Глава десятая. Хрущевка и одуванчики — КиберПедия 

Типы сооружений для обработки осадков: Септиками называются сооружения, в которых одновременно происходят осветление сточной жидкости...

Наброски и зарисовки растений, плодов, цветов: Освоить конструктивное построение структуры дерева через зарисовки отдельных деревьев, группы деревьев...

Глава десятая. Хрущевка и одуванчики

2019-11-19 185
Глава десятая. Хрущевка и одуванчики 0.00 из 5.00 0 оценок
Заказать работу

 

Научись приспосабливаться, и даже самая агрессивная окружающая среда станет тебе домом. Ладно, не домом, но приютом. Не первосортным отелем, конечно, с человеком в сортире, который подает горячие полотенца после того, как ты изволил покакать, но вполне приличной гостиницей — с не протекающим потолком, стираными простынями и вменяемой кухаркой. Просто — умей приспосабливаться.

В дальней части сквозного прохода воздух плыл, выдавая присутствие аномалии. Стены там потрескивали от жара, а на полу мерцало уже штук пять грошовых «капель» и один «огненный шар». В радиусе метров трех все, что могло сгореть, сгорело дотла, все, что могло сплавиться, — превратилось в бесформенные куски.

Я осторожно выглянул, потянул носом сухой воздух и только после этого вышел из-за угла. Стараясь держаться подальше от выжженного пространства, пощупал развешенный на каркасе стула комбез. Чутка влажноват.

Я почесал в лысом затылке. Нужно еще разок жахнуть.

— Может, всё-таки опять поближе придвинуть? — предложил за спиной Лёвка.

— Боюсь, сгорит. Не хочу с голым задом по Припяти бегать.

Вернувшись в комнату, я вывинтил очередной болт из сетчатой кровати и приготовился. Высунувшись на миг в коридор, запулил его в марево и тут же убрал башку: мало ли.

Зашумело, словно небольшой вихрь вдруг решил ворваться на этаж и устроить погром. Стены в коридоре осветились мигающими сполохами, на бетонных плитах закривлялась тень от стула и комбинезона, что-то противно заухало, и яркая вспышка сменилась обычной серостью. Вяло.

— Кажется, ты умудрился вымотать «жарку», — сказал Лёвка. — Невероятно.

— В Зоне и не такое случается, — обронил я и вновь двинул проверять сухость одежды.

Лёвка тоже вышел за мной в коридор, как был, в одних труселях. Угольное почернение у него уже распространилось от кистей рук до самых плеч, прожилки проступили по груди, шее и правой скуле. С непривычки вид парня мог вызвать оторопь и желание немедля вскинуть оружие, но мне пестрый профиль уже примелькался. Пока он окончательно не превратился в смоляного человечка — даже симпатично. Узор напоминает замысловатую татуировку.

— Не пора ли вместо варварских методов сушки развести костер? — спросил Лёвка. — Есть «жарки», от которых можно поджигать. И горючего материала в хрущобе полно.

— О, у мутагена здравая мысль. — Я снял со стула комбез, ткань была шершавая и теплая. Повернулся к парню. — Инициатива наказуема. Иди собирай дровишки по квартирам. Думаю, у нас полчаса, максимум час — за тем нагрянут военные и разберут на дрова всю Припять.

Он переступил с ноги на ногу, зябко поежился, но без комментариев отправился крушить мебель. Впрочем, кому теперь нужна рухлядь, которую двум сталкерам можно пустить на дрова? Правильно, никому. А значит, это вовсе не вандализм… Идея высушить шмотки на «жарках» пришла мне, когда мы были снаружи здания. Не знаю, занимался ли кто-то подобным экстримом раньше, но попробовать стоило. Максимум, что мы могли потерять при должной сноровке, — предмет сушки.

Подойдя к правому крылу пятиэтажки, мы тихонько сунулись в подъезд, по привычке сверяясь с ПДА и оглядывая каждый закуток. Тут было тихо. Пусто. Мертво. Мы обошли квартиры на первом этаже.

Одна дверь была заперта, но хорошего пинка оказалось достаточно, чтобы весь короб слетел с петель и грохнулся внутрь прихожей. Тлен. Везде тлен, гниль и запустение. Ни признаков сталкерских стоянок, ни аномалий, ничего. Как оставили хозяева эти убогие гнезда во время эвакуации в 86-м, так и замерло все здесь навеки. Диваны с продавленными и сгнившими до пружин подушками, покосившаяся мебель, пыльные люстры, простенькие детские игрушки. Удивил дешевый фарфор: в трех квартирах из четырех в кухонных сервантах за мутным оргстеклом виднелись нетронутые сервизы — хоть сейчас мой и садись пить чай. Такое редко встретишь в покореженном быту Зоны. Лишь на одной кухне порезвился ураган, ворвавшийся через глазницу рамы с разбитым зрачком стекла, — почти вся утварь была разбросана и перебита. А может, и не стихия постаралась, а шальной мутант? Кто его теперь разберет. Да и плевать, прямо скажем. Из полезностей мы вынесли с первого этажа кило соли, просроченный анальгин и полпузырька йода.

