Бог живет на горе, а люди в пещере

 

Когда поднимали уровень озера Нейяр, превращая его в водохранилище, то затопили прибрежные джунгли. В этих джунглях стояли деревни каникаров, были их погребения, священные рощи и священные камни. Под водой осталась каменная платформа, на которой обитала богиня Тамбуратти-амма. Богиня утонула вместе с платформой. Раньше, когда Тамбуратти-амме ежегодно приносили жертвы, она защищала жителей деревни Айранкаль. Ей молились, и она предотвращала бедствия. Но говорят, что с тех пор как Тамбуратти-амма ушла под воду, бедствия один за другим обрушиваются на Айранкаль. Дикие слоны вытаптывают поля тапиоки, пантеры бросаются на людей, пчелы улетели на ту сторону озера, ягод стало меньше, а люди начали болеть, и даже заклинания жрецов не спасают их от смерти.

У каникаров Айранкаля оставалась еще одна надежда — бог гор Перакунатты, который жил на большой горе по соседству с деревней. И тогда стали делать ему подношения. Но бог гор оставался почему-то равнодушным к этим подношениям, даже петушиные жертвы не тронули его каменное сердце. Он не смог отвести от каникаров ни одного бедствия. И тогда Сиданкани решил, что нет смысла тратиться на такого бесполезного бога.

Теперь никто не ходит на священную гору и не кладет там бананов, тапиоки и бетеля. Так жители Айранкаля наказали нерадивого бога. Они порвали с ним всякие отношения. Священных камней в округе, достойных поклонения, почти не осталось. Правда, есть еще два камня, но у них сомнительная репутация. И поэтому каникары до сих пор не решили: поклоняться им или предать их забвению. А история этих двух камней вот какая.

Когда-то очень давно в реке, что течет около Айранкаля, появилась рыба. Огромная и очень опасная рыба. Она занималась тем, что проглатывала людей. А людей в то время было совсем мало. И каникары боялись, что рыба всех проглотит и никого не останется. А тут еще одна беда свалилась на племя. Мало им было прожорливой рыбы, так явился мудрец Агастья. И ничего лучшего не нашел, как посадить волшебное дерево. От этого дерева быстро пошли другие деревья. И деревья эти росли, росли и наконец закрыли солнце. Тогда стало совсем трудно жить людям.

Рыба пользовалась темнотой и заглатывала одного каникара за другим. Теперь люди боялись даже набрать воды в реке. В те времена еще был жив бог Аранату. Теперь он вместе с Тамбуратти-аммой покоится на дне водохранилища. Каникары стали просить бога им помочь. Они сделали ему обильное подношение. И Аранату в отличие от Перакунатты не остался равнодушным ни к подношениям, ни к бедствиям каникаров. Он взял большой топор и вырубил все зловредные деревья, которые заслонили солнце. И вновь джунгли наполнились светом. Потом Аранату пошел на берег реки Нейяр и выловил из нее огромную рыбу. Он ударил, по ней топором, да так сильно, что одна часть рыбы пролетела над джунглями и упала далеко — в Веллиюре. И превратилась в камень с одним глазом. А вторая часть так и осталась лежать на берегу Нейяра, неподалеку от Айранкаля. И место это теперь называется Чидаламинаветиясталам — «место, где разрубили рыбу Чидала». Вторая часть рыбы тоже превратилась в камень с одним глазом. В этом самом месте лет пять тому назад произошло событие, после которого на лице Сиданкани остались страшные шрамы.

Сиданкани в то утро резал бамбуковые планки для стены своей хижины. Он работал долго и не обратил внимания на шорох, который время от времени раздавался где-то за бамбуковой рощей. Как выяснилось потом, по соседству с Сиданкани медведица и медвежонок лакомились муравьями. Сиданкани насторожился только тогда, когда раздалось урчание. Но было уже поздно. За спиной у Сиданкани стояла сплошная стена бамбука, а прямо на него, поднявшись на задние лапы, двигалась медведица. Около муравейника стоял медвежонок и с любопытством разглядывал обоих.

Медведица бросилась вперед и вцепилась Сиданкани в бедро. Ему удалось вывернуться, но кусок его собственного мяса остался в зубах у зверя. От неожиданности Сиданкани выронил нож и никак не мог его найти. Мешала резкая обжигающая боль в бедре. Медведица сделала второй рывок и на этот раз вцепилась Сиданкани в лицо. Кровь залила ему глаза. Он ничего не видел и только чувствовал, как зверь заламывает ему голову назад. Почти падая, Сиданкани на ощупь протянул руки вперед. Ладони уткнулись в шерсть зверя. И тогда, в какой-то последний момент, он схватил медведицу за горло и стал душить. Медведица задышала со свистом, потом захрипела. Руки Сиданкани от напряжения свела судорога, но он почувствовал с облегчением, что зверь оставил его голову. Медведица сделала мощный рывок и освободилась из рук человека.

