Глава 28. Игра и её участники

Однажды днём, вскоре после второго визита Джона Пендлетона, пришла Милли Сноу, которая никогда прежде не появлялась в доме Харрингтонов. Когда мисс Полли спустилась в гостиную, где ожидала её Милли, та поднялась со стула и смущённо покраснела.

– Я... я пришла спросить о вашей девочке, – запинаясь, вымолвила она.

– Вы очень добры. Она в том же положении. А как ваша мама? – спросила мисс Полли утомлённо. – Именно это я и хотела сказать вам... то есть попросить вас передать это Поллианне, -торопливо и несвязано заговорила девушка, не переводя дыхания. – Мы думаем, это так... ужасно... совершенно ужасно, что малышка никогда не сможет ходить, и это после всего, что она сделала для нас... для мамы. Научила её играть в игру... ну и вообще. И когда мы услышали, что теперь она сама не может играть... Бедняжка! И право же, я не знаю, как она смогла бы в таком положении... Но когда мы вспомнили всё, что она нам говорила, мы подумали, что если бы она только знала, сколько хорошего она сделала для нас, то, возможно, это помогло бы и ей самой... то есть в её собственном случае... то есть в том, что касается игры. Она могла бы радоваться.., хоть немножко. – Милли беспомощно остановилась и, казалось, ждала, чтобы заговорила мисс Полли.

Мисс Полли сидела, слушая вежливо, нос растерянно-вопросительным выражением в глазах. Она поняла не больше половины того, что было сказано, и теперь думала, что хотя всегда находила Милли Сноу чудаковатой, но не предполагала, что она просто сумасшедшая. Никак иначе нельзя было объяснить этот несвязный, нелогичный, бессмысленный поток слов. Когда пауза затянулась, она заполнила её, спокойно заявив:

– Мне кажется, Милли, что я не совсем поняла вас. Что именно вы хотите передать через меня моей племяннице?

– А вот именно это: я хочу, чтобы вы сказали ей, – подхватила девушка лихорадочно, – чтобы вы постарались ей объяснить, что она сделала для нас. Конечно, она уже кое-что знает, потому что бывала у нас и видела, что мама изменилась, но я хотела бы, чтобы она знала, как сильно мама изменилась... ну и я тоже, Я тоже теперь другая. Я тоже пытаюсь играть... немного... в игру.

Мисс Полли нахмурилась. Она хотела спросить, что имеет в виду Милли, говоря об «игре», но не успела, так как девушка снова разразилась нервным потоком слов:

– Вы знаете, как мама всегда и всем была недовольна. Она всегда хотела, чтобы всё было не так, как есть. И по правде сказать, не знаю, можно ли уж очень винить её за это в её положении. Но теперь она позволяет мне не занавешивать окна и интересуется и тем и другим

– как она выглядит, какие у неё ночные рубашки и всё такое. Она даже начала немного вязать – шапочки и детские одеяльца – для продажи и для больницы. И её так это увлекло, и она так рада, что может это делать! И всё это заслуга Поллианны, потому что это она сказала маме, что мама может радоваться хотя бы тому, что у неё здоровые руки.

После этого мама сразу задумалась, почему она прежде никак не использовала свои руки. И поэтому она начала их использовать... то есть вязать. И вы представить себе не можете, как изменилась теперь её комната с этими красными, голубыми и жёлтыми мотками пряжи и хрустальными подвесками на окне, которые Поллианна ей подарила... Веселее становится на душе, даже если просто заглянешь в комнату, а прежде я туда и заходить-то боялась, так там было темно и мрачно, и мама была такая... такая несчастная... И поэтому мы хотим попросить вас передать Поллианне, что мы понимаем, чем ей обязаны. И пожалуйста, передайте, как мы рады, что познакомились с ней. Мы подумали, что может быть, если она узнает об этом, ей станет чуточку радостнее от мысли о том, что она познакомилась с нами. И... и это всё, – выдохнула Милли, торопливо поднимаясь со стула, чтобы уйти. – Вы скажете ей?

