Высшая нервная деятельность (поведение) обезьян

 

Человеческий труд не мог бы возникнуть, если бы в животном мире не имела места возможность его возникновения. Ответить на вопрос о возникновении человеческого труда, значит выяснить, когда появилась возможность возникновения человеческого труда, в чем она состояла и какие условия обеспечили [143] превращение возможности человеческого труда в действительность.

Возможность человеческого труда содержится в инстинктивном труде. Именно развитие инстинктивного труда подготовляет и на определенном этапе делает необходимым появление человеческого труда. Возникновение инстинктивного труда означало возникновение возможности появления труда человеческого. Чтобы ответить на вопрос, как возник человеческий труд, необходимо прежде всего разобраться в том, как возник инстинктивный труд и что он из себя представлял.

Инстинктивный труд нужно прежде всего искать в поведении (внешней деятельности) животных, явившихся непосредственными предками человека. Однако ни один вид животных — непосредственных предков человека не дожил до нашей эпохи. Не дожили до нее и более отдаленные предки человека. Для нас остается поэтому открытым один путь: изучить поведение (высшую нервную деятельность) тех из современных животных, которые ближе всего по своей природе к более или менее отдаленным предкам человека, тех из современных животных, которые произошли от общих с человеком предков.

Напомним вкратце родословную человека. Предками приматов являются жившие в меловом периоде (меловой период— последний период мезозойской эры) древнейшие лазающие насекомоядные, к которым из современных форм, очевидно, наиболее близка лазающая тупайя. Древнейшие приматы в мелу же разделились на две основные группы: протолемуридов (предков тупайя и лемуров) и прототарзоидов (предков долгопятов). В палеоцене (следующая за мезозойской кайнозойская эра делится на три периода: палеоген, неоген и антропоген, которые в свою очередь подразделяются на эпохи; палеоген делится на палеоцен, эоцен и олигоцен; неоген на миоцен и плиоцен; антропоген на плейстоцен и голоцен) или в начале эоцена древнейшие долгопяты дали начало примитивнейшим формам обезьян.

Оставляя в стороне широконосых обезьян (обезьян Нового Света), представляющих собой глубоко специализированные формы, напомним в общих чертах эволюцию узконосых обезьян (обезьян Старого Света).

Боковой ветвью в развитии обезьян Старого Света являются низшие узконосые обезьяны, к которым из современных относятся макаки, мартышки, павианы и др. Главной ветвью являются человекообразные обезьяны, ископаемые формы которых известны, начиная с нижнего олигоцена. Одним из древнейших [144]  известных нам представителей человекообразных обезьян является проплиопитек.

От проплиопитека в одну сторону пошла линия развития малых человекообразных обезьян, ведущая к современному гиббону. В другую сторону пошла линия крупных человекообразных обезьян, от которой в начале миоцена отделилась ветвь, ведущая к современному орангу.

Эта группа человекообразных обезьян достигает своего наивысшего расцвета в миоцене, когда, в частности, мощного развития достигает группа дриопитеков, являющаяся предковой для человекообразных обезьян Африки (гориллы и шимпанзе) и человека.

Из всех современных человекообразных обезьян наиболее приближающимся к типу крупных антропоидов миоцена является шимпанзе, которого некоторые ученые называют «живым ископаемым». (Г. Вейнерт, «Происхождение человечества», Биомедгиз, М.—Л., 1935).

Рассмотрим характерные черты поведения обезьян вообще, человекообразных в частности, обратив особое внимание на поведение шимпанзе.

Поведение животных, обладающих развитой корой больших полушарий, как уже отмечалось выше, есть не что иное, как условно-рефлекторная деятельность, деятельность коры, высшая нервная деятельность. Это положение павловской физиологии верно по отношению ко всем высшим животным, верно оно и по отношению к наиболее высокоорганизованным животным, какими являются человекообразные обезьяны. Поведение обезьян есть высшая нервная деятельность. Все акты поведения обезьян, даже самые сложные, суть рефлексы.

Утверждение, что поведение всех высших животных есть высшая нервная деятельность, ни в коем случае не означает, что поведение всех высших животных одинаково, что, например, между поведением собаки и поведением человекообразной обезьяны нет различия.