Сиданкани провел по лицу и ощутил под рукой клочья мяса и кожи. Лицо нестерпимо горело. На какое-то мгновение он снова увидел медведицу, стоявшую перед ним на задних лапах. И тогда он бросился на нее. У него не было другого выхода. Ему нужно было во что бы то ни стало пробиться к тропинке. Медведица, не ожидавшая толчка, потеряла равновесие и шлепнулась в траву. Но сейчас же поднялась, оглянулась и увидела медвежонка — живого и невредимого, стоявшего у муравейника. Она что-то проворчала и неожиданно, повернувшись к Сиданкани спиной, затрусила к медвежонку. Медвежонок радостно прыгал вокруг нее. Медведица подтолкнула его носом, и оба исчезли в зарослях.

Сиданкани от боли и пережитого испуга потерял сознание. Когда он очнулся, солнце стояло уже низко. Сиданкани лежал в луже крови. Он хотел крикнуть и позвать на помощь. Но из горла вырвался только хрип, а порванное лицо отозвалось страшной режущей болью. И тогда Сиданкани пополз, помогая себе одной ногой. Вторая распухла и не двигалась. Он не помнил, сколько времени он полз. Кровавый след тянулся от реки до деревни Айранкаль. Недалеко от своей хижины он снова потерял сознание. И тут его заметили дети. Когда прибежали взрослые, конечности Сиданкани уже стали холодеть.

Три месяца деревня выхаживала своего вождя. Варили настои целебных трав, жрец читал заклинания. Сиданкани выжил. Он оказался крепким человеком, этот вождь Айранкаля. Но с тех пор и он сам, и все жители деревни находятся в недоумении: медведица напала на Сиданкани, потому что в том месте лежал злополучный камень, бывший когда-то рыбой Чидала, или она оставила Сиданкани, потому что камень обладал какой-то силой. До сих пор эта проблема решения не получила.

— А ты как думаешь? — спросил меня как-то Сиданкани.

Я пожала плечами. Мои знания так далеко не заходили.

— Вот видишь, даже ты не знаешь, — вздохнул вождь. — А кто же знает?

Поэтому к камню с одним глазом каникары относятся нейтрально. Они ждут какого-нибудь случая, который бы без всяких сомнений доказал или зловредность камня, или его причастность к категории священных предметов. Но, как говорится, поживем — увидим…

Айранкаль. Хижины на деревьях. Прошлое человечества. А в пяти милях от Айранкаля еще более далекое его прошлое. Место это называется Паттаямвечаапу, что значит «место среди скал». И в пещере среди скал живут люди. Такие же каникары, как и в Айранкале. Живут, как жили их предки тысячи лет назад.

Представьте себе две огромные округленные скалы, упирающиеся в стену, образованную гранитной горой. Над скалами, как крыша, нависает плоская каменная плита. Проход между двумя скалами заделан бамбуковой стеной с дверным проемом. У закопченной каменной стены — костер. Его дым поднимается куда-то вверх и исчезает в расселине между камнями. Сквозь расселину проникает слабый свет. Настолько слабый, что он не достигает земляного пола пещеры, на котором горит костер.

У костра сидит темнолицая женщина, обнаженная по пояс. Космы нечесаных волос лежат на спине и плечах. Каждый раз, когда она поправляет дрова в костре, космы падают ей на глаза, и она нетерпеливым движением отбрасывает их. Дрова разгораются, и блики пламени пляшут по лицу мужчины. У мужчины широкий нос, толстые губы и взлохмаченные, завивающиеся в мелкие кольца волосы. Мужчина натягивает тетиву на лук, но, видимо, прочность тетивы ему не нравится, и он то надевает ее, то снова растягивает и снимает. У ног мужчины лежит собака и задумчиво смотрит в огонь.

Я подумала, что это — первая прирученная собака. Наверно, это так и было. Потому что все остальное тоже было первое. Первый огонь, первое жилище и, наверно, первые люди. Так мне показалось в тот день.

Я знала, как звали мужчину и женщину — Ичоти и Пароди. Они приходили в Айранкаль, чтобы пригласить меня к себе в пещеру. Я опустилась у костра и задала не очень умный вопрос:

— Так и живете?

— Так и живем, — ответила Пароди. — А что, плохо?

Ичоти посмотрел на меня и вздохнул.

— Нет, ничего, — поспешила я заверить Пароди.

— Слон сюда не заберется, — начал Ичоти, — гору разрушить не сможет, дождь сюда не попадает, а камень держит хорошо тепло. И вода совсем близко.

— Это где же? — удивилась я.

Я не заметила поблизости даже ручейка.

— Идем, — поднялся Ичоти.