– Конечно. Разумеется, – пробормотала мисс Полли, спрашивая себя, многое ли из этого поразительного монолога удастся ей удержать в памяти, чтобы потом повторить.

Визиты Джона Пендлетона и Милли Сноу были только началом – за ними последовало множество других. И неизменно все они сопровождались просьбами передать Поллианне какое-нибудь послание. Эти послания были в некоторых отношениях настолько странными, что мисс Полли приходила во всё большее и большее недоумение.

Однажды появилась миссис Бентон, вдова. Мисс Полли немало слышала о ней, хотя они никогда не говорили друг с другом. По словам знакомых, это была самая печальная женщина в городке. Она всегда появлялась на улицах во всём чёрном. Но сегодня на шее у миссис Бентон был бледно-голубой бантик, хотя в её глазах стояли слёзы. Она заговорила о том, как ужаснуло и взволновало её несчастье Поллианны, а потом робко спросила, не может ли она повидать девочку.

Мисс Полли отрицательно покачала головой:

– Мне очень жаль, но пока мы к ней ещё никого не пускаем. Может быть, немного позднее...

Миссис Бентон вытерла глаза, поднялась и направилась к двери. Но уже почти на пороге она вдруг торопливо обернулась.

– Мисс Харрингтон, может быть, вы передадите ей несколько слов от меня, – начала она неуверенно.

– Конечно, миссис Бентон. Мне будет очень приятно.

Женщина заколебалась, потом заговорила:

– Скажите ей, пожалуйста, что... что я надела это. – И она прикоснулась к голубому бантику на шее. Потом, заметив плохо скрытое удивление во взгляде мисс Полли, она добавила: – Девочка так долго старалась заставить меня носить что-нибудь цветное, что, может быть, ей будет приятно узнать, что я начала носить этот бантик. Она говорила, что Фредди очень этому обрадуется. Вы знаете, у меня теперь нет ничего, кроме Фредди. У других есть всё... – Миссис Бентон покачала головой и отвернулась. – Вы только скажите Поллианне; она поймёт. – И дверь за ней закрылась.

В тот же день, чуть позже, пришла другая вдова; во всяком случае, она была в трауре. Мисс Полли совсем её не знала и даже немного удивилась, где эта женщина могла познакомиться с Поллианной. Посетительница представилась как миссис Тарбел.

– Мы с вами, конечно, не знакомы, – начала она сразу, -но я хорошо знаю вашу маленькую племянницу, Поллианну. Всё это лето я жила здесь в гостинице и каждый день по совету врача ходила на дальние прогулки. И во время одной такой прогулки я встретила вашу племянницу – такая милая девочка! Мне трудно объяснить вам, чем стала она для меня. Когда я приехала сюда, мне было очень грустно, а её весёлое личико и радостные речи напомнили мне о моей маленькой дочке, которой я лишилась несколько лет назад... Я была в таком ужасе, когда узнала о несчастном случае с вашей девочкой. А когда я услышала, что бедняжка никогда больше не сможет ходить и что она так несчастна из-за того, что не может больше радоваться, -дорогое дитя! – я почувствовала, что просто обязана прийти к вам.

– Вы очень любезны, – пробормотала мисс Полли.

– Это я хочу попросить вас о любезности, – возразила посетительница. Я хотела бы, чтобы вы передали ей мои слова. Вы не против?

– Конечно, нет.

– Тогда скажите ей просто, что миссис Тарбел теперь рада. Да, я знаю, это звучит странно и непонятно. Но... если вы меня извините, я предпочла бы не объяснять. – Печальная складка залегла возле её губ, а из глаз исчезла улыбка. – Ваша племянница поймёт, что я имела в виду.

И я чувствую, что должна сказать ей об этом. Спасибо, и извините меня, пожалуйста, за некоторую кажущуюся бестактность моего визита, – попросила она, прощаясь.

