужно пускаться в такое путешествие. Он заставил меня перерыть весь дом, чтобы найти дорожную фляжку, которую он наполнил водкой, а все карманы мы набили пакетами с сухарями и ломтиками нарезанной говядины. Затем, крадучись, мы вышли из дому и, почти бегом, спустились по скверной дороге, по которой я поднимался накануне. Дома казались брошенными их обитателями. На улице лежали пораженные тепловым лучом обуглившиеся трупы трех человек. Повсюду лежали предметы домашнего обихода, потерянные во время бегства: часы, туфля, серебряная ложка и т. п. На углу, у почтовой конторы, стояла маленькая повозка, нагруженная сундуками и домашним скарбом, но без лошади и со сломанным колесом. Тут же валялась денежная шкатулка, взломанная, как видно, впопыхах и брошенная в мусор.

Кроме сторожки приюта, которая все еще горела, ни один из домов здесь не пострадал особенно сильно. Тепловой луч, разрушив дымовые трубы, направился дальше. И все же в Мейбурге, кроме нас, не видно было ни одной живой души. Большинство жителей села попряталось или искало спасения в бегстве к Старому Уокингу, по той самой дороге, которой мы ехали с женой в Лизсерхсд.

Мы спустились по дороге, мимо трупа человека в черном, и подножья холма вошли в лес. Лесом мы прошли до железной дороги, не встретив ни одной живой души. Лес по ту сторону железной дороги представлял из себя кучу раздробленного, обуглившегося дерева: большая часть сосен повалилась, а от тех, которые стояли, остались лишь унылые серые стволы с темно-коричневыми иглами вместо зеленых.

На нашей стороне сгорело только несколько стоявших вблизи деревьев. В одном месте остались следы субботней работы дровосеков: лежали свеже-срубленные подчищенные стволы, стояла паровая лесопильная машина, и валялись стружки и опилки. Невдалеке виднелся временный шалаш для рабочих, покинутый ими. В это утро не было ни малейшего ветра, и кругом царила мертвая тишина. Даже птицы не пели, и мы с артиллеристом, продолжая свой путь, говорили шопотом и поминутно оглядывались назад. Раза два мы останавливались и прислушивались.

Через некоторое время, уже подходя к улице, мы услышали стук копыт и увидали в просвете между деревьями трех кавалеристов 8-го гусарского полка, которые медленно ехали в сторону Уокинга. Мы окликнули их и побежали к ним. Они остановились. То был лейтенант и несколько солдат, везущих какой-то инструмент, вроде теодолита. Артиллерист объяснил мне, что это был гелиограф.

— Вы первые, которых я встречаю на улице сегодня утром, — сказал лейтенант. — Что собственно случилось?

В его лице и голосе была тревога, а ехавшие за ним солдаты с любопытством смотрели на нас. Артиллерист перескочил через ров и сделал под козырек.

— Нашу пушку разорвало вчера вечером, господин лейтенант. Я спрятался. Стараюсь соединиться со своей батареей, господин лейтенант. Я думаю, что, если вы пройдете полмили по этой улице, то вы увидите марсиан.

— А на кого они похожи? — спросил лейтенант.

— Великаны в полном вооружении, господин лейтенант. Сто футов высоты. Ноги и тела из алюминия, с огромной головой под колпаком, господин лейтенант.

— Перестаньте! — закричал лейтенант. — Что за нелепица!

— Вы сами увидите, господин лейтенант. Они носят с собой какой-то ящик, из которого пускают огонь и убивают.

— Вы хотите сказать, пушка?

— Нет, господин лейтенант, — и артиллерист принялся с живостью рассказывать о тепловом луче. Но лейтенант прервал его и взглянул на меня. Я стоял все еще на прежнем месте.

— А вы видели это? — спросил он.

— Все это сущая правда! — подтвердил я.

— Хорошо, — сказал лейтенант. — В таком случае и я должен посмотреть на это. Послушайте, — обратился он к артиллеристу: — мы разделимся, чтобы очистить дома от людей. Вы лучше всего сделаете, если явитесь к бригадному генералу Марвину и доложите ему обо всем, что видели. Он в Уэйбридже. Дорога вам известна?

— Я знаю ее, — сказал я.

Лейтенант повернул лошадь.

— С полмили отсюда, говорите вы? — спросил он.

— Самое большее, — ответил я и указал на лес к югу. Он поблагодарил меня и поехал дальше. Больше мы их не видели.

