Последняя Застава – город Гель

Планета Навзар, система Кай Тир

 

Топливо приняли быстро.

Дольше возились с боеприпасами – запасливый Растов приказал набрать всего под завязку и даже в штабную машину навалили две трети боекомплекта к 152-мм дрыне А-9 – главному калибру «тэ четырнадцатого».

Помор беспрестанно ныл. Дескать, зачем столько? Набрались как жучки блох… Скорости теперь не будет… Жадность до добра не доводит…

Но Растов делал вид, что не слышит. Потому что Помор еще в школе учился, когда он, Растов, уже через эпицентр ядерного взрыва рассекал и водку с темным пивом смешивал в сквере на площади Руднева, напротив военной прокуратуры…

В признание безусловного оперативного лидерства Растова в масштабах всего 12-го полка командование надавало ему печенек. Во временное подчинение майору передавалась воздушная кавалерия: эскадрилья ударных «Пираний» и «Володьки» с ротой осназ. Также ему выдали пароль к особой линии, на которой висел командир батареи оперативно-тактических ракет «Березина», гений массового убийства и виртуоз тотального разрушения с литературной фамилией Хмуров.

Чувствовалось, что командование потерю ключевого моста через Птичью восприняло очень болезненно, как личное оскорбление. А потому на Растова взвалили ворох скороспелых надежд.

Растов это почувствовал. И даже был, по существу, против. Но, конечно, предпринимать что-то всуперечь этим опасным чаяниям было не время…

Сожрав по банке тушенки, танкисты вернулись по машинам.

Двигатели взревели, когда на часах Растова было 15:21 по местному времени.

Колонна танков рванула на восток по грунтовке вдоль реки.

Над ними, выкатываясь вперед на три-четыре километра широкими виражами, вились «Пираньи».

Вертолеты с осназом осторожно тащились позади.

Единственным, чего Растов боялся по-настоящему, были мины.

Но поставить минный трал на головной танк означало замедлиться в четыре-пять раз. Альтернативой было использование в качестве минных тралов выставленных на отрицательный угол возвышения плазменных резаков. В этом случае скорость движения падала не столь значительно: раза в два с половиной. Зато пятикратно возрастал расход топлива!

И первое, и второе роковым образом уменьшало вероятность благополучного исхода операции.

К счастью для Растова, мин не было. Комендант планеты Навзар, опрятный старичок Хасан Керман, был по своей военной профессии пилотом и с презрением относился «ко всем этим сухопутным штучкам». Керман был свято уверен, что все сражения выигрываются в воздухе. И проигрываются в нем же. Вот такая у него была военная наука…

 

Гель они увидели на горизонте даже раньше, чем ожидал Растов.

Столица планеты была похожа на песочный торт, который как следует поклевала стая голодных ворон. Поклевала, да и бросила недоеденным.

Гель окружало широкое кольцо пыльной зелени. Растов уже знал – это сады, плантации чая и табака.

Над далеким космодромом висел скучный серый кирпич – военный транспорт.

Он то ли взлетал, то ли садился, но делал это так медленно, что догадаться было невозможно.

Растов в первое мгновение хотел связаться с ракетной батареей и выдать им целеуказание на космодром. Но что-то дрогнуло внутри…

Наверняка ведь эвакуируют раненых и гражданских! В точности как в феврале вывозили его Нину и других спасенных с шелковой фабрики женщин… Может быть, какой-то клонский офицер, от которого это зависело, точно так же одной минутой осознанного молчания спас Нину от смерти в огненном аду, спас ее для него…

Гель не производил впечатления прифронтового города. Над ним не колыхались плюмажи черного дыма. Не виражили истребительные патрули, не болтались вертолеты…

Из этого наблюдения Растов сделал два вывода. Первый: как и рассчитывали планировщики операции, все наличные силы конкордианцы сосредоточили за рекой, в районе Дахма-фаруд, а прикрыть Гель им попросту нечем. Второй: родные российские ВКС почему-то (из гуманных соображений?) не трогают город и объекты в его окрестностях.