Обследование второго этажа принесло немногим больше плодов. К тому же мы стали замерзать, поэтому пришлось ускорить поиски. В однотипных конурках с облупившимися от влаги обоями удалось раздобыть пару кусков мыла и детский шампунь. Жаль, что умывальные принадлежности без воды оказались бесполезны. Также нашлось охотничье ружье с коробкой патронов. Как ни странно, именно эта находка оказалась самой полезной, ибо боеприпас хранился в запаянном целлофановом пакете и выдержал проверку временем. Правда, порох слежался, а маркировка выцвела. Я хорошенько растряс коробку, зарядил и пальнул в стену дуплетом. Выяснилось две вещи: ствол пригоден к бою, в патронах крупная дробь. Ножовку по металлу найти не удалось, а то соорудил бы из двустволки кустарный обрез. Да и вообще лучше б владелец хранил вместо этой дробильной машины ближнего боя нарезную «Сайгу».

Третий этаж встретил запахом гари и теплым воздухом. Весь правый сегмент от лестничной клетки был уничтожен пожаром. Мокрые шмотки к тому моменту уже окончательно остыли на наших тушках, поэтому каскад «жарок», который Лёвка почуял еще снизу, пришелся как нельзя кстати. И чтобы поскорее унять дрожь, мы таки решились применить варварский метод сушки.

Первым же разрядом «жарки» я обратил в пепел чехол для фляжки. Хорошо, что не рискнул ничего более существенного из гардероба положить на рабочий стул. Изголодавшаяся по добыче аномалия долго ворчала на весь этаж, плотоядно выискивая нас языками пламени. Мы засели в дальней комнате, и все бы ничего, но эта зараза запустила цепную реакцию, и «жарки» выжгли едва ли не весь кислород в помещениях. Не угомонись они через минуту, и два балбеса задохнулись бы, несмотря на близость окна. Еле выжили, зато согрелись.

Как только стихия поутихла, я вышел в раскаленный коридор. Дождался, когда каркас остыл, стер с него гарь и отнес стул на пяток метров. Но и следующая попытка с треском провалилась. «Жарка» сработала гораздо слабее. А с учетом увеличенного расстояния энергии едва хватило на прогрев развешенных портков.

Лишь с третьего раза я угадал оптимальное соотношение. И дело заспорилось.

Дешевые артефакты от фонтанирующей аномалии летели во все стороны, шмотки сохли одна за другой, стены коридора трещали от ритмичных перепадов температуры.

Теперь, когда мы не стучали зубами от холода, и впрямь разумнее было разложить костер и бодрячком досушить мелочь — благо, самые габаритные вещи уже хрустели…

Огонь мы развели возле вышибленной балконной двери, чтобы обеспечить тягу. Наружу повалил столб дыма — демаскировка была обеспечена, но задерживаться в этой дыре надолго мы и не собирались. Пока костер разгорался, порывы ветра то и дело пытались швырнуть копоть то мне в глаза, то Лёвке. Ночные и утренние ссадины болели. И все же на какое-то время нам стало хорошо возле дрожащих язычков пламени. Готовых дарить тепло, но еще слишком слабых, чтобы убивать. Огонь — хитрая стихия.

— Кота детдомовского вспоминаю, — сказал Лёвка, суша над огнем перчатки. — Серо-полосатого, с брюшком, как из плюша, желтыми зенками и мягкими лапками.

— С чего бы это? — удивился я, про себя отметив: а пацан-то детдомовский.

— Коты — уютные твари. У беспризорников в жизни мало уюта — обычным людям, выросшим в семьях, это сложно понять. Кот у нас был вроде талисмана, пока его не выпотрошил какой-то малолетний живодер.

— М-м… — неопределенно покивал я, глядя на измененные пальцы парня, увенчанные когтями.

— А что ты хочешь? — спросил он.

— Густую шевелюру.

— Нет, серьезно. Вот что бы ты хотел прямо здесь и сейчас?

Я исподлобья посмотрел на его лицо. Угольные прожилки при таком освещении уже не смахивали на татуировку. Они напоминали корни, даже, скорее, цепкие щупальца. Жутковатое зрелище. Будто неведомая тварь схватила человека и неторопливо оплетает его тело.

— Блюдо, — ответил я наконец. — Хочу блюдо.

— Какое?

— «Сказочное свинство». Литр водки и миска винегрета. В любой последовательности.

— Откуда такое название?

— Вариант первый. Сжираешь миску винегрета, выпиваешь литр водки и феерически блюешь. Вариант второй. Выпиваешь литр водки и падаешь рылом в миску с винегретом. По-любому получается сказочное свинство.

Лёвка улыбнулся. Прожилки сдвинулись на скуле, черный рисунок слегка поменялся.

— И это твое сиюминутное желание?

— Ага. — Я не вернул улыбку. Пора перед финалом, каким бы он ни оказался, расставить все точки и апострофы в нужных местах. — Ты ночью пристрелил своего бывшего товарища и спас жизнь мне. Утром я вытащил твою тушку из-под воды. Мы квиты.

