От эффективности – к получению эффекта

1. Вместо того, чтобы изобретать психологию воли – в Китае она так и не была разработана – мы лучше сосредоточимся на феноменологии эффективности. Ведь эффективность одновременно и слишком проста в своей причинной обусловленности, и слишком легко объяснима, одновременно слишком откровенно вторична и слишком совершенна, чтобы можно было правильно осознать появляющийся эффект; понятие ее слишком узко и ограниченно, и вместе с тем – слишком резко отделено от целостного процесса, порождающего ее; эффективность слишком плоско-результативна и тем самым – слишком зрелищна и выразительна (до такой степени, что порой кажется искусственной: как в том случае, когда речь заходит о поиске «эффектов» в музыке или в поэзии, или же когда речь идет об «эффектном, красивом жесте»: такой эффект одновременно слишком театрален и слишком техничен).

С одной стороны, эффект и эффективность различаются между собой; с другой, они близки, у них общий латинский корень (efficere: «делать так, чтобы...»). По сути своей, эффект – операциональное измерение эффективности, то, к чему ведет эффективность и от чего зависит ее наличие; эффект – это осуществленная эффективность; эффективность всегда носит в себе зародыш эффекта, эффект периодически возникает, обусловленный ходом процесса, в прямой зависимости от логики поступательного развития, а не от логики создания. Следовательно, эффективность в ее полноте и насыщенности дает эффект, и как таковая, во многом определяется им; эффект же, напротив, предполагает эффективность как нечто пустое и пребывающее в процессе развертывания, становления, и в силу этого никогда открыто не проявленное, как бы не существующее, но и неисчерпаемое.

Именно это свойство эффекта всегда интересовало китайских философов. Они не слишком заботились о том, чтобы противопоставлять бытие становлению, не задавались вопросом о происхождении реальности (и о том, зачем она возникла; поэтому в Китае и не были созданы мифы о творении). Китайские мыслители скорее ставили вопрос о том, как реальность «происходит», как она осуществляется (понятие юн) и благодаря чему она становится жизнеспособной в определяющем ее развитие поле дао. Реальность постоянно проявляется не только как эффективная, но и как аффективная, эмоциональная (ган). В силу своей целостности и размеренности она беспрестанно развертывается и продолжает бесконечно «происходить», ее никак невозможно исчерпать.

Так мы приходим к понятию «происхождения», процессуальное – приходим путем игры слов, но возможно ли поступать иначе, если нам необходимо установить разницу между словами? Все реальное – процесс и только процесс, и в плане человеческого поведения реальным становится только то, что составляет элемент процесса, то, в чем выражается процесс. В отличие от эффективности, обусловленной действием, остающейся в пределах соотношения «средства – цель», эффект не надо искать, не надо прикладывать никаких самостоятельных усилий для его получения. Он вытекает из естественного процесса, и вся стратегия будет заключаться лишь в том, чтобы научиться имплицировать его, находить процесс, движущийся в нужном направлении. Появление эффекта происходит естественным путем, само по себе.

В силу того, что эффективность как имплицитное следствие, вытекающее из процесса как непременного условия появления эффекта, возникает опосредованно по отношению к поставленной цели, она выступает в качестве своеобразного «плода», который «созревает» в результате незаметных преобразований, а не по причине героических усилий и предпринятых «рывков». Реальность нельзя взять «штурмом», поспешными действиями, – подчеркивает Мэн-цзы (II, А, 2). Необходим длительный процесс как непременное условие появления эффекта. Как известно, как бы мы ни тянули вверх растение, оно от этого не станет больше: ему надо расти самому.

Парадоксальным образом выходит, что «высшая добродетель» (или высшая доблесть, сила) не бывает добродетельной, а потому добродетель (доблесть) заключена в ней самой; добродетель (или доблесть) не может перестать быть добродетельной, а потому в ней нет добродетели (Лао-цзы, 38). В этом противоречии яснее открывается очевидность: добродетели (доблести) всегда бывает более чем достаточно, она никогда не иссякает, не исчезает, разве что только тогда, когда ее пытаются номинально отыскать как таковую (я «хочу быть» добродетельным); она проистекает из своего собственного источника sponte sua и может быть использована, но не обретена.

