Все живы и все вместе — это ли не милость Божия?

А потом? Потом начались дожди. Сверху льёт, и спать ложимся на ночь в мокрое, в лужи. Стали откуда-то тащить снего-оградительные щиты, делать себе что-то вроде шалашей. Никто нас уже никуда не грузит, никуда не везёт. Никому никакого до нас дела нет, не до нас стало немцам. И стали люди понемногу, украдкой, по ночам, взяв свои узлы и чемоданы, расходиться и разбегаться, кто куда. Оставшихся становилось всё меньше и меньше. Стали и мы говорить своему папе, иди мол, поищи по дорогам, по хуторам, не найдёшь ли и ты того хозяина, которому продал по дороге сюда, на это поле, нашу корову (за свитер, поношенное пальто и буханку хлеба). Может, если найдёшь, возьмёт нас к себе. И опять — чудо! Пошёл папа. Ждём день, другой. Нет его. Переживаем, страшимся: что случилось?

Вечером третьего дня, уже стемнело, подъезжает подвода, парой лошадей запряжённая, хозяин-латыш и с ним наш папа за нами! Погрузили свои узлы и мешки, свои вещи на телегу, уселись сами, поехали. Просил папа: «Хоть где-нибудь под кустом высади нас, только увези с этого поля». Хозяин — латыш не под куст, а привёз к себе в дом, спрятал нас в своей маленькой комнатушке, закрывая дверь днём от приходящих немцев, а ночью от наездов наших русских партизан. Так и продержал нас до 9 мая, Дня Победы. Что же сталось с остальными? Тогда время было такое страшно — опасное, что каждому было только до себя, да и не у кого было ничего узнать.

Слава Тебе, Господи! И на этот раз остались живы и все вместе — это ли не милость Божия, и чего ещё лучше?

†

СЛАВА БОГУ ЗА ЗДРАВИЕ И ЗА БОЛЕЗНИ НАШИ!

А дальше? После 9-го мая, когда Советские войска вступили в Латвию, наша Советская власть всех мужчин — и русских и латышей — направила в фильтрационный лагерь для проверки. Папу там продержали недолго: отпустили как не подлежащего службе в армии по возрасту. А Федю? Для сохранения нашей семьи, всех вместе, Господь Бог избрал средством болезнь Феди — приступ аппендицита, пришёл врач и засвидетельствовал, что отправке в фильтрационный лагерь не подлежит. А то ведь его взяли бы в армию. Ему уже к тому времени было 19 лет, а война ещё полностью не закончилась.

Но вот Промыслом Божиим мы опять все вместе! Слава Тебе, Господи! За всё, за всё, за здравие и за болезни наши!

†

15.05.96. «И РАНА НЕ ПРИБЛИЖИТСЯ ТЕЛЕСИ ТВОЕМУ…»

«Сии на колесницах, сии на конех, мы же Имя Господа Бога нашего призовем» (Пс. 19, 8).

Удивительно и непонятно было нам, детям, зачем соседка– бабушка, сняв с божницы икону Божией Матери «Неопалимая купина», начала обходить с ней вокруг нашего дома, где мы жили, где и застала нас война, три раза. «От пожара, от огня, от всякия напасти» — пояснила бабушка. Это было в начале военных ужасов, а слова той бабушки, т.е. исполнение их, увидели аж в 45-ом году: ни одного дома вокруг, все разрушено, растащено, сожжено, а наш дом стоит целёхонек!

Вернувшись из Латвии в родные места и обосновавшись на жительство в Гатчине, познали и то, что дом тот помогает собрать воедино семью, здесь жившую, нашу семью.

По возвращении нашем из Латвии папа поехал в Павловск в город прежнего, довоенного нашего местожительства, и там, (случайно!!!) встретил соседа по квартире, жившего с нами в этом доме. Сосед этот Алексей Козлов со своими домашними тоже уже не жил в том доме: всех разметало войной. Но приходили иногда на место старого своего житейского гнезда. И вот этот Алексей говорит папе, что был «в своем» старом доме, разговаривал с людьми, новыми жильцами, там живущими, и они сказали ему, что приезжала или приходила какая-то женщина узнать, поискать. Говорила, что в этих комнатах жили её родители. Женщина невысокая ростом, белокурая, средних лет. «Быть может, это наша Анна», — заключили оба Алексея.

Папа поехал сразу в Ленинград, в справочное бюро адресов и прописки, и буквально через 5 минут ему дали адрес нашей Ани. Она была в это время на работе, на заводе. Когда сообщили ей, что в проходной ждёт разыскивающий её отец, то, как потом рассказывали, от такой неожиданной и радостной вести и встречи свело руки и ноги судорогой, она не сразу смогла придти в себя. А что пришлось пережить ей, оставшейся в блокадном Ленинграде! Работая на военном заводе, беспомощная, беззащитная, характером тихая и безынициативная, в своём бессилии дошла до того, что уже не вставала с постели, и вот-вот конец был близок.