Немного подальше мы натолкнулись на трех женщин с двумя детьми около коттэджа рабочего. Они раздобыли тачку и складывали на нее какие-то грязные узлы и прочий домашний скарб. Все трое были так поглощены своим делом, что не заговорили с нами, когда мы проходили мимо.

У станции Байфлит лес кончился, и перед нами открылся вид на залитую солнцем деревню. Мы были теперь далеко за пределами действий теплового луча; если 6ы не тишина и опустелый вид некоторых домов, суета спешной укладки в других домах и кучка солдат, стоявших у моста и пристально глядевших вдоль линии, в сторону Уокинга, то этот день ничем не отличался бы от всякого другого воскресного дня.

Несколько телег и фермерских фур со скрипом тащились по дороге к Эддльстону. Вдруг мы увидели в открытые ворота огороженного луга шесть двенадцатифунтовых пушек, расставленных на равных расстояниях друг от друга и обращенных жерлами на Уокинг. Наводчики стояли около пушек, готовые по данному сигналу начать пальбу. Пороховые ящики находились на приличной дистанции, как перед боем.

— Это очень хорошо, — сказал я. — Один заряд они во всяком случае получат.

Артиллерист стоял у ворот изгороди в нерешительности.

— Я пойду дальше, — сказал он.

Подальше у поста, по направлению к Уэйбриджу, стояла группа солдат в белых рабочих блузах и рыла окопы; за ними опять стояли пушки.

— Это все равно, что лук и стрелы против молнии, — заметил артиллерист. — Видно, они еще не попробовали огненного луча.

Офицеры, которые не были заняты, стояли и смотрели в лес на юго-запад, а солдаты каждую минуту бросали свою работу и тоже смотрели туда же.

Весь Байфлит был на ногах. Жители поспешно укладывались, и группа гусар, одни пешие, другие конные, все время торопила их. Три или четыре черные казенные фуры, с крестом на белом кружке, какой-то старый омнибус и еще несколько колымаг нагружались вещами. Кругом на улицах толпился народ, и большинство из них, настроенное празднично, оделось в свои лучшие платья. Солдатам стоило большого труда заставить этих людей проникнуться серьезностью положения. Мы видели старика, который сердито спорил с капралом, уговаривавшим его оставить горшки с цветущими орхидеями.

Я остановился и схватил старика за руку.

— Знаете ли вы, что творится там? — сказал я ему, указывая рукой в сторону леса, скрывавшего марсиан.

— А что? — сказал он, оборачиваясь ко мне. — Я только что объяснял капралу, что эти цветы имеют большую цену.

— Там смерть! — крикнул я ему. — Смерть идет! Смерть! — И предоставив ему переваривать то, что я сказал, я поспешил за артиллеристом. У поворота я оглянулся. Солдат оставил старика в покое, и тот стоял около своего сундука и горшков с орхидеями и бессмысленно смотрел куда-то вдаль, поверх деревьев.

В Уэйбридже никто не мог нам сказать, где находится главный штаб. В городе была страшная суматоха, какой я еще нигде не видел. На каждом шагу запрягались повозки, телеги, самый удивительный подбор экипажей и лошадей! Почетные граждане, мужчины в спортсмэнских костюмах, нарядные дамы, — все были поглощены дорожными сборами. Около них возбужденно суетились дети, в восторге от нового развлечения, разнообразившего их воскресное времяпрепровождение. А над всем этим неумолкаемо и радостно звонил колокол, призывая в церковь, где достойный викарий служил раннюю обедню.

Мы с артиллеристом уселись на краю фонтана и недурно позавтракали бывшей с нами провизией. Военные патрули — здесь были уже не гусары, а белые гренадеры — уговаривали жителей не медлить больше и уезжать или прятаться в погреба, как только начнется пальба. Переходя железнодорожный мост, мы увидели, что на станции скопилось множество народа и что вся платформа была завалена сундуками и всякими свертками. Подвоз орудий и войск в Чертси вызвал приостановку в движении пассажирских поездов и, как мне рассказывали впоследствии, на вокзале чуть не дрались из-за мест в пущенных после того экстренных поездах.

Мы пробыли в Уэйбридже до полудня и через некоторое время подходили к Шеппертонскому шлюзу, где река Уэй сливается с Темзой. По дороге мы задержались немного, помогая двум старушкам уложить в повозку их вещи. Уэй впадает в Темзу тремя рукавами, и в этом месте можно было нанять лодку или воспользоваться паромом, чтобы переехать реку. На противоположном берегу раскинулся Шеппертон с своей гостиницей среди лужайки и с подымающейся над деревьями высокой колокольней церкви.