— Хочешь говорить со мной? — Лёвка тоже стал серьезным.

— Да.

— Спрашивай.

Я глянул на ПДА, там все еще мигали два непрочитанных сообщения. Подождут.

— Расскажи про «жемчуг».

Парень с трудом натянул высохшие перчатки на почерневшие руки и уставился сквозь подрагивающую над угасающим костром пелену в серые тучи. Отсюда открывался чудесный вид на детскую площадку, заросшую дорогу, пресловутый «кисельный» овражек и заводь, где недавно отгремел бой между псевдогидрой и «пылевиками». Но Лёвка остановил взгляд на сером месиве облаков.

Беспросветная, призрачная, холодная мгла походила на туман. Зеркально отраженный, зернистый, как на плохом фотоснимке. Быть может, облака — это туман небес? Быть может.

— Ку-ку, мутаген, — поторопил я, отгоняя бесполезные мысли. И добавил то ли для него, то ли для самого себя: — Не тупи.

Лёвка наконец оторвался от созерцания серой каши неба и посмотрел на меня. Я встретился с ним глазами, не мигнул. Он не стал упорствовать: перевел взгляд на догорающий костер и начал:

— Истинной цели операции «Фарватер» я не знаю. Нас просто погрузили в «вертушки» и отправили в Зону. Задача была поставлена предельно ясно: захватить один из промышленных объектов на севере Припяти и удерживать его до подхода ученых. Нас предупредили, что в том квадрате замечена сильная аномальная активность. Также сканеры показывали перемещение групп мутантов. В общем, требовалась грубая мужская сила, пока не подползет высоколобое снобьё.

— «Фарватер»? — Я наморщил лоб, припоминая. — Но ведь это случилось много лет назад.

— Много, Минор, много, — ответил Лёвка, и в тоне паренька промелькнула совсем не юношеская тоска. — Половина штурмовой группы состояла из солдатиков и сержантиков, только-только прошедших «учебку», необстрелянных. Старослужащие нас обидно называли «мясным буфером». Было страшно.

Он помолчал, поворошил куском трубы угли. На фоне бесцветного пейзажа мелькнули искры, по балкону запрыгали хлопья пепла.

— Думаю, ты знаешь историю про упавшие «вертушки», — продолжил Лёвка. — Провал операции «Фарватер» всплыл и пошел в массы почти сразу. Командование в то время уже не боялось шумихи вокруг Зоны, и штабисты спустили инфу.

Я пожал плечами, натягивая защитный наколенник поверх штанины.

— Официальную версию слышал. Связь с бортами была потеряна через три минуты после пересечения Периметра. Десантная группа пропала без вести. Очевидцы из сталкеров и патрульных наблюдали крушение нескольких вертолетов, пожары, задымление. Пилот штурмового Ми-24 совершил аварийную посадку и был эвакуирован с юга Припяти.

— Верно.

Я смочил кусочек ткани йодом, протер кожу вокруг глубокой царапины на солнечном сплетении, которой перед смертью разукрасил меня угольник, и снова посмотрел на Лёвку.

— Судя по тому, что передо мной сидит сержант Коломин, который, по логике, должен быть лет на десять старше, чем выглядит, — это вовсе не конец истории.

— Когда навигационные приборы сошли с ума, а турбины отказали, я решил: капец. — Парень застегнул пряжку, поправил портупею. — Первый транспорт и впрямь рухнул, а наша «вертушка» отделалась жесткой посадкой. Закрутились, грохнулись на склон. Нас по инерции тащило до самого дна котлована, тряся, как шпротин в банке. Врезались в старый карьерный экскаватор. Кабина — всмятку, но хвостовая часть фюзеляжа уцелела. Из двух взводов выжили девятнадцать человек.

— Странно. Я, кажется, понимаю, о каком карьере идет речь, но никогда там не видел обломков транспортника. Двадцать шестой?

— Да. Ми-26. Обломки… — Лёвка хмыкнул. — После провала «Фарватера» по локациям катастроф был организован совместный рейд спецназа и инженерных служб. Вывезли металлолом и уцелевшее оборудование. Вояки те еще мародеры. Хотя предпочитают называть себя хозяйственниками.

— Понятно.

— В хвосте сидели салаги, поэтому из офицеров выжил лишь один комвзвода, старлей. Связи не было, зато боеприпасов осталось — хоть попой жуй. И, когда начался гон, мы стали воодушевленно отстреливаться от мутантов, поваливших с севера. В горячке боя даже не сразу сообразили, что за гоном следует выброс. Да что тут говорить, многие солдатики вообще в Зону впервые попали.

— Короче давай, — нахмурился я. — Обычно ты не такой разговорчивый.

— Может, слишком долго молчал? — пожал плечом Лёвка. — В общем, чтобы переждать выброс, мы спустились в единственное укрытие, которое успели найти.

— Старая угольная шахта? — догадался я. — Та, что неподалеку от карьера?

— Именно.

— Но она же засыпана. Наглухо.