Но дивны дела Промысла Божия! Сколько людей погибло с голоду в ту суровую зиму 41—42 года! Людей нужных, необходимых обществу, стране: деятелей науки, учёных, отцов и матерей семейств, оставивших сирот! А наша Аня, совсем неграмотная, одинокая, ничем не примечательная, видно, нужна была Господу: нашёлся человек, выходивший её. Медсестра из военного госпиталя, жившая по соседству в общежитии, «то котлетку принесёт, то сгущенки, то маслица сливочного крошечку» — и выходила, подняла на ноги нашу Аню. Потом эвакуация военного завода на Урал, затем опять возвращение с заводом в Ленинград, потом вот такая встреча с отцом, с родными.

Господи! Какая же милость Твоя к нам! Потом старший брат Андрей, побывавший на фронте и увидевший, что такое война, скажет: «Удивительно, непостижимо, как вы (т.е. мы), пережив все эти военные ужасы, голод, бомбёжки и обстрелы, 9 месяцев прифронтовой полосы, остались все живы, целы, невредимы и даже ничем не болели!»

А Господь? Не Он ли сказал: «Не приидет к тебе зло и рана не приближится телеси твоему, яко Ангелам Своим заповесть о тебе сохранити тя во всех путех твоих.» (Пс. 90, 10).

†

 

 

«ЭТО НАРОДИЛОСЬ ТЕБЕ СЧАСТЬЕ»

«Не даждь во смятение ноги твоея, ниже воздремлет храняй тя». (Пс.120, 4).

Маме моей было предсказано от Господа, когда была беременна, что у неё родится больной ребёнок (я). Их крёстная, старушка, уже умершая, приснилась соседке маминой, сказав: скажи Анне (моей маме), что у ней родится больной ребёнок».

Но все по порядку. Родители поженились в голодные 20-е годы. Был неурожай. Местность была бедная. Мама (Анна) была сиротой, без отца и матери, и кроме неё, в семье было ещё четверо детей младше её. В голодные те годы ездила «в казаки» (Царицын), кормиться, работать только за то, что покормят. Папа (Алексей), тоже выросший без отца, пришедший с военной службы, прослуживший 9 лет, оказался вдовцом с двумя детьми. Вот так поженились. Отделившись из большой родовой семьи, папа получил в «надел» корову, двоих детей и старушку — крёстную, согласившуюся принять их к себе пожить за прокормление и уход (и похороны).

Бедность была такая, что уж дальше некуда (и только при Советах могли попасть в категорию раскулаченных). Но понемногу рабочие мастеровые руки папы стали налаживать жизнь, хозяйство. Завели какую-то лошадёнку, что-то из мелкого скота, уродился хлеб. И вот народилась больная девочка, я. Мама, хотя и предупреждена, всё же в отчаянии. Пошла с ребёнком к какой-то благочестивой старице, у них почитаемой, на станции жившей. Та ей сказала: «Это народилось тебе счастье». Насколько же справедливыми оказались эти слова! Мамина жизнь, да и судьба всей нашей семьи, несмотря на все перипетии и перетасовки, оказалась лучшей, чем судьба её сестёр и брата, у которых не было таких встрясок, как у нас.

Первым действием промыслительной любви Божией был такой случай. Домик их крёстной, «избушка на курьих ножках», если можно так назвать дом, в котором жили, загорелась. В деревне тогда часто случались пожары. При такой-то бедности — и пожар! Это значит — остаться совсем нищими. Но у Бога нет нищих, забытых, брошенных. У Него все Свои. «Не бойся, только веруй», — сказал Он в Евангелии (Марк 5, 36).

В это время по железной дороге, пролегающей недалеко от их деревни, проходил поезд. Машинист, увидев горящий дом, остановил поезд, люди из поезда выскочили, прибежали, и моментально, кто за что — принялись за дело: кто скотину вывел со двора, кто вынес детей и вещи, кто бросился тушить огонь. Много дела, да и много рук, Рук у Бога. Основное богатство надо спасти — хлеб, ларь большой с зерном. Как? Сильные мужики спрыгнули из вагонов, подложили катки под этот ларь и общими усилиями выкатили! А машинист стоял и ждал! Когда всё было сделано, народ опять сел в вагоны, и поезд ушёл. Почти ничего не пострадало! До сих пор не могу вспоминать этот день без слёз благодарности Богу за Его удивительные промыслительные заботы!

И много, много раз впоследствии в подобных случаях, когда грозила опасность, и неожиданно являлось избавление, папа говорил: «Это Господь спас нас за Олю! Ведь не просто не было пожара, а при пожаре, который случился, был, и остаться неповреждёнными — это ли не чудо Боже, Его охранительный, заботливый Отеческий Промысел. Господи, слава Тебе!