Мы вышли из пещеры, и я услышала звук льющейся воды.

— Куда ты смотришь? — сказал Ичоти. — Вон, смотри туда.

Неподалеку от пещеры стоял глиняный горшок, и в него действительно лилась вода. Она лилась из укрепленных на подпорках половинок бамбуковых стволов. Стволы были соединены друг с другом и тянулись откуда-то из зарослей. Так я увидела первый водопровод.

Наверно, я бы увидела здесь еще немало интересного, но под вечер явился Сиданкани и сказал, что если я сейчас же не отправлюсь в обратный путь, то меня растопчут дикие слоны и съедят тигры, которые имеют привычку бродить по ночам в самых неожиданных местах. Мне пришлось подчиниться. Как-никак Сиданкани был вождем. Да и встреча с дикими слонами меня почему-то не привлекала.

А назавтра был уже настоящий обратный путь. Путь к берегу большого озера Нейяр. Мы без труда нашли серый валун, куда причалила несколько дней назад наша лодка. Над рекой стояло высокое полуденное солнце. Поверхность воды ослепительно блестела. Здесь, на открытом месте, было очень жарко. Порой мне казалось, что от моей кожи поднимается голубоватый дымок и я начинаю гореть. Прибрежные кусты и деревья совсем не давали тени. Мы сидели с господином Кришнаном на «необитаемом» валуне, как два Робинзона, легкомысленно оставившие своих Пятниц далеко в джунглях. А лодки все не было. Пели птицы, плескалась вода о валун, шумел ветер в деревьях.

Первым не вытерпел господин Кришнан.

— А что, если они забыли о нас? — спросил он.

— Ну забыли так забыли, — ответила я, мучаясь от жажды и жары. — Во-первых, жизнь без приключений не интересна, сказал один мой хороший знакомый. А во-вторых, мы всегда можем вернуться снова к каникарам.

Снова томительно потянулись часы ожидания.

— Если возвращаться, так надо сейчас, — забеспокоился господин Кришнан. — Если мы уйдем часом позже, нам не миновать зверей, идущих на водопой.

Господин Кришнан, как всегда, был прав.

Не успела я подняться с валуна, как в мир привычных звуков вторглось что-то постороннее. Мы прислушались. Через несколько минут у нас уже не было сомнения, что это звук лодочного мотора.

— Ура! — оголтело закричал господин Кришнан и почему-то запрыгал на валуне.

А я получила полное представление о том, как вели себя при виде паруса все потерпевшие кораблекрушение робинзоны.

— Ура! — еще раз прокричал господин Кришнан, но уже с меньшим энтузиазмом. Из-за поворота показалась лодка, и, конечно, пройти мимо нас она никак не могла. Это было ясно даже господину Кришнану.

Потом мотор заглох, и Раман, одарив нас белозубой улыбкой, бросил нам причальный конец…

 

12

Меч раджи и племя вишаванов

 

Все началось с того, что потерялось целое племя. Таинственно исчезло с лица керальской земли. Племя называлось вишаваны. Вишаваны тоже были австралоидами. И их надо было найти.

— Вишаваны? — переспросили меня в правительственном отделе, ведающем племенами. — Первый раз слышим. Каникаров знаем, панья знаем… Вы, может быть, перепутали название?

Нет, название я не перепутала. Я не имела такой дурной привычки. О вишаванах я узнала из книги керальского этнографа Кришны Айера «Касты и племена Траванкура», которая вышла еще в 30-х годах. В книге о вишаванах было написано мало. Но я запомнила три главные, с моей точки зрения, вещи. Во-первых, что вишаваны обитают где-то в округе Коттаям (автор не давал точного их расположения). Во-вторых, что они использовали древнейшее оружие австралоидов — духовые ружья, из которых стреляли стрелами. И наконец, в-третьих. В веке восемнадцатом местный раджа подарил вождю вишаванов меч, браслет и кусок шелковой ткани. Вождь, которого, по утверждению Кришны Айера, звали Валия Пандиян, браслет надел на руку, в шелк задрапировался, а мечом стал рубить головы непокорных соплеменников. Вот, собственно, и все. В книге было еще описание некоторых обычаев вишаванов, но они ничем существенным не отличались от обычаев остальных племен. Только три вышеупомянутых момента выделяли вишаванов среди керальских австралоидов.

Тривандрам нам ничем не помог. Тогда мы погнали наш «Викинг» в Коттаям. Все-таки этот округ был упомянут в книге. В Коттаяме, в местном коллекторате, тоже ничего не знали о вишаванах. Но зато в местной библиотеке нашлась книга Луиза «Племена Кералы». Автор утверждал, что вишаваны откочевали, но куда — он умолчал.

— Ну, что же, — вздохнул господин Кришнан. — Будем искать вишаванов сами. Это тоже неплохое приключение.