Тот, кто постоянно стремится обрести добродетель или силу и не преследует никаких других целей, кроме как добиться добродетели любой ценой, действуя каждый раз «умышленно», никогда не сможет обладать ею в полном объеме. Это в частности предполагает (сколь бы парадоксальным это ни казалось), что движение в неблагоприятном направлении («против течения») может быть непременным условием эффективности (и появления эффекта). Погоня за экономией с целью увеличения эффективности всякий раз умаляет эффективность, приводит к ее неминуемой гибели. Как только мы устремляем свой взор на то, ради чего действуем, и сосредотачиваем все внимание на этом действии, само действие становится «пристрастным» (Ван Би), «нарочитым», нацеленным только на то, что изначально было задумано, и в конечном итоге, приводит к ничтожным результатам. Ограниченность мотивации не позволяет подняться над сиюминутным интересом, тогда как истинная суть этой специфической ситуации в том и заключается, чтобы постоянно содействовать пополнению эффективности. Поэтому очень важным оказывается различие между такими добродетелями, как «человечность» и «справедливость». Поскольку обе они предполагают действие, их следует отнести к разряду низших добродетелей, хотя первая, «человечность», выше второй, «справедливости», ведь действовать человеколюбиво означает действовать без цели, ради самого действия, и даже не имея в виду этого действия, под влиянием внезапного чувства сострадания. Скорее, здесь речь идет о реакции, а не о действии, о пробуждении в каждом из нас чувства вселенского масштаба, такого, которое не надо ни предусматривать, ни выбирать. Ведь чувство жалости испытываешь к человеку только потому, что перед тобой человек. Значит, добродетель «человечности» распространяется на все человечество и «великодушно» объемлет его. И напротив, когда чувство «любви к другому» выражается в не столь широком масштабе, действие становится «справедливым», в него постоянно вносятся поправки, оно уточняется, ограничивается в зависимости от обстановки. Его добродетель обречена, она истощается и оказывается неспособна завершиться сколько-нибудь значительным действием.

Существуют две степени действия: действие без намеченной цели – великодушное, избыточное; действие заранее условленное – урезанное. Главное различие между «человечностью» и «справедливостью» состоит в том, что справедливость осуществляется как ответное действие, «шаг за шагом» (скорее, «шаг – за шаг») и завершается с появлением эффекта, тогда как человечность способна сама породить эффект, укрепляя одновременно и эффективность. Это связано с наличием «почвы» эффективности, которая обычно незаметна, но как только ее «задействуют», доводит эффективность до полного раскрытия, сама же при этом остается «неиссякаемой» (см. «И-цзин», «Цыси», А, 5). Напротив, интенциональность сдерживает проявление эффективности, удерживает ее на поверхности лишь на том уровне, на котором она смогла появиться. Она не находит себе места, поскольку возникла поневоле (ср. смысл и применительно к интенциональности – Лао-цзы, 20; Мэн-цзы, VII, В, 33). Что, в свою очередь, является отражением феноменальности, соответствующей каждой из них: высшая доброде-тель проходит незамеченной, поскольку у нее нет заранее поставленной цели: отсюда отсутствие «добродетели», о которой говорилось выше. Ее невозможно выделить и определить, поскольку она сливается с эффективностью; ее вообще невозможно распознать (Ван Би: великого полководца не восхваляют). Следовательно: высшая добродетель проходит незамеченной в силу того, что не имеет заранее поставленной цели.

У низших добродетелей есть имена; ведь они преследует явную цель, прилагают усилия к достижению эффективности и успешно достигают ее. Низшие доблести можно было бы считать настоящими добродетелями. Да, можно было бы... Но, как только они утверждают себя, они сразу же дают повод к своему опровержению и становятся предметом противодействия (поэтому-то они и становятся заметными). Низшие добродетели одновременно и более определенны, и более спорны.