Еще полчаса быстрой езды по ощебневанной дороге – и они влетели в парк строительной техники.

Дорожная развязка, назначенная Растову в качестве задачи дня, похоже, была достроена совсем недавно, вот буквально вчера…

Спихнув с насыпи экскаватор и расплющив бетономешалку, «тэ четырнадцатые», как стая белых медведей, – один за другим – выбрались на бетон автострады.

Как только рота заняла круговую оборону, Растов, которого прямо-таки колотило от нетерпения, открыл люк и выбрался на башню со своим любимым биноклем.

Наверное, у каждого русского танкиста это в крови, еще с далекой Великой Отечественной – верить только своим собственным глазам, максимум – вооруженным линзами…

Озираясь по сторонам, он охотно комментировал ситуацию, потому что знал: его ребята устали, им тоже нужна ясность.

– Ну, значит так, мужики. В качестве трофеев нам пока что достались десять экскаваторов и двадцать бульдозеров. Это, конечно, почет небольшой, но хоть не говновозки!.. На севере мост, совсем близко. А все самое интересное – на горизонте, за рекой… Вижу башни Дахма-фаруда. Там, к слову, снова идет бой… Ну а на юге у нас, само собой, Гель… И – это уже интересней – со стороны Геля движется транспортная колонна!

– Наша? – спросил Помор невпопад.

– Конечно, нет, ты чего?

– Ну, мало ли…

– Также над нами кружат родные вертолеты…

Как назло, при этих словах Растова все «В-31» и «Пираньи» слаженно развернулись на юг и, прибавив тяги, с бодрым тарахтеньем понеслись прямиком на Гель.

– Куда это они? Зуев же говорил, они теперь в вашем подчинении? – Мичман Игневич был искренне удивлен.

– Это мне и самому очень интересно…

Растов попробовал вызвать Зуева. Но лампочка батальонного канала оставалась загадочно желтой.

Тогда он, выругавшись, соскочил с танка на землю и, не думая о вражеских снайперах, энергичным шагом сбежал по насыпи к своей командирской машине «К-20». Там он махнул рукой в ответ на приветствие Лунина и, дорвавшись до мощной, как зверь, радиостанции, повторил попытку.

– Чего тебе, Растов? По нужде уже нельзя спокойно…

– Товарищ майор, вертолеты куда-то того… – Растов все еще тяжело дышал, бегать по испепеляющему жару было непривычно. – Улетели.

– Нормально доложи, ты где?

– Мы вышли на А-1. Заняли развязку. Тут ни одной собаки, только стройтехника ржавеет. Не успел я осмотреться, как те вертолеты, которые, как вы сказали, теперь у меня в подчинении, ни слова мне, своему временному командиру, не говоря, почесали куда-то на юг… То есть в Гель.

– Хорошенькое дело, – в голосе Зуева слышалась растерянность. – Сейчас я с ними попробую связаться. А ты оставайся на линии, чтобы я как попка все по десять раз не повторял!

Послышались звуки энергичной возни, и вновь голос Зуева – построжевший, посерьезневший.

– Это Зуев! Вызываю майора Мурадова!

– Слушаю вас.

– Прошу объяснить ваши действия! Каким курсом следуете?

– Мой курс секретен. Получил приказ с орбиты вскрыть красный пакет. Действую в соответствии с предписанием старшего начальника…

– То есть танки теперь осиротели, я правильно понимаю?

– Не могу прокомментировать. – Вертолетчик был явно не склонен церемониться.

– Ну, ты слышал, короче, Растов? – уточнил Зуев как-то слегка виновато.

– Слышал.

– Я сейчас с Кунгуровым свяжусь, буду за тебя горой стоять… Подкрепление тебе требовать!