И мы устремились к лесистым отрогам Западных Гхат. А по дороге решили останавливаться в каждом городке и спрашивать о вишаванах чиновников, которые занимались племенами. Чиновники эти имели странный титул — инспектора по благосостоянию.

В первом же городке Тходупужа вышеупомянутый инспектор никакого представления о вишаванах не имел. Но зачем-то уселся в наш «Викинг» и доехал с нами до границы своего района. В Муваттупужа инспектором была женщина. Вопрос о вишаванах ее почему-то рассмешил. И так сильно рассмешил, что она продолжала смеяться до самого того момента, когда шофер повернул ключ зажигания. Мы поняли, что на местные власти надеяться не приходится. Оставались лесники, вернее, лесничий.

Второй день мы блуждали по горным дорогам. И наконец, у реки Перияр мы обнаружили поселок, где жил лесничий. Лесничий оказался молодым, образованным и приветливым.

— Вишаваны? — задумался он. — Убей меня бог, что-то я о таких не слышал. Но вы не огорчайтесь. За рекой Идамалаяр, говорят, живет какое-то племя. Может быть, это ваши вишаваны?

— Может быть, — согласились мы уныло.

На реке Идамалаяр, в горах, сооружался ирригационный комплекс. Рубили джунгли, взрывали скалы. По грунтовой дороге мы спустились километра на три ниже строительства. Дорога кончилась, и мы через заросли вышли к берегу реки. Она была очень похожа на реку Нейяр. Только берега оказались более низкими. По реке ходил плот, сделанный из тонких стволов бамбука. Плотовщик упирался длинным шестом в дно реки и причаливал то к одному берегу, то к другому.

— Эй! Эй! — прокричали мы плотовщику.

Он поднял голову и посмотрел в нашу сторону.

— Перевезти, что ли?

— Перевезти!

Плот медленно развернулся и направился к месту, где мы стояли.

Мы ступили на залитые водой бамбуковые стволы. Под нашей тяжестью плот осел, и вода поднялась по щиколотку.

— Теперь стойте спокойно, — предупредил плотовщик. — А то утонем.

И плот двинулся к противоположному берегу. На берегу, в зарослях, слышались крики, трещали ветви.

— Слона поймали, — равнодушно сказал плотовщик. И действительно, человек десять загонщиков возились около ямы. В яму попал молодой слон. Слон метался в яме и время от времени посыпал себя сырой землей из хобота. Загонщики шестами с крючьями подводили к яме веревочную петлю и пытались набросить ее на слона. Но каждая попытка кончалась неудачей. Загонщики кричали, но слон сбрасывал петлю. Он даже становился для этого на голову.

Слон тяжело дышал, а в его глазах метались отчаяние и страх. Они были очень выразительны, эти глаза, как у человека. Иногда страх и отчаяние сменялись яростной ненавистью. Слон бросался на отвесную стену ямы и вонзал в нее клыки. Но петля все-таки захлестнула его. И тогда слон затрубил. Тоскливо и пронзительно. К яме подошли прирученные слоны и покорно потащили своего собрата на веревке по спущенным в яму бревнам. А слон все трубил и трубил. Как будто возвещал джунглям и всему миру о великой беде, случившейся с ним. О том, что уже до самой своей смерти он никогда не будет свободным.

Потные и усталые загонщики, тихо переговариваясь, расселись по краям ямы. Мы подошли к самому старшему из них и спросили о вишаванах.

— Вишаваны? Нет, не знаю, — ответил он, как отвечали нам многие до него. — Правда, если пересечь джунгли и перевалить гору Масляный камень, то там живут какие-то люди. Но кто они, я не знаю.

— А кто знает туда дорогу? — спросила я.

— Я, — молодой парень, смущенно улыбаясь, поднялся с земли.

— Вот и отведи их туда, — сказал старший загонщик.

— Ладно, — согласился парень. — Сегодня уж, видно, слонов больше не будет, а я прогуляюсь.

И мы пошли с берегов «Реки между горами», так переводится Идамалаяр, в направлении горы Масляный камень. Наступил третий день наших поисков.

Лесная тропа круто шла вверх. Рядом с тропой местами кусты и трава были примяты. Здесь ночевали дикие слоны. Проводник шел впереди, ступая легко и бесшумно. Иногда он останавливался и делал нам знак рукой. Мы тоже останавливались. Проводник, методом, известным только ему одному, выяснял, нет ли поблизости опасности. Не бродят ли рядом свирепые дикие слоны, не сидит ли в засаде тигр, не крадется ли пантера.

