Духовное возрождение Буньяна

 

Однажды ему нужно было по своим делам идти в Бедфорд. Проходя мимо дома, у крыльца которого сидели три бедно одетые женщины, он почему-то решил остановиться и, положив на землю свою ношу, стал прислушиваться к их разговору. Они говорили о том, как они поняли, какие они грешники и что спасти их может только Иисус Христос, как они возродились духовно, как в их сердцах действует Святой Дух. Их слова сильно подействовали на него.

Ни одна из слышанных им до этого проповедей не внушила ему сознания необходимости духовного возрождения, получения Духа Святого и спасения через веру в смерть на кресте и воскресение Сына Божия. Он был очень взволнован услышанным и решил убедиться в справедливости их слов. Вскоре он познакомился с этими женщинами, которые с готовностью поделились с ним всем, что составляло их радость и надежду, указывая ему на места из Священного Писания, подтверждающие их слова.

Но недолго длилась эта радость. Джона стали одолевать новые сомнения: какое право он имеет считать себя в числе избранных? Может быть, он слишком поздно стал беспокоиться о своей душе и все его старания напрасны? Потом он вздумал совершением чуда испытать свою веру, но когда начал молиться о даровании ему чудодейственной силы, вдруг понял, что этого просить не следует. Долго мучили его сомнения и душевное беспокойство; наконец он решился открыть свою душу вышеупомянутым женщинам. Однако они признали себя неспособными ответить на все его вопросы и посоветовали обратиться к пастору Гиффорду.

Пастор Гиффорд часто проводил беседы с членами общины и посоветовал Буньяну принять в них участие. Мало-помалу Джон стал освобождаться от заблуждений, он понял, что должен смиренно принимать Слово Божие, не исследуя причин действий Творца.

Однако чтение Библии все больше усиливало его смятение. Каждая строка убеждала Джона в его греховности, и чем больше он размышлял над прочитанным, тем сильнее овладевало им отчаяние, отнимающее всякую надежду на приобретение мира в сердце. Ему казалось, что он так далеко ушел от Бога, что вернуться к Нему уже невозможно. Он считал, что им овладел сатана, с которым он бороться не в силах. Скорбь его была мучительна, и он бы дорого дал за то, чтобы излить ее в слезах, но плакать он не умел.

Однако он не переставал из глубины своего отчаяния взывать к Господу: молитва и чтение Слова Божия поглощали все его время. Однажды, сидя у соседа в гостях, он вдруг как бы услышал слова: «Если Бог за нас, кто против нас?». В другой раз в поле его мрачные мысли развеяло место из Писания, что Бог примирил с Собою все, «умиротворив чрез Него, Кровию креста Его…» Так среди печали, гнетущей его сердце, он изредка получал подобные утешения, которые называл чудными посещениями Святого Духа.

Именно эти мгновения и чтение убедили его в том, что залогом упования на спасение через Христа на кресте служит само Евангелие, написанное по вдохновению Святого Духа.

Кроме Библии Буньян прочел еще одну старую книгу, найденную им случайно, – комментарий Мартина Лютера к Посланию к Галатам. Это сочинение навело его на новые размышления.

Борьба между добром и злом, верой и сомнением длилась долго. Нередко ему казалось, что он, подобно Иуде Искариоту, продал и предал Христа своей прежней порочной жизнью и что все его стремления к святости напрасны. Ему иногда казалось, что он слышит голос самого сатаны, доказывающего, что его душа давно стала добычей ада, и в такие минуты он окончательно падал духом. И тогда слышал нежный, кроткий голос, подобный шелесту тихого ветерка: «Отказывался ли ты когда-либо от спасения, предлагаемого тебе Христом?» – «Нет», – отвечал он. «Смотри же, не пренебрегай Говорящим с тобой!»

И сразу утихала в его душе буря сомнений, и он на время успокаивался.

Однажды нечто вроде видения окончательно избавило его от душевной подавленности. Пересекая поле, он услышал слова: «Твоя праведность на небе!». Он поднял глаза и увидел Христа одесную Бога как олицетворение праведности человека. Ему стало вдруг ясно, что Спаситель – воплощение праведности для уверовавших в Него, что Он Своею святостью зачеркнул их грехи и что Его пролитая кровь омыла их и избавила от всякого осуждения, что через Свое воплощение Он – как глава одного тела с верующими – соделал их чадами Божиими. Это поле, по которому шел Буньян, было для него вратами в небо и навсегда освободило его от рабства греха и сомнений.