Феноменология эффекта связана не с видимой эффективностью, а с ее невидимой частью. Ведь для получения полноты эффекта с точки зрения его мощности или плотности мало оставаться на уровне одной только эффективности, как и недостаточно задействовать только добродетель «человечности», заложенную природой внутри каждого из нас (Ван Би, 38). Даже обращение к добродетели «справедливости» не делает наше поведение достойным, не говоря уже о том, что тщательное соблюдение ритуалов не приводит к очищению самих ритуалов. И ритуалами не достигнешь справедливости: чуть что – и отклонения налицо (57). Ведь чистое еще не дает полной чистоты, полное не обуславливает настоящей полноты (39). Мы оказываемся не в состоянии получить настоящий эффект (Ван Би, 4) даже тогда, когда мы, казалось бы, вплотную подошли к возможности достижения полной эффективности и могли бы максимально использовать ее с целью выявления эффекта. Эффект, полнота эффективности – это еще не настоящая эффективность (та бывает «пустой», происходит из «почвы»). Даже если остановиться на «добродетели» дома, дом от этого совершенным не станет. Мы можем перейти от дома к княжеству, можем даже овладеть им, но никаких усилий недостаточно, чтобы до конца заполнить это княжество. Уровень, который кажется достаточным, на самом деле оказывается недостаточным. Для получения эффекта (а эффект этот – полная противоположность полноте эффективности), важно постоянно располагать незадействованной эффективностью, и конечно же, располагать той дискретной «почвой», благодаря которой усилие может быть по-настоящему эффективным. «Почва» неисчерпаема, и (в отличие от зримого усилия) она тем сильнее, чем активнее действие, обусловливающее эффективность. Эффект может появиться только в том случае, если усилие «действует» в благоприятном направлении и располагает источниками эффективности. Источник становится неиссякаемым, как только процесс «пошел». Циклический характер движения в духе «пути» (дао - 40) проявляется в том, что приходится постоянно возвращаться к стартовой позиции процесса. Логикой постоянного возвращения к началу пронизана вся теория Лао-цзы (тема «обмана» и тема «питания», 28); регресс не противоположен прогрессу, а напротив, имеет целью уплотнение и поддержание движения в благоприятном направлении.

Обычно о наличии «почвы под ногами» говорят применительно к человеку; но и в отношении эффекта также важно говорить о его «почве», другими словами, об имманентном основании эффекта. Эта основа эффекта изображается в Китае при помощи образа «ствола» дерева, на котором развиваются ветки – происходят единичные явления (Ван Би, 57). Можно также сказать, что речь идет о «матери» эффекта и ее «детях» [63] (52, ср. Ван Би, 32, 38). Находясь на уровне «матери эффекта», нет надобности продолжать действие, чтобы эффект мог наступить: добродетель «срабатывает» сама, без того, чтобы требовалось обосновывать ее проявление; она развертывается и не имеет «соперников». И напротив, если не заботиться об имманентной почве, спонтанно порождающей эффект, мы останемся, собственно, на стадии «зарождения» эффекта (Ван Би, 39), и как бы мы ни ускоряли наши усилия, эффективность будет обречена. Между двумя стадиями существует разница не на уровне сущности (как полагает наша метафизика), а на уровне актуализации. Полная актуализация возможна только в том случае, если постоянно осуществляется возврат к неактуализованному; при движении «против течения» (пока еще эффективность не начала актуализоваться), она конкретизируется и дифференцируется (изначальная «единица» у Лао-цзы); усилие уже становится жизнеспособным, но пока еще удерживается от окончательной реализации и получает импульс к непрерывному возрастанию, которое и позволит ему превратиться в эффект. Благодаря виртуальной «почве», усилие способно «создавать» действие и актуализоваться.