Масляная гора оказалась довольно крутой. Не менее восьми километров бесконечного подъема. Временами тропу пересекали заросли высокой травы, сырой от еще непросохшей росы. В траве водились кровожадные пиявки, ловко вцеплявшиеся в ноги и даже заползавшие в ботинки. После них оставались ранки, которые долго кровоточили. У самой вершины проводник вдруг остановился как вкопанный и даже забыл сделать знак рукой. Он стоял неподвижно, устремив взгляд куда-то в заросли. Я проследила за его взглядом и тоже остановилась как вкопанная. В зарослях происходило свидание двух кобр. Они стояли над травой, раскачиваясь и переплетаясь. Каждое их движение было исполнено грации и изящества. И временами что-то человеческое проскальзывало в этих их движениях и ласке. Кобра, гибко откидывала длинную шею и мягко и нежно подставляла свое лицо (да, в тот момент мне казалось, что у нее лицо) под поцелуй партнера. Зрелище было завораживающим, но и не менее опасным. В такие моменты кобра не спрашивает, с какими намерениями ты остановился рядом с ней. Стараясь не дышать, мы на цыпочках благополучно миновали влюбленную пару. Начался спуск.

Вокруг сплошной стеной стояли джунгли. Кроны огромных деревьев были усеяны крупными красными цветами. Ветер обрывал лепестки, и они, опускаясь вниз, устилали красным мягким ковром тропу. Наш путь в буквальном, а не в переносном смысле был устлан цветами. Правда, этот путь был сначала устлан слоновым пометом, потом пиявками, ну, а теперь цветами. И это разнообразие было приятным. Так по цветам мы вышли в узкую горную долину. И неожиданно над зарослями кустарника я увидела длинную тростниковую трубку. Трубка во что-то «прицелилась», и из нее вылетела маленькая стрела, устремившаяся куда-то вверх. В кустах послышался шорох, трубка исчезла, и стало тихо. Нас заметили. Я подошла к кустам и услышала чье-то прерывистое дыхание.

— Эй! — сказала я. — Выходи.

В кустах завозились, но никто не вышел.

— Вот я сейчас его… — с угрозой сказал господин Кришнан.

Эта шутливая угроза почему-то возымела действие. Над кустами показалась голова лесного австралоида. Глаза смотрели настороженно и немного испуганно.

— Ну, выходи. Что стоишь? — сказал проводник.

— А, это ты! — улыбнулся австралоид, узнав проводника.

Он вылез из кустов, прижимая к себе древнее духовое ружье.

— Ты кто? — спросил господин Кришнан.

— Маланкоду.

— Кто? — удивилась я. — Ты же вишаван.

— Нет, — стоял на своем австралоид. — Я маланкоду.

И тут на господина Кришнана нашло озарение.

— И никогда не был вишаваном? — подозрительно спросил он.

— А как же! — австралоид растянул в улыбке толстые губы. — Мои предки были вишаванами.

— Какие, например?

— Мой дед был вишаваном.

— А ты не вишаван? Как же это так получилось? — поинтересовалась я.

— Да так вот и получилось, — почесал в затылке австралоид. — Когда-то мы умели лечить от змеиных укусов, от змеиного яда — «виша». Поэтому нас и назвали вишаванами, а вообще-то мы маланкоду, горцы.

— Кто бы ты ни был, — сказал господин Кришнан, — а мы тебя теперь не отпустим.

Австралоид вжал голову в плечи и, ища взглядом поддержки у проводника, отступил в кусты.

— Ну, ну! — грозно сказал господин Кришнан. — О бегстве не помышлять. Все равно догоним. Веди нас в деревню.

Австралоид уныло опустил голову и покорно поплелся впереди.

Деревня показалась не скоро. Мы пересекли горную долину, прошли под палящими лучами солнца открытое пространство и только тогда на пригорке заметили три аккуратные бамбуковые хижины. Наше появление в деревне переполоха не вызвало. Каждый продолжал заниматься своим делом. Женщины толкли неочищенный рис в деревянной ступе, мужчины мастерили ловушки, и даже наш новый знакомый принялся дуть в свою трубку, пытаясь сбить сидевшую на дереве птицу. И только вождь Моили, согнутый старик со зловещим выражением лица, которое совсем не соответствовало его характеру, принес циновку и сделал приглашающий жест.

О чем мы говорили? О многом. Все жители деревни постепенно присоединились к нашей беседе. Они были приветливы и радушны. Просто в первый момент они проявили свою традиционную вежливость при встрече гостя: первым его должен встретить вождь.

Деревня называлась Куркули. Она была удивительно чистой и аккуратной. Вождь Моили любил порядок во всем. Жители деревни тоже. Даже наша беседа была очень упорядоченной. Говорил в основном Моили. Остальные или дополняли или поправляли его. С толковыми поправками Моили соглашался, глупые категорически отвергал.