— Тогда вход был, — возразил парень, вкручивая высохший фильтр в дыхательную маску. — Ее взорвали позже, при зачистке — тогда же, когда остатки вертолета вывезли. Особо умные штабисты посчитали, что таким образом пришибут двух зайцев: тела похоронят, а заодно скроют останки группы от лишних глаз. Кстати, завален ствол шахты только на десяток метров у поверхности. Чтоб дурачье всякое не лазало.

— О как, — я выпятил нижнюю губу, — не знал.

— Мало кто знал… У тебя остался йод?

Я глянул пузырек на просвет.

— На донышке. Я не заметил на тебе открытых ран.

— У меня во фляжке есть немного воды. Давай раз ведем и выпьем. Хоть как-то радионуклиды выгонит.

— И снова мутаген дело говорит, — покачал я головой, бросая ему флакончик. — Вот что. Я устал слушать о твоей трудной судьбе. Если мне понадобится заряд вселенской печали, обращусь к Зеленому — он профи. Про «жемчуг» рассказывай.

Лёвка развел во фляге несколько капель йода, глотнул и передал мне.

— Я почти закончил, — сказал он. — Мы стали спускаться по лестнице и внезапно обнаружили, что на минус втором ярусе проход перекрыт стальной переборкой. Долго ли умеючи двум десяткам солдафонов справиться с такой простой помехой? Взорвали запорный механизм, откупорили люк и обалдели. Объект был лишь замаскирован под брошенную шахту. На самом деле — переоборудован в исследовательский комплекс.

Я навострил уши. А вот это уже и впрямь занятно. Я знал о многих подземных лабораториях в Зоне, но об этой слышал впервые. Такую информацию стоило мотать не только на ус, но и на все остальные шерстяные покровы.

— Внутри, начиная с минус третьего яруса, был свет, шуршала вентиляция, даже лифт работал. И ни души. Возможно, бригада тех ученых, которую мы должны были эскортировать, как раз и предназначалась для обслуживания этой станции? Не важно… — Лёвка напрягся, словно прислушался к чему-то внутри себя. Я не стал торопить парня. И он сам продолжил через минуту. — Дальше с нами случилось нечто… жуткое. Прошло много лет, но до сих пор те… события стоят передо мной, будто произошли час назад. Память — коварная сучка… Если думаешь, что я опять о тяжелой судьбе заливаю, не волнуйся — скоро будет про «жемчуг».

Я глянул на ПДА, Часы ритмично помигивали двоеточием между цифрами.

— Терпимо. Рассказывай.

— Наверху зарокотало. Наша группа к этому моменту была на приличной глубине, и комвзвода, уже имевший дело с катаклизмами Зоны, успокоил: мол, не дрейфьте, лососи, здесь вашим плавникам ничего не грозит — переждем и выберемся к солнышку. Но когда грянул выброс, в недрах словно бомбу взорвали. Многотонные плиты на минус третьем ярусе вывернуло розочками, лифт сорвался вниз, электропроводка загорелась, и все освещение, кроме аварийного, вырубилось. А из ствола шахты… — Лёвка поежился, будто вспомнил о чем-то крайне мерзком. — С предельной глубины, от самого нижнего забоя, пошел черный туман.

— Какой-какой туман? — уточнил я, рассовывая ружейные патроны по карманам.

— Это трудно описать, — сказал парень. — Похоже на… вьюгу из пепла. Миллиарды невесомых крупинок сливаются в единое целое, превращаются в неуправляемое чудовище.

Я замер. Пепельная мгла тут же всплыла в памяти, заставив содрогнуться. Что-то подобное я видел, будучи во власти «миража». Лёвка даже не заметил моего напряжения.

— Снизу хлынул черный поток, — продолжил он рассказ. — Секундой раньше мы с товарищем зашли в местный сортир отлить, случайность и спасла нам жизнь… Впрочем, я уже давно жалею об этом. Лучше б нас вместе с остальными…

Он осекся и умолк.

— Ты не стесняйся, — подбодрил я. — Продолжай.

— Их словно бы обволокло черным туманом. Но лишь на первый взгляд. На самом деле крупинки не облепили тела солдат, а стали въедаться в кожу, в мышцы. В кости. Эта черная мгла смешалась с кровью… Они кричали. Страшно. Я после этого много видел смертей и мучений, но никогда не слышал, чтобы люди кричали так. Голоса слились в жуткий вой. Мы с товарищем испугались, забились в глубь сортира, но даже из дальней кабинки было слышно, как они кричат. Минуту или две черная метель останавливала сердца семнадцати бойцов, многие из которых были еще совсем мальчишками.

Наверное, в тот момент мне нужно было посочувствовать жертвам давней трагедии, но жалость не пришла. Пожалуй, для Лёвки случай был знаковым и действительно снился в кошмарах. Быть может, если бы я тогда был рядом с ним, у меня тоже остались бы переживания. Но меня там не было.

— Очень трогательно, — сухо сказал я. — Дальше что?

Парень вздохнул. Без особой горечи, просто от наплывших воспоминаний — сострадания от толстокожего сталкера Минора он и не ждал, понятное дело.