В своей книге «Путешествие пилигрима» он подробно, ярко и откровенно описал свое нравственное состояние до своего духовного возрождения, приписывая эти мучительные колебания души своему маловерию, даже и во время молитвы, своему несерьезному отношению ко греху и своей гордости. Он признал, что эти душевные страдания пошли ему на пользу и что он, подобно Иову, пережил горечь сомнений и в результате получил много милостей от Бога.

Уверовав, Буньян убедился, что – согласно Слову Божию – его обязанность отныне проповедовать Христа людям. И, приняв крещение, он присоединился к церкви баптистов. Слова Христа: «Сие творите в Мое воспоминание», услышанные им во время вечери Господней, стали для него поддержкой. Тогда же он начал помогать пастору в проповеди Слова, посещал больных и живущих в пороке и вскоре заслужил такое уважение, что его избрали диаконом…

Перетрудившись, он тяжело заболел и чуть было не умер от воспаления легких, но Господу угодно было возвратить ему здоровье и силы. К сожалению, его жена недолго радовалась духовному возрождению мужа, потому что вскоре скончалась… Буньян никогда не отказывался от проповеди Слова Божия, и вскоре молва о нем разнеслась по всей округе. Он умел убеждать даже самых равнодушных и порочных людей и наконец, по настоятельным просьбам прихожан, был признан достойным рукоположения. С благоговейной молитвой принялся он за этот новый труд и посвятил ему всего себя, повторяя: «Горе мне, если не благовествую!».

 

Испытание веры

 

В то время английское правительство запрещало проповедовать тем, кто не получил официального звания пастора англиканской церкви. Буньян, однако, не обращал на это внимания. На него донесли, и он получил письменное запрещение на проповедование Евангелия. Многие из его братьев по вере заступились за него, и на некоторое время его оставили в покое.

Но с возвращением к власти Стюартов со свободой совести было покончено. Буньян с трудом мог продолжать свое дело. Сначала он переодевался в разные костюмы, чтобы не узнанным появляться то в одном, то в другом месте, но вскоре устыдился своей робости и решил действовать открыто, не взирая на последствия.

Однажды его пригласили в Сомель – небольшое село, жители которого изъявили желание послушать Слово Божие. Во время проповеди полицейские во главе с комендантом подошли к нему, предъявив ордер на арест, – Буньяну оставалось лишь покориться власти. До этого друзья не раз предостерегали его, но он пренебрегал их советами…

По многочисленным просьбам верующих села его на ночь отпустили, но рано утром Буньяна, конвоируемого комендантом, уже повели в суд. Там ему объявили, что бывший котельщик не имеет права проповедовать и что он немедленно будет отпущен на свободу, если даст подписку, засвидетельствованную несколькими его друзьями, что впредь проповедовать не будет. Бумага для подписи уже лежала на столе. «Как я могу дать обещание не проповедовать Слово Божие?! – воскликнул Буньян. – Пока жив буду, как только получу свободу, я снова продолжу нести порученное мне Богом служение».

Тогда, к стыду Англии, 1 ноября 1660 года Джона Буньяна посадили в Бедфорде в острог.

Между тем многие, даже и не разделявшие его воззрений, в том числе и представители государственной церкви, немало хлопотали о его освобождении. Пастор одной англиканской церкви настоятельно увещевал его отказаться от проповедования, стараясь убедить его, что он на это не имеет никакого законного права. Но Буньян стоял на своем. Другой советчик предложил Джону подать апелляцию на решение суда и публично заявить, что он готов подчиниться воле короля, следуя церковным обрядам государственной церкви. Буньян и на это не согласился, заявив, что всегда будет отдавать кесарю кесарево и что воля Царя царей для него превыше всего. А воля Его – чтобы каждый в меру своих сил употреблял для славы Господней дар, полученный от Него.

Буньян был заточен в один из худших острогов королевства. Две тесные камеры и маленький двор, окруженный рвом с водою, были переполнены узниками, за небольшим исключением убийцами и мошенниками. На ночь их запирали по 60 человек в каждой камере.