Когда-то племя было большим, и оно жило в лесах Коттаяма. Мужчины охотились, а женщины выращивали рис на полях. Они и сейчас это делают. Под поля выжигали участки в джунглях. Когда земля истощалась, они переходили в другие места. Так они и кочевали с одного места на другое. Потом у них стали отбирать земли и теснить в горы. А совсем недавно приходил к ним важный чиновник и сказал, что все эти леса затопят, когда построят ирригационный комплекс. И им нужно будет уйти. Но никто из них не знает, куда уходить. Наверно, дальше, на восток. Но там уже кончаются горы и леса. А без леса племя не проживет. До сих пор они добывают в лесу съедобные коренья, мед, воск, тростник, слоновые бивни. Лет пятнадцать назад их было не менее тысячи человек. Они молились богине Бхадракали и ежегодно приносили ей в жертву петуха. И богиня защищала их от черной оспы. А потом почему-то перестала защищать, и на племя напала черная смерть. Люди умирали каждый день, и некому было их хоронить. Некому было выполнить погребальную церемонию. Поэтому до сих пор духи этих умерших носятся в воздухе и причиняют много беспокойства. В тот год от всего племени осталось всего двести человек. А сейчас их триста. В год черной смерти опустели многие деревни. И осталось на все племя пять деревень. Эти деревни расположены далеко друг от друга на границе округов Коттаям и Тричур. Поэтому они редко видятся со своими родственниками. Да и люди в округе о них мало знают. Слишком немного их осталось. Всего триста человек на пять деревень.

Я слушала рассказ Моили и все-таки не была уверена, что передо мной вишаваны. Может быть, они согласились с нами из вежливости? Уж очень мы настаивали на том, что они вишаваны. И тогда они придумали версию о предках вишаванах. Такое ведь тоже может случиться. Правда, два признака из трех были налицо. Они кочевали по округу Коттаям, и у них было духовое ружье — тумбитарам. Таким оружием не пользовалось ни одно племя Кералы. Но, во-первых, по округу Коттаям кочевали и другие племена, а во-вторых, тумбитарам мог быть и заимствован племенем у тех же вишаванов, которых они, возможно, когда-то встретили. Оставался третий признак вишаванов — меч, подаренный раджой. Если это подтвердится, тогда можно считать, что перед нами вишаваны. И я спросила о мече.

— Да-да, — радостно закивал Моили и все остальные. — Такой меч в племени существует.

Когда-то очень давно этот меч подарил вождю вишаванов Деше Пандияну славный раджа Карта. Столицей владений раджи был Котамангалам. И действительно, Деша Пандиян рубил мечом головы своим соплеменникам. Вождь был сильным и жестоким человеком, и все его боялись. А раджа Карта очень его уважал. Он даже учредил при вожде совет министров. И сам вождь, и его министры правили племенем от имени Карты. Они выполняли его распоряжения и безоговорочно отдавали радже все, что племя приносило из лесу или выращивало на полях. Когда Деша Пандиян умер, меч остался в племени. Больше им не секли головы, но стали поклоняться как символу могущества двух людей: раджи Карты и покойного вождя.

Меч переходил из поколения в поколение. От вождя к вождю. От дяди к племяннику, потому что в племени наследником всегда был племянник, сын сестры — человек из своего рода. Дети принадлежали роду матери, как и полагается в матриархальных племенах. Они были чужими для мужчины. Своим для него всегда являлся племянник. Но несколько лет назад эта традиция была нарушена. Вождь Паранги Раман, которого уже нет в живых, передал меч своему сыну, а не племяннику, ставшему вождем. И поэтому вождь племени Моили остался без меча. А владельцем меча на сегодняшний день является Муттайя Раман. Он живет на реке Чалакоди. Река течет далеко на севере в округе Тричур.

Итак, вместо меча я услышала только рассказ о нем. Рассказ не противоречил тому, что я знала. Только слегка было изменено имя вождя. Зато в рассказе присутствовали факты ранее неизвестные. Но все могло оказаться легендой. Легендой, которую услышали от других…

Из Куркули мы ушли на следующий день. По дороге я думала о вишаванах и о мече. Господин Кришнан тоже.

— А может быть, они просто самозванцы и никакие не вишаваны? — сказала я господину Кришнану. — И меча у них нет. И вообще был ли этот меч, может быть, его совсем не было? И не было раджи, и не было жестокого вождя.

— Да, — согласился господин Кришнан. — История сомнительная. Надо выяснить все до конца. Начнем с раджи.

— Как? — удивилась я. — Ведь он жил в восемнадцатом веке.

— Ну и что? — засмеялся господин Кришнан. — Подумаешь, восемнадцатый век! Для Индии это почти сегодняшний день. Если такой раджа был, то все его потомки должны быть на месте. Куда им деться? Поедем найдем их и расспросим.