– Не помешало бы. А то, вижу, к нам уже гости едут…

– Что еще за гости?

– Пока ерунда. Мягкая цель, колонна. Но кто знает, кого еще черти принесут?

– Покажи им там бремя белого человека!

– Есть показать бремя белого человека.

Клонская колонна состояла из пятнадцати грузовиков и цистерн.

Она, конечно, направлялась на тот берег Птичьей реки, к высоте Дахма-фаруд. Клонские водители были уверены, что находятся у себя в глубоком тылу и ничего плохого не ожидали. Танкисты Растова подпустили их практически вплотную, на восемьсот метров.

– Огонь! – хладнокровно скомандовал майор.

Осколочно-фугасные снаряды обрушились на грузовики.

Удар был таким внезапным, что лишь один водитель успел выйти в эфир, остальные погибли в полном неведении относительно того, что же произошло…

Полюбовавшись на пятнадцать остовов, пылающих посреди пустой дороги, Растов приказал сменить позицию.

Все танки слаженно пришли в движение и, демонстрируя изрядное тактическое мастерство (сказались недели синайских мучений), сыграли «в перепрятушки».

К счастью, их пока вроде бы никто не искал.

«Самое время поесть, пока не началось», – подумал Растов и объявил ужин.

Дежурный по ужину Кобылин вскрыл саморазогревающиеся упаковки с грибным супом, киевскими котлетами и апельсиновым желе на десерт.

Ели молча, но с аппетитом.

Растов понял, что не один он экономит силы. Даже от природы речистый мичман Игневич – и тот помалкивал. А ведь иной раз по три анекдота и две былички за ужином расскажет…

Пока утилизатор превращал одноразовую посуду в пыль, смаковали кофе и стимулирующий витаминный коктейль.

Тут уже не обошлось без разговоров.

– Так что мы дальше делаем, командир? – спросил Кобылин, обстоятельно вымешивая растворимую бурду демократичной марки «Южный Берег Крыма» в картонном стаканчике, чтоб растворился сахар.

– Пока что держим позицию и ждем подкреплений, – устало вздохнул Растов.

– А что с основными силами полка? Ну, с которыми мы высаживались? – хотел знать Кобылин.

– Да, видать, застряли перед разрушенным мостом, у Последней Заставы. Хотя это только мои предположения.

– А клонские силы что?

– Хочется верить, что связаны боем за Дахма-фаруд. То есть мы – формально – их сейчас окружили. Или сами влезли в окружение… Смотря в каком настроении на это дело глядеть, в плохом или в хорошем… Но если они всерьез попробуют прорваться через реку на Гель, то мало нам не покажется.

– Да-a, от перспективы прямо дух захватывает!

– В самом деле захватывает, – серьезно сказал Игневич. – «Золотую Звезду» на грудь можно запросто поймать.

Кобылин с Растовым переглянулись. Оба хотели добавить «посмертно», оба промолчали, и, прочитав мысли друг друга, офицеры обменялись черными улыбками кадровых танкистов.

Наконец-то обнаружив у себя в глубоком тылу русские танки, конкордианские командиры осатанели.

Еще бы! Русские «Т-14» оседлали важнейшую развязку на автостраде: прямо перед мостом через реку. Вся конкордианская дивизия, державшая позиции к северу от Птичьей, теперь могла считать себя окруженной! Что, в свою очередь, знаменовало собой коллапс обороны Геля.

Вот поэтому роту Растова клоны контратаковали в лучших бронетанковых традициях: массированно, решительно, внезапно. Да еще и в сумерках.

Реактивные системы залпового огня выставили плотную дымзавесу. Артиллерия провела трехминутный огневой налет кассетными снарядами, а затем перешла на беспокоящий огонь. С низким темпом – зато непрерывно.

«Т-14» уже на этом этапе боя рисковали понести потери от рассыпаемых снарядами кумулятивных элементов. Но роту спасла предусмотрительность Растова.

