Ноября, ранний вечер в Америке и поздний вечер во Французской Полинезии.

В 550 км западнее Таити и в 300 км западнее Бора-Бора (недалеко от границы акватории островов Кука) лежит Атолл Беллинсгаузена — Безликий плоский бублик диаметром 4 км. Лагуна — миниатюрное мелководное круглое море. Судоходных каналов в океан нет. Суша, окружающая лагуну, представлена пологими песчаными дюнами, на которых, правда, растут кокосовые пальмы (но где они только не растут?). Даже поэтичные древние полинезийцы не стали придумывать этому атоллу красивое имя, а называли его просто «Моту-оне» (песчаные острова). Атолл считался бесперспективным, был необитаем, и поэтому бизнесмен Ежи Ковальский (этнический поляк, хозяин компании «Food-Benthos», зарегистрированной в Гондурасе) без проблем за скромную взятку согласовал в Папаеэте (административном центре колонии Французская Полинезия) аренду Беллинсгаузена под морскую ферму для разведения морских звезд с целью получения их деликатесной икры. Чиновникам было глубоко плевать на этот далекий песчаный бублик, так что компания Ковальского могла разводить в его лагуне что угодно, не опасаясь детальной проверки.

 

На самом деле, «Food-Benthos» разводила морских звезд вовсе не ради съедобной икры. Культивировавшийся вид многолучевых колючих морских звезд — акантастеров не имеет ничего съедобного для человека. Людям не рекомендуется даже трогать лишний раз эти колючие живые колеса, ползающие по дну. Акантастеры вырабатывают специфический гликозид — нейротоксин, вызывающий болевой шок. Но примерно 10 лет назад молодой ученый Кшиштоф Грач из Краковского Ягеллонского университета обнаружил, что при несложной термохимической обработке, нейротоксин этого вида аконтастера распадается, выделяя модифицированный агликон с очень интересными свойствами. Автор назвал это вещество «акантарол», и описал его нейротропные (точнее — психотропные) свойства.

 

Открытие аспиранта Грача не привело руководство университета в восторг, и молодому ученому категорично предложили сменить тему. Но, информация об открытии молодого биохимика просочилась сквозь щели в стенах храма науки, вовне и попала к субъекту по имени Ежи Каминский. Этот пан Ежи был неизвестен в научных кругах, но его хорошо знала польская криминальная полиция, евро-полиция и Интерпол. В досье на этого 28-летнего гражданина Польши содержался список «достижений» на ниве международного наркотрафика и денежных расчетов в этом непростом бизнесе. По агентурным данным, гражданин Каминский был замешан в двух десятках эпизодов с переброской крупных партий «экстази», и в нескольких эпизодах со стрельбой при экономических спорах, но доказательств не было. Пока. Именно пока! Криминалисты были уверены, что пан Ежи гуляет последние месяцы на воле, а потом — или сядет надолго, или его убьют свои же.

 

Интересно, что пан Ежи придерживался того же мнения, и искал вариант, чтобы резко исчезнуть из Европы, где ему становилось все труднее избегать ловушек. Вот почему загнанного мафиози заинтересовал слух о «ботанике» (в смысле — молодом ученом), придумавшем «дурь запредельную, круче кислоты» (словом «кислота» в этих кругах называют диэтиламид лизергиновой кислоты, известный под аббревиатурой LSD).

 

Вскоре, из Старого света загадочно исчезли Ежи Каминский и Кшиштоф Грач, зато в Гватемале появились два польских иммигранта Ежи Ковальский и Кшиштоф Скшеч. Появились, заметим, вполне легально, правда, не задержались а, получив гражданство, махнули куда-то на запад, на просторы Великого океана, в Полинезию…

 

А еще через год американское «Anti-Drug Agency» проинформировало своих оперов о появлении нового товара на рынке наркотиков. Этот товар носил сленговое название «польский снежок», и относился к группе тяжелых галлюциногенов. За последующие несколько лет удалось выяснить следующее:

— «Польский снежок» производится где-то в Океании.

— Это полусинтетический препарат (продукт переработки какого-то биоматериала).

— Его психотропный эффект сходен с эффектом LSD (алкалоида спорыньи).

— Его действующие дозы, как и у LSD, начинаются с сотых долей миллиграмма.

— Название «польский снежок» как-то связано с польской эмигрантской мафией.

«Негусто» — как говорят бывалые опера, ознакомившись с такой куцей информацией.

 

Парадокс: до последнего месяца никто из торговых партнеров пана Ежи (включая таких проницательных людей, как гавайский японец Ренсин Огэ, мексиканец Ягуар Гигедо и сицилиец Николо Чиполлино-Чинкл) не догадывался о том, что «польский снежок» производится из колючих морских звезд на атолле Беллинсгаузен. Все полагали, что морская ферма на атолле просто прикрытие для частых рейсов гидропланов и катеров (якобы, перевозящих легальную деликатесную «звездную икру»). Кстати, за паном Ежи закрепилось прозвище «Звездочет». Но настал день, когда некая юная особа «догнала» откуда берется «польский снежок». Ее звали Амели Ломо, ей было 17 лет, и она была дочерью авторитетного доминиканского шоколадно-кокаинового дона Ломо Кокоро, хозяина вполне легальной фирмы «Нефертити-Гаити». Как уже говорилось выше, Ломо Кокоро принимал серьезное участие в обеспечении Алюминиевой революции (наряду, впрочем, с доном Огэ, доном Ягуаром, и доном Чиполлино). Но, он был единственным авторитетным деятелем Великой Кокаиновой тропы, отправившим близкого родича в Народный флот. Положа руку на сердце, не то, чтобы он отправил дочку воевать. Она попросту сбежала из дома и записалась в вооруженные волонтеры Хартии. Но, раз так получилось, дон Кокоро теперь на встречах с коллегами демонстрировал гордость за поступок дочки, а по ночам молился богам Вуду, чтобы хранили ее на этой войне…

 

* * *

 

Сейчас Амели Ломо сидела за столом в просторном палас-бунгало морской фермы Ежи Ковальского на атолле Беллинсгаузен, и выслушивала претензии.

— Шоколадка, я не ожидал такого от вашей семьи, — произнес пан Ежи, — это против всех понятий! Пусть ты догадалась, но зачем ты навела диких партизан на мою поляну?

— Каких — диких? Что ты гонишь! — возмутилась юная доминиканская негритянка.

— А что на тебе надето? — резко спросил он.

— А что на мне надето? — переспросила она, машинально поправив легкую камуфляжную жилетку со значками капрала фронтовой логистики Народного флота.

— Вот это самое! — конкретизировал пан Ежи, — Ты сказала, что накатишь мне клиента, а притащила диких партизан на бронекатерах! И ты, к тому же, сама из их банды!

— Нет, ты гонишь! — вновь сказала она, — Я тебе привела академика Макаронга, четкого клиента на три центнера «польского снежка». Макаронг снял пробу, и отправил своих коммандос за товаром. Или, ему тащить без охраны товар на полмиллиона баксов?

— А где эти баксы?! — тут пан Ежи хлопнул ладонями по столу, — Что, Амели, ты сейчас наберешься понтов, и скажешь: они заплатят, когда у них тут сто стволов против моих двадцати? Где этот академик набрал таких отморозков? У твоего папы на Гаити, да?

— Да, — ровным голосом сказала она, — только они не отморозки, а солдаты революции, прикинь разницу? А теперь весы мне дай.

— Весы? — удивился польский мафиози.

 

Юная доминиканская негритянка кивнула, и выбросила из карманов жилетки на стол несколько тяжелых брусков из желто-блестящего металла.

— Звездочет, мы платим золотом по курсу лондонской биржи металлов. Весы мне дай.

— Золото Махди? — спросил Ежи Ковальский, взяв в руки самый большой из брусков, размером примерно как две пачки сигарет и весом около четырех кило. Нетрудно было заметить, что брусок отрезан лазерным инструментом от более крупного слитка.

— Тебе-то что? — огрызнулась дочь доминиканского шоколадно-кокаинового дона.

— Убери зубы, Шоколадка! Хочешь — извинюсь? И весов не надо. Верю.

— ОК, проехали, Звездочет, — она махнула ладошкой, — кофе нальешь мне?

— Эй, алло! Кофе, ром и что пожрать сюда! — крикнул польский мафиози, стремительно повернувшись к двери, а потом, услышав ответное «сделаем, босс», очень спокойным движением сгреб золото в ящик стола, и спросил, — Макаронг еще товар брать будет?

— Смотри шире, Звездочет, — ответила Амели Ломо.

— Совместный бизнес? — предположил он.

— Типа того, — она кивнула, — корифея сюда позови.

— Ты и про него знаешь? — удивился Ежи Ковальский.

— Видишь же, что знаю. Так, позовешь, или что?

— А ты кого позовешь, Шоколадка?

— Подружку свою, — ответила она.

 

* * *