Глава 22. Проповеди и дровяные сараи

В тот самый день, когда Поллианна рассказала мистеру Пендлетону о Джимми Бине, в лесу на Пендлетон-Хилл прогуливался местный пастор – преподобный Пол Форд. Отправился он туда в надежде, что тишина и красота Божьей природы помогут ему преодолеть смятение, вызванное в его душе Божьими детьми.

У преподобного Пола Форда было тяжело на душе. Весь прошедший год от месяца к месяцу дела во вверенном ему приходе шли всё хуже и хуже, пока не стало казаться, что теперь, куда ни обернись, только ссоры, клевета, сплетни, зависть. Он то спорил, то уговаривал, то упрекал, то смотрел сквозь пальцы – и при этом, несмотря ни на что, молился, горячо и с надеждой. Но сегодня он с горечью был вынужден признать, что положение не улучшилось, а, скорее, стало ещё хуже. Двое из его викариев были между собой на ножах из-за какой-то мелочи, которую бесконечные споры превратили с течением времени в настоящую проблему. Три самые энергичные и активные прихожанки вышли из дамского благотворительного комитета только потому, что крошечная искра сплетни была раздута болтливыми языками во всепожирающее пламя скандала. Церковный хор раскололся из-за споров о том, кому следует поручить исполнение сольной партии. Брожение началось даже в Обществе христианской взаимопомощи, в связи с открытой критикой в адрес двух членов его правления. Последней же каплей, переполнившей чашу терпения, стала отставка ректора и двух учителей воскресной школы, что и заставило измученного пастора искать успокоения в лесной тиши, предавшись молитвам и размышлениям.

Здесь, под зелёными сводами леса, преподобному Полу Форду яснее стала стоящая перед ним задача. По его мнению, наступил критический момент. Необходимо было что-то делать – и делать немедленно. Остановилась вся работа церкви. На воскресных богослужениях, совместных молитвах по будним дням, миссионерских чаепитиях, ужинах, вечеринках присутствовало всё меньше прихожан. Правда, оставалось ещё несколько человек, добросовестно трудившихся на благо церкви. Но и они действовали не слишком слаженно и к тому же всегда отдавали себе отчёт в том, что вокруг них одни лишь критически наблюдающие глаза и языки, для которых нет лучшего занятия, чем говорить о том, что видели глаза.

И, видя всё это, преподобный Пол Форд очень хорошо понимал, что и он, слуга Божий, и церковь, и городок, и само христианство страдают от этого и будут страдать ещё сильнее, если... Было ясно, что необходимо что-то сделать, и сделать сейчас же. Но что?

Пастор неторопливым движением извлёк из кармана записи, которые он сделал, готовясь к предстоящей воскресной проповеди. Нахмурившись глядел он на них. Очертания его рта стали суровыми, когда вслух, очень выразительно он прочёл слова из Библии, которые собирался положить в основу этой проповеди:

– Горе вам, учителя закона и фарисеи! Лицемеры! Вы закрываете от людей Небесное царство, и сами не входите в него, и не даёте войти тем, кто хочет.

– Горе вам, учителя закона и фарисеи! Лицемеры! Вы отнимаете дома у вдов и в то же время произносите напоказ свои длинные молитвы. За это вы будете строго наказаны.

– Горе вам, учителя закона и фарисеи! Лицемеры! Вы приносите десятую часть с урожая мяты, укропа и тмина, а о самом важном в законе – о справедливости, милости и верности вы забыли. Надо делать одно, не забывая другого».

Это было полное горечи обличение. Под зелёными сводами леса глубокий голос пастора звучал язвительно и уничтожающе. Даже птицы и белки, казалось, притихли, словно охваченные благоговейным страхом. И пастор ярко представил себе, как зазвучат эти слова в следующее воскресенье, когда он будет произносить их в святой тишине церкви перед своими прихожанами.

Прихожане! Это были его дети. Мог ли он сказать им такое? Осмелится ли он сказать это? Осмелится ли он не сказать этого?! Эти обличительные слова вызывали ужас даже и без его собственного толкования, которым он собирался сопроводить их. Он молился и молился. Он горячо просил о помощи, о руководстве. Он страстно желал – о, как сильно и страстно желал он! – найти сейчас, в этот кризисный момент, правильный путь. Но был ли путь, который он избрал, правильным?

Пастор неторопливо свернул свои бумаги и засунул их обратно в карман, а потом со вздохом, похожим на стон, опустился на траву у подножия дерева и закрыл лицо руками.

Там и увидела его Поллианна, возвращавшаяся домой от мистера Пендлетона. Вскрикнув, она бросилась к нему.