Высшая нервная деятельность, как и любое другое явление, развивается, проходит в своей эволюции различные этапы. Уровень развития высшей нервной деятельности не одинаков у различных животных. Направление поступательного развития высшей нервной деятельности совпадает с направлением поступательного развития животных. Чем выше по филогенетической лестнице стоит животное, тем более развита у него высшая нервная деятельность, тем более сложно и многообразно его поведение. [145]

Обобщая данные, доставляемые трудами И. П. Павлова, А. А. Ухтомского и других физиологов, автор настоящей работы пришел к выводу, что высшая нервная деятельность животных в своем поступательном развитии закономерно проходит три этапа, каждый из которых связан с возникновением новой более высокой формы условных корковых рефлексов. Подробное изложение и обоснование этого положения содержится в работе «Некоторые проблемы предистории человеческого мышления». Там указывается, что из всех животных только у обезьян высшая нервная деятельность поднялась на третью ступень развития.

Обезьяны вообще, человекообразные в частности, являются высшими представителями животного мира. Соответственно этому у обезьян вообще, человекообразных в частности, высшая нервная деятельность достигает наивысшего уровня своего развития. Переход высшей нервной деятельности на третью ступень характеризуется возникновением т. н. исследовательской деятельности — деятельности животного, не направленной непосредственно на удовлетворение инстинктов, биологических потребностей организма. На этом уровне развития обособляется от пищевой, половой и других тенденций организма и окончательно оформляется новая тенденция — исследовательская — стремление к действиям с предметами внешнего мира независимо от того, имеют или не имеют они биологическое значение для организма. Животное становится способным к таким действиям, которые не направлены, на удовлетворение сложнейших безусловных рефлексов, инстинктов, к действиям, направленным на предметы, не имеющие для животного никакого биологического значения. Условные рефлексы, из которых складывается исследовательская деятельность, носят название исследовательских рефлексов.

Скачок в развитии высшей нервной деятельности, происшедший при переходе к обезьянам, вызван, в первую очередь, возникновением таких передних конечностей, которые способны к самым тонким и разнообразным движениям, превращением передних конечностей в руки. «Успех, который имеет этот «Рафаэль», — говорил И. П. Павлов о поведении обезьяны-шимпанзе, — прежде всего заключается в чрезвычайных механических возможностях его тела сравнительно с собаками, у которых нет рук, нет таких подвижных конечностей с пятью отдельными пальцами, которые дают возможность выбрать, захватить, поставить и т. д. Значит у обезьян двигательный аппарат [146] куда совершеннее, чем у собак». («Павловские среды», томII, стр. 386).

Возникновение руки с ее тонкой и разнообразной деятельностью предполагает увеличение, усложнение и совершенствование двигательного анализатора, двигательной области коры больших полушарий. И. П. Павлов указывает, что благодаря наличию рук, обезьяна «имеет возможность вступить в очень сложные отношения с окружающими предметами. Вот почему у нее образуется масса ассоциаций, которых не имеется у остальных животных. Соответственно этому, так как эти двигательные ассоциации должны иметь свой материальный субстрат в нервной системе, в мозгу, то и большие полушария у обезьян развились больше, чем у других, причем развились именно в связи с разнообразием двигательных функций. («Павловские среды», том II, стр. 432).

О высоком уровне развития исследовательской деятельности у обезьян единодушно свидетельствуют все без исключения ученые, занимавшиеся изучением их поведения.

Исследовательская деятельность даже низших обезьян качественно отличается от ориентировочных реакций нижестоящих животных. Это подчеркивает, например, Н. Ю. Войтонис в своей работе «Предистория интеллекта».