Играя «в перепрятушки», он загнал все танки, кроме двух, под капитальный бетонный мост развязки. А два танка-наблюдателя от первого взвода наоборот, выдвинул подальше на фланги и закопал в полнопрофильные окопы. Благо, плазменные резаки позволяли делать это очень быстро.

Но спасительное сидение под бетонным полотном автострады имело и свои слабые стороны.

Во-первых, принижало честь и достоинство русского воина-танкиста.

И во-вторых, резко ухудшало качество наблюдения за полем боя. Ведь этим занимались экипажи только двух дозорных танков, да еще Лунин, отважно залегший с биноклем под одиноким бульдозером на обочине автострады. У него над головой жужжали осколки, но лейтенант не прекращал прямой трансляции для Растова.

– Пока ничего нового… Противника не наблюдаю… Сплошные дымы…

– Так уж сплошные? – сварливо уточнил Растов.

– Сплошные, товарищ майор… Вот сейчас открылся разрыв… Но ничего не наблюдаю… Похоже, боятся они нас, не идут.

Такую наивность своего заместителя Растов стерпеть не мог.

– Лунин, так быть не может! Дымовая завеса поставлена с единственной целью: прикрыть развертывание и выход в атаку. А поскольку поставлена она на таком широком фронте, значит, и атаковать клоны будут не только через мост, но еще и через реку!

– Как это – через реку?

– Подсказка: с форсированием водной преграды.

– С форсированием?! Так это же на жестянках против кувалды! Что у них там плавать умеет? «Паланг»? Бэтээры?

– Да, «Паланг», – подтвердил Растов. – Я на месте их командира вперед пустил бы именно их. Для разведки и распыления нашего внимания. А уже за ними – «Рахши» с оборудованием подводного вождения.

Но Лунина было не запугать.

– Да мы же их замесим! Вместе с подводным вождением! Воздухозаборные трубы легко пробиваются даже из пулеметов! Мы их просто перетопим!

«Ага, замесим и перетопим, – мысленно проворчал Растов. – Только вот, чтобы выйти на огневую, нам надо выбраться на автостраду. Или хотя бы в поле. Тут-то нас клоны наконец локализуют и прихлопнут с воздуха. Хоть теми же крылатыми ракетами. А можно и артналетом».

– Ценю твой боевой дух, Лунин, – вслух ответил Растов.

Но вместо дежурного «Служу России» его заместитель вдруг хрипло крикнул:

– Есть контакт! Вижу противника! Четыре «Паланга» вышли из дымзавесы! На юго-восток две тысячи! Вы правы были, товарищ майор! Правы! Они форсируют!

– Конечно, прав, – сказал Растов, испытывая чувство законной гордости, плавно переходящее в чувство животного испуга.

Начиналось главное испытание дня. А может, и всей кампании.

Действия вражеских подразделений были отлично скоординированы. Не успели Лунин с Растовым обсудить появление клонской разведки на правом фланге, как плавающие машины показалась и слева. С «Палангов» стекали веселые ручьи – машины только что покинули воды Птичьей.

А сразу вслед за тем из сивых клубов маскировочного дыма вырвался головной «Рахш», несущийся по мосту.

– Рота, к бою! – скомандовал Растов. – Танки дозора бьют с места по «Палангам»! Остальные – делай как я, атакуем правый фланг! На полной скорости! С включенными плазмогенераторами!

По сути, Растов замыслил единственную в своем роде танковую атаку: атаку с «примкнутыми штыками» неотразимых плазменных ножей.

Кто-то из взводных – в горячке Растов не отметил, кто именно – перепросил насчет концентрации усилий на правом фланге. То есть против вражеской роты, идущей сейчас по дну реки под трубами ОПВТ – оборудования подводного вождения танка. Дескать, почему, командир?