Тяжело приходилось Буньяну: тридцати двух лет от роду, привыкший к свежему воздуху и активной деятельности, он иногда падал духом, но сознавал необходимость ради славы Господа оставаться верным своим убеждениям. Судейский секретарь напрасно умолял его принять условия освобождения – Буньян сердечно благодарил его за участие и отклонял все его предложения.

Настало время коронации. Карл Второй, по установленному обычаю, объявил о помиловании всех заключенных, кроме политических. Буньян оказался в числе последних и остался в тюрьме.

Его вторая жена, с которой он вступил в брак за год до заключения, отправилась подавать прошение в Лондон. Горячо молила она одного из верховных судей включить имя мужа в число прощенных, но – безрезультатно, и Буньян остался в остроге. Справедливо назвал он место своего заточения вертепом: здесь он изготавливал башмачные шнурки, чем зарабатывал деньги на содержание жены и детей от первого брака.

На следующем заседании окружного суда некоторые из его друзей снова начали хлопотать о его освобождении. Но власти опять выдвинули непременным условием освобождения – отказ от проповеди. Буньян снова не согласился и еще шесть лет не выходил из острога.

Сильно тосковал он о семье, беспокоился о своей слепой дочери, живо представляя себе все лишения и горе близких, но с упованием предал их милостивому Богу.

В остроге он провел двенадцать лет. Одни тюремщики были к нему благосклонны, другие – нестерпимо суровы. Иные так искренно жалели его, что даже позволяли ненадолго отлучаться для посещения братьев по вере, заручившись его честным словом возвратиться в назначенный срок.

Наконец пробил час избавления. Король издал указ разрешить всем христианам свободно собираться на богослужения, избирая себе пасторов из своей среды. Квакеры, многие из которых также находились в заточении, развернули активную деятельность по спасению из тюрем единоверцев.

История этого долгожданного указа такова. Некий квакер по имени Ричард Карвер предстал однажды перед королем и напомнил ему историю, случившуюся двадцать лет тому назад. Во время битвы под Вустером армия Карла II, в ту пору наследника престола, была Кромвелем обращена в бегство. Спас будущего короля некий человек, который на своих плечах донес его до лодки. Этот человек – он, Карвер, и теперь за эту услугу просит короля помочь в беде его братьям по вере, как он некогда помог королю в его беде. Карл вспомнил этот эпизод и 13 сентября 1672 г. подписал указ, дарующий свободу всем узникам за религиозные убеждения, в том числе и Буньяну.

… Буньян вернулся домой, где нашел полное разорение и страшную нищету, и энергично принялся за работу.

Паства в это время была без пастыря – Гиффорд скончался еще до освобождения Буньяна. Все единодушно предложили Джону занять это место. Он согласился, сознавая, что может принести несомненную пользу верующим, а неверующих – привлечь ко Христу силой Слова.

 

Пастор Джон Буньян

 

Буньян был убежден, что сам Господь избрал его для проповеди Евангелия. Он горел желанием неустанно провозглашать великую любовь Божию к падшему человечеству.

Он говорил о Христе своим товарищам-арестантам во время заключения; всем было известно, что он страдает из-за своей веры в Искупителя, Которому желал служить всеми силами. За двенадцать лет заключения он глубоко изучил Священное Писание. Это очень помогло его утверждению в служении Богу. Он явился перед паствой очищенным огнем испытаний и готовым научить других жить и страдать во славу Страдавшего за всех. Его речь отличалась простотой и ясностью, не было в ней никакой вульгарности и грубости и поэтому была доступна каждому. Люди безграмотные и люди интеллигентные слушали его с одинаковым вниманием.

Кроме того, он был одарен живым воображением, наблюдательностью, меткостью в выражениях и отличной дикцией и был, таким образом, во всех отношениях достойным служителем Христа. Поэтому неудивительно, что там, где он проповедовал, собиралось так много народа, что многие стояли на улице. Впрочем, он нередко в летнее время говорил и под открытым небом и даже предпочитал природу душному помещению.

В определенные дни он посещал и соседние села, в которых основал небольшие церкви, существующие и доныне. Изредка навещал он столицу, многолюдный Лондон, где тоже стал широко известен. Ему достаточно было известить о своем намерении проповедовать за день. Нередко уже поздним вечером, прямо с дороги, поднимался он на кафедру перед переполненным залом. К счастью, этот успех и эта известность не вскружили ему голову, он смирялся перед Господом, отдавая всю славу Ему одному, от Которого получал силы готовить людей для Царства Божия.