«В большей или меньшей степени, — пишет он, — ориентировочная реакция, реакция на новизну, свойственна всем высшим животным. У них можно наблюдать и «внимание» к новому объекту, и те или иные формы его исследования. Однако круг этих явлений обычно весьма ограничен, и их длительность невелика. Ориентировочная реакция мобилизует организм, приводит его в готовность к действию и затем, смотря по характеру объекта, переходит либо в пищевое устремление, либо в бегство, либо в агрессию и т. п. Если объект оказался безразличным, ориентировочная реакция быстро угасает... Мы можем представить, как у животных, с усложнением их организма «внимание» к отдельным предметам обостряется, как оно начинает проявляться и вне периодов голода, как оно эмансипируется от пищевого устремления. У обезьян все это выражено очень ярко. Исследовательский импульс у них перерастает пищевой и начинает существовать самостоятельно».(Н. Ю. Войтонис, «Предистория интеллекта», изд. АН СССР, М.—Л., 1949, стр. 13—14). Уже у низших обезьян наблюдается оформление исследовательской тенденции как самостоятельной тенденции организма, отличной от пищевой, половой и др. «...поразмаху, постоянству и длительности функционирования, [147] относительной независимости от состояния голода, направленности на любые объекты, которые и по виду своему (камни, проволока, гвоздь, шнур, тряпка и т. п.) не имеют ничего общего с пищевыми веществами, по опыту знакомы обезьяне как несъедобные,— по всем этим признакам мы должны считать, что исследовательский импульс у обезьяны приобрел самостоятельное значение и может функционировать относительно независимо от первичных органических побуждений». (Там же, стр. 32).

Все особенности поведения, о которых пишет Н. Ю. Войтонис, еще в большей степени свойственны человекообразным обезьянам, у которых исследовательская деятельность достигает наивысшего развития, возможного в животном мире. На это указывает И. П. Павлов, изучавший высшую нервную деятельность наиболее близких к человеку антропоидов — шимпанзе.

«Первый факт, который чрезвычайно поражает, первый вывод, который я делаю из наблюдений за этими обезьянами, — писал И. П. Павлов о шимпанзе,— это чрезвычайно высокое развитие у них исследовательского рефлекса. Когда я начал говорить об исследовательском рефлексе, я разумел самую первоначальную форму этого рефлекса. Он необходим, чтобы правильно ориентироваться в окружающей обстановке. При этом требуется известная установка рецепторов, соответствующее приглядывание, прислушивание, принюхивание и т. д.

У человека исследовательский рефлекс играет не ту роль, как у животных. Оказывается, что на уровне развития обезьяны отчасти произошло то же самое, что проявляется у нас и что роднит человека с обезьяной. Совершенно независимо от еды обезьяны охвачены постоянным стремлением исследования. Обезьяны настойчиво, часами занимаются решением тех или иных задач, которые им предлагаются. («Павловские среды», том II, стр. 68—69).

О необычайном развитии исследовательской деятельности у человекообразных обезьян, пишут и другие исследователи.

Для шимпанзе, отмечает Г. 3. Рогинский в работе «Навыки и зачатки интеллектуальных действий у антропоидов (шимпанзе)», (изд. ЛГУ, 1948) характерно остро выраженное «любопытство», стремление ознакомиться со всяким новым предметом и овладеть им. Любопытство к новому часто оказывается более сильным стимулом для действия, чем стремление к пище. При переводе обезьян из одной клетки в другую попытки выманить обезьяну пищей не всегда приводили к желаемому [148] результату. Но, указывает Г. 3. Рогинский, не было ни одного случая, когда бы не удалось обезьяну заманить новым предметом.

Обезьяны, пишет А. Е. Хильченко в статье «Исследование высшей нервной деятельности шимпанзе» («Вопросы физиологии», 4, изд. АН УССР, Киев, 1953), часами возятся со всяким новым предметом, будь то коробка, консервная банка, крышка, тесемка, палка и т. д. Новые предметы привлекают их больше, чем пища.

Многообразные действия совершают обезьяны со всевозможными предметами, не имеющими для них никакого биологического значения. Вполне понятно, что исследовательские рефлексы сами по себе никакого значения для жизнедеятельности животного не имеют, ибо не обслуживают какого-либо безусловного рефлекса, инстинкта. Исследовательская деятельность сама по себе для животного бесполезна, ибо не направлена непосредственно на удовлетворение какой-либо потребности организма.

И в то же время исследовательская деятельность ни в коем случае бесполезной для организма не является. Более того, она представляет собой самое совершенное реагирование на явления внешнего мира, реагирование, полностью определяемое этими явлениями внешнего мира. Исследовательская деятельность способствует тончайшему и точнейшему приспособлению организма к внешней среде, помогает организму сохранить свое существование, удовлетворить свои потребности.