Здесь мы нашли шумную, возбужденную толпу беглецов. Пока еще среди них не было паники, но все же тут было гораздо больше народа, чем могло поместиться в имевшихся на-лицо лодках. Подходили все новые пассажиры, изнемогающие под тяжестью своей ноши. Какая-то супружеская чета тащила свой домашний скарб на снятой с петель двери. Один из беглецов сказал нам, что он хочет попытаться сесть в поезд.

Много было здесь шума и крика, а один какой-то шутник пытался даже острить. Собравшиеся здесь люди представляли себе, повидимому, что марсиане были страшные человеческие существа, которые могли захватить и разгромить город, но все же, в конце концов, их ждала неминуемая гибель. Все поминутно поглядывали за Уэй, в сторону, где тянулись луга Чертси, но там все было спокойно.

По ту сторону Темзы, кроме того места, где причаливали лодки, было тихо, что составляло полный контраст с картиной на Суррейском берегу. Пассажиры, переезжавшие туда, спокойно продолжали путь пешком. Паром только что пристал туда с людьми. Три или четыре солдата стояли перед гостиницей на лужайке и бесцеремонно разглядывали беглецов, острили по их адресу, но помощи своей им не предлагали. Гостиница была заперта, так как то был воскресный день.

— Что это такое? — закричал перевозчик. — Да замолчи же ты, дура! — прикрикнул человек, стоявший рядом со мною на залаявшую собаку. Снова повторился странный звук, на этот раз со стороны Чертси: тупой, заглушенный звук пушечного выстрела.

Бой начался. Почти непосредственно за первыми выстрелами последовали быстро один за другим выстрелы из батарей, расположенных за рекой, вправо от нас, но не видные нам из-за деревьев. Рядом вскрикнула женщина. Все замерли, ошеломленные внезапным шумом битвы, такой близкой, и все же невидимой нам. Ничего не было видно, кроме плоских лугов с равнодушно пасущимися на них коровами и серебристых ив, тихо дремлющих под горячими лучами солнца.

— Солдаты им покажут, — несколько неуверенно заметила какая-то женщина возле меня. Легкий дымок поднялся над верхушками деревьев.

Вдруг вдали высоко взлетел и повис в воздухе столб дыма. Вслед затем раздался, сотрясая воздух, страшный грохот взрыва, и земля дрогнула у нас под ногами. В нескольких домах вылетели стекла. Мы стояли оглушенные, ничего не понимая.

— Вот они! — закричал человек в синем свитере. — Там! Разве вы не видите? Там!..

С быстротою молнии, один за другим, показались вдали у маленьких деревьев один, два, три, четыре марсианина и быстро направились к реке. Они неслись, как птицы, и казались издали маленькими, смешными фигурками.

Затем мы увидели пятого, который приближался к ним сбоку. Их металлические тела блестели на солнце, и с каждым шагом они все вырастали по мере того, как приближались к нам. Один из них, который был дальше всех, вдруг взмахнул в воздухе большим ящиком, и страшный тепловой луч, который я уже видел в пятницу, направился в Чертси и ударил в него.

При виде этих странных, быстроногих и страшных существ стоявшая на берегу толпа застыла в ужасе. Ни возгласов, ни криков! Все было тихо. Затем невнятный гул голосов и топот ног — всплеск воды. Мой ближайший сосед, напуганный до того, что забыл бросить свой чемодан, который он нес на плече, круто повернулся и чуть не сшиб меня с ног, ударив углом своей ноши. Какая-то женщина толкнула меня и пробежала мимо. Увлекаемый общим порывом, я было тоже повернул, собираясь бежать, но мой страх был еще не так велик, чтобы отнять от меня рассудок. Я помнил о страшном тепловом луче. Скорее в воду! В этом было единственное спасение!

— В воду! — закричал я, но меня никто не слышал.

Я повернул назад, прямо навстречу приближающемуся марсианину, сбежал с песчаного откоса и кинулся в воду! Другие последовали моему примеру. К пристани причалила лодка с людьми, и они высаживались на берег как раз в ту минуту, когда я пробежал мимо них. Река у берега была так мелка, что я прошел футов двадцать по пояс в воде, по скользким камням. Вдруг я увидал чуть ли не над своей головой, в каких-нибудь двухстах ярдах перед собою, гигантскую фигуру приближавшегося марсианина. Я бросился вперед и нырнул. Всплески воды от бросающихся в реку людей отдавались у меня в ушах, как удары грома. Люди высаживались на берег по обе стороны реки.