А между тем его ничем не запятнанный образ жизни не спас его от клеветы. Случилось так, что дочь одного помещика, часто посещавшая собрания Буньяна, была за это изгнана из родительского дома, так как ее отец был ревностным сторонником англиканской церкви. Позднее он простил ее с условием, что она никогда больше не будет слушать Буньяна.

Вернувшись однажды домой, девица стала так убедительно просить отца о дозволении ей снова посещать собрания, что тот смягчился и разрешил дочери посещать проповеди Буньяна и… в ту же ночь скоропостижно умер…

Прошел слух, что он был отравлен дочерью, будто бы имеющей интимную связь с Буньяном. Началось следствие, установившее, что все это клевета, и популярность Буньяна возросла еще больше.

Он получал много предложений оставить Бедфорд и служить более многочисленной пастве за большее жалованье. Но он остался непоколебимым, считая, что Бедфорд и его окрестности – лучшее поле для его деятельности; лишь временно соглашался он отлучаться для оказания духовной помощи жителям других графств.

Доброе семя падало на добрую почву. Многие слушатели Слова стали и его исполнителями. Ежедневно происходили новые обращения, и церковь заметно росла. Несмотря на то, что все называли Буньяна «епископом», он считал себя смиренным тружеником и видел среди обращенных верных слуг Христовых, которым сразу давал серьезные поручения, чтобы жатва не страдала от недостаточного числа жнецов. Он требовал строгого исполнения установленных Христом двух таинств: принятия крещения и участия в вечере как видимых свидетельств веры и покорности Его Слову. Буньян неустанно навещал больных. Разногласия во мнениях между братьями он кротко и быстро устранял. Душу, охваченную тревогой, умел успокоить и «вставить на истинный путь. С теми, кто уезжал из Бедфорда, он вел постоянную переписку, разрешая им присоединяться к другим церквам, лишь бы руководством им служило Божие Слово. Согрешающих он обличал и увещевал вначале сам, с глазу на глаз; в случае непокорности призывал на помощь братьев, утвержденных в вере и, наконец, в случае необходимости, – отлучал от церкви. Но лишь только согрешивший возвращался с покаянием и сожалением о содеянном грехе, Буньян с радостью и братской любовью снова принимал его в лоно церкви. Таким образом, всякий член церкви имел свое поручение: старшие наставляли новообращенных, пока те не утверждались в вере и, в свою очередь, тоже не начинали опекать малоопытных.

Дух Святой руководил Буньяном. Джон питал паству хлебом жизни, наставлял на дела веры, внушал благочестие, подавая личный пример самоотверженности и любви к ближнему. Он приучал ревностно и неустанно трудиться во славу Христа, приводя к Нему уснувшие во грехе души через благовестие, не допускал несогласий и раздоров между братьями, что могло бы оттолкнуть мирян от веры, и, хотя и именовался пастырем многочисленной паствы, в сущности, не переставал до конца жизни быть всем слугой.

 

Сочинения Буньяна

 

Джон Буньян отлично владел пером. Однако отдавать в печатный набор его первые литературные произведения было трудно: его мысли неслись быстрее пера, и потому много было пропущенных слов. Первое его сочинение «Несколько евангельских истин» носило полемический характер.

Цель книги – раскрытие ошибок учения квакеров об искупительной жертве Агнца Божия. Ответ противников истины явился немедленно. Буньян резко возразил. Но в это время его арестовали. Тюремное заключение не помешало ему продолжить работу, напротив – необходимость заставляла его неустанно писать, так как продажей книг он, хотя и был арестантом, зарабатывал на пропитание своей семье, и даже самому себе. С помощью приверженцев и друзей он начал издавать небольшие брошюры, которые имели такой успех, что некоторые бумагомаратели стали наклеивать его портреты на свои сочинения, выдавая их за его. Среди его небольших произведений интересно следующее: «Всеобильная благодать для грешника». Здесь достойна особого внимания следующая мысль: «Господь не в шутку убеждал меня, сатана не в шутку искушал меня, не в шутку терзал меня ужас геенны огненной, и потому не ради шутки предаю бумаге теперь все мною перечувствованное и представляю вам это повествование в простоте сердца и истины, для вашей пользы».