Дело в том, что исследовательская деятельность сама по себе не существует. Она всегда является частью высшей нервной деятельности животного, неразрывно связанной с остальными ее частями. Исследовательский рефлекс сам по себе бесполезен, но он сам по себе, изолированно не существует. Он всегда является моментом единой высшей нервной деятельности, неразрывно связанным с остальными рефлексами.

Исследовательская деятельность как часть высшей нервной деятельности, в конечном счете, всегда способствует удовлетворению инстинктов организма.

«...Обезьяна должна разыскивать плоды, почки среди листьев. Ее пищевые объекты могут иметь самый разнообразный вид. Часто съедобная часть (орех, сердцевина плода) скрыта под оболочкой: возможно открытие новых съедобных вещей. В таком случае непрерывная «обследовательская» и «исследовательская» [149] деятельность обезьян идет им на пользу». (Н. Ю. Войтонис, «Предистория интеллекта», стр. 14—15).

Исследовательская деятельность обеспечивает удовлетворение биологических потребностей организма не прямо, а опосредствованно, через посредство остальной части высшей нервной деятельности.

С возникновением исследовательских рефлексов становится возможным образование сложнейших актов поведения, складывающихся из множества простых условных рефлексов. О том, насколько сложна та деятельность, к которой способна обезьяна, свидетельствуют, например, эксперименты, которые проводились в Колтушах по указанию И. П. Павлова.

 

Вот что говорил И. П. Павлов об этих опытах: «Как вам известно «Рафаэль» приобрел много новых знаний относительно окружающей обстановки. Он научился открывать разные запоры при помощи соответствующих орудий... Он научился заливать водой огонь... Теперь он правильно строит вышку со ступенями из отдельных кубов, влезает на нее... Он образовал много более или менее элементарных ассоциаций. Теперь ему поставили задачу более сложную — ассоциацию ассоциаций: он должен открыть при помощи соответствующего ключа дверь и войти в комнату, затем потушить огонь, преграждающий выход из комнаты на площадку, и, вылезши на площадку, построить свою вышку, чтобы достать прикрепленный на высоте плод». («Павловские среды», том III, стр. 120). Эту задачу «Рафаэль» выполнил.

Г. 3. Рогинский пишет, что действия обезьян часто направлены к дальней приманке, для овладения которой необходимо совершить целый ряд действий, преодолеть ряд препятствий.

Таким образом, изменение поведения животных, происшедшее с возникновением исследовательской деятельности, т. е. с переходом высшей нервной деятельности на последний этап своего развития, выразилось в том, что животные (обезьяны) оказались способными к деятельности, складывающейся из целого ряда простых актов поведения, из которых непосредственно на удовлетворение потребности направлен только последний акт, а остальные действия этот заключительный акт подготовляют, т. е. к сложной деятельности, направленной на удовлетворение инстинктов.

Поведение обезьяны представляет из себя сложные многозвенные акты. Чем большее число раз эта длинная цепь простых актов поведения приводит к удовлетворению потребности, [150] тем прочнее она становится в результате безусловного подкрепления.

Но подкрепление цепи рефлексов отличается от подкрепления простого одиночного рефлекса. Чем длиннее цепь раздражителей, тем подкрепление носит все более обобщённый характер. Подкрепляется цепь рефлексов в целом, подкрепляется связь звеньев, общее направление сложного акта поведения, а не каждое конкретное звено. И это вполне понятно. Чем длиннее цепь рефлексов, чем большее число отдельных звеньев входит в нее, тем менее вероятным становится точное совпадение условий, в которых протекает сложный акт, тем менее вероятным становится повторение этой цепи последовательных актов в неизменном виде.

Так как подкрепляется цепь в целом, а не каждое конкретное звено ее, то в разных условиях сложный акт поведения может включать в себя различные звенья: в сложный акт поведения могут входить как вновь возникающие рефлексы, так и рефлексы, ранее входившие в другие сложные акты поведения. В поведение обезьяны одни и те же исследовательские рефлексы могут входить в качестве звеньев в самые различные сложные акты поведения. И сами эти рефлексы не остаются неизменными. В каждом новом случае они повторяются в иной форме, приобретают новые особенности, теряют старые, каждый раз повторяются по-новому. Поведение обезьян очень гибко и многообразно.