†

 

 

ОБРАЗ СПАСИТЕЛЯ

Близка сердцем и душою мать к своему дитяти, она готова всегда исполнять все его просьбы, а часто и капризы, утешая, ободряя, успокаивая и лаская его. Но ещё ближе к нам Господь! Мать не знает мыслей своего дитяти, отвечает на его только высказанные просьбы. Господь же, утешая нас, успокаивая, ободряя и лаская, часто отвечает на такие просьбы и капризы, которые мы Ему ещё не успели и высказать.

Праздник Преображения Господня, мой любимый праздник. Я в храме, готовлюсь быть причастницей Его Святых Таин. В мыслях: «Я так грешна пред Тобою, Господи! Раньше Ты меня утешал и веселил Своими духовными утешениями, сейчас я давно не получаю от Тебя таковых: если и посылаешь Ты мне милости Свои, то они больше для желудка, для чрева, а для души нет больше мне даров Твоих. Неспособна она к восприятию их…»

Подхожу ко Святой Чаше спасения. Не успела отойти 3 — 4 шага, как навстречу мне выходит из алтаря, из боковых дверей наш о. Протодиакон Михаил и выносит и подает мне большой образ Спасителя!!! Это ли не радость Божественная?! Господа принять в душу устами из Чаши Его, и Господа принять в руки, глазами через Образ Его! Это ли не ответ на мои покаянные мысли… Как же дорог мне этот образ до сих пор! Как яркое напоминание о близости Спасителя к нам, о Его любви к нам, о Его готовности исполнять все наши благие желания.

†

«НА ТЕБЕ, ГЛУПЕНЬКАЯ, ЧТО ХОТЕЛА!»

Это было в Почаеве. О. Иоаким, стоявший у чудотворной спускаемой иконы Божией Матери, когда случалось проходить ему по храму, если я подходила к нему под благословение, то, благословляя, не давал целовать свою десницу. Так было всегда. Подумала: «Видно, я такая грешная и скверная, что нельзя мне осквернять своим целованием его святые руки».

Иду в нижний храм Преподобного Иова. О. Иоаким сидит на скамье. Подхожу как всегда под благословение, сложив свои ладони. Вместо благословения о. Иоаким подносит свою правую руку к моим губам, давая поцеловать её! А Господь: «На тебе, глупенькая, что хотела!»

†

«НЕ ЗАБОТЬТЕСЬ О ТОМ, ЧТО ВАМ ЕСТЬ И ЧТО ПИТЬ…»

Я в Загорской обители у преподобного Сергия. Сижу на траве у дороги после службы, хочется поесть, а пожевать нечего, ничего с собою нет. Есть в кармане 20 копеек. Подумала: вот, знала бы, кто пойдёт в магазин из приезжих богомольцев, попросила бы и мне купить булочку, а специально для меня идти в магазин не хочется просить, беспокоить людей, каждому до себя, все усталые, все немощные. Подходит незнакомая женщина и говорит: «Я иду в магазин, не надо ли тебе чего купить?»

Случай? Совпадение? Что скажет на это неверующий? А верующий чувствует, знает, видит постоянно над собою зоркое Око Отца Небесного и заботливую любящую помогающую Руку Его.

«Не заботьтесь о том, что вам есть и что пить, ибо знает Отец ваш Небесный, что имеете в этом нужду.» (Мтф. 6;25—33).

†

 

Я в Печорском монастыре, у храма Михаила Архангела перед вечерним богослужением, день летний, жаркий, очень хочется пить. Напиться можно только внизу у колодца, для этого надо спускаться по лестнице, потом опять наверх. Силы физические рассчитаны только на богослужение, на добавочные труды их нет. Что-нибудь одно: или спуститься и напиться, или богослужение. Нет, уж лучше буду терпеть жажду.

Подходит незнакомая женщина, спрашивает: «Ты не хочешь пить? Я бы принесла тебе водички». Достаю имевшуюся при себе капроновую фляжку, подаю с благодарностью. Жажда утолена. А утолена ли моя жажда любви к Господу? Хочется ещё больше и больше любить Его благодарной любовью, молиться Ему посильно, чем могу, послужить общему делу Добра.

†

 

 

ЛАМПАДКА

Я у детской коляски в саду со спящим младенцем, племянницей Юленькой. Она безмятежно спит, а я должна сидеть и караулить: то собака может подбежать и испугать ребёнка, то комары и мухи будут беспокоить. Это вот сейчас, спящую, а когда она на ножках в бодрствовании и с бьющей через край детской энергией? — вздохнуть некогда, гляди в оба, все мысли, всё внимание только ей. И помолиться удается лишь урывками, и забота другая — надо знать много детских сказочек, песенок, стихов, детских игр.

И вот сейчас, сидя у коляски, конечно, с акафистом в руках, со вздохом подумала: «И лампадочки неугасимой не могу теперь возжечь и поддерживать её горение своему Спасителю, чего у меня никогда раньше не переводилось, всегда исполнялось». Кто-то (уж не помню кто) заменил меня на время на моем посту около ребёнка.