– Потому! – рявкнул Растов. – Это единственное, чего от нас не ждут! Останемся на месте – через минуту целеуказание будет у клонов на дивизионном ка-пэ! А через две – по нашим координатам прилетят «чемоданы»! Разве не ясно, что в этом их план?

Бросив роту в атаку, майор немедленно связался с комбатом, доложил обстановку. К его удивлению, связь работала – все-таки в отношении инфоборьбы клоны всегда были слабоваты.

– И я вас очень прошу, товарищ майор! – взмолился Растов. – Сейчас все силы надо бросить на подавление дальнобойных ракет противника! Они выходят из укрытий на огневые, чтобы бить по мне, я это хребтом чую! Если их не разбомбить сейчас, они отстреляются и уйдут!

– Понял тебя, Растов. Передаю наверх, в дивизию.

– И на фрегаты передайте! Пусть сыпанут ломами!

Комбат одобрительно хмыкнул.

– Ты еще ядрен батон попроси, – сказал Зуев и отключился.

Пока Растов призывал на головы далеких клонских ракетчиков кары небесные, его рота покончила с «Палангами» и, как следует разогнавшись, понеслась вдоль берега реки, сквозь дым и огонь.

По идущим по дну, по выбирающимся на берег «Рахшам» русские танки лупили из всех стволов. Били пушки, пулеметы, зенитные установки, заливались подвесные минометы «Антон».

Ошалевшие от неожиданности клонские танкисты стреляли плохо, безнадежно запаздывали с открытием огня.

Расчет Растова сработал: они вошли с клонами в тесный контакт, сошлись с ними практически врукопашную. В мешанине железа невозможно было надежно отличить «Рахши» от «Т-14», а значит, ракетного удара прямо здесь и сейчас Растов мог не бояться.

Два «Рахша», взревев моторами на разрыв гусениц, смогли скрыться в густой дымзавесе. Еще пара машин из числа арьергардных – тех, что только вошли в воду на дальнем берегу реки, – наслушавшись панических воплей в эфире, дали задний ход.

Остальные машины клонской роты горели – кто на берегу, кто прямо в воде.

Но праздновать победу было рано.

Растов помнил, что еще две роты – одна по мосту, другая по дну – переправляются сейчас на его берег. Это значило, что теперь надо разворачивать «тэ четырнадцатые» назад, чтобы не получить под хвост кумулятивных пачку. А еще – что пора воспользоваться чудесным правом связаться с Хмуровым и призвать на помощь его ракеты «Березина».

Разговор с Хмуровым он свалил на Лунина, а сам возглавил атаку против десятка «Рахшей», которые, съехав с моста, неуверенно скучились на автостраде.

Расстрелять их огнем с места было нельзя из-за опасности получить на голову серию ракет. Требовалось повторить маневр и на полном ходу врубиться в гущу вражеских танков.

И вновь «Т-14», сверкая плазменными резаками, понеслись вдоль реки…

Растов даже не успел толком сообразить, когда в его визир попал этот странный серый танк: судя по тяжелобронированному корпусу, вроде бы «Саласар», но по абрису башни – «Рахш». И на этой башне была нарисована… красная снежинка «Юнион Джека»!

Мастер Наг!

– Долбаный Самоделкин, как же ты меня достал! – крикнул Растов без надежды быть услышанным.

Гибрид «Саласара» и «Рахша» не спешил съезжать с моста на землю. Он выплюнул серию из нескольких снарядов и попятился под защиту дымзавесы.

Но Растов не собирался с ним цацкаться, вступать в интеллектуальную дуэль и все такое прочее.

– Помор! Направление на мост!

– Есть на мост!

– Игневич! Внимание на мост! Видишь серый танк?! Я пометил его маркером!

– Так точно!

– Гаси по нему из всех стволов! Подавляй скотину!

– А может, «Шелестом» его?

– Давай «Шелестом»!