О гибкости поведения обезьян единодушно свидетельствуют все исследователи: Иеркс, Келер, Лодыгина-Котс, Войтонис, Рогинский, Вацуро, Хильченко и др. Г. 3. Рогинский указывает, что шимпанзе легко переносят старые навыки в новые условия, решают одним приемом несколько задач и, наоборот, применяют различные приемы для решения одной задачи. Перенос обезьянами прошлого опыта в новую ситуацию, свидетельствует Хильченко, может осуществляться в больших пределах. Этот перенос, указывает он, имеет своей основой генерализацию, обобщение.

Обезьяны, овладев предметом, совершают с ним самые разнообразные манипуляции. Палкой, например, шимпанзе чешутся, счищают грязь с тела и предметов, стучат, разбивают стекла и электрические лампочки, бьют по стенкам, ковыряют стены, выламывают штукатурку. Палку они катают по полу, продевают концы палки в отверстия сетки, пытаются усесться на нее и т. д. [151]

Все эти многообразные действия не связаны с каким-либо безусловным рефлексом и являются исследовательскими рефлексами. Всякий исследовательский рефлекс, возникнув вне связи с каким-либо безусловным рефлексом, в дальнейшем может войти в качестве звена в сложный акт поведения, в целом направленный на удовлетворение потребности организма. Действие с предметом, не имеющим никакого биологического значения, может, как и всякий исследовательский рефлекс, превратиться в акт, подготовляющий и делающий возможным действие, непосредственно направленное на удовлетворение потребности.

Обезьяны, как показывают наблюдения и эксперименты, будучи поставлены в такое положение, где привлекательная для них приманка непосредственно не досягаема, способны использовать для ее достижения те или иные предметы и вещи, не имеющие для них биологического значения.

Действие с предметом, использование предмета в определенных условиях может стать необходимым звеном сложного акта поведения, звеном, без которого не может осуществиться этот акт и, следовательно, не может быть удовлетворена потребность.

К пользованию предметами для овладения объектами потребностей, к сложным актам поведения, включающим в себя в качестве звена, предшествующего и подготовляющего акт удовлетворения потребности, действия с предметами, способны не только высшие, человекообразные обезьяны, но и низшие. В этом отношении особенно интересны опыты Н. Ю. Войтониса с макаками-лапундерами Патом и Паташоном. (Н. Ю. Войтонис, «Предистория интеллекта», стр. 157—190).

Приведем описание опытов с Патом. Прежде всего обезьяне был предложен ящик с песком. Она охотно возилась с ним. Во втором опыте на ящике были прикреплены подставки, превращавшие его в колодец, суживающийся кверху. В клетку было положено маленькое ведро, укрепленное на железном пруте. Обезьяна пробовала достать песок рукой, проникнуть в колодец, возилась с ведром, но применить его для доставания песка не пыталась.

В третьем опыте экспериментатор вставил ведро в колодец. Обезьяна немедленно вытащила ведро, высыпала песок, ведро кинула. Это повторилась несколько раз. После четвертого вставления обезьяна вытащила ведро не до конца и вновь опустила его в колодец. В четвертом опыте это повторилось [152] несколько раз, а в пятом Пат после нескольких вытягиваний вставленного экспериментатором ведра поднимает ведро с полу, вскакивает с ним на колодец и, взяв ведро обеими руками за край, опускает его в колодец.

Дальнейшие опыты состояли, в длинном ряде изменений обстановки, которые требовали нередко значительного варьирования актов поведения животного. Первое изменение состояло в замене песка в колодце водой. Дальше железный прут, к которому было прикреплено ведро, был заменен веревкой, затем цепью. Пат успешно продолжал действовать в измененных условиях. В дальнейшем верхнее отверстие в колодце было заменено боковым. В этом случае перестройка деятельности далась Пату с трудом, но, в конце концов, он приспособился и к этой повой обстановке.

Все эти опыты свидетельствуют о способности обезьян к переносу приобретенных действий в новую обстановку и видоизменению их соответственно новым условиям, о необычайной пластичности их поведения.

