Употребление слова «смерть» в причётах

В широком смысле все образы причитаний являются образами смерти, будь то дремучий лес или птичьи крылья. В данном параграфе мы затрагиваем употребление самого слова смерть и фрагменты, с ним связанные. Антропоморфизм смерти характерен для разных жанров: духовных стихов (напр., сюжет «Аника-воин и Смерть»), несказочной прозы, народного театра[258]. «В соответствии с народными представлениями, смерть — это первый умерший человек, точнее, первопокойница» [Байбурин, 2001, с.107]. В причётах нет описания смерти-персонажа, но есть мотив торга с нею, попытки откупиться: «Она взяла, не сказаласе, / Человека любимова, / Кабы знали да ведали, / Дак откупили от смертоньки, / Да дорогую- ту сестрицу, / Не пожалили бы денежок, / Не серебра, не золота» [259].

О. А. Седакова показывает, что «семантический мотив 'части', 'дележа' присутствует в разных терминах погребального обряда», в том числе в самом слове «смерть (часто с ласкательными суффиксами и украшающими эпитетами: Смерточка, смертонька, смертушка, Mila Smrti чешек., Божя смерть укр.)»: «**sъ-mъrtъ, в которой представлен тот же словообразовательный тип, что в *sъ-čęst-je, *sъ-bož-je, несет исходную семантику 'наделенности долей', так что фразеологизм своя смерть просто дублирует ее» [Седакова, 1990, с.56-57]. Мотив откупа от смерти представляет умершего в виде доли, предназначенной смерти. Причитальщица хочет выкупить его, заменить на золото-серебро. Однако это оказывается невозможным, потому что смерть приходит именно за ним и ни за чем другим.

Смерть приходит «не спросившись», и этим мотивируется бездействие родственников. Причитальщица просит прощения за то, что они не смогли откупиться – спасти оплакиваемого:

В этих фрагментах ответственность за смерть возлагается на близких, не успевших противодействовать ей. С другой стороны, смерть ставится в вину умершему, не дождавшемуся родственников:

Откуп позволяет сравнить смерть с положением тоже трагическим, но не принципиально непреодолимым – с неволей: «Из орды есть выхожатели, / От неволи откупаются; / Из под матушки сырой земли / Нету выходу и выезду, / Нету пешаго и конного, / Не дверей нет, не лазеечки; / Не косящаго окошичка, / Никакого проповещичка» [Барсов, 1872, с.60].

Кроме желания откупиться, в причётах встречается стремление изгнать смерть за леса-воду, на тот свет: «Я бы знала да я бы ведала, / Прогнала бы твою смерть несчастную/ За леса да за дремучие, / Да за болота за зыбучие, / За реку да за глубокую,/ За озера за широкие» [Разова, 1994, с.173]. Невозможность сделать это мотивируется незнанием причитальщицы. Поиск виновного, ответственного за смерть – следствие ощущения, что ничто не бывает без причины, без чьей-то воли или оплошности.

Чем более значима религиозная компонента причёта, тем меньше активность (самостоятельность) образа смерти. Из хозяина-субъекта она становится объектом: «Не въ пору да не во время / Создавъ Христосъ истинный/ Тебе смёртку-то скорую» [Шейн, 1900, с. 782], «пошлёт на тя Господи,/… на тя смёртоньку скорую!» [Ефименкова, 1980, №41, с.143].

Характеристиками смерти выступают эпитеты лёгкая / тяжёлая, скорая, нежданная. Чаще всего смерть характеризуется как скорая: «Ой тошнёшенько, да получил-то мила лада, / Ой тошнёшенько, от жизне скорую смертоньку, / Ой тошнёшенько, да он от пулюшки быстрые, / Ой тошнёшеныко, да он от сабли-то вострые» [там же, №36, с.139]. Во втором примере объясняется – «скорая смерть» пришла внезапно, в бою, умерший не успел попрощаться с родными. Однако и в других причётах часто встречается это определение: скорая – постоянный эпитет к смерть. Синонимичны определения смерти скоропостижная, одночасная: «Ой тошнёшенько, да подошла скора смёртонька, Ой тошнёшенько, да скоро это скоропостижная!» [там же, №35, с.136].