— Когда выброс кончился и туман перестал валить из-под земли, мы подошли к сослуживцам и чуть окончательно умом не повредились. Все они будто окаменели, превратившись в черные изваяния. На ощупь тела стали твердые, как прессованный уголь. Оружие, амуницию, боеприпасы и одежду туман не тронул.

Меня осенило.

— Дай-ка угадаю, твой товарищ — это тот хмырь, которому ты ночью на баркасе башку продырявил?

— Да.

— Как все сложно, оказывается. Клановое? Или вы педики? Что, десять лет прожили в счастливом в браке, а потом разлюбили друг друга?

— Не паясничай, — перебил Лёвка, и я поразился жесткости его тона. А парень-то освоился, такое ощущение, что страх потерял. — Отсиделись мы в дальнем конце одного из конвейерных штреков, переоборудованном под лабораторные отсеки. Выбрались из шахты только к ночи. На поверхности договорились никому не рассказывать о том, что произошло. Разбежались в разные стороны, и каждый решил, что другой свалил за Периметр.

Я кивнул. Зона коварна: она умеет убеждать остаться. Знаем, проходили.

— Я бы ушел, — сказал парень, поймав мой понимающий взгляд. — Подальше, без оглядки, чтоб забыть и не вспоминать. Но не смог. Зона не отпустила.

— С нее станется, — согласился я.

— Ты не понял, Минор. Она не отпустила… физически.

Я не нашелся, что ответить. Трудно спорить с очевидным. Зона никого силком не держит. А то, что все сталкеры от нее зависимы психологически, что твои наркоманы, — так это ни для кого не секрет. Но не на уровне физиологии! Вот этого не надо.

Физически территория не отпускает только тех, кто здесь рожден, — мутантов. Да, зомбак или, скажем, кровосос не смогут долго находиться за пределами Периметра. Им нужна подпитка, которую они могут получить только здесь. Без нее — через час-другой на части развалятся. Поэтому у Фоллена во лбу и загорелся фонарь алчности, когда он узнал об артефактах, служащих аккумуляторами аномальной энергии… Стоп.

Я уставился на Лёвку, как на привидение. Тупо проговорил:

— Вы подверглись мутации. То, что поднялось во время выброса из глубины шахты, затронуло и вас с хмырем. Но не убило, как остальных, а лишь видоизменило. Так?

— Источники аномальной энергии при выбросах формируются не только на поверхности в районе ЧАЭС, но и под землей, — пояснил Лёвка, уклонившись от прямого ответа. — Скорее всего шахту для этого и переоборудовали. Ученые собирались изучать подземные процессы в Зоне. Но после провала операции проект быстро свернули, а вход взорвали. То ли очканули, то ли денег не хватило.

Небо над Зоной потемнело, с севера прикатился далекий рокот. По всей видимости, будет гроза. Заныла старая рана, подтверждая атмосферные изменения.

— Если ливанет — потеряем много времени, — нахмурился я, растирая плечо. — Нужно двигать.

— Не ливанет, воздух сухой, — отмахнулся Лёвка.

— Ну-ну, гидрометцентр, — недоверчиво прищурился я.

— Я чувствую. — Парень провел перчаткой по щеке. Темные прожилки на миг посветлели. — Пока метаморфоза не кончилась, организм находится на промежуточной стадии, и пороги чувствительности смещены.

— В любом случае пора. Заканчивай свою историю.

Я встал и разворошил ботинком костер. Угли зарделись, угасая.

— Через несколько месяцев я понял, что не только не могу покинуть Зону надолго, но и внутри Периметра угасаю без подпитки, — сказал Лёвка и тоже поднялся на ноги. — Голод сам привел меня к шахте. Как бездомный пес в поисках зарытой косточки, я откапывал вход. Вскоре ко мне присоединился товарищ по несчастью и поведал, что его гложет схожее чувство. В конце концов мы сделали лазейку в завале и проникли внутрь, чтобы дождаться выброса черного тумана. Я не пробовал наркотики, но скорее всего это было похоже на состояние эйфории после убойной дозы. Мы упивались парами, не высовываясь под сами черные клубы. Организм заряжался.

— А потом доза потребовалась снова и снова? — усмехнулся я.

— Ему да. А я начал с каждым разом все меньше нуждаться в подпитке. Словно что-то поселилось в потрохах и работало автономно, как аккумулятор.

У меня внутри все похолодело от стрельнувшей догадки.

— Он его не глотал… — пробормотал я, напрягаясь от очередного громового раската. — Тот угольник, которого Фоллен порешил на операционном столе… Он ведь не глотал артефакт?

Лёвка оценивающее посмотрел на меня. Ответил:

— Не глотал.

— «Жемчуг». Какое точное название. Эта штуковина постепенно вырастает внутри человека. Как в раковине.

— Так и есть. Но, как и у моллюсков, он встречается далеко не у всех.

— Вот почему вы с товарищем расплевались. Своя цацка у него не выросла, и он решил тебе кишки выпустить, чтоб поживиться. Какая у вас, однако, крепкая дружба и налаженная взаимовыручка.