Но ракету Игневич выпустить не успел. Потому что в ответ на град крупнокалиберных пуль Мастер Наг, не дожидаясь, пока наведется орудие его машины, угостил их «тэ четырнадцатый» из автоматических гранатометов, установленных в модуле подавления пехоты. Промахнуться было невозможно, и обе пусковые установки «Шелестов» были мгновенно искалечены до неузнаваемости.

Недаром после поражения на Грозном клонский ас для своей машины смерти выбрал в качестве базовой платформы корпус «Саласара»! Он был заметно крупнее «Рахша» и нес целых два независимых модуля, в которых нашлось место и пулеметам, и гранатометам, и противолазерной защите. Так что теперь Нахогаран Льюис Тентакл мог расстреливать русских танкистов сколько душе угодно.

Танки открыли огонь практически одновременно.

Машина Растова получила три попадания, танк Мастера Нага – два.

Все пять снарядов броню не одолели, несмотря на короткую дистанцию. Слишком уж хорошо сработали системы активной защиты на обоих танках!

Мастер Наг продолжал пятиться по мосту назад. Все-таки снайпер – это снайпер, ему ближний бой не по нраву!

– Помор, на мост! Игневич, плазменные резаки на полную мощность! Тараним ублюдка!

Дальнейшие события распались для Растова на цепочку ярких фрагментов – восприятие не поспевало за стремительным бегом событий.

Полотнища черного дыма.

Серый клонский броненосец, врезавшись кормой в искалеченный «Рахш», разворачивается по воле инерции поперек моста.

Вспышка у дульного среза орудия – прямо в лицо Растову.

Справа проносится казенник откатившейся пушки – это Кобылин тоже выстрелил.

Плазменные резаки впиваются в серый бок вражеского танка.

Зеленая вспышка – выпущенный Кобылиным снаряд раскурочил маску вражеского орудия.

Растов, действуя рефлекторно, жмет на педаль, отворачивая башню своего танка влево и спасая тем самым пушку – иначе она воткнулась бы в машину Мастера Нага и сломалась.

Встретившись с плазменными резаками, вражеская броня превращается в белый жидкий огонь. Лопается гусеница. Распадается фальшборт. Подпрыгивая, отлетает направляющий каток.

Огня и пара вмиг становится так много, что гремит короткий взрыв, и «Т-14» отбрасывает назад.

Фигура над откинувшимся командирским люком вражеского танка – человек в черном бронежилете танкиста – кажется огромной, закрывшей полнеба.

Правая перчатка сорвана, сорвана и кожа… Но вместо красной плоти – металл протеза.

Растов вдруг понимает, что на Мастере Наге нет шлема – только наушники, очки синтезированной реальности, гарнитура микрофона и… спортивная кепка с длинным козырьком!

А шлем? То ли снесло взрывом, то ли – что вероятнее – сумасшедший английский зороастриец ходит в бой так, в кепке.

– Гаси его! – кричит Растов. – Гаси!

– Командир! Послушай же! Командир! – Это Кобылин. – От Лунина информация! «Березина» на подлете, вспышка через полторы минуты! Надо отходить!

– Какая еще «Березина»?! Уйдет же!

Быстрый взгляд на тактический экран. Да-а, летит «Березина»… И не одна.

Снова – в визир. Добить врага! Добить!

Но на башне горящего танка с «Юнион Джеком» никого нет. Мастер Наг исчез. Как будто и не было его никогда.

 

 

Глава 11

«ПРОМЗОНА СЛ»

 

Июнь, 2622 г.

Город Гель – «Промзона СЛ»

Планета Навзар, система Кай Тир

 

Хмельная волна боя, ударившая в голову, стремительно схлынула. Растов снова соображал предельно ясно и четко.

– Товарищ командир, прямиком от полковника Кунгурова приказ: покинуть район развязки, идти на Гель, – это был голос Лунина. Заместителю Растов обрадовался как родному: шансы погибнуть вместе с командно-штабной машиной у того имелись, и очень серьезные.