– О, о, мистер Форд! Вы не сломали ногу... или что-нибудь другое, нет? – взволнованно спросила она.

Пастор отнял руки от лица, быстро поднял голову и попытался улыбнуться:

– Нет, дорогая, нет! Я просто... отдыхаю.

– О! – с облегчением вздохнула Поллианна, отступая на шаг. – Тогда всё в порядке. Понимаете, когда я нашла мистера Пендлетона, у него была сломана нога... Но он, правда, лежал. А вы сидите.

– Да, я сижу; и у меня ничто не сломано и не разбито, ничто... что могли бы вылечить доктора.

Последние слова прозвучали очень тихо, но Поллианна расслышала их. Что-то быстро промелькнуло в её лице, и глаза зажглись живым сочувствием.

– Я знаю, что вы хотите сказать. Что-то вас мучает. С папой это бывало... много раз. Я думаю, так бывает со священниками... часто. На них, понимаете, возложена такая большая ответственность.

Преподобный Пол Форд взглянул на неё с чуть заметным удивлением.

– Твой отец был пастором?

– Да, сэр. Вы не знали? Я думала, все знают. Он женился на сестре тёти Полли, то есть на моей маме.

– Понимаю. Но, видишь ли, я здесь пастором всего несколько лет и не знаю истории всех семейств.

– Да, конечно, сэр... то есть, конечно, нет, – улыбнулась Поллианна. Наступила томительная пауза. Пастор, по-прежнему сидевший у подножия дерева, казалось, забыл о присутствии Поллианны. Он вытащил из кармана свои бумаги, но не смотрел на них. Вместо этого он вглядывался в лист, лежавший на земле, и это даже не был красивый лист. Он был бурый и сухой. Поллианна, глядя на пастора, ощущала неясную жалость и сочувствие к этому человеку.

– Сегодня... такой хороший день, – начала она с надеждой.

Последовало молчание. Потом пастор, вздрогнув, поднял глаза.

– Что?.. Ах, да, очень хороший день.

– И совсем не холодно, хоть и октябрь, --заметила Поллианна с ещё большей надеждой. – У мистера Пендлетона уже топят камин, но это не для тепла. Просто чтобы смотреть. Я люблю смотреть на огонь, а вы? Ответа на этот вопрос так и не последовало, хотя Поллианна терпеливо ждала, прежде чем попробовать ещё раз, но уже на другую тему.

– Вам нравится быть пастором? На этот раз преподобный Пол Форд мгновенно поднял на неё взгляд.

– Нравится ли... Какой странный вопрос! А почему ты спрашиваешь об этом, моя дорогая?

– Просто так... Просто вы так выглядите... И я вспомнила папу. Он тоже так выглядел... иногда.

– Неужели? – Голос пастора звучал любезно, но глаза его снова обратились к увядшему листу.

– Да. И тогда я спрашивала его, так же как вас сейчас, рад ли он тому, что он пастор.

Мужчина под деревом улыбнулся чуть печально:

– Ну... и что же он отвечал?

– О, он всегда говорил, что, конечно, рад, но почти всегда он также добавлял, что не остался бы пастором ни минуты, если бы не «радующие тексты».

– Если бы не... что? – Преподобный Пол Форд оторвал взгляд от листа и с удивлением остановил его на оживлённом лице Поллианны.

– Это папа их так назвал. – Она засмеялась. – Конечно, Библия их так не называет. Но это все те тексты в Библии, которые начинаются словами «радуйтесь в Господе», «возрадуйтесь, праведные», «возопите от радости» и всё такое, понимаете? Их так много! Однажды, когда папе было особенно тяжело, он пересчитал их. Их оказалось восемьсот.

– Восемьсот!

– Да, таких, которые велят нам радоваться и веселиться, понимаете? Вот почему он назвал их «радующими».

– О! – На лице пастора было странное выражение. Взгляд его упал на первые слова проповеди, листки с текстом которой он держал в руке: «Горе вам...» – И твой папа... любил эти «радующие тексты»? – пробормотал он.

– Очень, – кивнула Поллианна выразительно. – Он говорил, что сразу почувствовал облегчение, в тот самый день, когда решил их пересчитать. Он говорил, что если Бог взял на себя труд целых восемьсот раз повелеть нам радоваться и веселиться, то Он, без сомнения, хочет, чтобы мы делали это... хоть чуть-чуть. И папе стало стыдно из-за того, что он так редко радовался. А потом эти тексты стали для него таким утешением во всех неприятностях – когда дела шли плохо, когда дамы из благотворительного комитета ругались между собой... то есть когда они в чём-то не соглашались, – поправилась она торопливо. – Вот из-за этих текстов папа и придумал игру. Он начал со мной с тех костылей. Но он говорил, что именно «радующие тексты» навели его на эту мысль.

– А что за игра? – спросил пастор.

– Чтобы во всём находить что-то такое, чему можно радоваться. И как я уже сказала, мы начали с костылей. – И в очередной раз Поллианна рассказала свою историю; теперь её слушал человек с кротким и понимающим взглядом.

А чуть позднее Поллианна и пастор рука об руку спустились с холма.

Лицо Поллианны светилось радостью. Она любила поговорить и теперь не умолкала – казалось, было так много, много всего, о чём нужно было рассказать: об игре, об отце, о прежней жизни на западе, и пастор хотел знать обо всём. У подножия холма их пути разошлись; каждый пошёл своей дорогой.

В тот же вечер преподобный Пол Форд сидел в задумчивости в своём кабинете. Перед ним на столе лежали разрозненные листки бумаги – подготовительные записи для будущей проповеди, а зажатый в пальцах карандаш остановился над другими листами бумаги, чистыми, ожидающими нового текста. Но пастор не думал ни о том, что он написал прежде, ни о том, что он собирался написать теперь. В воображении он был далеко – в маленьком городке на западе вместе с тем, другим, священником-миссионером, который был беден, болен, поглощён заботами и почти совсем одинок в мире, но который вчитывался в Библию, чтобы найти, сколько раз его Бог и Господь повелел ему радоваться и веселиться.

Спустя некоторое время преподобный Пол Форд очнулся от этих мыслей и поправил листы бумаги, лежавшие под рукой. «Евангелие от Матфея, глава 23, стихи 13-14 и 23», – написал он, потом с досадой отбросил карандаш и придвинул к себе журнал, за несколько минут до этого оставленный на столе его женой. Вяло и равнодушно пробегал он глазами абзац за абзацем, пока следующие слова не приковали его внимание: «Однажды отец, зная, что сын его с утра отказался наколоть дров для матери, сказал ему:

– Том, я уверен, ты с радостью пойдёшь и наколешь дров для матери.

И Том без слов пошёл колоть дрова. Почему? Просто потому, что отец так ясно дал понять, что ожидает от него правильного поступка. Предположим, что отец сказал бы:

– Том, я слышал, что ты отказался наколоть дров для матери сегодня утром. Мне стыдно за тебя. Пойди сейчас же и сделай это!

Смею думать, что он так и не дождался бы дров от Тома».

Пастор продолжал рассеянно читать и наткнулся на следующий абзац:

«В чём прежде всего нуждаются мужчины и женщины, так это в поощрении. Их врождённую душевную стойкость нужно укреплять, а не ослаблять... Вместо того чтобы непрерывно твердить человеку о его недостатках, говорите ему о его достоинствах. Постарайтесь вытащить его из колеи дурных привычек. Поддержите его лучшее «я», его настоящее «я», которое может собраться с духом, чтобы действовать и побеждать! Пример человека прекрасного, отзывчивого, исполненного надежд может увлечь окружающих и преобразить их жизнь. Люди излучают то, чем полны их умы и сердца. Если человек настроен благожелательно, если он любезен, его соседи вскоре станут такими же. Но если он смотрит волком, вечно ворчит и осуждает других, его соседи отплатят ему тем же, и притом вдвойне!.. Когда вы ищете в других чего-то дурного, ожидаете его, вы его и получите. Но если вы уверены, что найдёте доброе, вы получите это доброе... Скажите вашему сыну Тому, что вы знаете, как приятно будет ему наколоть дров, и вы увидите, что он сделает это быстро и заинтересованно! «

Пастор отложил журнал и поднял голову. Минуту спустя он встал и заходил взад и вперёд по узкой комнате, потом глубоко вздохнул и снова опустился на стул перед своим письменным столом.

– С Божьей помощью я сделаю это! – воскликнул он негромко. – Я скажу всем моим прихожанам, моим сыновьям и дочерям, что я знаю – они будут рады наколоть дров! Я дам им радостное сознание исполненной работы, и им будет некогда смотреть, сколько дров накололи их соседи!

И он схватил листы с первоначальным текстом проповеди, разорвал их и отшвырнул от себя так, что с одной стороны от его стула лежало «Горе вам», а с другой – «учителя закона и фарисеи! «, а его карандаш быстро забегал по гладкой белой бумаге...

Проповедь преподобного Пола Форда, произнесенная им в следующее воскресенье, стала подлинным призывом и обращением ко всему лучшему, что было в каждом мужчине, женщине, ребёнке, которые слушали его, а в основу этой проповеди лёг один из восьмисот «радующих текстов» Библии: «Веселитесь в Боге и радуйтесь, праведные, и возопите от радости все, кто чисты сердцем».

Глава 23. Несчастный случай

О однажды по просьбе миссис Сноу Поллианна зашла в приёмную кабинета доктора Чилтона, чтобы узнать название какого-то лекарства, которое миссис Сноу забыла. Случилось так, что никогда прежде Поллианна не была у доктора Чилтона.

– Я, кажется, впервые у вас дома? Это ваш дом, да? – спросила она, с интересом оглядываясь вокруг.

Доктор невесело улыбнулся.

– Да... так и есть, – ответил он, дописывая что-то на листке бумаги, – но это всего лишь жалкое подобие родного дома, Поллианна. Это просто комнаты, и ничего больше. Нет, это не дом.

Поллианна понимающе кивнула. Глаза её светились сочувствием.

– Я знаю. Чтобы создать дом, нужны женская рука и сердце или присутствие ребёнка, – сказала она.

– Что? – Доктор круто обернулся к ней.

– Это мистер Пендлетон мне сказал, – опять кивнула Поллианна, – о

женской руке и сердце или присутствии ребёнка. А почему вы не найдёте

себе женской руки и сердца, доктор? Или, может быть, вы возьмёте

Джимми Бина, если мистер Пендлетон не захочет?

Доктор Чилтон принуждённо рассмеялся.

– Значит, мистер Пендлетон говорит, что не может быть дома без женской руки и сердца, да? – переспросил он уклончиво.

– Да. Он говорит, что у него тоже нет дома. Так почему же вы не хотите, доктор Чилтон?

– Не хочу? Чего? – Доктор опять повернулся к письменному столу.

– Найти женскую руку и сердце. О... я забыла! – Поллианна смущённо покраснела. – Я, наверное, должна была вам об этом сказать. Это совсем не тётю Полли любил мистер Пендлетон много лет назад, и поэтому мы... мы не переезжаем к нему. Я говорила вам, что мы переедем... но я ошиблась. Я надеюсь, вы никому не рассказали, – заключила она с тревогой.

– Нет... Я никому не рассказывал, – ответил доктор каким-то странным тоном.

– О, тогда всё в порядке, – с облегчением вздохнула Поллианна. – Понимаете, я только вам об этом сказала... Мне показалось, что у мистера Пендлетона сделалось какое-то смешное лицо, когда он узнал, что я всё сказала вам.

– Неужели? – Губы доктора дрогнули в улыбке.

– Да. И конечно, он не хотел бы, я думаю, чтобы люди узнали об этом... раз это неправда. Но почему вы не нашли женской руки и сердца, доктор Чилтон?

Последовало минутное молчание, а потом, очень серьёзно, доктор сказал:

– Их не всегда можно получить... попросив о них, моя девочка. Поллианна задумчиво нахмурилась.

– Но мне кажется, что вы могли бы их получить, – возразила она. В словах её явно звучал лестный оттенок.

– Спасибо, – засмеялся доктор, подняв брови, потом добавил с прежней серьёзностью: – Боюсь, некоторые из тех, что постарше тебя, были бы несколько... иного мнения. По крайней мере, они не оказались так... любезны, – заметил он.

Поллианна опять нахмурилась. Потом глаза её широко раскрылись от удивления:

– О, доктор Чилтон, не хотите же вы сказать... Вы пытались получить чью-то руку и сердце, как мистер Пендлетон, и... и не смогли, да? Доктор несколько резко поднялся на ноги.

– Ну-ну, Поллианна, не будем об этом... Зачем тебе обременять себя чужими заботами? Беги-ка скорее к миссис Сноу. Я написал название лекарства и как его принимать. Ей было нужно что-нибудь ещё?

Поллианна отрицательно покачала головой.

– Нет, сэр, спасибо, – пробормотала она печально, направляясь к двери. Выйдя в маленькую переднюю, она вдруг обернулась и воскликнула, просияв: – Во всяком случае, я рада, что это не руки и сердца моей мамы вы хотели и не смогли получить! До свидания, доктор!..

Несчастье случилось в последний день октября. Поллианна, спешившая домой из школы, пересекала улицу, казалось бы, на безопасном расстоянии от быстро приближавшегося автомобиля.

Впоследствии никто не мог точно сказать, что именно произошло. Не нашлось никого, кто мог бы объяснить, почему это случилось или кто был виноват. Однако в пятом часу Поллианну принесли в её комнату, которую она так любила. Тело её казалось обмякшим и безвольным, она была без сознания. Бледная от ужаса тётя Полли и плачущая Ненси осторожно раздели её и положили в постель, в то время как из города так быстро, как только позволял ему его автомобиль, мчался срочно вызванный по телефону доктор Уоррен.

– И не нужно было даже глядеть на лицо её тётки, – всхлипывала Ненси, беседуя в саду со Старым Томом, когда доктор уже приехал и в абсолютной тишине приступил к обследованию пострадавшей, – и без того было ясно, что это совсем не долг грызёт её. Если человек просто исполняет свой долг, то руки у него не дрожат и взгляд не такой, словно он пытается отвести от постели самого ангела смерти. Нет, мистер Том, взгляд у него не такой!

– Она сильно... пострадала? – Голос старика задрожал.

– Трудно сказать, – продолжала всхлипывать Ненси. – Она лежит такая бледная и неподвижная, что её можно принять за мёртвую. Но мисс Полли сказала, что она жива, а кому же лучше знать, как не ей: она слушала и дыхание, и как сердце бьётся.

– И никто не знает, что ей сделал этот... этот... – Лицо Старого Тома судорожно подёргивалось.

Ненси чуть выпятила губы:

– Эх, хотела бы я, чтобы вы его назвали, мистер Том, каким-нибудь подходящим словцом... да покрепче. Чтоб ему провалиться! Подумать только – наехать на нашу девочку! Я всегда ненавидела эти вонючие автомобили... всегда, всегда!

– А что у неё поранено?

– Не знаю, не знаю, – стонала Ненси. – Только на лобике порез, но не очень большой... и он не опасный, как мисс Полли говорит. Но она боится, что есть внутреннее повреждение, и говорит, что Поллианна лежит комом.

Насмешливая искорка промелькнула в глазах Старого Тома.

– Не похоже, Ненси, чтобы мисс Полли вдруг так выразилась. Я думаю, она сказала «лежит в коме», – заметил он серьёзно.

– Что? Ну, не знаю, не знаю, – простонала Ненси и, покачав головой, повернулась, чтобы уйти. – Прямо не могу дождаться, когда этот доктор выйдет. Ох, жаль, что нет у меня большой стирки... самой большой в жизни, жаль, жаль! – причитала она, беспомощно ломая руки.

Но даже после ухода доктора Ненси мало что могла сообщить Старому Тому. Ни одна кость сломана не была, рана на голове оказалась поверхностной, но у доктора было очень серьёзное выражение лица, он тихо покачал головой и сказал, что только время покажет. После его отъезда мисс Полли казалась ещё более бледной и удрученной. Поллианна по-прежнему была без сознания, но теперь как будто спала, так спокойно, как только можно было желать. Из города была вызвана профессиональная сиделка, и её прибытие ожидалось в тот же вечер. Это были все новости. И Ненси, рыдая, отвернулась и снова ушла в кухню. Только на следующее утро Поллианна открыла глаза и поняла, где она находится.

– Тётя Полли, что случилось? Уже день? Почему я не встаю? – воскликнула она. – Но, тётя Полли, мне не встать! – И она застонала, снова падая на подушку после безуспешной попытки подняться.

– Нет, нет, дорогая, не пытайся... пока, – успокаивала её тётка, торопливо, но очень тихо.

– Но что случилось? Почему я не могу встать?

Мисс Полли со страдальческим видом вопросительно взглянула на молодую женщину в белом чепчике, стоявшую у окна, там, где её не видела с кровати Поллианна. Та кивнула и ответила почти беззвучно, одними губами:. – Скажите ей.

Тётя Полли откашлялась, пытаясь проглотить комок, стоявший в горле и мешавший ей говорить.

– Вчера вечером тебя сбил автомобиль. Но теперь уже всё позади, дорогая. Лежи спокойно и постарайся уснуть.

– Автомобиль? Ах, да... я... я бежала. – Поллианна казалась ошеломлённой. Она поднесла руку ко лбу. – Но, как это... всё позади, а... болит!

– Да, дорогая, но не обращай внимания. Только... лежи спокойно.

– Но, тётя Полли, я чувствую себя так странно и так плохо! У меня такие странные ноги... Я их совсем не чувствую!

Бросив умоляющий взгляд на сиделку, мисс Полли с трудом поднялась и отошла в глубину комнаты. Сиделка быстро приблизилась к постели.

– Может быть, ты позволишь вмешаться мне, – начала она самым безмятежным тоном. – Я уверена, что нам пора познакомиться, и сейчас я представлюсь. Меня зовут мисс Хант, и я буду помогать твоей тёте ухаживать за тобой. И самое первое, о чём я хочу тебя попросить, – проглотить эти маленькие белые таблетки.

В глазах Поллианны изобразилось отчаяние:

– Но я не хочу, чтобы за мной ухаживали... то есть всегда! Я хочу встать. Вы же знаете, я хожу в школу. Разве я не пойду завтра в школу? От окна, где стояла теперь тётя Полли, послышалось приглушённое рыдание.

– Завтра? – с живостью улыбнулась сиделка. – Так скоро я не могу тебе этого позволить. Но только проглоти эти таблетки, и мы посмотрим, не помогут ли нам они.

– Хорошо, – согласилась Поллианна неохотно, – но я должна пойти в школу послезавтра. Понимаете, у меня экзамены.

Минуту спустя она заговорила опять – о школе, об автомобиле, о том, как болит у неё голова. Но очень скоро голос её начал замирать под благотворным воздействием маленьких белых таблеток, которые она проглотила.

Глава 24. Джон Пендлетон

Поллианна не пошла в школу ни «завтра», ни «послезавтра». Впрочем, сама она отдавала себе в этом отчёт лишь в те короткие минуты, когда полностью приходила в сознание, и тогда настойчивые вопросы поднимались к её устам. В течение целой недели она была не в состоянии ничего осознать ясно. Но потом температура спала, боль немного утихла, и к Поллианне вернулось наконец ясное сознание. Тогда пришлось снова рассказать ей, что с ней случилось.

– Значит, это травма, а не болезнь, – вздохнула она наконец. – О, я очень рада.

– Р-рада, Поллианна? – переспросила тётка, сидевшая у её постели.

– Да. Уж лучше иметь сломанные ноги, как у мистера Пендлетона, чем быть неизлечимо больной, как миссис Сноу. Сломанные ноги срастаются, а болезнь может оказаться неизлечимой.

Мисс Полли, которая даже и не упоминала о сломанных ногах, неожиданно поднялась со стула и подошла к маленькому туалетному столику в другом конце комнаты. Она поднимала с него один предмет за другим и ставила их назад, делая это без всякой видимой цели, что было совершенно не свойственно обычно решительной и целеустремлённой мисс Полли. Но лицо её, впрочем, не было рассеянным, оно было искажённым и бледным. Поллианна лежала, глядя на танцующие на потолке цветные отблески, которые отбрасывали висевшие на окне хрустальные подвески.

– Я рада, что у меня не оспа, – пробормотала она удовлетворённо. – Это было бы похуже, чем веснушки! И я рада, что это не коклюш. У меня он был однажды: отвратительная болезнь. И я рада, что это не аппендицит и не корь, потому что они заразные... то есть корь, я хочу сказать... и ты не могла бы сидеть со мной.

– Ты, кажется, очень многому рада, дорогая, – дрожащим голосом вымолвила тётя Полли, приложив руку к горлу, как будто её душил воротничок платья.

Поллианна негромко рассмеялась:

– Да. Я думала обо всём этом, пока смотрела на мою радугу. Я люблю радуги. Я так рада, что мистер Пендлетон подарил мне эти подвески! И я рада многому другому, о чём ещё не успела сказать. Не знаю точно, но, пожалуй, я больше всего рада, что меня сбил автомобиль.

– Поллианна!

Девочка опять мягко рассмеялась и обратила сияющие глаза на тётку.

– Понимаешь, с тех пор как он меня сбил, ты много раз назвала меня «дорогая», а прежде ты так не говорила. Я люблю, чтобы меня так называли... близкие люди, я хочу сказать... Некоторые дамы из комитета так меня называли, и, конечно, это было очень приятно, но не так приятно, как если бы они были моими близкими, как ты. О, тётя Полли, я так рада, что ты моя!

Тётя Полли не ответила. Рука её опять была у горла, а глаза наполнились слезами. Она отвернулась и торопливо вышла из комнаты, столкнувшись в дверях с сиделкой.

В тот же день после обеда к Старому Тому, чистившему упряжь в конюшне, прибежала Ненси. Глаза её были почти безумными.

– Мистер Том, мистер Том, угадайте, что случилось! – Она судорожно втягивала воздух. – Хоть тысячу лет гадать будете – не угадаете, не угадаете!

– Тогда и пытаться не стоит, – ответил тот мрачно. – Особенно если учесть, что я больше десятка протянуть не рассчитываю. Так что говори сразу, Ненси.

– Тогда слушайте. Как вы думаете, кто сидит сейчас в гостиной с хозяйкой? Ну, кто, я спрашиваю?

Старый Том покачал головой: – Понятия не имею...

– И не можете иметь! Я скажу. Там... мистер Джон Пендлетон!

– Не может быть! Шутишь!

– Ничуть! Я сама ему открыла; он пришёл на костылях! И упряжка, на которой он приехал, ждёт его в эту минуту перед домом. Как будто он вовсе и не тот злой старый нелюдим, который никогда ни с кем словом не перемолвился! Только подумайте, мистер Том, да чтобы он пришёл к ней!

– А почему бы и нет? – спросил старик чуть вызывающе.

Ненси бросила на него насмешливый взгляд.

– Уж будто вам это не известно лучше, чем мне! – заметила она язвительно.

– Что-о?

– Да ну, не прикидывайтесь простачком, – заметила она с насмешкой и раздражением. – Сами же вы заморочили мне голову своими намёками!

– Что ты хочешь сказать? Ненси бросила взгляд на дом через распахнутую дверь конюшни и шагнула чуть ближе к старику.

– Слушайте! Это вы сказали мне, что у мисс Полли когда-то был жених, так ведь? Ну и вот, однажды я решила, что сумею сложить два и два и выйдет четыре. А оказалось, что это пять, а не четыре, не четыре! С равнодушной миной Старый Том отвернулся и снова принялся за работу.

– Если хочешь мне что-то сказать, так говори вразумительно, – заявил он с досадой. – Что я тут буду считать с тобой на пальцах!

Ненси засмеялась.

– Короче говоря, я слышала кое-что, что заставило меня думать, будто это именно он был её женихом! – объяснила она.

– Мистер Пендлетон?! – Старый Том выпрямился.

– Да. О, теперь-то я знаю, что это был не он. Он любил мать нашей милой девочки, и вот почему он хотел... ну да ладно, – добавила Ненси торопливо, вовремя вспомнив, что обещала Поллианне никому не рассказывать о желании мистера Пендлетона забрать её к себе. – Вот с тех пор я и спрашивала людей о нём и узнала, что они с мисс Полли много лет сторонятся друг друга и что она терпеть его не может из-за глупой сплетни, которая связала вместе их имена, когда ей было лет восемнадцать или двадцать.

– Да, я помню, – кивнул Старый Том. – Это было три или четыре года спустя после того, как мисс Дженни ему отказала и уехала с другим. Мисс Полли об этом знала и, конечно, жалела его. И она хотела его утешить. Может быть, она немножечко перестаралась – она ненавидела этого пастора, который увёл у неё сестру. Так или иначе, а кто-то пустил сплетню. Болтали, будто она бегает за ним.

– Чтобы она да за кем-то бегала! – вставила Ненси.

– Мне-то можешь этого не говорить, но люди болтали, – продолжил старик. – А такого ни одна девушка, будь у неё хоть немного гордости, не вынесет. К этому времени появился тот, другой, который влюбился в неё, и начались неприятности и с ним. После этого она замкнулась в себе, словно устрица, и уже знать никого не хотела. Сердце у неё, казалось, окаменело.

– Да, я знаю. Слыхала об этом. Потому-то я чуть не упала, когда увидела его возле двери, – его, с кем она столько лет и говорить не желала. Но я провела его в гостиную и доложила о нём.

– А она что? – Старый Том затаил дыхание.

– Ничего... сначала. Она сидела так неподвижно, что я подумала, она не слышала. Я уже собиралась повторить, когда она вдруг сказала тихо: «Передай мистеру Пендлетону, что я сейчас спущусь». И я пошла и ему это передала. А потом бегом сюда, чтобы вам рассказать, – заключила Ненси, опять бросая через плечо взгляд в сторону дома.

– Хм! – проворчал Старый Том и снова принялся за работу.

Мистеру Джону Пендлетону не пришлось долго ждать в парадной гостиной дома Харрингтонов. Звук быстрых шагов предупредил его о приближении мисс Полли. Он хотел было подняться и уже взялся за костыли, но она жестом удержала его. Однако она не подала ему руки, а лицо её выражало холодную сдержанность.

– Я пришёл спросить о... Поллианне, – начал он сразу, чуть отрывисто.

– Спасибо. Она в том же состоянии.

– И... вы не хотите сказать мне, что с ней? – На этот раз в голосе его звучало беспокойство.

Быстрая судорога боли прошла по лицу женщины.

– Я не могу... Если бы я могла!

– Вы хотите сказать... вы не знаете?

– Не знаю.

– А... доктор?