Кроме того, Буньян написал много глубокомысленных трактатов об оправдании через веру, о воскресении мертвых и другие, что особенно примечательно, учитывая тот факт, что у него не было богословского образования… Но вот в полемике он вовсе не умел сдерживаться. Когда излагаемые воззрения не соответствовали духу Писания, он всегда возражал с горячностью.

Нелишне упомянуть об одной его брошюре «Мое исповедание веры и мои убеждения». В ней он отстаивал допуск к причащению всякого христианина, даже не принявшего крещения, ибо сам Буньян был глубоко убежден в обязательном исполнении установленного самим Господом таинства. За такое мнение многие баптисты роптали на него, утверждая, что он неверен своему призванию. Но ничто не могло поколебать его изменить своим взглядам.

Свое знаменитое сочинение «Путешествие пилигрима» Буньян начал еще в тюрьме. Ни до, ни после него не появлялось на свет произведение, которое можно было по значимости поставить рядом с этим. Эта аллегория неподражаема; глубина мысли, тщательно выписанные характеры и поступки описываемых им лиц, знание и понимание библейских истин – все в этой книге дает ей несомненное право стать в ряд наиболее выдающихся произведений мировой литературы второй половины семнадцатого века.

Рассказывают, что, закончив книгу, он предложил своим соузникам прочесть ее, желая услышать их мнение: стоит ли она того, чтобы быть напечатанной. Кто советовал издать, кто – нет. Но один из них, по имени Марсон, настоял на безотлагательной публикации. Однако трудностей при исполнении этого намерения пришлось одолеть немало, и книга вышла в свет лишь в 1678 г. Успех ее был огромен! В течение десяти лет одно за другим последовали двенадцать изданий, и еще при жизни Буньяна разошлось сто тысяч экземпляров. Постепенно книга получила всемирное признание: ныне она переведена более чем на 200 языков. Многие художники трудились над художественным оформлением этой замечательной книги и писали картины на ее сюжеты.

После «Путешествия пилигрима» Буньян написал «Жизнь дурного человека», а в 1682 г. издал «Духовную войну». Полагают, что автор изобразил самого себя, описывая «душу», подпавшую под власть диавола и потом избавленную Христом. Благодаря военному опыту Буньяна, приобретенному им за время военной службы и во время гражданской войны, повествования его отличаются достоверностью. Первое нападение диавола на человека, полное удаление души от Бога, избавление ее через воплощение Сына Божия и неустанные попытки злого духа снова отдалить ее от Творца описаны живо, ярко. Эта книга одинаково хороша как для кающегося грешника, так и для верующего человека в его практической христианской жизни.

В 1683 году Буньян издал вторую часть «Путешествия пилигрима», в которой описывает странствование жены и детей Христианина. Автор намерен был издать и третью книгу о судьбе юношей после смерти родителей, но надо полагать, что это сочинение либо вовсе не было им написано, либо затерялось, так как появившаяся после его смерти книга под названием «Путешествие сыновей Христианина», которая приписывалась Буньяну, оказалась явным подлогом.

Сочинения Буньяна появлялись одно за другим (всего около шестидесяти книг), некоторые из них немалого объема. В основном это были проповеди и богословская полемика. Им руководствовало неутомимое желание оживить веру, поколебать религиозное равнодушие не только своих современников, но и потомков. Задача трудная, почва не всегда добрая, но Буньян, уповая на Господа, боролся неустанно, испытав на себе тяжесть сомнений, грехов и слабость человека перед искушением.

Из его небольших книг можно назвать «Книгу для молодежи» и «Закон и благодать», сочинения, убеждавшие и самых ярых его противников.

Рассматривая все его сочинения, нельзя не прийти к выводу, что все они изложены ясным, доступным слогом, мысли и суждения героев светлые и логичные, книги изобилуют меткими и верными сравнениями и метафорами. Цель во всех сочинениях преследуется одна-единственная – разбудить душу человека и привести его ко Христу.