— Он давно за мной охотился. Но несколько дней назад в шахте случился второй прорыв, и процесс превращения ускорился в десятки раз. Его, поди, и скрутило.

— Вот с этого места подробно и с картинками, — велел я. — Что произошло при втором прорыве? Ведь неспроста угольники за Периметр поперли. Аномальный выброс запустил какие-то скрытые процессы?

— Точно не знаю. Видимо, они на протяжении многих лет были… законсервированы. Наверное, впали в какое-то подобие анабиоза. А теперь всплеск энергии разрушил сдерживающие нити, пустил механизмы.

— Но какого банана они поперли за Периметр?

— Трудно сказать. Может, бойцы просто возвращаются домой?

— Ага, такими темпами скоро все мутанты по киевским хаткам разбредутся.

Я проверил двустволку. «Калаш» закинул за спину, натянул ремень, чтоб приклад не колотил по заднице. Несмотря на то, что паршиво сделанные патроны всё-таки промокли и через раз давали осечку, бросать пристрелянный автомат я не собирался. Не развалюсь, потаскаю четыре лишних кило — свое всё-таки, родное.

— Лады. Три коротких вопроса. Первый. Почему ты внешне не изменился с тех пор? Если, конечно, не врешь и действительно участвовал в операции «Фарватер»… Ведь тебе должно быть лет тридцать, так? А вы глядишь от силы на двадцать.

Лёвка помолчал, прежде чем ответить.

— Точно не знаю, что не так с моим организмом, но с тех пор, как внутри стала расти эта дрянь, обмен веществ замедлился. Жизненные показатели упали. Мое нормальное давление восемьдесят на пятьдесят, а пульс даже при нагрузке не выше семидесяти ударов в минуту. По нужде хожу гораздо реже обычного. Зато когда прихватывает и случается приступ, так колотит, что врагу не пожелаешь. Наверное, из-за этой… батарейки я почти не изменился за столько лет.

— Допустим. Вопрос второй. Есть ли закономерность в появлении «жемчуга»? У кого он… вырастает?

— Думаю, теоретически вероятность зарождения артефакта есть у каждого, кто побывал в шахте во время выброса. Но точных данных у меня нет. Да и откуда им быть? Я же не ученый.

— Тогда главный вопрос. За каким хреном мы идем к шахте, раз оттуда уже все свинтили?

Парень опять замолчал. Видно, прикидывал, стоит ли говорить правду. Наконец решил.

— Нужно перекрыть ствол шахты. Я хочу предотвратить катастрофу, остановить черный туман, пока он не начал превращать всех вокруг в носителей. Вояки не понимают, что может произойти, если позволить дряни вырваться наверх. Откроют душегубку, бросят сотню подопытных и будут ждать результатов. Для них «жемчуг» — очередной шанс получить управляемых монстров, которых можно использовать вне Периметра. Очередной эксперимент.

— Э-э-э… — протянул я, пристально глядя на него. — Ты новоявленный спаситель мира, что ль? Уволь, я на это не подписывался. Уж не обессудь, но мои интересы в этом деле гораздо ближе к плинтусу. И, честно говоря, мотивация моя сейчас тоже стремительно падает…

— Получишь ты свой артефакт, не волнуйся, — обронил Лёвка, и я уловил в его интонации нотку оскорбления. — У меня внизу припасена «жемчужина».

— Хитрый, — прищурился я. — А вдруг ты меня хочешь в ловушку какую-нибудь заманить? Вдруг весь этот рейд — часть какого-нибудь плана? Ты ведь до сих пор под присягой.

Лёвка удивленно приподнял брови и тут же их уронил обратно.

— Не обижайся, Минор, но с тебя и взять-то нечего, — сказал он. Пожевал губами. — Не торопись. Ты все поймешь, но для этого нужно спуститься в шахту.

— Я не верю в альтруизм.

— Поброди с мое по Зоне неприкаянным, нестареющим, одиноким — поверишь.

В этих словах не было патетики и пафоса. Лишь сухая констатация факта. Я на секунду представил себе жизнь этого фактически еще пацана, которому не повезло оказаться не в том месте не в то время, и понял — Лёвка не бравирует.

Передо мной стоял смертельно уставший человек. Уставший от мира и от себя самого.

— Постой-ка. — Я машинально потрогал языком давно сколотый зуб. — Ведь с этой штуковиной, которая у тебя в пузе, ты можешь покинуть Зону. Вон как твои однополчане ломанулись, как только появилась возможность. Почему ты здесь?

— Я детдомовский. Мне некуда идти. Ни родителей, ни друзей, ни девки… Да и прошло столько лет. — Он горько улыбнулся. — Клетка не заперта, Минор, просто там, снаружи, меня ждет пустота.

За окном вновь пророкотало.

— Другой бы на моем месте вспорол бы тебе сейчас брюхо, отковырял от кишок «жемчуг» и свалил бы короткими перебежками в «№92», — задумчиво проговорил я, с прищуром глядя на паренька. — Прикольный расклад, а?

— А ты? — спросил он. Серьезно, но вновь без тени страха. — Как ты поступишь?