– Доктор Уоррен сам, кажется, в растерянности. Он обратился сейчас за консультацией к специалисту из Нью-Йорка. Они должны собрать консилиум.

– Но... но какие травмы у неё, вам известно?

– Небольшая рана на голове, один или два синяка и... повреждение позвоночника, которое, похоже, вызвало паралич ног.

Мистер Пендлетон приглушённо вскрикнул. Последовало непродолжительное молчание, потом он спросил хриплым голосом:

– А Поллианна... как она приняла это?

– Она не знает, а я не в силах сказать ей.

– Но она должна догадываться... о чём-то!

Мисс Полли жестом, который стал привычным для неё в последнее время, поднесла руку к горлу.

– Да. Она знает, что не может двигаться, но думает, что у неё сломаны ноги. Она говорит, что рада этому, потому что предпочитает сломать ноги, как вы, но не быть больной, как миссис Сноу, – ведь сломанные ноги срастаются, а «неизлечимые болезни» остаются! Она говорит об этом всё время, и мне кажется, что я... больше не выдержу!

Хотя слёзы затуманивали ему глаза, мужчина увидел перед собой искажённое страданием, подергивающееся лицо. Невольно он вернулся мыслями к тому, что сказала ему Поллианна, когда он в последний раз просил её переехать к нему; «Я не могу оставить тётю Полли... теперь! «Именно это воспоминание заставило его, как только он сумел овладеть своим голосом, спросить очень мягко:

– Не знаю, известно ли вам, мисс Харрингтон, как я старался уговорить Поллианну перейти жить ко мне.

– К вам!.. Поллианну!

Мужчина чуть поморщился от её тона, но его собственный голос, когда он заговорил опять, звучал холодно и сдержанно:

– Да, я хотел удочерить её – юридически, вы понимаете. И разумеется, сделать её моей наследницей.

Мисс Полли, сидевшая напротив него, чуть смягчилась. Ей неожиданно пришло в голову, какое блестящее будущее это означало бы для Поллианны. И она задумалась, была ли Поллианна достаточно взрослой – и достаточно корыстной, – чтобы соблазниться деньгами и положением этого человека.

– Я очень люблю Поллианну, – продолжал мужчина. – Я люблю её и из-за неё самой, и из-за её матери. Я был готов дать Поллианне любовь, которую хранил в сердце двадцать пять лет.

«Любовь». Мисс Полли вдруг вспомнила, почему она сама взяла этого ребёнка, и это воспоминание оживило в её памяти и те слова Поллианны, которые она слышала сегодня утром: «Я люблю, чтобы меня называли,, дорогая» близкие люди! «И этой истосковавшейся по любви девочке была предложена любовь, не угасшая за двадцать пять лет. А ведь Поллианна была достаточно большой, чтобы поддаться такому искушению! С упавшим сердцем мисс Полли осознала это. С упавшим сердцем осознала она и другое – каким мрачным будет её собственное будущее без Поллианны.

– Ну и?.. – спросила она.

Мистер Пендлетон, почувствовав, как трудно было ей владеть своим голосом, печально улыбнулся.

– Она отказалась, – ответил он.

– Почему?

– Она не хочет покинуть вас. Она сказала, что вы были так добры к ней, и хочет остаться с вами. Ей кажется, что вы тоже хотите, чтобы она осталась, – закончил Он, поднимаясь со стула.

Он не взглянул на мисс Полли и решительно повернулся лицом к двери, но в следующее мгновение услышал рядом торопливые шаги и увидел поданную ему дрожащую руку.

– После визита специалиста, когда будет известно что-то определённое о Поллианне, я дам вам знать, – сказал дрожащий голос. – До свидания, и спасибо, что вы пришли. Поллианна будет... рада.

Глава 25. Игра в ожидание

На следующий день после того, как Джон Пендлетон посетил дом Харрингтонов, мисс Полли решила подготовить Поллианну к визиту врача-специалиста.

– Поллианна, дорогая, – начала она осторожно, – мы решили пригласить ещё одного доктора осмотреть тебя. Может быть, этот другой доктор посоветует нам что-нибудь новое... чтобы ты скорее поправлялась.

Лицо Поллианны осветилось радостью:

– Доктора Чилтона? О, тётя Полли, мне так хочется, чтобы пришёл доктор Чилтон! Я всё время этого хотела, но боялась, что ты не согласишься, из-за того что он видел тебя тогда на веранде, помнишь? Поэтому я молчала. Но теперь я так рада, что и ты хочешь его позвать! Мисс Полли побледнела, потом покраснела, потом снова п