Все вышеописанные действия Пата как простые, так и сложные, представляют собой исследовательские рефлексы и цепи исследовательских рефлексов, образовавшиеся вне связи с каким-либо безусловным рефлексом и не связанные с удовлетворением какой-либо потребности организма. Никакого биологического значения для животного эти действия не имели.

В результате следующей серии экспериментов действия с предметами вошли в состав сложных актов поведения, направленных на удовлетворение одной из важнейших биологических потребностей организма — пищевой. Пат стал пользоваться палками для доставания приманки.

До этой серии опытов, как показала предварительная проверка, Пат не обнаружил способности достать палкой приманку, лежащую на доске вне клетки.

Способность к подобным действиям была выработана постепенно на основе тех исследовательских рефлексов и цепей исследовательских рефлексов, которые были образованы у обезьяны в течение предшествующих экспериментов.

Был видоизменен предшествующий опыт с колодцем. На дно стоячего колодца были положены яблоки, а ведро заменено железной вилкой в виде остроги, при помощи которой можно было достать яблоки со дна. Потом колодец с яблоками был положен на бок. Затем он был вынесен за пределы [153] клетки, и у него была удалена та стена, которая оказалась «сверху, после чего он был заменен стеной с задним бортом, у которого лежали яблоки. На последнем этапе обучения Пат прекрасно доставал палкой или вилкой яблоки с доски.

Несколько по-иному протекали опыты с другой обезьяной — Паташоном. Ее сразу приучили пользоваться палками. С этой целью перед клеткой было положено несколько кусков приманки и две бамбуковые палки с железным крюком на конце. Одна палка захватывала крюком приманку; крюк другой палки лежал лишь рядом с куском, не захватывая его. Паташон научился правильно использовать палки, подтягивая ту, которая захватывала приманку. После этого палку стали класть на доску так, что она не захватывала приманку. Паташон стал кидать ее к приманке.

Постепенно в ходе опытов, палка — предмет, способствующий удовлетворению пищевой потребности, начинает приобретать значение для организма. Палка с крюком становится «палкой для доставания приманки».

Это закрепление за палкой определенной функции происходит постепенно. Первое время Паташон использует палку только тогда, когда она лежит на доске с приманкой. Если она положена в клетку даже у самой решетки, то она не используется. Когда экспериментатор просовывает палку в решетку, Паташон протаскивает ее дальше и использует. На следующем этапе, когда Паташон уже использует палку, лежащую у самой решетки, он не берет ее, когда она лежит немного дальше. Наконец, в следующих опытах он использует палку, где бы она не лежала. С палкой срастается ее функция доставания приманки. Сам вид палки вызывает определенные действия животного: подняв палку в клетке и при отсутствии приманки, Паташон просовывает ее в решетку и делает несколько бросков на пустой доске.

С другой стороны, при появлении приманки обезьяна хватает палку, если она на виду, или отправляется искать палку, если она спрятана. Она ищет палку с крюком и в том случае, когда ей дана палка без крюка. В дальнейшем опыт был поставлен так, что в одних случаях для доставания приманки требовалась длинная палка, в других — короткая. Обезьяна научилась выбирать палку соответственно обстановке.

Опыты Н. Ю. Войтониса неопровержимо свидетельствуют о том, что низшие обезьяны в условиях эксперимента могут научиться [154] использовать предметы, не имеющие никакого биологического значения, для овладения объектами, удовлетворяющими потребности организма.

В гораздо еще большей степени способность пользоваться предметами для овладения объектами потребностей присуща высшим, человекообразным обезьянам. Палка для шимпанзе имеет универсальное значение и используется ими для выполнения разнообразных действий. Это делает для шимпанзе более легким, чем для низших обезьян, переход к использованию палок для овладения объектами потребностей.

В опытах Г. 3. Рогинюкого все подопытные шимпанзе легко пользовались палками для доставания приманок. Палка для них быстро приобретала значение как средство доставания приманок. Завидев приманку, шимпанзе либо сразу направлялись к палке, если знали ее местонахождение, или начинали специально ее искать.