– Понял тебя! – гаркнул Растов.

– Это не все! – продолжил Лунин. – Пройдя Гель, мы должны атаковать объект, помеченный на карте «Промзона СЛ». В настоящее время там ведет бой наш десант осназа, высаженный с вертолетов Мурадова. Десант надо деблокировать и ждать дальнейших распоряжений.

Хотя новый приказ был Растову не вполне ясен, он принял его с тайным облегчением.

Куда хуже было бы услышать слова «стоять насмерть». Или – и это настоящая катастрофа! – «контратаковать, захватить мост и удерживать его до подхода подкреплений», которое либо состоится, либо «сами понимаете»…

Слова Кунгурова не разошлись с делом.

Как и откуда прилетели ракеты, понять было невозможно. Только ахнули один за другим три взрыва, и на фоне стробоскопических вспышек сплясали пляску святого Витта закрученные фермы моста.

– Так мы планету вообще без инфраструктуры оставим… – удовлетворенно резюмировал Помор.

– Сами нарвались! – агрессивно заметил Игневич.

– Можем ехать, – сказал Растов, распечатывая пачку эвкалиптовой жевательной резинки; он знал: эвкалиптовая горечь прекрасно успокаивает нервы. – Останки сгоревшей колонны пройдем с включенными плазменными резаками. И дальше, если какие-то препятствия, тоже включаем резаки, времени на фигню не тратим!

– Вас поняли!

До северной окраины Геля доехали с комфортом. Все-таки хорошая автострада – великая вещь!

– Теперь так! – сказал Растов своим самым командирским голосом. – Приближаемся к скоплению гражданских. Если кто забудется и первым начнет в гражданских стрелять, я тому лично голову оторву. Ясно?

– Яснее полярного дня, товарищ майор, – это был Игневич.

 

Ночной город казался вымершим. Лишь один велосипедист свалился в канаву от избытка чувств, завидев растовских монстров, да еще один водитель пикапа дал по газам. Судя по нищенскому виду мобиля, это был местный фермер…

Почему безвестный фермер не соблюдал комендантский час? Спешил к любимой? Или наоборот: свистнул мешок удобрений с общественного поля и спешил домой?

Однако самым примечательным было отсутствие военных.

При въезде в город они миновали внушительный блокпост, наскоро сложенный из бетонных блоков и мешков с песком.

Там горели фонари, но почему-то было пусто.

Далее, на центральном проспекте города, в который перешла автострада А-1, по всей логике должны были бы ходить военные патрули или, на худой конец, жандармы. Но не было и жандармов!

И только когда танки проезжали пятиэтажное здание с колоннами и внушительным фравахаром (гнездо длиннобородых отцов города, а с началом войны – военная комендатура), на глаза попались четверо солдат.

Двое из них стояли на часах.

А еще двое кемарили возле пулемета, обложенного все теми же мешками с песком.

– Не стрелять, – приказал Растов, до последнего надеясь пересечь город без шума.

– Вы уверены, товарищ майор?

– Уверен.

И, о чудо, получилось! Похоже, солдаты были темными сельскими простофилями и приняли вражеские танки за конкордианские. Логика у них была железная: раз танки не стреляют и не угрожают, значит, наши, благоверные.

А через два квартала от мэрии, в просторной освещенной беседке, увитой виноградом, гуляла, точнее, догуливала, большая компания бедно, но опрятно одетых людей.

Чувствительнейшая аппаратура танка прощупала и классифицировала все – начиная от возраста сидящих в беседке и заканчивая емкостями кувшинов с самодельным желто-зеленым вином на столе.

Компания громко исполняла клонскую народную песню «Миндаль зацвел, и я в тебя влюбился».

Надо же! Эту песню знал даже Растов – ее все время крутили по радио до войны, во времена мирного сосу-сосу.

Идиллия закончилась ровно перед дорожным щитом: