Атолл Тепи и ферма морских коров. — КиберПедия 

Адаптации растений и животных к жизни в горах: Большое значение для жизни организмов в горах имеют степень расчленения, крутизна и экспозиционные различия склонов...

Историки об Елизавете Петровне: Елизавета попала между двумя встречными культурными течениями, воспитывалась среди новых европейских веяний и преданий...

Атолл Тепи и ферма морских коров.

2019-11-28 216
Атолл Тепи и ферма морских коров. 0.00 из 5.00 0 оценок
Заказать работу

 

Атолл Тепи – самый южный в Элаусестере – состоит из двух моту, похожих на серпы длиной по две мили каждый, и лагуны, которую они охватывают. Лагуна в основном мелкая, и на ее дне растут густые леса водорослей, что делает ее отличным местом для молочной фермы (разумеется, если иметь в виду морских коров – ламантинов, или, на местном сленге – «scow»). Что касается надводной части этого атолла, то она ничем не отличается от соседнего Руго или еще более северного Раро. Те же бамбуковые рощи в которых проделаны просеки, те же причудливые живые сооружения, выращенные из бангров. И публика, разумеется, та же. В общем, на Тепи две достопримечательности: крупнейшая молочная ферма и практический социолог Сю Гаэтано.

 

Эту полезную информацию Эрче сообщил Жанне, пока замечательная компания шла на двух 4–местных надувных моторках от Руго к Тепи. По обеим сторонам морских ворот атолла висели воздушные шары со значком перечеркнутого гребного винта надписью: «Stop engine! Scows!». Ламантины не понимают угрозы, исходящей от гребных винтов, что при их любопытстве и общительности приводит… В общем, приводит к тому, что в лагуне лодки перемещаются с помощью весел.

— Как грести, чтобы не попасть по корове? – спросила Жанна, взвесив в руке весло.

— Не парься, — сказал Эрче, — это для них как шлепок по жопе. Не страшно.

Через минуту (когда они оказались внутри лагуны) он, в порядке демонстрации, слегка шлепнул пластиковой лопастью весла по морщинистому боку толстого синевато–серого четырехметрового ламантина. Зверь лениво перевернулся на бок, над водой мелькнул короткий массивный ласт, потом снова переворот, и ламантин продолжил пастись, как будто ничего и не произошло. Так, погладили…

— А с ними можно играть? – живо поинтересовалась Рити.

— Можно, — шкипер кивнул, — Только помни, что они весят не меньше пол–тонны. Береги ребра. Если корова тебя ласково ткнет носом… Короче, сама понимаешь.

— Ясно… Торин, возьми мое весло, ага?

— Не вопрос, — сказал потомок викингов, перемещаясь к середине лодки.

— Если найдешь Сю Гаэтано – свисни, ОК, — попросила Жанна.

— Au call–u, — ответила Рити, коснувшись пальцем браслета с мобайлом на левом бицепсе, оттолкнулась от дна лодки и вывалилась за борт. Над водой мелькнули ноги – и привет.

— Теперь, пока всех коров не перегладит, не успокоится, — прокомментировал Торин, — а жрать мы будем, или как? Я бы фунт клубники со сливками навернул. Для разминки.

— Ничего не слипнется? — спросил Эрче.

— Тебе что, жалко? А еще коммунист! Вот «киви», хотя и буржуи, по вашим меркам…

 

На лице шкипера возникло немного обиженное выражение.

— Торин, а как Сю попала на Элаусестере? – перебила Жанна, пресекая беспредметный идеологический спор, — Ты рассказал только до Сонсорола…

— Так потом ничего особенного и не было, — ответил он, — Собрался местный суд, решил, что Сю ничего такого страшного не сделала, и отпустил ее на все 32 румба. Ну, дальше понятно: оттуда до сюда меньше 5000 миль. Сутки полета на любой приличной флайке. На здешних аэрокондомах, правда, вдвое дольше.

— Слушай, хватит прикалываться над надувными самолетами! – возмутился Эрче, — они, между прочим, безопаснее ваших. Конечно, если тебе хочется прыгать по всей Океании, как в жопу стреляному пингвину, от гор Антарктиды до Марианской впадины, тогда…

— При чем тут пигвин? — перебил Торин, — если кто здесь и пингвин…

— Давайте вы про пингвинов потом, — предложила канадка, — Я не поняла на счет Сю. Ты сказал: она ничего такого не сделала…

— Это не я, это суд сказал.

— А как к этому отнеслись итальянские власти? Они, я полагаю, требовали выдачи.

— Требовали, — подтвердил он, — Морочили голову про убийство. Но, какое это, на хрен, убийство, когда это просто война. А на войне стрелять в противника – обычное дело.

— Война? – переспросила Жанна, — Кого с кем?

— По ходу, итальянские оффи воевали с итальянскими комми. Оффи грохнули доктора Платани. Сю грохнула сорок оффи. Типа, боевые потери. Суд им так и ответил: на хрен нам ваша война? И на хрен вам, чтобы мы в нее влезали? Вам же хуже будет.

— Я не поняла. При чем тут влезать в войну?

 

Торин чуть пожал плечами, не преставая работать веслами, и пояснил:

— Это, типа, как у Свифта в «Гулливере». В Фигландии одни говорят: надо жрать яйца с тупого гонца, а другие говорят: с острого. У них из–за этого война, а нам какое дело? С чего бы нам вставать на чью–то сторону и кого–то кому–то выдавать?

— Но кого–то укрыть значит уже встать на его сторону, — заметила канадка

— Укрыть это действие, — возразил он, — А мы просто не выдаем. Это бездействие. Это и значит не вставать ни на чью сторону. Не лезть в чужие дела. Логично?

— А по–моему, это не очень честно, — сказала она, — В истории с «Красными Бригадами» проблема не такая надуманная, как с тупоконечниками и остроконечниками. В ней есть вещи, по отношению к которым любому обществу надо выбрать свою позицию. И, если не играть словами, то ваше общество, свою позицию выбрало. По Хартии, верно?

— Ну, да. По Хартии, оффи – это заведомые преступники. На их сторону вставать нельзя. Остается два варианта: или сторона «Бригад» или нейтралитет. Суд выбрал нейтралитет. Красные и синие гоняют мяч, мы болеем за красных, но на поле не лезем.

 

Надувная лодка ткнулась носом в демпфер пирса. Эрче тут же перепрыгнул на настил и, ловко закрепляя фал на причальном кольце, поинтересовался.

— А почему ты только задаешь вопросы? Сама как думаешь? Надо было влезть, или что? Вот, допустим, ты – верховный судья. Какое твое решение?

— Это нечестный прием, — сказала Жанна, выбираясь из лодки, — если бы я была… Зачем делать нереальные допущения.

— Почему нереальные? Выпал твой номер, и ты верховный судья по жребию.

— Жанна – не меганезийка, — вмешался Торин, — Она вне лотереи.

— Ну, и что. Допустим, Жанна приняла наше гражданство. Какие проблемы?

— Ладно, — вздохнула она, — Допустим. Я наверное, решила бы судить Сю Гаэтано здесь, в Меганезии. Пусть приезжает итальянский прокурор и предъявляет ей обвинения. А она, пусть берет адвоката… В общем, сотязательность сторон. Нормальный процесс.

 

Рядом причалила вторая лодка.

— Прикольно! – заявил Кианго, — О чем ни заговоришь с американцем — на пятой фразе будет про адвоката. Типа, национальный обычай.

— Тема чисто сказочная, — добавила Поу, — Про это Лимо любит рассуждать, когда они с Крисом выпьют. Типа, что бы было, если бы государство судили, как человека.

— Это из–за дедушки Руанеу, — встряла Бимини, — знаешь, что там было?

— Не зачетно получилось, — согласился Динго, — но потом, по ходу, исправили.

— При Конвенте иногда и хуже бывало, — веско добавил Торин.

— Минутку! — перебила Жанна, — мы говорили не про государство, а про Сю Гаэтано.

— Вы говорили про состязательность, — возразила Бимини, — Я сама слышала.

— У нее не уши, а локаторы, — доверительно сообщил Динго.

 

Жанна озадаченно почесала макушку, между делом, вспомнив, что еще позавчера на этом месте была хоть какая–то прическа, а сейчас… Мда… Впрочем, черт с ним.

— Бимини, я не поняла, при чем тут состязательность.

— Ну, ты ваще, — не менее озадаченно ответила та, — Это же в школе учат.

— Би, включи мозг, — посоветовала Поу, — В Канаде, по ходу, другая школа.

— Joder… Это я затупила. Ну, короче, это просто… Вот есть люди. Они как–то живут, чего–то делают, производят хавчик и всякий добряк, и договариваются, как один добряк менять на другой. По ходу, нормальная экономика. Вот есть оффи. Они говорят: нет, ни фига. Вы будете делать, что мы скажем, отдавать нам долю, и меняться так, как мы разрешим. А кто не согласен – того за решетку, или пулю в лоб. По ходу, государство. Пока все понятно?

— Не все, — возразила Жанна, — Если люди сами выбирают себе государство, то…

— Это как они сами выбирают? – перебила Бимини.

— На выборах.

— А кто решает, как выбирать на выборах?

— Это сказано в законе.

— А кто принимал этот закон, и кто следит, чтобы все было по этому закону?

— Для этого есть парламент, полиция, суд… — начала канадка.

— А откуда они все взялись? – снова перебила девчонка.

— Ну… — Жанна задумалась, — эти органы сформировались достаточно давно и…

— Во! – сказала Бимини, многозначительно подняв палец к небу, — Давным–давно, когда кланы оффи–феодалов всех достали и foa начали их всех гасить, нашлись хитрые кланы. Типа каракатиц, которые меняют цвета. Они прикинулись, будто они тоже foa, но перед этим сделали систему, при которой власть может быть только у них. Теперь понятно?

— Демократия означает, что любой может выбраться в органы власти, — возразила Жанна.

— Сю Гаэтано могла бы?

— Ну… Если бы она сумела набрать достаточный избирательный фонд…

— Типа, продаться оффи, чтобы они дали ей денег на шпионаж, коррупцию и PR по TV? Классно! И на кого она потом будет работать, если так выберется? На оффи, верно?

 

Канадка улыбнулась и решительно тряхнула головой.

— Серьезно вас учат в школе. ОК. Тогда и ответ будет серьезный. При демократии не зря существует свобода собраний и ассоциаций. Любой, кто придумал толковую программу, может собрать под нее партию сторонников, и они, командой, соберут фонды, и все, что надо, включая PR, в смысле, агитацию. Это очень важно, а ты это упустила.

— Очень важно, — согласилась Бимини, — Если ты придумала программу, по которой оффи идут нахрен, то ты будешь полит–экстремистка, и оффи посадят тебя в тюрьму вместе с твоей партией и конфискуют фонды. И за поддержку твоей программы будут сажать.

— Главный прикол в том, — добавил Динго, — что если ты, все–таки, сумеешь организовать сильную банду… в смысле, партию, и захватишь власть, то твоя партия превратится в такой же клан оффи. Твои сторонники примут выгодные для себя законы, наймут толпу громил с оружием, и будут всех плющить и грабить, пока другая банда их не скинет.

— Послушайте, ребята, вы преувеличиваете! — воскликнула Жанна, — Я живу в стране, где по вашей логике, я должна быть расплющенной и ограбленной, но почему–то я этого не чувствую. И в материальном плане средний канадец богаче среднего меганезийца.

 

Теперь улыбнулась Бимини.

— Жанна, ты в чем меряешь это самое богатство?

— Можно в долларах США, можно в евро, можно в юанях, — ответила канадка.

— Это бумажки, — ответила та, — Давай в мерять в потребительских возможностях.

— Но это то же самое. Деньги — это эквивалент потребительского потенциала.

— Да щас, — фыркнула Бимини, — Ты можешь за свои доллары купить только то, что тебе разрешают оффи. Дешевый хавчик ты не купишь, и дешевый самогон ты не найдешь, и дешевый дом ты не построишь. Дешевые тряпки, компы, трубки, тачки, флайки и лодки тебе тоже не светят. Оффи или установят на них астрономические пошлины, или вообще запретят продавать такие штуки. У тебя баксов было в полтора раза больше, чем у такой же нашей журналистки, но тебя заставили платить за все вдвое — втрое дороже, а что–то вообще запретили иметь. Ну, и где твой потребительский потенциал?

— А что–то тебя заставили покупать, хотя оно тебе нахрен не нужно, — добавил Динго.

— На Гавайях канаку надо на жизнь две штуки баксов в месяц, а на Кирибати достаточно пол–штуки, — добавила Поу, — Все то же самое, а разница – вчетверо. Глянь для интереса, сколько стоит фунт свежей рыбы или литр пива на Гавайях, и сколько – на Тараве.

— Цены на медицину посмотри, — добавил Торин, — там уже не в четыре раза, а в десять.

— А еще адвокаты, — напомнил Кианго, — не хочешь, а заплатишь. Если ты покупаешь любую фитюльку, то в ее цене уже сидит куча лицензий и сертификатов. Это деньги, которые бизнесмен через адвокатов отдал оффи, чтобы оффи ему разрешили продавать такой–то товар или услугу. А в конце цепочки – ты. Вот ты за всю эту херню и платишь.

— А по TV оффи тебе грузят, что это для твоего же блага, — вставила Бимини.

— За TV тоже ты платишь, — уточнила Поу, — тебе трахают мозги за твои же деньги.

— Кстати, денег у среднего янки минусовое количество, — сказал Динго, — Типа, он всегда должен банку. Прикол: банк ни на сантим не производит, а ему все должны. Кредиты…

— Про армию и полицию не забудь, — посоветовал Торин, — я читал бюджет американских форсов и копов. За такие деньги можно завоевать всю галактику, а у них не получается даже защитить своих бизнесменов от всякой срани: гангстеров, пиратов и террористов.

— А у них не для этого форсы, — авторитетно заметила Бимини, — Кристо говорит, что там форсы только для ритуала. А гангстеров и террористов нельзя гасить, а то люди страх потеряют. Люди должны бояться до дрожи в коленках, а то они начнут считать, сколько реально стоит безопасность, и спросят: за что остальные деньги–то, joder conio!?

 

Меганезийская молодежь замолчала, видимо исчерпав оперативный запас аргументов. Жанна тоже молчала, лихорадочно соображая, что тут можно ответить. В этот момент сзади раздался несколько насмешливый женский голос:

— Если в каждой фразе есть слово «деньги» — значит твои гости с Рапатара.

— А про что еще говорить, если жрать тут не дают? — немедленно отреагировал Торин и добавил, — Жанна, это Сю Гаэтано, с которой ты как раз хотела поболтать.

— Я ее поймала! – гордо сообщила Рити, почти что выскакивая из воды на пирс.

— Это акула, а не девушка, — сказала Сю, вылезая вслед за ней в более медленном темпе.

 

Товарищ Гаэтано была совершенно не похожа на экстремистку, тем более — на боевика. Понятно, почему она могла так убедительно притворяться простой провинциальной девушкой с юга, приехавшей в столицу в поисках лучшей жизни, а нашедшей только место разносчицы в дешевой пиццерии на окраине. У нее была типичная внешность молодой итальянки из сельской глубинки, с детства привыкшей к физической работе, хождению пешком из деревни в райцентр (причем не с пустыми руками), и обильным домашним обедам с большим количеством мучного, сладкого и жирного. Сю была не толстая, но массивная, несколько даже монументальная, но при этом талия у нее была вполне выражена (возможно – благодаря широким бедрам), а прямой осанке могла бы позавидовать средняя манекенщица. Правда, вряд ли кто–нибудь нанял бы в качестве манекенщицы девушку с таким простым крестьянским лунообразным лицом.

 

Окинув канадку быстрым взглядом темных, почти черных глаз, Сю Гаэтано смущенно сложила ладони на животе, и застенчиво сказала:

— Так о чем со мной говорить? Я женщина простая. Вот, морскую капусту собрали. Тут хорошие урожаи, это точно. А надои с коров — как обычно. С чего бы быть по–другому? Если вы купить чего–нибудь — так мы с радостью, а говорить особо и не про что…

— Классно, — одобрил Торин, — Только черного платья и платка на голове не хватает. Ты кормить людей будешь, или нет, мафиози легендированная?

— С платьем получился недопустимый прокол, — бодрым, деловым тоном признала Сю, мгновенно выходя из образа калабрийской фермерши с пятью детьми и столькими же классами образования, — Придется кормить. Welcome к нашему пролетарскому столу.

 

Процесс кормления тут (как и положено в темном коммунистическом будущем) был коллективным, в общественной столовой, напоминающей военно–полевую кухню под аркой–навесом, образованной ветвями бангра. На входе висел транспарант с лозунгом:

«Если тебе не вкусно, то ты зажрался. Дежурные операторы: Лемао, Хагес и Энкас».

Ниже было приписано чуть более мелким шрифтом:

«Не отвлекайте оператора от cooking–process, а то хавчик будет ужаснее, чем обычно».

Вместо мебели были просто толстые бамбуковые циновки. В дальнем конце помещения находилось что–то вроде шведского стола. Емкости с едой и напитками были украшены многообещающими надписями вроде: «мясо по–харбински, которое получилось фигово из–за климата и ошибок в инструкции», или «ореховый пудинг с дробленой скорлупой, sorry, чистить было лень», или «зеленый чай — хрен знает, почему он получился синий».

— Не бойся, Жанна, — посоветовала Сю, — вообще–то, эти ребята не так плохо готовят.

— Угу, — подтвердил Торин (он навалил ягоды, похожие на гигантские клубничины, в миску размером с тазик и залил густыми ламантиньими сливками), — В такие моменты, Сю, я одобряю коммунизм. Как там? Каждая способность удовлетворяет потребность?

— От каждого – по способностям, каждому – по потребностям, — уточнила Гаэтано.

— А, ну да… Я не силен в теории, я практик.

— Ты проглот, — ласково возразила она и, повернувшись к Жанне, сообщила, — он сожрет все, даже миску оближет.

— Сначала я еще раз наполню эту миску, — нагло добавил он, — что–то они тут маленькие.

— Это ведь не совсем клубника, верно? – спросила канадка.

— Это «mikeberry», ген–мод, — сказала Сю, — Его вывели студенты дока Микеле Карпини. Попробуй, на вкус действительно, как клубника… А из горячего рекомендую печеного тунца. Простое, предсказуемое блюдо. В других блюдах можно напороться на креатив.

— Карпини? Я слышала эту фамилию в связи с политикой. В прессе ее рифмовали с…

— Муссолини, — подсказала Гаэтано, и добавила, — Таблоидных репортеров надо…

— Гасить, — перебил Динго.

— Буцкать морду, — предложила свой вариант Бимини.

— Стерилизовать, — решительно заявила Поу.

— Сю, а ты что имела в виду? – спросил Кианго.

 

Товарищ Гаэтано тяжело вздохнула.

— Ничего. Рассаживайтесь, foa, а то мы остальным загородили фронт работ.

— Так кто такой Карпини? – спросила Жанна, устраиваясь так, чтобы видеть весь зал (ей хотелось, не отрываясь от обеда, понаблюдать за коммунистическими жителями).

— Отличный дядька. Агроинженер. Биолог. Этнический калабриец, как и я.

— А почему в западной прессе его называют неофашистом?

— Во–первых, потому, что я дружу с его семьей. Микеле и его жена — удивительные люди.

— Микеле тоже имеет отношение к «Новым Красным Бригадам»?

— Скорее, его жена… Не в том смысле. Она офицер INDEMI. Когда я сдалась полиции на Сонсороле, они прилетели часов через 10. Она — по службе, а он — потому что калабриец. До их приезда мне казалось, что я здорово ошиблась, что сюда прилетела. В Меганезии жестко пресекают терроризм, а я не могла толком объяснить, почему… Ну, понимаешь?

— Почему с тобой не следует поступать, как с террористкой? – предположила Жанна.

— Примерно так. Но, когда я увидела Микеле, то сразу поняла: все будет ОК. Потом суд. Они сами все объяснили судье, забрали меня оттуда и привезли к себе домой, на остров Футуна, через пол–Меганезии, прикинь? Еще сутки я отдыхала у них дома. Потом один забавный парень, тоже из INDEMI, рядовой, совсем мальчишка, отвез меня сюда.

— Забавный парень из INDEMI? Странно звучит.

— Но он был действительно забавный. Знаешь, как он представился? «Уфти Варрабер, настоящий папуас, опасайтесь подделок».

— Настоящий папуас Уфти?– переспросила Жанна, — Чудеса! Я его знаю.

— Никаких чудес, — с улыбкой ответила Сю, — просто этот мир очень тесен.

 

РЕТРОСПЕКТИВА.


Поделиться с друзьями:

Состав сооружений: решетки и песколовки: Решетки – это первое устройство в схеме очистных сооружений. Они представляют...

Особенности сооружения опор в сложных условиях: Сооружение ВЛ в районах с суровыми климатическими и тяжелыми геологическими условиями...

История развития хранилищ для нефти: Первые склады нефти появились в XVII веке. Они представляли собой землянные ямы-амбара глубиной 4…5 м...

Автоматическое растормаживание колес: Тормозные устройства колес предназначены для уменьше­ния длины пробега и улучшения маневрирования ВС при...



© cyberpedia.su 2017-2024 - Не является автором материалов. Исключительное право сохранено за автором текста.
Если вы не хотите, чтобы данный материал был у нас на сайте, перейдите по ссылке: Нарушение авторских прав. Мы поможем в написании вашей работы!

0.062 с.