Мисс Полли, теперь уже совершенно заинтригованная, поспешила наверх в комнату Поллианны.

– Поллианна, ты знаешь, кто такая миссис Тарбел?

– О, да. Я её очень люблю. Она больная и ужасно грустная; она живёт в гостинице. И много гуляет. Мы вместе гуляем. О, я хочу сказать, гуляли... – Голос Поллианны сорвался, и две огромные слезы скатились по щекам.

Мисс Полли торопливо откашлялась.

– Так вот, она только что заходила, дорогая, и просила передать тебе кое-что, но не объяснила, что это значит. Она просила передать, что теперь она рада.

Поллианна слегка хлопнула в ладоши.

– Она так сказала, правда? О, я так рада!

– Но, Поллианна, что она имела в виду?

– Ну, это игра и... – Поллианна резко остановилась, прижав пальцы к губам.

– Какая игра?

– Н-ничего особенного, тётя Полли... Но я не могу тебе это объяснить, если не упоминать о другом, о чём я не должна говорить.

На языке у мисс Полли уже вертелся очередной вопрос, но явное страдание, изобразившееся на лице девочки, остановило слова, прежде чем они прозвучали.

Вскоре после посещения миссис Тарбел развитие событий достигло своей высшей точки, которой стал визит некоей молодой женщины, чрезмерно нарумяненной, с неестественно жёлтыми волосами, в туфлях на высоких каблуках и увешанной дешёвыми украшениями. Мисс Полли хорошо знала о репутации этой особы со слов соседей и знакомых и отнеслась к её появлению в своём доме с удивлением и негодованием.

Мисс Полли не подала руки, она даже отступила на шаг, когда вошла в комнату, где ожидала её посетительница. Молодая женщина сразу поднялась со стула. Глаза у неё были очень красными, как будто от слёз. Чуть вызывающим тоном она спросила, нельзя ли ей на минуту повидать маленькую девочку, Поллианну.

Мисс Полли ответила отказом. Сначала она заговорила очень сурово, но что-то в умоляющем взгляде молодой женщины заставило её добавить к своим словам вежливое объяснение, что никому пока ещё не позволяют навещать Поллианну.

Женщина заколебалась, потом несколько резко заговорила. Подбородок её по-прежнему был с вызовом выдвинут вперёд.

– Меня зовут миссис Пейсон. Я полагаю, вы слышали обо мне.

Большинство добрых людей слышало. И может быть, кое-что из того, что вы слышали, неправда. Но дело не в том. Я пришла из-за этой девочки.

Я слышала о несчастье и... и это меня совершенно сломило. На прошлой неделе мне сказали, что она больше не сможет ходить... И я пожалела, что не могу отдать ей мои здоровые, но бесполезные ноги. Топая на них, она за один час сделала бы больше добра, чем я за сотню лет. Но дело не в том. Я замечаю, что ноги не всегда даются тому, кто может распорядиться ими наилучшим образом.

Она сделала паузу, откашлялась, но, когда заговорила снова, голос её был по-прежнему хриплым.