Если относительно вставания в день причёта слово «ранний» не имеет эмоциональной окраски (только свидетельствует о важности дня), то касательно времени смерти раннее синонимично скорому и служит дополнительным поводом для сожаления. Скорость пересечения границы связана с образом души-голубушки и крыльев: «Ой, ты собралась-то, наредилась, / Ой, ты скорым-то скорёшенько, / Ой, хоть крылышка изнаростила, / Ой, ты пёрышка изнаводила, / Ой, да что ж ты хочёшь, голубушка, / Ой, да вспорхнути да улитити, / Ой, ты во могилку глубокую» [там же, №16, с. 111]. Наречие «скорым скорёшенько» образовано путём повторения разных падежных форм прилагательного, усиливает значение скорости путём тавтологического повтора. Причёт подновляет наречие «скоро» разными вариантами (в архиве Тенишева – «эстулько-то скоро (столь скоро)»), акцентируя на нём внимание.

Значение «скорая» может быть выражено не определением, а обстоятельством: «Ой тошнёшенько, да подошла скоро смёртонька! / Ой тошнёшенько, она пришла, не сказаласе, / Ой тошнёшенько, тебя взяла, не спросиласе, / Ой тошнёшенько, да не в пору, не во вре...», «Ой тошнёшенько, да пришла скорая смёртонька, / Ой тошнёшенько, да не в пору, не во времечко, / Ой тошнёшенько, да осередь ночки тёмные! / Ой тошнёшенько, она пришла, не сказаласе, / Ой тошнёшенько, тебя взяла, не спросиласе!» [Ефименкова 1980, №35, с.133, с.135]. В причётах Бабушкинского района «скорая смерть» призывается причитальщицей на саму себя: «Ой, не оставляй-ко ты, ладушка, да / Ты меня горя бедново. / Ты на долгое времечко. / Ты пошли-ко ты, ладушка, / Ты и смертоньку скорую. / Скорую да и лёккую, / Скорую одноцасную»[262]. В противопоставлении долгое сиротство – скорая смерть (встреча) она окрашена положительно, как и второй эпитет лёгкая.

Когда речь идёт о смерти родственника, наоборот, присутствует эпитет тяжелая: «Пришла скорбь-та тяжёлая»[263], «Ой, да от пришла к тебе смёртвонька, / Ой, тяжелая да нежданная!» [Ефименкова 1980, №28, с.122]. Оппозиция «лёгкий – тяжёлый» значима для образа смерти, накладывается на оппозицию «хороший – плохой», при этом соотношение с парой «жизнь – смерть» может быть разным. «Мотив тяжести–легкости вообще очень значим для похоронной обрядности (ср. стремление живых облегчить участь покойника, определение степени грешности умершего по тяжести гроба, пожелания вроде «пусть земля будет пухом» и под.). <…> Носителем и воплощением тяжести является земля» [Байбурин, 2001, с.105]. С тяжестью также связана тоска, занимающая в причётах промежуточное положение между миром живых и мёртвых (непроизвольная связь этих миров).

В Кадуйском и Белозерском причётах встречается сочетание смерть прекрасная, при этом образ её негативен (причитальщица укоряет её за неправильность): «Бог судья те, смерть прикрасная, / Бог судья тебе, великая, / Ты зашла да, смерть прекрасная, / Мы не ждали и не думали» [264], «Ой, как и не могла же ты, / Ой, как смерть прекрасная, / Ой, как и в темном лисе же ты, / Ой, как заблудитися, / Ой, как в быстрой речке же ты, / Ой, как утопитися» [Разова, 1994, с.172]. Возможно, это сочетание возникло под влиянием духовных стихов – например, стих «Смерть прекрасна, смерть ужасна», который в этих местах поют у покойника [Праздники и обряды Череповецкого района, 2000].

Но чаще смерть умалчивается, заменяется метафорическим «чужая сторонушка», «пора-времечко», приуменьшением «сон».