2. В конечном итоге именно так следует понимать не-деяние правителя или, точнее говоря, его способность «действовать без действия». Ситуация перестает быть парадоксальной: правитель «действует» (так говорят), пока реальность еще не достигла актуализации (64). Действие в данном случае идет, но идет в неблагоприятном направлении, да так, что в нем вообще невозможно усмотреть никакого действия. Ведь мудрый правитель знает (мудрец – это тот, кто все умеет и знает), что в основе эффективности лежит процессуальность, а не претензии на руководство делами и конкретной ситуацией, на совершение каких-то подвигов. Ему хорошо известна точка зрения Лао-цзы, в свете которой дерево «начинается с того, что совсем ненамного возвышается над комлем», а чтобы возвести башню, следует «устроить насыпь вровень с землей». И что путешествие в дальние страны начинается у нас под ногами. Что бы ни предпринималось (путешествие или строительство башни), прежде всего речь идет о процессе (растущее дерево). И каким бы незначительным или непритязательным ни было начало, оно всегда является началом процесса. И чем раньше мы начинаем оказывать влияние на ход вещей, тем меньше нам придется впоследствие поддерживать его.

На стадии актуализации реальность становится исключительно «жесткой» и тормозит всякое продвижение процесса. Тогда следует ускорить «действие», сосредоточиться на нем и превратить его в активную деятельность. Как и на стадии актуализации, реальнее оказывает сопротивление действию, действие ослабевает, иссякает, а эффективность сходит на нет. Когда же актуализация совершается в неблагоприятном направлении, «против течения», то реальная действительность, напротив, продолжает оставаться гибкой и плавной, в ней нет места сопротивлению, ведь еще не случилось то, чему придется противиться. Случается только то, что конкретно. На данной стадии (стадия 6у – 28, 32) реальное еще полностью не задействовано, его функция еще не определена окончательно. Вот почему его можно понемногу подчинять себе, и малейшее подчинение станет решающим, ведь в нем будет содержаться процессуальная составляющая вещей, которая позже начнет проявляться во всей полноте.

Из вышесказанного Лао-цзы делает следующий вывод применительно к человеческому поведению: стратегию следует разрабатывать на стадии движения «против течения». Это для нее наиболее благоприятные условия, в которых не проявляются еще никакие явления, симптоматические для будущих изменений (64,73). Этот вывод справедлив и для военной стратегии. Так, китайские стратеги считают, что врага тем легче победить, чем дольше – все дольше и дольше – будет длиться противостояние сторон, столкновение в его незавершенной форме. Данная последовательность напоминает о себе в связи с деградацией эффективности: наилучшей представляется стратегия выжидания, когда нападение на врага совершается в тот момент, когда он начинает разрабатывать свою стратегию; здесь можно поразить его «союзников», помешав объединению его вооруженных сил, затем – его «войска», и только уже в самом конце – «места» их дислокации (Сунь-цзы, гл.З, «Моу гун»). Эффективность уменьшается по мере того, как проясняется ход вещей: чем конкретнее становится реальность, тем труднее ею управлять.Чем острее становится конфликт, чем скорее процесс продвигается вперед, тем сложнее выстраивать наше поведение. И чем активнее мы действуем, тем труднее нам действовать. На уровне «места», при осаде, когда противостояние достигает максимума развития (до такой степени, что действие начинает тормозиться), инициатива реализуется с трудом. Чем большие силы вводятся в действие, тем более значительными становятся потери. И для победы потребуется больше времени и усилий. Вот почему «одержать сто побед в ста сражениях» – это всего лишь посредственный результат, хотя он и может показаться грандиозным. Суть военного искусства – предупредить действия врага и заставить его отступить, действуя незаметно, «против течения», вопреки процессу развертывания военных действий – с тем, чтобы не пришлось впоследствии давать новый бой (Сунь-цзы, гл.З, «Моу гун»). Действовать «против течения» означает добиваться эффекта на расстоянии. Не следует надеяться на эффективность с ближнего расстояния. Лучше поражать врага с как можно большего расстояния: обязательно надо узнать его замыслы и сделать так, чтобы он остался без военачальника (Сунь-цзы, гл.11, «Цзю ди»). Как мы видели выше, победу надо одержать задолго до того, как она станет свершившимся фактом. И опять-таки ничего нет удивительного в том, что мы торжествуем победу, когда она уже одержана и когда другие ясно это понимают. Настоящему стратегу дано увидеть «росток» до того, как он прорастет (Сунь-цзы, гл.4, «Син»). Он способен заранее определить все возможные условия и управлять развитием ситуации в нужном направлении.