– Может быть, вы не знаете об этом, но я много раз встречала вашу девочку. Мы живём у дороги на Пендлетон-Хилл, и она часто по ней проходила. И не всегда она проходила мимо. Она заходила к нам поиграть с детьми, поговорить со мной и с моим мужем, когда он был дома. Ей, казалось, это нравилось, и сами мы ей нравились. Она не знала, я полагаю, что люди её круга обычно сторонятся людей нашего круга. Может быть, если бы они не держались так отчуждённо, мисс Харрингтон, не было бы столько таких, как мы, – добавила она с неожиданной горечью. – Но так или иначе, а она приходила. И ей не было от этого вреда, а нам она принесла пользу... много пользы. Сколько – она не знает и, надеюсь, не узнает, потому что иначе ей пришлось бы узнать и о таком, о чём мне бы не хотелось, чтобы она знала. Но это так... Это был тяжёлый год для нас во многих отношениях. Мы оба, мой муж и я, были в полном отчаянии и готовы... почти на всё. Мы уже решили развестись и отдать детей... Короче, мы не знали, что делать с детьми. А потом случилось это несчастье, и мы узнали, что эта девочка никогда больше не будет ходить. И мы стали вспоминать, как она заходила к нам, сидела на пороге, играла с ребятишками, смеялась и... и просто радовалась. Она всегда чему-нибудь радовалась и однажды рассказала нам, почему она всегда рада и об игре – вы, конечно, знаете, – и пыталась уговорить нас играть. А теперь мы узнали, что она убивается из-за того, что не может больше играть, потому что нечему радоваться... Поэтому я и пришла, чтобы сказать ей, что, может быть, она немножко порадуется за нас, потому что мы решили остаться вместе и начать играть. Я знаю, что она будет рада, потому что она обычно огорчалась... из-за того, что мы иногда говорили ей прежде. Как нам поможет игра, я не могу сказать; мне самой ещё не очень ясно. Но, может быть, и поможет. Так или иначе, а мы попытаемся... потому что она этого хотела. Вы ей передадите?

– Да, я передам ей, – пообещала мисс Полли не совсем уверенно. Потом в неожиданном порыве она шагнула вперёд и подала женщине руку. – И спасибо, что вы пришли, миссис Пейсон, – сказала она просто.

Вызывающе выдвинутый подбородок опустился, губы над ним сильно задрожали. Не-связно пробормотав что-то, миссис Пейсон, не глядя, пожала протянутую руку, повернулась и быстро вышла. Едва за ней закрылась дверь, как мисс Полли уже стояла в кухне.

– Ненси!

Мисс Полли говорила резко. Череда этих поразительных, приводящих в замешательство визитов, достигшая кульминации в этом последнем, совершенно необыкновенном посещении, привела к тому, что нервы её были напряжены до последней степени. С момента несчастья, случившегося с Поллианной, Ненси ни разу не слышала, чтобы её хозяйка говорила так сурово.

– Ненси, не скажешь ли ты мне, что это за нелепая «игра», о которой, кажется, болтает весь городок? И какое, скажи на милость, отношение к этому имеет моя племянница? Почему все, от Милли Сноу до миссис Пейсон, просят передать ей, что они «играют в игру»? Насколько я могу судить, половина городка надевает голубые бантики, прекращает семейные ссоры или начинает любить что-то, чего никогда не любила прежде, – и всё благодаря Поллианне. Я пыталась спросить об этом её саму, но недалеко продвинулась в этом, и я не хочу беспокоить её... в её положении. Но, судя по твоему разговору с ней, который я вчера слышала, ты тоже играешь в эту игру. Может быть, ты будешь так любезна и объяснишь мне, что всё это значит? К удивлению и ужасу мисс Полли, Ненси разразилась слезами.

– Это значит, что с самого июня это дорогое дитя учило весь городок радоваться, а теперь они, в свою очередь, пытаются помочь радоваться ей.

– Радоваться? Чему?

– Просто радоваться. Это такая игра. Мисс Полли даже топнула ногой:

– Ты ничуть не лучше прочих, Ненси! Какая игра?

Ненси подняла голову и взглянула прямо в глаза своей хозяйке.

– Я расскажу вам, мэм. Это игра, которой научил Поллианну её отец. Однажды она получила пару детских деревянных костылей из церковных пожертвований, когда ей так хотелось иметь куклу. Ну, разумеется, она расплакалась, как и любой ребёнок на её месте. Тогда-то отец и сказал ей, что нет такой вещи, в которой не было бы какого-нибудь повода для радости, и что даже этим костылям можно радоваться.

– Радоваться... костылям! – Мисс Полли подавила рыдание, вспомнив о беспомощных ножках там, наверху, в постели.