И мы поехали. На юг, в Котамангалам. В более безнадежном, с моей точки зрения, предприятии я ранее не участвовала даже с господином Кришнаном. Мы опять колесили по горным трактам, тряслись на грунтовых лесных дорогах и, наконец, прибыли в Котамангалам. Котамангалам оказался небольшим городком, расположенным среди гор и лесов. Там были пыльная городская площадь, кинотеатр, рынок, магазины, конторы и около десяти тысяч жителей. Неподалеку от площади стоял, спесиво возвышаясь над остальными зданиями, квадратный неуклюжий дом.

— Даю голову на отсечение, — сказал господин Кришнан, — что это дворец раджи.

Безнадежность нашего предприятия настроила меня на иронический лад.

— И сейчас товарищ придет из дворца приветствовать экспедицию и скажет…

— Я знаю, что скажет товарищ Карта, — прервал меня господин Кришнан. — Остановись здесь, — ткнул он пальцем в спину шофера.

Мы остановились. Но в доме оказалась контора. Никто из клерков не знал и не слыхал о нашем радже. Господин Кришнан уныло вернулся в машину.

— Так мы можем ездить целый день, целую неделю и целый месяц, — рассердилась я, — пока не опросим все десять тысяч жителей.

Господин Кришнан благоразумно молчал.

— Опрос мы начнем немедленно, — продолжала я. — Вон идет девушка. Сейчас я ее спрошу.

Я поняла, что начинаю какой-то недостойный спектакль. Но усталость и вызванное ею раздражение, видимо, брали свое. Я ничего не могла поделать с собой.

— Останови! — велела я Гопалу.

«Викинг» послушно остановился.

— Простите, — нарочито громко сказала я девушке. Та удивленно вскинула на меня глаза. — Простите, не вы ли потомок славного правителя Карты?

— Раджа Карта был моим прапрадедом, — просто ответила девушка.

— Что?!

Позади меня раздался какой-то шипяще-булькающий звук. Господин Кришнан давился от смеха. Ехидного и уничтожающего смеха. Смеха, который утверждал неоспоримое превосходство самого господина Кришнана и его страны надо мной, жалким иностранцем. Когда господин Кришнан отсмеялся, а я наконец закрыла рот, который оставался открытым недопустимо долгое время, мы спросили девушку о мече. Та о мече ничего не знала. Но нашему делу очень обрадовалась.

— Сейчас я заеду с вами в контору, отпрошусь у начальника и буду в вашем распоряжении. Моя мать, наверно, что-нибудь знает.

Начальник конторы счел наше дело чрезвычайно важным для города и немедленно отпустил свою подопечную. Мать девушки, старая дородная матрона с медлительными манерами, много рассказала о радже, но о мече не имела представления.

Зато она знала всех потомков славного Карты. Их оказалось полгорода. Среди них были учителя, клерки, лавочники, директор кинотеатра, профсоюзный лидер, продавец мороженого, ночной сторож и даже два коммуниста. Все они много знали о радже, но опять-таки ничего не знали о мече. К вечеру я оказалась обладательницей обширнейшего материала, на основании которого я могла составить подробное жизнеописание раджи Карты. И уже совсем поздно мы попали к потомку, который держал клинику. Мы застали его в единственной комнате клиники, заставленной пузырьками с разными целебными снадобьями. Этот потомок мне показался наиболее благоразумным.

— О! — удивился он. — Вы повидали почти всех моих родственников. Тогда о радже Карте я рассказывать не буду. Меч? Да что им всем память отбило? Никто не помнит? Я был лучшего мнения о них. Меч действительно был. Висел на стене в тронном зале. И однажды, когда вождь вишаванов, имя его я забыл, принес радже подарки, то Карта — на него иногда такое находило — снял меч со стены и отдал вишавану. Это я точно знаю. Мне рассказала об этом моя бабушка. А вишаваны, говорят, живут отсюда недалеко. Кажется, на Чалакоди. И меч, наверно, у них сохранился. Ведь он был для них реликвией. Они поклонялись этому мечу.

Так мы получили подтверждение, что раджа Карта действительно существовал. И существовал довольно активно, если оставил после себя такое многочисленное потомство. И раджа этот подарил в восемнадцатом веке меч вождю вишаванов. Теперь оставалось найти этот меч. После Котамангалама я не считала уже такое занятие безнадежным…

Наша дорога шла на север — туда, где текла река Чалакоди. Опять были только горы и джунгли. Придорожных деревень становилось все меньше. Наконец, осталась одна-единственная последняя харчевня. В харчевне за стаканом чая сидел вишаван из той деревни, которую мы искали. Сначала он не хотел нам показывать дорогу. После долгих уговоров согласился. Но видимо, продолжал нам не доверять и повел через джунгли не по тропе, а через какие-то бамбуковые завалы, болото и сплошное переплетение кустов, которые сам и рубил тесаком. Где-то чуть в стороне от нас послышались выстрелы. Вишаван остановился, предостерегающе поднял палец и тихо сказал:

— Слон.