Но марсианин так же мало обращал внимания на спасающихся бегством людей, как мы на разбегающихся муравьев, когда нечаянно наступим на муравейник. Когда я задыхаясь высунул голову из воды, колпак марсианина был обращен к батареям, которые все еще стреляли через реку. Он шел и махал на ходу ящиком, в котором вырабатывались тепловые лучи. Спустя минуту он был на берегу и в один шаг перешел реку. Коленями двух передних ног он стал на противоположный берег, но в следующий момент снова выпрямился и очутился возле Шеппертона. В тот же миг раздался дружный залп из всех шести пушек, скрытых в кустах на выезде из деревушки. Неожиданная близость выстрелов, частота, с которой они следовали один за другим, заставили сильнее биться мое сердце. Чудовище уже поднимало свою камеру с тепловым лучом, как вдруг ярдах в шести над его колпаком разорвалась граната.

У меня вырвался крик удивления. Я не видел и не думал об остальных четырех марсианах; мое внимание было занято только тем, что происходило около меня. Почти одновременно с первой гранатой разорвались две другие, у самого тела великана. Он повернул свой колпак как раз во-время, чтобы получить четвертую гранату, но недостаточно быстро, чтобы избежать ее.

Граната попала в средину колпака марсианина. Колпак вспыхнул и разлетелся на двенадцать кусков. Во все стороны полетели осколки блестящего металла и куски окровавленного мяса.

— Попало! — вырвалось у меня. То был крик скорее торжества, нежели испуга.

Обезглавленный колосс зашатался, как пьяный, но не упал. Каким-то чудом он удержал равновесие. Не направляемый более в своих движениях, с открытой камерой, из которой выходил тепловой луч, он понесся на Шеппертон. Живая, сознательная воля сидевшего под колпаком марсианина погибла; его останки развеяло по ветру, и металлический великан представлял теперь собою только сложную машину, которая неслась навстречу своей гибели. Как слепой, мчался он по прямой линии; налетел на церковь, которая рассыпалась, как от удара тараном, откачнулся, потом зашатался и со страшным грохотом упал в воду и исчез из моего поля зрения.

Раздался страшный взрыв: струи воды, вперемешку с илом, клубами пара и осколками металла взлетели высоко в воздух. Как только камера с тепловым лучом коснулась воды, вода превратилась в пар. Еще мгновение — и огромная волна, как при сильном прибое, горячая, как кипяток, поднялась и покатилась против течения. Я видел, как бросились к берегу люди, бывшие в воде; их отчаянные крики слабо доносились до меня сквозь шум воды и грохот взрыва, вызванного падением чудовища.

В ту минуту я не чувствовал, как горяча вода, и забыл о необходимости спасать свою жизнь. Я плыл через бушующую воду, оттолкнул в сторону человека, одетого в черное, пока, наконец, не увидал, что творится там, за поворотом реки. Штук шесть брошенных лодок бесцельно носились по бурлившей воде, а дальше внизу, поперек реки, лежал упавший гигант, уже наполовину затонувший.

Густые облака пара подымались из его обломков, и сквозь этот бешено крутящийся пар было видно, точно в тумане, как били по воде гигантские члены чудовища, подымая пену и кучи ила. Металлические щупальцы махали в воздухе словно руки живого существа, и, несмотря на беспомощную бесцельность этих движений, казалось, что раненый зверь отчаянно борется в волнах за свое существование. Масса какой-то красно-бурой жидкости вырывалась шумной струей из машины.

Мое внимание, привлеченное этой картиной, было отвлечено воем, напоминавшим звук сирены. Человек, стоявший по колено в воде около бечевника, шопотом окликнул меня и указал рукой назад. Оглянувшись, я увидел остальных четырех марсиан, которые неслись гигантскими шагами к берегу со стороны Чертси. На этот раз пальба шеппертоновских пушек не помогла!

Завидев врага, я моментально нырнул, и, задерживая дыхание до последней крайности и испытывая мучительную боль, я плыл под водой, пока мог. Вода вокруг меня бурлила и с каждым мгновением становилась горячее. Когда я на секунду высунул голову, чтобы перевести дыхание, и, откинув с глаз упавшие волосы, осмотрелся, то над водой подымался крутящийся белый пар, за которым я не мог рассмотреть марсиан. Оглушительный шум продолжался. Наконец передо мной смутно выступили очертания гигантских серых фигур, которые сквозь туман казались еще выше. Они прошли мимо меня и двое наклонились над бьющимися в воде остатками своего товарища.

Третий и четвертый стояли около них в воде. Один был в двухстах ярдах от меня, другой — ближе к Лэльгему. Они держали высоко над головой свои камеры с тепловым лучом, и свистящие струи лучей расходились оттуда по всем направлениям.