– Да, мэм. Так и я ей сказала. И сама она призналась, что так и сказала отцу. Но он ей ответил, что она может радоваться тому, что они ей не нужны.

– О-о-о! – воскликнула мисс Полли.

– И она говорит, что потом это уже вошло у них в обычай – во всём находить что-то, чему можно радоваться. Она говорит, что все так могут и что уже не очень огорчаешься, что нет куклы, потому что радуешься, что тебе не нужны костыли. Они назвали это «игрой в радость». Вот это и есть та самая игра, мэм. Она играет в неё с тех пор.

– Но как... как.,. – Мисс Полли беспомощно остановилась.

– Вы не поверите, как здорово это действует, мэм, – продолжала Ненси с жаром, вполне достойным самой Поллианны. – Я хотела бы рассказать вам, как много она сделала для моей матери и всех моих домашних. Поллианна дважды ходила со мной повидать моих близких, как вы знаете. Да и сама я благодаря ей легче переношу многие неприятности – и большие и малые. Например, я совсем не огорчаюсь из-за своего имени с тех пор, как она сказала мне, что было бы хуже, если бы меня назвали Хадшиба, И понедельники тоже – я их раньше терпеть не могла. А она заставила меня радоваться даже понедельнику.

– Радоваться... понедельнику?!

– Я знаю, это звучит странно, мэм. Но позвольте, я объясню. Благословенный наш ягненочек узнал как-то раз, что я просто ненавижу понедельники. И вот что она придумала и сказала мне: «Знаешь, Ненси, мне кажется, что в понедельник ты должна радоваться больше, чем в любой другой день недели, потому что впереди ещё целая неделя до следующего понедельника! «И я не я, если не говорю себе это каждый понедельник с тех самых пор, – и помогает, мэм! Во всяком случае, мне смешно каждый раз, как я об этом подумаю, а смех помогает, да, помогает!

– Но почему она не рассказала мне про эту игру? – произнесла с запинкой мисс Полли. – Почему она сделала из этого такую тайну, когда я задала ей этот вопрос?

Ненси заколебалась:

– Прошу прощения, мэм, но вы велели ей не упоминать о... о её отце, поэтому она и не могла рассказать вам. Ведь это он придумал игру.

Мисс Полли закусила губу.

– Сначала она хотела рассказать вам, – продолжила Ненси несколько нерешительно. – Ей хотелось, чтобы кто-нибудь играл с ней вместе. Поэтому-то я и начала... чтобы ей было с кем играть.

– А... а... остальные? – Голос мисс Полли дрожал.

– О, я думаю, что теперь уже почти все знают об этой игре. Во всяком случае, я сужу по разговорам, которые слышу, куда бы ни пошла.

Конечно, она рассказала одним, а они – другим. Такое всех захватит, понимаете, если уж начнётся. А она всегда улыбалась, была такая ласковая со всеми и всегда такая... радостная, что все просто не могли не узнать об этом. А с тех пор как с ней стряслась беда, всем так тяжело на душе, особенно когда люди слышат, как тяжело на душе ей, из-за того что она не может найти чему радоваться. И поэтому они приходят каждый день, чтобы сказать ей, как она научила их радоваться, в надежде, что это ей поможет. Понимаете, мэм, она всегда хотела, чтобы все играли с ней в эту игру

– Ну, я знаю, кто будет играть с ней... теперь, – сдавленным голосом, сквозь слёзы произнесла мисс Полли, отворачиваясь и торопливо выходя из кухни.

Ненси осталась стоять неподвижно, изумлённо глядя ей вслед.

– Ну, теперь я во что угодно поверю, во что угодно, – бормотала она про себя. – Меня теперь ничто не удивит. Всему поверю... Ох, мисс Полли!

Чуть позднее, когда сиделка вышла из комнаты, мисс Полли и Поллианна остались вдвоём

– Дорогая, сегодня приходила ещё одна посетительница, – объявила мисс Полли голосом, которому она тщетно пыталась придать твёрдость. – Ты помнишь миссис Пейсон?