Эх, вот вскрыть бы сейчас этого самоуверенного касатика окрест пупка и свалить с хабаром к Фоллену… А ведь год назад я бы так и сделал, причем без особых раздумий. Интересно, что изменилось? Может, взрослею? Поздновато вроде. Неужели старею? Да не, рано. Надо будет на досуге обмозговать варианты — ведь управлять собой возможно, только зная истинные мотивы и действительно важные стимулы. Поведение — штука тонкая.

— Пойдем, — коротко велел я.

Раскаты грома в третий раз пронеслись над гиблой землей, а небо озарилось ртутным свечением. И это не предвестие грозы. Кажется, собирается грянуть мощнейший выброс.

Мы вышли на лестничную клетку и спустились на первый этаж. Идти наперевес с ружьем вместо автомата было неудобно. Цевье лежало в ладони, как чужое, длинные стволы так и норовили зацепиться за каждый угол, непривычное расположение двух курков и спусковых крючков напрягало. Да уж, много я навоюю с этой корягой.

Возле выхода из подъезда внезапно подала голос птичка-интуиция — тюкнула по затылку изнутри: мол, не дремать, боец. Интересно, чего этой дурехе не понравилось? На крыльце я остановился, огляделся. Тихо. Ветерок едва-едва шатает качели, из засохшей грязи торчат велосипедные спицы без обода, вдалеке сереет блин сплющенного гаража-ракушки. Сканер и детектор молчат. И все же что-то не так.

— Здесь какая-то аномалия, — басовито шепнул Лёвка. — Совсем рядом. Я… чую.

— Тоже чую, — нахмурился я. — Но что это может быть? Электроника тупит, да и на глазок не могу определить.

— Давай попробуем народный метод.

Я кивнул. Достал из кармана несколько болтов, выкрученных про запас из сетчатой кровати, и швырнул один прямо перед собой. Железяка пролетела метра три по дуге, отскочила от бордюрного камня и шлепнулась на дорожку. Ничего. Что ж, стало быть — вперед.

Когда я уже занес ногу, чтобы двинуться дальше, Лёвка дернул меня за рукав, заставив вздрогнуть и застыть на месте. Я гневно посмотрел на него. Парень молча указал на край крыльца, рядом с которым росли одуванчики.

Опа-па! Одуванчики. Вот что показалось мне странным, когда мы еще только шли сюда. А теперь — не обратил на них внимания. Зря.

Белые пушистые шарики мирно покачивались на бледно-зеленых стебельках. Казалось бы, идиллия. Вот только пара нестыковок шибанула по мозгам почище бутылки сорокаградусной. Внутрь заползла тягучая волна страха — так бывает, когда рядом внезапно обнаруживаешь нечто чужеродное и крайне опасное. И теперь ощущение вовсе не было ложным.

Во-первых, в апреле не бывает одуванчиков с семенами. Во-вторых, цветы покачиваются асинхронно. Словно не ветерок их гоняет, а сами шевелятся.

Я вернул занесенную для шага ногу на место. Риторически проговорил:

— Но ведь сюда мы зашли?

— Наверное, повезло. Брось в них болт.

Отступив на метр, я прицелился и бросил холодную железку в белесую поросль. Пфух-х… На месте падения болта крошечные семена фонтанчиком взмыли вверх, но тут же вспыхнули серебряными искорками и осыпались, словно вмиг отяжелели. Детектор заверещал как резаный, фиксируя целый каскад аномалий по периметру дома. Я, морщась, вырубил звук.

То, что произошло с болтом, напугало. Цилиндрик остановился в ямке, и тяжелые семена облепили его от головки до самого кончика резьбы — словно стальные опилки магнит. Матово-металлический блеск моментально исчез. Раздалось потрескивание, и возникшая вокруг железяки оболочка отслоилась серыми хлопьями, подобно невесомой трухе.

От болта остался тонюсенький, проржавевший насквозь стержень.

Мы еще некоторое время стояли, ожидая продолжения, но больше ничего не происходило. Одуванчики как ни в чем не бывало покачивались в разные стороны, на экранчике детектора гасла красная нить.

— Коварная ловушка, — произнес наконец Лёвка. — И ведь не химическая.

— А какая же? — удивленно спросил я. — Металл проржавел. Ускоренная реакция окисления очень даже может вызвать подобный эффект.

— Время. Кажется, пушистые шарики искажают какие-то физические характеристики, и время начинает течь иначе.

Вдоль хребта пробежал озноб. О как. Вспомнились «бумеранги» и аномалии, возле которых они рождались. А что, может, пацан и прав — у Зоны на век вперед странностей припасено.

— Вот вляпались бы мы с тобой в эти цветочки, и проржавели б до костей, — проворчал я, злобно косясь на милые одуванчики. — Теперь понятно, почему здание необитаемо — ни один здравомыслящий мутант к нему на артиллерийский залп не подойдет.

Лёвка кивнул и натянул дыхательную маску. Черные прожилки на скулах спрятались под уплотнителями.

— Будем жребий тянуть, кто первым пойдет, — сказал я.