В воздухе стоял гул от оглушительного, ошеломляющего сочетания звуков, бряцания боевых машин марсиан, грохота разрушающихся домов, треска и шипения вспыхивающих изгородей и деревьев, рева и свиста огня. Взлетающие кверху густые клубы черного дыма смешивались с паром, поднимавшимся от реки, а когда тепловой луч пронесся по Уэйбриджу, то каждое его прикосновение отмечалось вспышкой белого пламени, вслед за которым начиналась пляска желтых огненных языков. Ближайшие дома еще стояли невредимыми, ожидая своей участи, и уныло белели в клубах пара, а за ними бушевал огонь.

С минуту я стоял по грудь в почти кипящей воде, не зная, что мне делать, и без всякой надежды на спасение. Сквозь пар я видел людей, бывших со мною в воде. Одни из них пробирались через камыши на берег, точно лягушки, улепетывающие в траве при приближении человека, а другие — в диком отчаянии метались взад и вперед по бечевнику.

Вдруг я заметил, что белые вспышки теплового луча, перескакивая с места на место, приближаются ко мне. От их прикосновения дома рассыпались, извергая пламя, а деревья с ревом превращались в огненные столбы.

Но вот белое пламя запрыгало по бечевнику, слизало бесцельно метавшихся по нем людей и подошло к воде не более как на пятьдесят ярдов расстояния от того места, где я стоял. Оно пронеслось поперек реки к Шеппертону, и вода на его пути вздувалась кипящим, пенящимся пузырем. Я повернул к берегу.

Еще мгновение — и меня накрыло громадной волной, температуры, близкой к точке кипения. Я вскрикнул от боли и, полуошпаренный, ослепленный, стал через силу плыть к берегу. Стоило мне ослабеть — и мне бы пришел конец. Беспомощный, беззащитный, я упал, на виду у марсиан, на широкую открытую, песчаную отмель, которая образует косу при впадении Уэя в Темзу. Я ожидал только смерти…

Смутно припоминаю, как ярдах в двадцати от моей головы на рыхлый песок вступила нога марсианина и расшвыряла мелкий гравий. Припоминаю после того долгий промежуток томительного ожидания, и затем четыре гигантские фигуры, с останками своего товарища на руках, сперва совсем ясные, а потом постепенно заволакивающиеся пеленою дыма, стали бесконечно медленно, как мне казалось тогда, удаляться по широкому пространству речных лугов. И только постепенно у меня проснулось сознание, что я каким-то чудом спасся!

 

XIII

Как я встретился с викарием

 

Получив неожиданный урок, доказавший им силу земного оружия, марсиане отступили на свою прежнюю полицию к Горселльскому полю и второпях, обремененные тяжелой ношей, проглядели, вероятно, много жертв, вроде меня, попадавшихся им на пути. Если бы они бросили своего убитого товарища и двинулись дальше, они не встретили бы до самого Лондона ничего, кроме батарей с двенадцатифунтовыми пушками. Они явились бы в столицу раньше, чем успела бы туда долететь весть об их приближении, и их появление было бы так же внезапно, страшно и разрушительно, как землетрясение, уничтожившее сто лет назад Лиссабон.

Но они не торопились. Цилиндр следовал за цилиндром в межпланетном пространстве, и каждые двадцать четыре часа приносили им подкрепление. А тем временем военные и морские власти, теперь уже оценившие могущество врага, работали с неослабной энергией. На позиции ежеминутно подъезжали новые пушки, и до наступления сумерек, за каждой рощицей, за каждым рядом пригородных вилл на холмистых склонах Кингстона и Ричмонда, скрывалось подстерегающее черное дуло орудий. А по всему пространству выгоревшей, опустошенной местности, тянувшейся, может быть, на двадцать квадратных миль вокруг лагеря марсиан, по выжженным развалинам деревень, под черными дымящимися сводами ветвей, которые всего лишь за день до того были сосновым лесом, пробирались самоотверженные лазутчики с гелиографами, на обязанности которых лежало предупреждать артиллеристов о приближении марсиан. Но марсиане знали теперь силу нашей артиллерии; они понимали опасность близости людей, и ни один человек, не рискуя жизнью, не мог приблизиться ближе, чем на милю, ни к одному из цилиндров.