Прилегла отдохнуть. Заснула. И вижу во сне — лампадка ярко горит перед образом Распятия! Подошла, заглянула и удивилась: как же она горит? В лампадочке нет не только масла, но даже ни поплавочка, ни фитилька. А горит ярко-ярко! Это во сне. А наяву Господь говорит сердцу: лампады ваши Мне — это сделанное добро ближнему. В моем случае — помощь сестре по уходу за ребёнком.

†

 

 

ПРОСТРЕЛЕННОЕ ВЕДРО

Оно долго напоминало нам, сколько стоит человеческая жизнь. Жизнь Спасителя была оценена в 30 серебреников. А жизнь человека в наше время? Во время войны жизнь человека могла не стоить и ведра воды, зачерпнутого из лужи.

В войну не было ни электричества, ни водопровода. В городе не было колодцев, воду бери, где хочешь, вернее — нигде. Брали в люках, прежнюю отхожую. Кто-то сказал, что неподалёку от того дома, где находятся немцы, есть большая яма, от снаряда или от бомбы, и в этой яме вода. Пошла мама за этой водой. Зачерпнула. Повернулась уходить. И бежит с пригорка немец, солдат. Что-то кричит, «лопочет», размахивает руками и револьвером. Подбежал к маме, кричит неимоверно, видно, по-своему ругается. Потом наставил свой револьвер ей в грудь! Что пережила мама в эти секунды! — можно представить! Ещё один миг… Но Господь видит с небес этот миг. Мама, конечно, в неописуемом ужасе! Всё поняла. Заплакала ли, взмолилась ли тому немцу, уж и сама не помнит: «Никогда не приду больше, отпусти, у меня дома дети…» Немец выхватил из рук ведро, отбросил его далеко и выстрелил в дно. И, «полопотав» ещё что-то, убежал. А мама? — Взяв своё простреленное ведро как документ о том, какой цены может быть человеческая жизнь, чудом Божиим и на этот раз спасённая, пришла домой. Жива! Слава Богу, что жива, ладно, хоть и без воды. Воды из лужи. На волосок от смерти! И как же Ты, Господи, всё берёг и охранял нас. Слава Тебе!

†

«НЕ ХЛЕБОМ ЕДИНЫМ ЖИВ ЧЕЛОВЕК…»

В Печорах. Страстная неделя. Страстная Пятница. От продолжительных многочасовых служб церковных усталость настолько тяжела, что силы на исходе, кажется, больше не вынесу. Одно желание: поесть, прилечь, отдохнуть… И вот богослужение «Вынос Плащаницы». «Служба не такая уж долгая, скоро кончится, достану свой кусочек хлеба, припасённый заранее, поем, подкреплюсь» — мысль утешения. И вдруг… Выходит на амвон священник, иеромонах Досифей, и объявляет, что в знак скорби о Распятом Спасителе начинается пост, ничего не вкушать до самого Светлого Воскресения. Старым и больным по захождении солнца разрешается кусок хлеба и немного воды. А ты, Ольга, думаю о себе, старая и больная? И до захождения солнца ещё полдня… Даже нет сил ответить себе на этот вопрос. В каком-то атрофированном состоянии и силы, и воли, и чувств. А служба идёт! Страдающий, распятый Спаситель… Ни одного слова из песнопений и чтения служб не пропустить, всё хочется впитать, принять в себя, усвоить. Вот служба заканчивается.

Подходит ко мне девушка молоденькая, лет 17-ти, и с мольбой и жалостью в измученных, страдающих глазах, говорит: «Вот батюшка сказал, что нельзя уже покушать, а сил совсем нет, да и нечего поесть, как же теперь?» Вот, Ольга, покажи, прояви свою любовь ко Спасителю. Пришлось достать из своего походного дорожного чемоданчика припасённый кусочек хлеба. Вынула и подала ей! «Спасибо» — услышала в ответ.

И, о чудо! Чудо Божие! Откуда взялись силы? В один миг преобразилось всё существо: и тело, и дух. Готова пойти хоть куда, и поститься столько, сколько потребуется, такое обновление сил и духа, что если бы это было не со мной, то трудно в это поверить. «Не хлебом единым жив человек» — теперь поверила слову Евангельскому? Так верь же и остальным Его словам, не требуя доказательств.

†

 

«СКОРОПОСЛУШНИЦА» — ПОМОЩНИЦА В ПОСЛУШАНИИ …

А вот еще урок силы благодатных слов.

О. Пётр, когда служил в нашем храме, подзывает как-то раз меня к себе, показывает и дает мне образочек Божией Матери «Скоропослушницы», написанный на бумаге акварельными красками и до того выцветший, что почти ничего не осталось от изображения. Чуть-чуть заметен фигурный венчик на голове Божией Матери, нимб да очертания головы. Ни самого Лика, ни одеяния, разве что-то как контурные линии, по которым едва можно определить, что здесь «Скоропослушница» Царица Небесная.