В опытах с низшими обезьянами акт пользования палками непосредственно предшествует акту удовлетворения потребности и подготовляет его. В данном случае образуется двухчленный акт поведения, первым звеном которого является действие с палкой, направленное на овладение объектом потребности, вторым — акт удовлетворения потребности. Но действию обезьяны с палкой, направленному на овладение объектом потребности, могут предшествовать и предшествуют разнообразные действия животного с этим предметом. Эти действия, как и все исследовательские рефлексы, могут связаться с действием обезьян, направленным на овладении предметом потребности. В таком случае образуется трехчленный сложный акт поведения, первым звеном которого является какое-либо действие обезьяны с предметом, вторым — действие обезьяны с предметом, направленное на овладение объектом потребности, третьим — акт удовлетворения потребности. В определенной обстановке осуществление первого акта может стать необходимым условием осуществления второго, а, следовательно, и акта удовлетворения потребности. В таком случае связь между первым и вторым актом подкрепляется безусловным раздражителем и становится прочной.

Примеры подобного рода сложных актов мы наблюдаем у высших человекообразных обезьян.

В опытах Келера одной из шимпанзе были предложены две полые бамбуковые палки разных диаметров. Каждая из палок в отдельности была слишком коротка для того, чтобы достать [155] приманку. После долгих манипуляций обезьяна вставила одну палку в другую и с помощью такой искусственно составленной палки достала пищу. В дальнейшем шимпанзе не только составляла длинную палку, вставляя тонкую палку в отверстие более толстой, но и подгрызала первую, если она не входила. Подобные же действия совершал «Рафаэль» в опытах Э. Г. Вацуро.

Большой интерес представляют наблюдения Г. 3. Рогинского над деятельностью одной из подопытных шимпанзе — «Париса». Для «Париса» палка приобрела прочное значение, как средство овладения объектом потребности. При виде приманки он начинал искать палку. Когда ему в клетку были положены палки, которые не проходили в отверстия решетки, «Парис» обкусывал эти палки и делал их таким образом пригодными для доставания приманки. В другом случае, когда у «Париса» при виде приманки явилась потребность в палке, а палки в клетке не было, он разрушил шест, скамейку, дверь и полученные палки использовал для доставания приманки.

Эти действия обезьян вытекают из особенностей высшей нервной деятельности на третьем этапе ее развития. Э. Г. Вацуро указывает, что обезьяна, имея в руках какой-либо предмет (соломинку, палку и т. д.), обычно стремится вдеть ее в любое замеченное отверстие. А. Е. Хильченко пишет, что шимпанзе всегда подвергает предметы, которыми овладевает, своеобразной «обработке». Взяв в руки палку, они ее лижут, обнюхивают и обязательно начинают грызть ее там, где она легче всего поддается разрушению, с конца. Шимпанзе могут ломать ветви с деревьев, разрушать ящики и.т. д.

Все эти действия, происходящие вне связи с каким-либо безусловным рефлексом, могут в дальнейшем, когда палка приобретает значение для организма, когда обезьяна начинает при виде приманки искать ее, связываться с действием по использованию палки для доставания приманки. В таком случае возникает сложный акт поведения, состоящий из акта отламывания ветви дерева (или акта расщепления палки на части), акта подтягивания «изготовленной» таким образом палкой приманки и заключительного акта поедания приманки.

Таким образом, шимпанзе в условиях эксперимента используют палки для выполнения самых разнообразных действий, используют их и для овладения объектами потребностей. И, что очень важно, пользуются шимпанзе палками и в естественных условиях. [156]

В связи с этим нельзя не упомянуть, что у человекообразных обезьян существует известное разделение функций между передними и задними конечностями. Помимо функций передвижения передние конечности человекообразных обезьян в отличие от задних имеют и другую функцию. Руки являются основным органом исследовательской деятельности. Передние конечности обезьян способны к таким тонким и многообразным действиям, к которым не способны задние. Ими обезьяны хватают и удерживают пищу, подносят предметы ко рту, к глазам, разрывают кожуру плодов, исследуют их содержимое, ощупывают всякие новые предметы.