Приведем в качестве примера отрывок из его обращения к душам медлительным и уснувшим на пути к вечности. «Доколе ты, ленивец, будешь спать?» (Притч. 6, 9) Неужели ты решился на сон смерти? Неужели ни вести с неба, ни вести из ада не в силах разбудить тебя? Неужели ты все еще будешь отвечать: дайте мне еще немного поспать? О, если б я умел красноречиво печалиться, как бы я горевал над тобой, как бы оплакивал! Бедная, обреченная, погибающая душа! Почему мое сердце так жестоко, что не могу скорбеть о тебе? Если б ты лишился какого-либо члена своего тела, или кого-нибудь из семьи, или близкого друга – это было б страшно. Но гораздо страшнее, что ты, несчастный, губишь свою душу! Если б она шла в ад на день или на два, даже на год, увы, хотя бы на десятки тысяч лет – это было б еще полбеды, но ведь она будет ввергнута туда на веки веков! О, какое грозное слово – вечность! Каково будет услышать эти раздирающие душу слова: «Идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его».

Когда Буньян обращался к унывающим и терзаемым сомнениями и страхом, он утешал их следующим образом: «Почти всякому случалось в жизни сомневаться в благодати Божией: явление не редкое, но самое невыносимое чувство для того, кто искренно сознает себя грешным. Преступление закона – уже грех, но сомнение в силе благодати Божией, способной оправдать нас и избавить от осуждения, – великий грех. Поэтому выслушай меня, унывающая душа, к тебе обращаюсь я – прекрати сомневаться, стряхни робость и страх. Поверь, что ты имеешь на то полное право, ибо существует река жизни, струи которой – благодать и милость. И когда случится тебе видеть людей, которые ради телесного здоровья стараются поселиться вблизи целебных вод, вспомни, что и у тебя должно быть только одно стремление – найти эту воду жизни, так как для твоего исцеления от духовных недугов, от страха и сомнений необходима именно эта вода».

К верующему, радующемуся во Христе, он обращался иначе: «Господу угодно видеть каждого христианина остающимся на определенном ему свыше месте и исполняющим свои обязанности согласно полученному от Бога призванию. Христиане тогда – что цветы в саду Божием. Куда какой цветок Садовник посадил, там он и растет, и, начиная от ползущего по стене вверх хмеля и кончая кедром ливанским, плоды их составляют Его славу. Почва, на которой они растут, – самая плодородная, а Сам Садовник, устроивший сей цветник, является и нашим Создателем. И потому молитесь, чтобы вам не оказаться искусственным пламенем без жара, или искусственными цветами без запаха, или же искусственными деревьями без плодов».

 

Кончина Буньяна

 

Почти до конца своей жизни Буньян вынужден был страдать из-за своих убеждений. Правительство, видя его сопротивление государственной религии королевства, не любило его и старалось всячески ему мешать. Несколько раз, под разными предлогами, его лишали имущества, даже опечатывали молитвенный дом, в котором он проповедовал, так что одно время ему приходилось проводить собрания под открытым небом. И тогда он решил все свое имущество перевести на имя жены.

Обеспечив таким образом семью, он мог полностью отдаться труду во славу Христову. Известность его с каждым днем росла, он казался незаменимым. Буньян значительно умножил свои познания самообразованием и чтением книг. Постоянное общение с разными слоями общества благотворно повлияло на его мировоззрение. Он в равной мере страстно проповедовал Евангелие и знати, и бедноте, не делая между ними никаких различий.

В начале 1688 г. он стал страдать от приступов слабости, подорвавших его здоровье. Немного оправившись от болезни, он вновь принялся трудиться. Но, увы! Конец приближался быстро, и Джон Буньян скончался вдали от семьи, так что родные не смогли проститься с ним.

Причиной, ускорившей смерть, была его самоотверженность. Сын одного помещика просил Буньяна выпросить ему прощение у разгневанного отца, который лишил его наследства. Исполнить эту просьбу нельзя было, не встретившись с отцом лично. Буньян проехал верхом 50 миль, и его беседа со стариком увенчалась полным успехом. Проповедник решил заехать оттуда в Лондон, чтобы лично объявить об этом сыну. По дороге его застиг холодный ливень, он весь промок и был вынужден остановиться у своего приятеля, где слег в сильной горячке. Вскоре он скончался…

Смерть Буньяна, настигшая его среди христианских забот, — достойное завершение его жизни. Его светильник не угасал, и он постоянно был препоясан верой. «Не плачьте обо мне, – говорил он окружающим, – живите свято. Я иду прежде вас в место, уготованное Спасителем всем искупленным Им грешникам. Там мы встретимся и воспоем новую песнь в блаженной вечности».