Повидимому, всю вторую половину дня марсиане были заняты переноской разных вещей из второго и третьего цилиндров — второй лежал под Эддельстоном, а третий — у Пирфорда — на их первоначальную позицию, в песочную яму на Горселльском поле. Невдалеке от ям, у почерневшего вереска и развалин домов, один из них стоял на часах, тогда как остальные, покинув свои гигантские боевые машины, спустились в яму. Они работали до поздней ночи и с холмов у Мерроу и даже, как говорили, из Бэнстида и с Ипсомской возвышенности можно было видеть валивший оттуда густой столб зеленоватого дыма.

В то время когда марсиане сзади меня готовились к следующему выступлению, а человечество, впереди меня, собиралось с силами для предстоящего боя, я с невероятными усилиями и трудом пробирался из дымящегося ада Уэйбриджа в Лондон.

Я заметил вдали брошенную лодку, плывшую вниз по течению. Скинув с себя промокшее платье, я пустился вплавь за этой лодкой, догнал ее и таким образом спасся от гибели. В лодке не было весел, но я решил действовать руками, насколько это позволяли мои ожоги. Я пробирался с большим трудом вниз по реке к Галлифорду и Уольтону, поминутно оглядываясь назад, как это вы легко поймете. Я выбрал путь по реке потому, что на воде было больше шансов спастись, в случае возвращения марсиан.

Горячая вода, образовавшаяся при падении боевой машины марсиан, спускалась по течению вместе с моей лодкой и, так как от нее все время поднимался пар, то в начале пути, на протяжении одной мили, мне почти не видно было берегов. Один раз я впрочем увидел вереницу черных фигур, бежавших по лугу со стороны Уэйбриджа. Галлифорд казался совсем опустелым, и некоторые из его домов, обращенные к реке, горели. Мне странно было видеть клубы черного дыма и перебегающие струйки пламени под знойным синим небом летнего дня, среди затихшей деревни, покинутой людьми. Я никогда еще не видел пожара без суетящейся толпы. Немного подальше, на берегу, горел и дымился тростник, и полоса огня жадно ползла к сену, убранному в стога.

Долгое время я плыл так, отдаваясь на волю течения, измученный и нравственно и физически пережитыми ужасами. Потом во мне снова проснулся страх, и я принялся править лодкой. Солнце жгло мою обожженную спину. Но наконец, когда за поворотом реки показался Уольстонский мост, начинавшиеся лихорадка и физическая слабость превозмогли мой страх. Я причалил к Миддльсекскому берегу и в изнеможении, почти замертво, свалился в высокую траву. Было, должно быть, часа четыре или пять вечера. Я поднялся, прошел с полмили вперед и, не встретив ни души, снова лег в тени изгороди. Смутно помню, что я как будто разговаривал сам с собой во время этого утомительного перехода. Помню еще, что меня мучила жажда и я сожалел, что не напился досыта воды из реки. И любопытно еще то, что я почему-то сердился на свою жену. Не знаю почему, но мое бессильное желание попасть поскорее в Лизсерхед страшно раздражало меня.

Я уже не могу припомнить, когда появился викарий. Должно быть, я дремал тогда. В моей памяти запечатлелась лишь его сидящая фигура, с вымазанными сажей рукавами рубашки и с приподнятым кверху гладко выбритым лицом, пристально следившим, как плясал на небе отблеск пожара. Небо было усеяно мелкими перистыми облачками, чуть-чуть розовевшими от заката.

Услыхав шум от моего движения, он быстро взглянул на меня.

— Есть у вас вода? — спросил я, не здороваясь с ним. Он покачал головой.

— Вот уж час, как вы просите воды, — сказал он.

С минуту мы молчали и рассматривали друг друга. Я должен был казаться ему весьма странным: почти голый, — на мне не было ничего, кроме мокрых брюк и носков, — с обожженной кожей и с черным от дыма лицом и плечами. У него было невыразительное лицо с бесхарактерным подбородком. Его волосы, почти льняного цвета, спускались волнами на низкий лоб. Бледноголубые, довольно большие глаза смотрели тупо куда-то в пространство. Он говорил отрывисто и не глядел на меня.

— Что все это значит? — сказал он. — Что означает то, что творится кругом?

Я посмотрел на него пристально и не ответил ему. Он вытянул тонкую белую руку и продолжал жалобным тоном.

— Зачем допускают подобные вещи? Чем мы согрешили? Сегодня, по окончании обедни, я вышел погулять по улицам, чтобы немного освежиться, и вдруг — огонь, землетрясение, смерть! Точно Содом и Гоморра! Вся работа уничтожена, вся работа… Кто они, эти марсиане?

— А мы кто? — ответил я, откашлявшись.

Он обхватил руками колени и повернулся ко мне. С пол-минуты он сидел молча.