Для достижения успеха важно учитывать существенное различие, с одной стороны, между «конфигурацией, позволяющей мне победить» и становящейся достоянием всех, а с другой стороны – конфигурацией, при помощи которой я определяю или управляю этой победой и которая остается тайной для окружающего мира (Сунь-цзы, гл. 6, «Сю ши»). Две конфигурации ситуации: при движении «против течения» (определяющая, но неощутимая) и при движении «по течению» (очевидная и ощутимая). Очевидной и эффективной становится та конфигурация, которая предшествует актуализации; она по сути своей есть нечто большее, чем дислокация войсковых частей; ибо она состоит из всех фаз процесса, когда я потворствую врагу с тем, чтобы постепенно разбить его.

Укажем еще на одно различие, позволяющее уточнить неощутимый характер такого управления ситуацией (ср. комментарий Мэй Яочэня): люди полагают, что основу успеха составляют ощутимые «следы», а не «имплицитные конфигурации» [66], очертания которых обусловили предыдущую эволюцию и при помощи которых я добился успеха. Другими словами, людям видна эффективность (как только она случается, она принимает определенного рода ограничение и становится результатом), а не место, откуда она берет начало и куда «ведут следы» – все то, что привело к эффекту. Согласно древнему трактату по дипломатии, две вышеназванные стадии могут быть представлены в виде «круга» и «квадрата»: до своего видимого проявления ход вещей имеет вид «круга», а с появлением первых признаков ситуация начинает управляться «квадратом» (Гуй-гу-цзы, гл.2 «Фань юн»).

До актуализации действуют «круги», после актуализации в действие вводятся «квадраты». «Круглое» соотносится с подвижным, открытым разным возможностям, не имеющим жесткости, лишенным «ребер» и «углов». «Квадратное» предполагает выбор жесткого правила или направления, четкую определенность и неподвижную закрепленность в конкретной позиции. Первоначально при движении «по течению» наша позиция приспосабливается к конкретной ситуации, а уже потом, после того, как она приобретает какую-то форму, ею начинают управлять; сперва ситуация эволюционирует, а мы применяем дипломатию, затем она созревает и мы «принимаем меры» (пример с квадратным камнем – Гуйгу-цзы, гл. «Бэнь цзин»). На начальной стадии ничего еще неизвестно и «знакомство» осуществляется при помощи «круглых» форм, еще «нейтральных» по отношению ко всему, что может быть приведено в движение. Затем начинается движение, в действие вводятся «квадратные» формы, позволяющие сохранять стабильность. Можно привести также пример с круглым «Небом», определяющим ход вещей, и квадратной «Землей», которая эти вещи воплощает. В областях, связанных с гаданием, «круглое» связывается со стеблями тысячелистника, которые, скользя между пальцами, позволяют уловить невидимую (не-предвидимую) эволюцию ситуации. «Квадратное» соотносится с фигурой гексаграммы, рамкой, которая поддается окончательному определению и позволяет установить тот или другой конкретный случай в его относительной устойчивости («Чжоу-и», «Цыси», А, 11). Из двух вышеуказанных стадий первая (круг) является стратегически важной; трактат о дипломатии призывает обратить на нее основное внимание: она допускает развитие в любом направлении, реагирует на малейшие случайные изменения и использует для своих целей малейшие возможности, заложенные в тех вещах, с которыми она находится в тесном контакте с самого начала движения.