Дает и говорит: «Вот просят, ничего другого у меня нет дать, а видишь, как полиняла. Возьми, поднови.» Взяла, ничего возразить или сказать не посмела. Пришла домой и затужила: «Ну, как же я буду её подновлять, когда тут ничего не осталось? Надо всё писать и рисовать заново, а батюшка даже не спросил, умею ли я. Хоть бы дал другой образец, на что посмотреть». С такими растерянными мыслями, не зная, как же мне теперь быть, прилегла отдохнуть в свой дневной сон — отдых.

Заснула и вижу: держу на ладони своей эту батюшкину иконочку-бумажку (маленькая она, в мою ладонь), а она такая яркая, такая красочная, ясная и красивая, как будто только сейчас из-под кисти! Скорей встала — и сразу за работу, по свежей памяти! И сделала. Отдаю. «Вот и хорошо», — было мне в ответ.

Ну, не чудо ли Боже? Ну, не сила ли слова священнического: «На, сделай!» — «Никогда раньше, говоришь, такого не делала? А Я дам тебе силы и умения Своего, и сделаешь!» — добавляет Господь неслышимо, но ощутимо, когда увидела и поняла, что не своею силою и умением сделала, а помощью Свыше.

†

КИЕВ — СОВСЕМ ДРУГОЙ МИР!

О поездке по святым местам в Киев и Почаев никогда не думала и не помышляла, как о несбыточном, не собиралась. И вдруг… Раба Божия Варвара Михайловна, близкая нашей семье (Царство ей Небесное, упокой, Господи, душу её) говорит маме: «Вот Федя ваш едет в Киев, проводи с ним свою Олю. Дорогой с ним, а там довезёт её до Зины. Зина с мужем теперь уехали в отпуск. Дома одна Надежда Васильевна, мать Зины. Вот Оля и поживет у неё, побывает в Киево-Печерском монастыре у святых мощей». Федя тогда учился в институте, и его направили на практику в Киев. Случай был удобный, и мама согласилась на это, чтобы Федя, отбыв там свою практику, привёз меня и обратно с собой домой. Собиралась я без особых восторгов, не зная, что там ждёт меня впереди. Но если с братом, то ничего плохого в поездке быть не может. Почему бы и не поехать?..

И вот мы в Киеве. Как и намечено было, к Надежде Васильевне, матери Зины. Объяснили цель моего приезда, срок такого неприглашённого гостевания, конечно, с просьбой принять меня. Она, наша прежняя довоенная соседка по дому, радушно приняла, со всеми доводами согласилась, даже как бы и обрадовалась. В память о прежнем: с родителями нашими были в хороших отношениях, и нас, детей, даже немножко отличала своей любовью от других детей за нашу неизбалованность и строгое у родителей воспитание.

И вот я в Киеве у Надежды Васильевны. Началось с того, что спать я буду на полу, подстелив под себя свой халатик. О питании моем она пусть нисколько не заботится, и вообще буду у неё только переночевать. Федя заглядывал несколько раз сюда, посмотреть, навестить, как я здесь устроена. Выслушав жалобы на меня за такое «неслыханное» и «неприемлемое» «самовольное» отступление от всех правил гостевания, Федя объяснил ей, что «с Олей спорить и говорить бесполезно, пусть делает всё так, как захочет, и если попросит у вас под голову камень себе вместо подушки, то дайте ей». Мне была предоставлена полная свобода.

Что я увидела в Киеве! Это был совсем другой мир! Мир святыни, мир каждодневных богослужений, мир невиданной и неслыханной, непрестающей духовной радости. Решено: с Федей обратно домой пока не поеду, побуду здесь подольше, пока стоит тёплая погода (был конец августа или сентябрь). Киевская Лавра с многочисленными мощами и монастырским богослужением, Владимирский собор, Андреевский собор с мощами Великомученицы Варвары — ну, как уедешь от такого обилия святынь? А акафисты нараспев Киево-Печерским угодникам? Поют ли Ангелы на небесах так, как славят и воспевают здесь угодивших Господу? Ну как уедешь? «Нет, не поеду домой до тех пор, пока не заимею такой акафист себе: если не купить, то переписать. Но чтобы домой с — акафистом».

А Господь готовил мне ещё большее. Подходит монах ко мне в Лавре и спрашивает, собираюсь ли я поехать в Почаев? Никуда я не собираюсь от такой святыни уезжать, где ещё и чего ещё искать от такого богатства? А он: «Вот, приближается праздник Иова Почаевского (10 сент.) и будет очень много там приезжего народа к тому дню, и будет трудно тогда найти себе место для ночлега, если ехать, то надо сейчас». Сказал и ушёл. А я после подумала: не Господь ли послал его сказать мне это? Если не сейчас в Почаев, то никогда. Разве из дома потом отпустят так далеко? Конечно, нет. Пользуйся, Ольга, случаем, пока сама себе хозяйка. Итак: еду! Почаев!

К этому времени вернулась из отпуска Зина с мужем: «Почаев? Никакого Почаева, завтра же провожу тебя на вокзал, куплю билет и отправлю домой!» (Федя уже уехал один, без меня). Такое Зинино слово ускорило и утвердило моё решение — поскорее в Почаев. Тем более, что Зина категорически против того, чтобы я «где-то скиталась целыми днями» и даже, бывало, не ночевала у них, оставаясь с богомольцами в обители. Каждый вечер по возвращении теперь уже к Зине, а не к Надежде Васильевне мне была ванная, меняли, стирали и кипятили бельё моё (чтобы не принесла им чего), грозили разыскивать меня с милицией, если не ночевала дома у них. Одним словом, свободы мне уже не было. Надо уезжать. Или домой, или в Почаев. Конечно, в Почаев!

†

У ГОСПОДА ВСЁ ПРЕДУСМОТРЕНО

Но, до Почаева, немножко скажу, как же было с питанием, ведь не день-два, а неделями, надо как-то где-то кормиться. А у Господа всё предусмотрено. Ведь сказано же в Евангелии: «Не заботьтесь, что есть и что пить, ибо знает Отец ваш Небесный, что имеете нужду в этом».

В Лавре, как везде и всегда, старалась, по возможности, уединиться, подальше от людей, где можно быть одной. И вот, после богослужения, стараясь отыскать себе такое место, чтобы быть одной, не вливаясь в общий поток богомольцев, нечаянно забрела туда, где уже начиналась хозяйственная часть Лавры. Простой дощатый забор. Никого нет. Вот тут я сейчас и отдохну и поем, что есть в кармане, и впечатления и чувства богослужебные не рассеются, как при многолюдстве. Хорошо.

Оказалось, что остановилась около незамеченной мной калитки в этом дощатом заборе. Калитка открывается. Выходит оттуда мужчина, рабочий, видно. Всем, мимо проходящим богомольцам или нечаянно, как я, сюда заглянувшим, он повелительно бросает: «Сюда нельзя, сюда нельзя». Мне же не сказал такого, а спросил: «Откуда ты?» — «Из-под Ленинграда». — «Иван, возьми её». Немножко оробела и опешила от такой неожиданности: куда возьмёт меня Иван? Оказывается, на кухню! Здесь дали мне полную миску кушанья, борща какого-то! Съела, понесла миску отдавать — дали яблоки печёные, да так много, что еле доела! И сказали: «Пока здесь находишься, приходи каждый день».

Вот так. Вот у Господа как всё просто: ни столовых, ни пропусков, ни касс, ни денег: приходи — и будешь сыта. Взявши миску с едой, надо где-то присесть: неудобно стоя и миску держать, и ложку. Вижу, недалеко ступеньки две-три какого-то невзрачного крылечка. Как хорошо, вот тут и присяду, поем. Оказалось, это крылечко заднего хозяйского хода архиерейских или настоятельских покоев. Выходит молодая женщина, видит меня с миской и с ложкой, всё поняла.

Теперь меня подкармливают уже с настоятельского стола: то кусочек рыбки жареной, то пирожок или ещё что. Господи! Как хорошо-то! Никаких забот. Только молись и молись. Будет ли в раю так хорошо, как здесь? Господи! Есть ли ещё на земле человек счастливее меня? Непрекращающаяся беспричинная переполняющая душу постоянная радость!

Вот теперь дожила до старости и, перелистывая, как книгу по страницам, воспоминания своей жизни, с благодарностью Богу могу сказать о себе: мне есть, что вспомнить светлое и радостное. Были ли Адам и Ева до своего изгнания так счастливы в своем раю тогда, как я в те свои лучшие дни! Только не видишь Господа своими телесными очами, а сердцем чувствуешь Его присутствие. Его отеческую заботу во всех житейских своих нуждах.

Как хотелось бы, чтобы хоть немножко передать этой радости другим, чтобы познали Бога… «Яко благ, яко в век милость Его»!

†

МАЛЕНЬКАЯ КУРОЧКА

Маме нашей захотелось завести кур. Привезли инкубаторских цыплят. Один цыплёночек оказался настолько слабеньким и нежизнеспособным, что пришлось его выхаживать отдельно от других, с повышенной заботой. В отдельной коробке с грелкой. Он не умел ни есть, ни пить. Пришлось капелькой молока с пальца отпаивать в открытый клювик, и много других хлопот было с ним. И вот начал поправляться, научился сам брать корм, вместо пушка выросли пёрышки, окрепли крылышки и ножки.

Можно теперь его вынуть из отдельной коробки и пустить к прочим цыплятам. Оказался цыплёнок курочкой-молодкой, среди прочих не отличишь, так исправился, выровнялся и подрос. Но, стоило мне показаться на улице, как эта маленькая теперь уже курочка, бежала ко мне со всех ног, оставив своё стадо подруг-кур! И так всё лето, до самой осени!

Не забыла, помнила, бежала к тому, кто её выходил. Смотрю и удивляюсь: вот если бы мы (я) так бежали за своим Спасителем, нас Собой закрывшему от гибели! Куриная память способна сохранить добро, сделанное ей, а человеческая? Способна ли она не забывать своего Хозяина, своего Создателя и Спасителя? — Увы! — мы бываем хуже куриц, кошек и собак, привязанных своей любовью к хозяину.

†

ЧИСТОТА

Смотрю на NN, с каким старанием ухаживает за своим жилищем, за своей квартирой, за своим огородом. Выбрасывает всё лишнее, не держит у себя всё отслужившее, не хранит пустых коробок, банок, белья и прочих житейских необходимостей, которые завтра, быть может, понадобятся.

Вот если бы мы так следили за убранством и порядком своей души! Не держали бы там ненужного хлама, любили бы так же чистоту и простор в ней! Выбросили бы зависть, как ненужный хлам, и был бы простор для доброжелательства. Выбросили бы мелочную подозрительность, и освободилось бы место для любви и доверия ко всем. Выбросили бы как устаревшее и надоевшее всем своё самомнение, своё самовозвышение, и осталось бы место для младенческой чистоты и способности к восприятию в себя всего прекрасного, к восприятию высших даров и талантов от Раздающего их. Выбросили бы из себя недовольство, скупость, жадность, и было бы, где разместиться радости. Выбросили бы, как сорняки из огорода, своё пустомыслие, разбросанность и невнимание, и выросли бы на порожнем месте сосредоточенность, целеустремлённость, сила к достижению успехов и побед. Выбросили бы раздражительность как уж совсем ни к чему непригодное, и здесь бы начало произрастать терпение, ко всему пригодное, всему помогающее.

Помоги нам, Господи избавиться ото всей этой грязи, мусора и хлама! Помоги нам, Господи, очистить своё жилище души, чтобы Тебе к нам пришедшему было место светло, просторно, уютно, место пригодно для обитания!

†

 

 

СВЕЧА

Спросили — из начинающих: — что нужно говорить, когда ставишь свечку? — Ответ: «Прими, Господи, любовь мою». Может быть, у начинающего, впервые купившего и поставившего свечку, нет этой любви к Богу, но от доброжелательности ответившего, сказавшего о любви к Богу, это стремление может появиться у услышавшего. Хорошее слово, как и худое — действенно.

†

«ДЕЛАЙ, КАК ЛЕГЧЕ»

Урок. Хотела спросить у монаха — священника что-то нужное и важное для себя, как мне поступить в трудном для меня случае. Он, не выслушав вопроса до конца, ответил: «Делай, как легче». Делать я не стала, как легче, а научилась, как надо отвечать, когда о чём-либо спросят. Вспомнилось из жития преподобного Серафима Саровского, что он ни на кого не накладывал никаких трудностей, а сам нес все подвиги и труды подвижнической жизни.

†

ИСПОВЕДЬ

Перед исповедью помолилась и попросила у Господа помощи, чтобы дал логически, сжато и понятно, без лишнего перечисления, изложить на исповеди свои греховные мысли и помыслы. И был ответ от Бога: «Оставь расти плевелы до жатвы, чтобы вместе с плевелами не выдергать и пшеницу».

Главное на исповеди — не рассказывание о своих грехах, а отбросить всё то, что мешает идти дальше по пути благочестия, а это ты и сама знаешь без напоминания священнического. Вспомнилось о смирении. Исполняй. И этого достаточно.

†

ПОЧАЕВ

Вот и приехали в Почаев. Сначала, кроме многолюдства, ничего не заметила. Сразу в храм. Вечернее богослужение, всенощная под воскресение. Но, когда в Успенском соборе зажглись и высветились где-то высоко-высоко, точно с неба, слова «Свят, Свят, Свят», то встала я, как вкопанная, на одном месте, боясь пошевельнуться, переступить шага два в сторону: это то, что и нужно мне было!

Забыла всё на свете: и усталость с дороги, и необходимость как-то оглядеться, ведь вечер, а там и ночь — куда же потом, когда кончится богослужение? Матерь Божия! Чудо Почаевское! Я к Тебе приехала! Богослужение продолжительное, а на Украине темнеет рано и как-то сразу. Вот уже и ночная тьма. Нет-нет, да и шепнёт «кто-то»: «Ночь уже, кончится служба, куда пойдёшь?» — отвечаю молитвой: «Матерь Божия! Я к Тебе приехала! Тебе вверяю себя!» Почаевское пение — слов нет выразить всю восторженность души! А назойливое опять: «А где ночевать-то будешь? Ведь ночь уже, а никого ни знакомых, ни даже оглядеться не успела, куда потом-то пойдёшь?» — Отвечаю: «Матерь Божия! Я к Тебе приехала! Ты меня устроишь как-нибудь!»