Его тело было предано земле в присутствии народа, оплакивавшего уважаемого и всеми любимого пастыря.

Особенно скорбела паства в Бедфорде…

Жизненное поприще Джона Буньяна соответствовало вещему сновидению в его книге: оно началось в топи Уныния и закончилось торжественным вступлением в вечное Царство славы.

 

 

СТРАННИК

 

 

Однажды странствуя среди долины дикой,

Внезапно был объят я скорбию великой

И тяжким бременем подавлен и согбен.

Как тот, кто на суде в убийстве уличен.

Потупя голову, в тоске ломая руки,

Я в воплях изливал души пронзенной муки

И горько повторял, метаясь, как больной:

«Что делать буду я? что станется со мной?»

И так я, сетуя, в свой дом пришел обратно.

Уныние мое всем было непонятно.

При детях и жене сначала я был тих

И мысли мрачные хотел таить от них:

Но скорбь час от часу меня стесняла боле;

И сердце наконец раскрыл я поневоле.

«О горе, горе нам! Вы, дети, ты, жена! –

Сказал я, – ведайте: моя душа полна

Тоской и ужасом, мучительное бремя

Тягчит меня. Идет! Уж близко, близко время:

Наш город пламени и ветрам обречен;

Он в угли и золу вдруг будет обращен,

И мы погибнем все, коль не успеем вскоре

Обресть убежище; а где? о горе, горе!»

Мои домашние в смущение пришли

И здравый ум во мне расстроенным почли.

Но думали, что ночь и сна покой целебный

Охолодят во мне болезни жар враждебный.

Я лег, но во всю ночь все плакал и вздыхал

И ни на миг очей тяжелых не смыкал.

Поутру я один сидел, оставя ложе.

Они пришли ко мне; на их вопрос я то же.

Что прежде, говорил. Тут ближние мои.

Не доверяя мне, за должное почли

Прибегнуть к строгости. Они с ожесточеньем

Меня на правый путь и бранью и презреньем

Старались обратить. Но я, не внемля им,

Все плакал и вздыхал, унынием тесним.

И наконец они от крика утомились

И от меня, махнув рукою, отступились,

Как от безумного, чья речь и дикий плач

Докучны и кому суровый нужен врач.

Пошел я вновь бродить, уныньем изнывая

И взоры вкруг себя со страхом обращая,

Как раб, замысливший отчаянный побег.

Иль путник, до дождя спешащий на ночлег.

Духовный труженик – влача свою веригу,

Я встретил юношу, читающего книгу.

Он тихо поднял взор – и вопросил меня,

О чем, бродя один, так горько плачу я?

И я в ответ ему: «Познай мой жребии злобный:

Я осужден на смерть и позван в суд загробный –

Я вот о чем крушусь: к суду я не готов,

И смерть меня страшит».

«Коль жребий твой таков, — Он возразил, –

И ты так жалок в самом деле,

Чего ж ты ждешь? зачем не убежишь отселе?»

И я: «Куда ж бежать? какой мне выбрать путь?»

Тогда: «Не водишь ли, скажи, чего-нибудь?» —

Сказал мне юноша, даль указуя перстом.

Я оком стал глядеть болезненно-отверстым,

Как от бельма врачом избавленный слепец.

«Я вижу некий свет», – сказал я наконец.

«Иди ж, – он продолжал, – держись сего ты света;

Пусть будет он тебе единственная мета.

Пока ты тесных врат спасенья не достиг,

Ступай!» – И я бежать пустился в тот же миг.

Побег мой произвел в семье моей тревогу,

И дети, и жена кричали мне с порогу,

Чтоб воротился я скорее. Крики их

На площадь привлекли приятелей моих;

Один бранил меня, другой моей супруге

Советы подавал, иной жалел о друге,

Кто поносил меня, кто на смех подымал,

Кто силой воротить соседям предлагал;

Иные уж за мной гнались; но я тем боле

Спешил перебежать городовое поле,

Дабы скорей узреть – оставя те места,

Спасенья верный путь и тесные врата.

 

А. С. ПУШКИН