3. Лао-цзы подчеркивает (27), что исходное действие, проявляющееся в движении «против течения», при котором все гибко и нет никакого противодействия, далеко от того, чтобы идти «по проторенной дороге»: ведь оно учитывает любую случайность, незамедлительно реагирует на любое изменение и не поддается ни кодированию, ни жесткому закреплению. «Проторенная дорога» – это след, оставленный чем-то тяжелым и косным. Истинная эффективность постоянно импровизирует, она никогда не может увязнуть в какой-то колее; ее не надо поддерживать. Уместно привести здесь еще некоторые афоризмы Лао-цзы (27): «умеющий мастерски ездить не оставляет на дороге следов от колес», «умеющий искусно считать обходится без счет и записных дощечек», «умеющий надежно закрывать ворота обходится без задвижки и засова, и тем не менее их открыть нельзя», «умеющий крепко привязывать не пользуется ни веревкой, ни цепью, а развязать невозможно». Речь идет здесь не о какой-то сверхъестественной способности, а, напротив, как подчеркивает Ван Би, о том, чтобы умело воспользоваться тем, что совершается само по себе, совершенно естественным путем, ничего не подстраивая, ничего не провоцируя. Успех достигается легко, и эта легкость обусловливается имманентностью, той самой имманентностью, с которой действие составляет единое целое. Эффективность не магична, не технична (ранее мы видели, что здесь имеет место альтернатива: что не технично, должно быть отнесено к области иррационального и магического). Если мы начинаем действовать на очень ранней стадии, еще лишенной всяких рамок и помех, нам не приходится проникать в особенности построения вещей (47), применять какие-либо средства – ибо на данной стадии вещей как таковых нет, как нет и причин, препятствующих движению. И след, оставленный на дороге колесом, и инструмент являются ущербными с точки зрения чистой процессуальности. И все следы – эти всего лишь «промахи», «ошибки», которые можно охарактеризовать в свете вышеприведенных формулировок: умеющий верно говорить не делает «ошибок», так как он обходится без «анализа» и «различения», появляющихся только на уровне реального, актуализация которого сопровождается дифференциацией. Следы, ошибки, орудия – вот составляющие реального, которое случилось, стало конкретным, будучи обусловленным внешним, насильственным воздействием; здесь, заключает комментатор, нам не приходится определять ход вещей «при их актуализации» [67].

С одной стороны, до того, как начнется «актуализация», а, с другой стороны, как только произойдет «индивидуализация», нам следует или внести изменения в метафизику, или просто- напросто отказаться от нее (ее предметом является противопоставление вечного бытия – становлению, абсолютного бытия – бытию видимому); нам следует перейти к логике процессуальности, пройдя через этап вышеуказанного первичного противопоставления, но исходя при этом не из противопоставления, а лишь из соположения различных стадий развертывания реальности. Даже у Аристотеля противопоставление потенциального актуальному не рассматривается как абсолютное, а опыт Китая свидетельствует о том, что не может быть речи о «форме», которая в своем «актуальном» состоянии телеологически не обусловливала бы «развитие». Получившаяся в результате эффективность лучше всего может быть понята от противного: когда мы желаем достичь какого-то эффекта, то неверно думать, что он может быть достигнут лишь при помощи наших личных усилий. При этом нельзя упускать из виду то, что все, подвергающееся индивидуализации, совершается непременно в одном из направлений, но неизбежно имеет свою оборотную сторону, открывает новый «путь» в обратном направлении. Это справедливо вплоть до стадии конкретной индивидуализации: ведь любая индивидуализация порождает свою противоположность (следовательно, на этой стадии любой эффект сопровождается контрэффектом). Любое действие порождает противодействие: появление категорий «добра», «прямоты» свидетельствует о возможности появления категорий «зла», «кривизны», развитие которых последует в обратном направлении. Следовательно, принимая какие-то определенные меры с целью непосредственного получения эффекта, мы содействуем тем самым появлению в пустоте противоположных возможностей, порождающих контрэффект.