— Я бродил по улицам, чтобы освежить голову, — вторил он. — И вдруг… огонь, землетрясение, смерть!..

Он снова замолчал, уткнувшись подбородком в колени. Через некоторое время он опять заговорил, размахнем рукой:

— Вся работа… воскресные школы… Что мы такое сделали? Что сделал Уэйбридж? Все исчезло… Все разрушено! Церковь!.. Три года тому назад мы отстроили ее заново… Разрушена! Сметена с лица земли!.. За что?..

Снова пауза, а потом опять бессвязная речь.

— Дым от этого пожара будет вечно возноситься к небу! — крикнул он.

Глаза его горели, а его длинный, тонкий палец указывал на Уэйбридж.

Я начинал понимать, кто передо мною. Страшная трагедия, разыгравшаяся в Уэйбридже, к которой он оказался причастным — повидимому, он был беглецом из Уэйбриджа, — привела его на край бездны, и он потерял рассудок.

— Далеко мы от Сенбюри? — спросил я равнодушным тоном.

— Что нам делать? — продолжал он. — Неужели эти существа везде? И земля отдана им во власть?

— Далеко до Сенбюри?

— Еще сегодня утром я служил в церкви.

— С тех пор все изменилось, — сказал я спокойно. — Нужно держать голову высоко. Еще есть надежда!..

— Надежда?

— Да, полная надежда, несмотря на все это разрушение.

Я принялся излагать свой взгляд на наше положение. Сначала он слушал, но, по мере того, как я говорил, выражение интереса в его глазах сменилось прежней тупостью, и взгляд его стал блуждать по сторонам.

— Это должно быть начало конца, — проговорил он, перебивая меня. — Конец!.. Великий и страшный день суда!.. Когда люди будут умолять утесы и горы, чтобы обрушились и скрыли их от лица сидящего там на престоле!

Я понимал теперь, в чем дело. Я отбросил свою сложную аргументацию и, с усилием поднявшись на ноги, подошел к нему и положил ему руку на плечо.

— Будьте мужчиной, — сказал я. — Страх лишил вас разума. Что это за вера, которая пропадает при первом несчастии? Вспомните только, что делали с человечеством землетрясения, потопы, войны, вулканы! Почему же вы думаете, что бог должен был сделать исключение для Уэйбриджа?.. Он не страховой агент…

Долгое время он сидел в молчании.

— Но как можем мы спастись? — вдруг спросил он. — Они неуязвимы и безжалостны.

— Ни то ни другое, — отвечал я. — И чем они сильнее, тем осмотрительнее и спокойнее должны быть мы. Не прошло еще и трех часов, как один из них был убит.

— Убит? — повторил он, уставившись на меня. — Как могут быть убиты посланцы бога?

— Я сам это видел, — продолжал я. — Мы имели счастье попасть в самую свалку, и это все!

— Что же означают эти отблески на небе? — неожиданно спросил он.

Я объяснил ему, что это сигнализация гелиографом, — так сказать, отпечаток на небе человеческой помощи и стараний. — Мы сейчас в самом центре боя, — говорил я, — хотя кругом все тихо. Отблески на небе означают надвигающуюся грозу. Там, думаю я, марсиане, а ближе к Лондону, где поднимаются холмы Ричмонда и Кингстона, под прикрытием лесов, возводят земляные укрепления и ставят пушки. Скоро здесь будут марсиане…

Я не успел договорить, как он вскочил и остановил меня жестом.

— Слушайте! — сказал он.

Из-за реки, со стороны невысоких холмов, доносились раскаты далеких выстрелов и отголоски нечеловеческого крика. Потом все стихло. Над изгородью поднялся майский жук и жужжа пролетел мимо. Высоко на западе, чуть светлея, виднелся серп луны над дымящимся Уэйбриджем и Шеппертоном, в знойной тишине великолепного заката.

— Нам лучше всего пойти этой дорогой на север, — сказал я.

 

XIV

В Лондоне

 

Мой младший брат был в Лондоне в то время, когда марсиане напали на Уокинг. Он был студент-медик и готовился к предстоящему экзамену. До утра субботы он ничего не знал о событиях. В субботних утренних газетах, кроме пространных статей о планете Марс, о жизни на планетах вообще, была помещена коротенькая, довольно туманная телеграмма о появлении марсиан, производившая впечатление именно своей лаконичностью.