Возникновение руки вызвало к жизни исследовательскую деятельность. Развитие исследовательской деятельности усугубило и закрепило известное разделение функций между передними и задними конечностями. С помощью передних конечностей обезьяны сооружают гнезда на деревьях или среди кустов, складывая их основания из палок и толстых ветвей. В лесах человекообразные обезьяны с помощью руки используют палки и камни, чтобы сбивать плоды с деревьев. Рукой они схватывают дубины для защиты от врагов и бомбардируют последних камнями и плодами. Возможно, что человекообразные обезьяны используют палки для того, чтобы выкапывать из земли корнеплоды.

В связи с той ролью, которую играет рука, как орган исследовательской деятельности, стоит и тот способ передвижения, который присущ высшим человекообразным обезьянам. При передвижении, по деревьям шимпанзе и горилла не столько обхватывают ветви деревьев своими стопами, сколько «ходят» по веткам, хватаясь при этом передними конечностями за более верхние ветки. Они передвигаются по деревьям в полу выпрямленном или почти выпрямленном положении, являются в значительной степени почти «полудвуногими».

Результатом известного разделения функций между передними и задними конечностями являются зачатки прямохождения у человекообразных обезьян. При движении по земле горилла, шимпанзе, оранг поднимаются на задние конечности и даже продвигаются на них иногда на порядочное расстояние. Но ни у одной из обезьян прямохождение не стало нормальной формой передвижения. Горилла, ведущая наземный образ жизни, сравнительно редко прибегает к прямохождению. [157]

Использование палок и других предметов в естественных условиях лежит в основе тех многообразных действий с палками, которые совершают обезьяны в условиях эксперимента.

Исходя из положений об отличии труда от всех остальных видов деятельности, изложенных в главе первой, проанализируем акт использования обезьяной предмета, например, палки для овладения объектом потребности, например, плодом. Какую роль играет палка в этом акте?

В данном случае палка в руках обезьяны есть вещь, которую она помещает между собой и другим природным объектом и которая служит, в качестве проводника ее воздействия на этот предмет. Палка—предмет, данный природой, является органом деятельности обезьяны, органом, который она присоединяет к органам своего тела, удлиняя таким образом естественные размеры последнего. Предмет, которым обезьяна овладевает непосредственно, — палка не является готовым жизненным средством. Палка — предмет, данный самой природой, здесь функционирует как средство труда, является не чем иным, как средством труда. Объект, который обезьяна при помощи средства труда вырывает из его непосредственной связи с землей, в данном случае плод, является предметом труда.

Два момента труда здесь налицо. Из этого следует, что сам акт использования предмета природы (средства труда) для овладения другим предметом природы (предметом труда) является не чем иным, как актом инстинктивного труда, инстинктивно-трудовым актом.

Инстинктивно-трудовой акт по своему физиологическому механизму ничем не отличается от обычного исследовательского рефлекса, по своему механизму является исследовательским рефлексом. В то же время инстинктивно-трудовой акт отличается от обычного исследовательского рефлекса, ибо он представляет собой более совершенное приспособление к среде, чем обычный исследовательский рефлекс, более высокое качество, чем обычный исследовательский рефлекс.

Пользуясь палками, камнями в качестве средств труда, обезьяна способна овладевать такими объектами потребностей, которыми не смогла бы овладеть невооруженной рукой. Пользуясь средствами труда, обезьяна может добиться таких результатов, которых она не достигла бы, если бы пользовалась только органами своего тела. Несомненно, возникновение инстинктивно-трудовых актов является шагом вперед в [158] развитии актов поведения животного; инстинктивно-трудовые акты, несомненно, представляют более высокий уровень приспособления к внешней среде, чем какие-либо иные акты поведения животного.

Как исследовательский рефлекс инстинктивно-трудовой акт является предметом изучения физиологии высшей нервной деятельности. Но физиология не в состоянии исчерпать инстинктивно-трудового акта, ибо он не просто исследовательский рефлекс, а нечто отличное от обычного исследовательского рефлекса. Как нечто отличное от обычного исследовательского рефлекса инстинктивно-трудовой акт выходит за пределы компетенции физиологии высшей нервной деятельности.

И это вполне понятно. Для физиологии высшей нервной деятельности все объекты внешнего мира есть не что иное, как только раздражители, воздействующие на рецепторные приборы животного и вызывающие положительные или тормозные реакции организма. Палка, которой животное