Последние возгласы богослужения, отпуст, последнее всенародное пение, заканчивающее всякие службы. Народ, богомольцы стали расходиться из храма, выхожу и я. Уже никого не осталось ни в храме, ни на улице. Темно, ничего не видно. Остаюсь я одна. Стою, что делать дальше, куда идти — не знаю. Пробегает мимо молодая женщина: «Ты чего здесь стоишь? Тебе ночевать негде?» — «Негде», — отвечаю. — «Пойдём со мною». Шли немного, тут же рядом. Приводит в дом. Много света, гостиница, как потом я узнала. Водила, водила меня какими-то коридорчиками, переходами по ступенькам, то вниз, то вверх. Наконец привела в большую полутёмную комнату, освещённую каким-то огарком свечи, заполненную людьми. Кто лежал прямо на полу, кто на чём-то примостившись, кто около своих сумок что-то копошась, видно, перекусывали, ели. Места свободного для меня не было. Наконец, указала мне что-то вроде ниши какой, или окна с широким подоконником, и велела разместиться здесь. Ой, как я обрадовалась! Слава Богу, не на улице, слава Богу, среди людей переночую, а завтра видно будет. Расположилась, улеглась, закрыла глаза, даже заснуть можно. Ничего, что лежу не на ровном месте, а подо мной словно рейки какие поперечные, рукой ощупываю, и просветы в щели на улицу. Уже и задрёмывать стала. И вдруг…

И вдруг… Предо мною молодая женщина, уже другая, не та, что привела меня сюда: «Вставай, пойдём!» Ой, как не хотелось!.. Стала просить, чтобы позволили ночь провести здесь. «Нет, нет, вставай, пойдём.» Ну что ж, придётся идти, «не садись не в свои сани» — пословица говорит, заняла, видно, чужое место, так изволь освободить. Опять по узким коридорчикам и по коротеньким лесенкам со ступеньками, но путь покороче. И вот привела!.. Вместо ожидаемой улицы — небольшая комната, с электрическим освящением, пять или шесть кроватей, застеленных белым, с подушками и одеялами, одна из кроватей пустая, на остальных люди укладываются спать. Указывая на пустую кровать, говорит: «Вот здесь располагайся»!

Ничего не понимая, но видя к себе такую доброжелательность и заботливое внимание, осмеливаюсь спросить: «Как вы там меня нашли?» Там, в том первом помещении, чувствовала себя, как мышка в безопасной норке, обрадовалась, что спрятана здесь в укрытии ото всех, а главное, от необходимости ночевать на улице. И вдруг моё укрытие обнаружено! Как вы там меня нашли? И слышу в ответ: «А мне Матерь Божия указала!» Поражённая таким ответом, уже ни о чём больше не спрашиваю, отдаваясь, в каком-то сладком забытьи, всему: пусть со мной делают, что хотят! Через минуту-две мне приносят что-то поесть, сладкие сухарики, ещё кое-что. «Вот тут и будешь». «Матерь Божия! Я же к Тебе приехала!» — вспомнилось говоренное в храме.

Итак, Материнские заботы обо мне начались. Это было небо, спустившееся на землю! Богослужения в храме, дотоле мной не слышанное и невиданное, всё богатство красоты и торжественности, великолепия и благодатное ощущение близости Божией, невозможности выразить всей благодарности Богу и людям, сладкое самозабвение, когда уже нечего больше желать, — наверное, всё то, что испытали посланники Равноапостольного Владимира, когда остановили свой выбор на Православии. Забылись все мои домашние беды, вознаграждены все перенесённые там страдания, забылся и сам Мариенбург со всем там находящимся, и только одно желание — быть тут, в храме за богослужением, которое не прекращалось бы никогда. После служб в храме, трапеза с работницами гостиницы — как и почему я к ним попала — выяснять не стала, чувствовалась забота Божией Матери, и этого было достаточно. Денег с меня не требовали за пребывание в гостинице, хотя потом узнала, что люди платят за себя.

Так пробыла 40 дней, а теперь, Ольга, пора спуститься на землю, в свой Мариенбург. Начались осенние холода, и пришлось уехать домой.

†

 

 

ВЫ СПРОСИЛИ МЕНЯ ОДНАЖДЫ…
(ОТВЕТ О. АРХИМАНДРИТУ САМУИЛУ)

Вы спросили меня однажды:

Что же нравится мне у Вас?

На вопрос такой сложный и важный

Я полнее отвечу сейчас.

………………………………………….

Здесь всё дивное, здесь всё нравится…

Здесь так вольно дышит душа!

Необъятное начинается…

С Богом жизнь до чего ж хороша!

 

Здесь небесным земное затмилось,

Радость жизни блеснула мне вновь.

Здесь, поруганная, пробудилась,

Ожила и воскресла любовь

Не смолкает тут дивное пение,

Непрестанно хор славит Творца.

Здесь в молитвенном упоении

Наслаждается душа

И Спаситель здесь так к людям близко,

Что откроешь глаза — и вот Он!

Позабудешь всё житейское, низкое

Чудным светом Его просветлён

Здесь на Пасху душа трепещет

Благодатным живым огнём.

Не смолкает, как колокол вещий —

Всё о Нём, о Нём, о Нём!

Вы правы, что гора высокая

Отрывает от земли…

Что же ждёт нас там, за облаком

В светлой выси, в небеси?

1960

†