Марсиане, напуганные приближением толпы, убили несколько десятков людей из скорострельной пушки, так гласила телеграмма и заканчивалась словами: «При всей их кажущейся силе, марсиане не выходят из ямы, в которую они упали, да, очевидно, и не могут выйти. Это объясняется, вероятно, большею силой тяготения на Земле». По поводу последнего предположения автор телеграммы распространяется довольно много.

Само собой разумеется, что все студенты подготовительных курсов по биологии, которые в то время посещал мой брат, были очень заинтересованы вышеупомянутой телеграммой. Но на улицах не замечалось никакого особенного волнения в тот день. В вечерних газетах появились кое-какие новые сообщения под гигантскими заголовками. Но и эти последние новости о марсианах ограничивались известиями о стягивании войск к Горселльскому полю и о том, что между Уокингом у Уэйбриджем горят сосновые леса.

Позднее, в экстренном выпуске «Evening-Post» был напечатан голый факт, без всяких комментарий, о прекращении телеграфных сношений. В публике это объясняли тем, что горящие деревья упали на телеграфные провода. В ночь моей поездки в Лизсерхед о столкновении с марсианами никто еще не знал в Лондоне.

Мой брат не беспокоился о нас, зная из описания газет, что место падения цилиндра отстояло на две добрых мили от нашего дома. Он решил проехать к нам в тот же вечер, чтобы посмотреть, как он говорил, на эти существа с Марса, пока их не уничтожили. Он послал мне телеграмму, которой не суждено было дойти по назначению. Вечер он провел в мюзик-холле.

В Лондоне, в ночь на воскресенье, была также сильная гроза, и до вокзала Ватерлоо мой брат доехал в кэбе. После нескольких минут ожидания на платформе вокзала, с которого обыкновенно отходят ночные поезда, он узнал, что в этот день они не дойдут до Уокинга, вследствие какого-то происшествия на дороге. В чем заключалось это происшествие, он не мог добиться, так как и само железнодорожное начальство не знало толком, в чем дело.

На станции не было заметно особенного волнения, и железнодорожные служащие были далеки от мысли заподозрить что-нибудь серьезное в нарушении сообщения. Театральные поезда, которые обыкновенно шли через Уокинг, они отправляли теперь кружным путем через Вирджини-Уотер или Гильдфорд, а поезда для воскресных экскурсий — на Соутгэмптон и Портсмут. Какой-то газетный репортер, приняв моего брата за начальника станции, с которым у него было отдаленное сходство, вздумал интервьюировать его. За исключением некоторых железнодорожных служащих, лишь очень немногие видели связь между происшествием на линии и марсианами.

В одном из газетных сообщений о субботник событиях в Лондоне я прочел, что в воскресенье утром «весь Лондон был взволнован известиями из Уокинга». В действительности же не было ничего такого, что оправдало бы эти преувеличенные описания. Большинство жителей Лондона до понедельника утра, когда действительно началась паника, ничего не слышали о марсианах, а те, которые слышали, не могли составить себе ясной картины из отрывистых телеграмм воскресных газет. К тому же лишь очень немногие в Лондоне читают эти газеты.

Кроме того, привычное чувство личной безопасности глубоко вкоренилось в душе каждого лондонца, а газеты, с другой стороны, так приучили его к сенсационным известиям, что всякий мог, без всякого чувства личного страха, прочесть следующее:

«Вчера, около семи часов вечера, марсиане вышли из цилиндра и, двигаясь под прикрытием металлических щитов, разрушили до основания станцию Уокинг с прилегающими к ней домами и уничтожили целый батальон Кардиганского полка. Подробности неизвестны. Пулеметы оказались совершенно бессильными перед вооружением противника. Полевая артиллерия была разбита. Чтобы предупредить жителей, в Чертси были откомандированы конные гусары. Повидимому, марсиане медленно подвигаются к Чертси или Виндзору. В Западном Суррее царит тревожное настроение и возводятся земляные укрепления, чтобы воспрепятствовать движению противника на Лондон».

Так говорилось в «Sunday», а в остроумной, но быстрой на заключение руководящей «Star» это событие приравнивалось к положению жителей деревни, в которую ворвался бы неожиданно выпущенный на свободу зверинец. Никто в Лондоне не имел определенного представления о том, что такое вооруженные марсиане, и все еще господствовала идея, что марсиане очень неповоротливы, что они «передвигаются с трудом» и «ползут, как черепахи». Такие выражения попадались почти во всех первых известиях так как ни одна из этих телеграмм не могла быть составлена очевидцем выступления марсиан.

Воскресные газеты выпускали особые прибавления по мере получения свежих сведений, а иные — даже независимо от них. Но в сущности им было нечего сказать, пока к концу дня военн