Парень пожал плечом. Я спрятал за спиной кулаки, в левом зажал болт, потом вытянул руки перед собой. Он, поколебавшись, ткнул в правую. Я показал ладони.

— Не угадал. Валяй окисляйся.

Лёвка повернулся к цветам и постоял так, раздумывая, как бы пройти. Обронил:

— Если с первым болтом ничего не случилось, значит, над семенами аномалия не действует. Надо — по воздуху.

— Резонно. — Я не стал глумиться: пусть спокойно сделает свое дело. — Прыгай.

Он отошел к двери, глубоко вздохнул и с разбегу сиганул над краем крыльца, поджав ноги. По одуванчикам пробежала рябь, они дружно выгнулись вслед пролетевшему телу, но семена остались на месте. ПДА, переведенный на виброрежим, дрогнул в ладони и сразу успокоился.

Лёвка приземлился на дорожку, кувыркнулся боком и замер без движения.

— Эй, мутаген, ты чего? — с тревогой позвал я.

— Страшно, чего, — огрызнулся он, вставая. — Думаешь, если я не такой, как все, то и нервы совсем истлели?

— Не думаю. Сдвинься — ствол брошу.

Я переправил через барьер ружье и приготовился прыгать сам. Главное, не споткнуться. Короткий разбег, толчок, сгруппироваться. С одной стороны, ерунда. Такие упражнения школьники на уроках физкультуры выполняют в качестве разминочных. А с другой стороны… Демоны Зоны пусть раздерут эту проклятую другую сторону! Одно неточное движение, и мой драгоценный организм огребёт повреждения, несовместимые с жизнью. С любой, даже самой невинной на вид аномалией шутки плохи.

Набрав полную грудь воздуха, я на выдохе сделал первый шаг… Раз. Два. Толчок. Кегли подобрать!

Грациозности полету явно не хватило. В наивысшей точке меня закрутило в сторону, ноги распрямились вперед, а руки описали в воздухе бесполезные параболы. Жвах!

Падение вышло жестким: я грохнулся прямо на крестец. Автомат больно впился в спину, локоть тюкнулся о камень, и нерв от удара стрельнул до самого уха. Но это ничего, терпимо. Если б упал на асфальт, с копчиком можно было бы торжественно попрощаться. Благо под задницей оказалась земля — хоть ненамного, а мягче.

Пока я нелицеприятно изъяснялся в адрес одуванчиков, Лёвка помог подняться.

— Цел?

— Частично. — Я потер зад и покосился на пушистые шарики. — Если у тебя когда-нибудь будет стервозная теща — ты знаешь, каких цветочков ей подарить.

Парень заулыбался. Рот его был под маской, но лучики морщинок в уголках глаз не врут. В человеческой мимике вообще много тонкостей, которые учишься замечать постепенно.

— Учту. — Он перестал улыбаться и всмотрелся в туманную дымку за углом пятиэтажки. — Дальше поведу я. Готов?

Я кивнул. Лёвка протянул мне ружье, но я покачал головой.

— Оставь. Ты же теперь ведущий.

Он пожал плечом, взял неказистый ствол наизготовку и потопал вдоль заброшенной детской площадки.

Я двинулся следом. На ходу достал ПДА и вывел на экран карту. Сканер пока не показывал никакого движения, кроме двух жирных точек в самом центре — нас самих. На детекторе тоже зияла почти девственная чистота. Портили ее лишь пятна оставленных наверху «жарок». Чудо-одуванчики электроника продолжала упорно игнорировать — вот и верь после этого продвинутым гаджетам Фоллена…

Обогнув здание по широкому радиусу, чтобы не вляпаться в белесую поросль, которая с этой стороны оказалась намного гуще, мы вышли на холмистую равнину. Обзор с пригорка был хороший. В низине петляла по насыпи пустынная трасса, по обе стороны которой торчали из тумана веточки кустарника. Левее темнели скелеты теплиц. Вдалеке проступали размытые контуры старого карьерного резака. Диск пилы возносился над давным-давно изувеченной породой, как гигантский хирургический трепан из ночного кошмара.

— Обогнем карьер с севера, — решил Лёвка и начал забирать в сторону от заброшенного шоссе.

Мы осторожно сбежали по гравию вниз и стали углубляться в заросли кустарника. Ради<


Поделиться с друзьями:

Адаптации растений и животных к жизни в горах: Большое значение для жизни организмов в горах имеют степень расчленения, крутизна и экспозиционные различия склонов...

Кормораздатчик мобильный электрифицированный: схема и процесс работы устройства...

Поперечные профили набережных и береговой полосы: На городских территориях берегоукрепление проектируют с учетом технических и экономических требований, но особое значение придают эстетическим...

Организация стока поверхностных вод: Наибольшее количество влаги на земном шаре испаряется с поверхности морей и океанов (88‰)...



© cyberpedia.su 2017-2024 - Не является автором материалов. Исключительное право сохранено за автором текста.
Если вы не хотите, чтобы данный материал был у нас на сайте, перейдите по ссылке: Нарушение авторских прав. Мы поможем в написании вашей работы!

0.168 с.