Я не знала, что слоны умеют стрелять. Но оказалось, что слон просто ломал бамбук. И бамбуковые стволы лопались со звуком, похожим на выстрел. Слон стоял шагах в десяти от нас и, нетерпеливо поводя ушами, хоботом гнул бамбуковые стволы и ломал их. Зачем ему это понадобилось, я не знала. Вдруг откуда-то сверху раздался смех. Чуть дребезжащий и ироничный. Я подняла голову и увидела на дереве черную обезьяну. Она корчила рожи, громко смеялась и показывала лапой на слона. И если бы черная обезьяна могла говорить, она бы обязательно крикнула:

— Посмотрите на этого большого дурака, люди добрые! Что он делает? Ну что он делает?

Но обезьяна говорить не умела и только смеялась над несуразным слоном. Слон был так занят своим непонятным делом, что не заметил ни нас, ни обезьяны. Километров через пять мы вышли на лесную поляну. На поляне было небольшое тапиоковое поле, а рядом стояла хижина. Очень похожая на те, что я видела в деревне Куркули. В хижине оказался единственный человек. И этим человеком был Муттайя Раман! Круг чудес завершился. В стене хижины заткнутый за бамбуковую планку торчал ржавый и прокопченный меч. Знаменитый меч был не более метра длины с чуть изогнутым лезвием. От этого он больше напоминал саблю, чем меч. Рукояти на мече не было, и торчал лишь железный штырь, на котором она когда-то помещалась.

— Чей меч? — на всякий случай спросила я.

— Мой, — ответил Муттайя Раман с некоторым испугом.

— А к тебе он как попал?

— Давно когда-то раджа Карта подарил его вождю вишаванов. Им даже секли головы, — хвастливо добавил он.

Третий компонент стал на свое место. И я поняла, что мы отыскали все-таки вишаванов.

Меч оказался в надежных руках. Муттайя Раман исправно молился ему, поил аракой и угощал тапиокой. Он был уверен, что дух некогда могущественного раджи помещается именно в этом мече. И конечно, обращался с оружием соответственно.

Но жизнь Муттайи Рамана не была столь безоблачной, как могло показаться с первого взгляда. Меч принадлежал ему, а вот вождем племени был Моили. В этом, на взгляд Муттайи Рамана, было большое несоответствие.

— Моили очень упрямый старик, — жаловался он. — Я предлагал сделать все по-человечески. Возьми, сказал я ему, меч, а я буду вождем племени. Так он мне на это ответил, знаете что? Ты, говорит, присвоил меч, который по праву принадлежит мне. А теперь еще хочешь быть вождем? Я говорю: у тебя меч, а я — вождь. Давай сделаем все по-справедливому. А он отвечает: ты сын, а я племянник. И все, что было у Паренги Рамана, принадлежит мне. Очень упрямый старик. Никак я с ним не могу договориться.

Чем кончилась эта тяжба, я не знаю. Неизвестно у кого теперь меч: у Моили или все еще у Муттайи Рамана. Одно можно сказать с уверенностью, что меч до сих пор хранится в племени вишаванов.

…В маленьком городке перед Тричуром мы остановились поужинать. Городок продолжал праздновать рождество, хотя уже кончалась первая декада января 1972 года. На домах горели цветные бумажные фонарики и свечи, вставленные в дверные проемы. Металось пламя факелов, установленных на низких железных столбах. На шпиле местной церкви была зажжена большая пятиконечная звезда. Время от времени на железной ограде церкви вспыхивали бенгальские свечи, обдавая улицу фонтанами холодного огня. Цветные фонарики горели на пальмах, в кронах деревьев. Теплый ветер раскачивал флажки, протянутые вдоль улиц. Сияющие гирлянды фейерверка расцветали в темном небе и опадали вниз тысячами золотистых искр.

Мимо нас проехала открытая машина. В ней сидели три библейских волхва. Волхвы орали какую-то песню явно не библейского происхождения. Городок был наряден и праздничен. Он светился множеством огней. И люди улыбались, глядя на эти огни. Но мне почему-то не хотелось улыбаться. Сквозь веселые праздничные огни проступали темные ночные джунгли и кучка полуобнаженных людей, жмущихся к пламени костра…

Из Тричура господин Кришнан сообщил в Тривандрам, что племя вишаванов отыскалось, и передал их координаты. Говорят, что чиновники наконец внесли их в список отсталых племен Кералы.

 

 

Вместо заключения

 

Мои путешествия по Южной Индии закончились. Почему я выбрала именно Южную Индию? Дело в том, что судьба древнейших австралоидных племен склады<