– Миссис Пейсон? Ну конечно! Она живёт у дороги, которая ведёт к дому мистера Пендлетона, и у неё прелестнейшие малыши – девочка трёх лет и мальчик пяти. Она очень милая, и её муж тоже... только они, кажется, не знают, какой каждый из них милый. Иногда они ругаются.. то есть, я хочу сказать, не во всём соглашаются. Они говорят, что бедны и никогда не получают пожертвований, потому что он не миссионер, как мой... Ну, в общем, он не миссионер.

Слабый румянец окрасил щёки Поллианны и тут же неожиданно отразился на щеках её тётки.

– Но она иногда очень красиво одевается, хотя они и такие бедные, – продолжила Поллианна с некоторой поспешностью. – И у неё очень красивые кольца, с бриллиантами, рубинами, изумрудами. Но она говорит, что одно из них лишнее, и собирается его выбросить и взять вместо этого развод. Что такое развод, тётя Полли? Боюсь, это что-то не очень хорошее, потому что она не выглядела счастливой, когда говорила об этом. И она сказала, что, если она получит его, они не будут больше жить вместе и что мистер Пейсон уйдёт, а может быть, и дети тоже Но я думаю, что всё-таки лучше не выбрасывать кольцо, даже если оно и лишнее. А ты? Тётя Полли, что такое развод?

– Но они не собираются расставаться, дорогая, – уклонилась от прямого ответа тётя Полли. – Они хотят остаться вместе.

– О, я так рада! Значит, они будут там, когда я пойду навестить... О Боже! – вскрикнула девочка с отчаянием. – Тётя Полли, почему я всё время забываю, что мои ноги больше не будут мне служить и что я никогда, никогда не пойду повидать мистера Пендлетона?

– Ну-ну, не надо, – выдавила из себя тётка. – Может быть, ты съездишь к нему когда-нибудь. Но послушай! Это ещё не всё, что сказала миссис Пейсон. Она хотела, чтобы я передала тебе, что они... они собираются остаться вместе и играть в игру, как ты хотела.

Поллианна улыбнулась сквозь слёзы:

– Правда? Они будут играть? О, я так рада!

– Да, она на это надеялась. Именно поэтому она и велела тебе передать, чтобы ты была... рада, Поллианна.

Поллианна быстро подняла глаза:

– Но, тётя Полли, ты... ты говоришь так, как будто ты знаешь... знаешь об игре, тётя Полли!

– Да, дорогая. – Мисс Полли изо всех сил старалась заставить свой голос звучать бодро и деловито. – Ненси мне всё рассказала. Я думаю, это замечательная игра. И я теперь собираюсь играть в неё с тобой.

– О, тётя Полли... ты? Как я рада! Знаешь, я всегда больше всего хотела, чтобы именно ты играла.

Тётя Полли перевела дыхание. На этот раз ей было ещё труднее сохранить твёрдость в голосе.

– Да, дорогая; и все остальные тоже играют. Я думаю, Поллианна, весь городок играет в твою игру, даже пастор! Я ещё не успела рассказать тебе, что сегодня утром я встретила мистера Форда, когда была в городе, и он просил передать тебе, что как только тебе будет можно принимать посетителей, он придёт, чтобы лично сказать тебе, что не перестаёт радоваться тем восьмистам «радующим текстам» Библии, о которых ты ему говорила. Так что, видишь, дорогая, это всё сделала ты: весь городок играет в игру и весь городок чудесным образом стал счастливее – и всё потому, что одна маленькая девочка научила людей новой игре и тому, как играть в неё в жизни.

Поллианна хлопнула в ладоши.

– О, я так рада! – воскликнула она. И неожиданно чудесный свет озарил её лицо. – Но, тётя Полли, есть всё-таки что-то, чему я могу радоваться. Я могу радоваться, что у меня были здоровые ноги... иначе я не смогла бы сделать этого!