Лао-цзы справедливо указывает на то, что вместо принятия каких-либо единичных мер с целью получения эффекта следует действовать напрямую, «вниз по течению», избегая расщепления противоположностей (20, 58), и в то же время – как можно четче фиксировать эти противоположности. В результате процесс станет развиваться «против течения». С исчезновением полноты Пути стали говорить о «человечности» и «справедливости». А когда страну охватили беспорядки, то появились «честные» и «преданные» сановники (18). Как подчеркивает Ван Би, когда в стране все благополучно, никто не замечает, где находятся эти «честные» и «преданные» сановники. Мы могли бы сказать, что добродетель «сгущается» или как бы «выдается наружу» только в случаях недостаточности. В противном случае она неощутима и существует в виде диффузного, незаметного флюида. Подобно тому как любая добродетель свидетельствует о недостаточности, любое усовершенствование эффективности выявляет лишь то, что еще подлежит совершенствованию. У Ван Би данная мысль звучит по-другому (35): «Намеченная цель появляется в пустоте и она справедлива, а действие ее неиссякаемо». Отсюда бесконечная бешеная гонка, усилия по принятию адекватных мер с целью исправления ситуации, – и каждое новое исправление лишь с большей выразительностью подчеркивает тот недостаток, против которого оно было направлено. Стремление как можно быстрее достичь цели лишь удаляет от цели; эффект никогда не будет получен на этом «ложном» пути (Лао-цзы, 53). Следует радикальным образом изменить сам принцип построения концепции эффективности. Имеется в виду не только отношение «средства – цель» на уровне принятия отдельных мер, но и рискованный характер самого этого отношения (успех или неуспех: вся напряженность времени кризиса), как и любого применения усилий (в зависимости от поставленных задач – как средств, обеспечивающих успех). Не следует сосредотачивать свое внимание на разработке понятия эффективности, которая на данном этапе еще не связана с действием. От усилия следует перейти к эффекту. И только здесь можно вывести понятие эффективности, хотя она и не будет ощущаться сколько-нибудь осязательно. По сути своей китайская теория, предполагающая процесс преобразований, ведущий к получению эффекта неким опосредованным способом (она может быть только опосредованной, что звучит парадоксально с точки зрения внутреннего содержания самого понятия), подразумевает не столько эффективность, действенность, сколько получение эффекта. Понятия плавности и непрерывности процесса находят свое объяснение в теории получения эффекта, в которой нет места конкретному, произвольному, отсутствуют понятия цели и усилия. Этот эффект имплицируется определенными условиями, он не может неожиданно исчезнуть или отклониться в сторону. Он связан не столько с действием (событийностью), сколько с безличным «приходом», «наступлением», «осуществлением»; он неощутим и неосязаем, свободен от противоположностей и наступает в качестве опосредованного результата. Различие между эффективностью и способностью приносить эффект можно сравнить с разницей между «лекарством» (оно эффективно или нет) и «солнцем» (без него невозможен никакой эффект – концептуальная, причинная эффективность). Способность приносить эффект не растворяется в сути вещей; она сама составляет суть вещей, обусловливая любой «приход», любое «наступление». В этом она сливается с имманентностью. Китайский правитель стремится овладеть эффективностью как имманентностью, чтобы разобраться в многообразном и неупорядоченном внешнем мире, мире вещей, в их причинной зависимости; стратегу такой подход помогает добиться успеха. Рассматривая способность приносить эффект как суть вещей, возведя ее в абсолютный принцип, мы оказываемся перед дилеммой: эффективность как нечто трансцендентное, не зависящее от воли человека, – или как способность приносить эффект, процессуальность, соответствующая имманентности. В теологическом плане данная дилемма разрешалась в пользу Бога (эффективность) или человека (порождение эффекта). Правильное решение проблемы видится не в противопоставлении этих двух понятий (уровней), а в их согласовании, но не с целью «созерцать» их, а с целью «действовать», «продвигаться вперед». Другими словами, «подключить» силу действия к «эффективности», «внедрить» свое действие в «процессуальность» вещей, да так, чтобы не требовалось больше действия (известная китайская притча о «корнях» и «ветвях» дерева). Такой подход дал начало двум трактовкам «внедрения» в ситуацию: с одной стороны, в Европе зародилась теоретическая наука с ее разграничением двух плоскостей, с другой – в Китае сложилась стратегия, говорящая об их сопряжении. Несмотря на то, что в теологической плоскости неосязаемое рассматривается как концептуально-имманентная эффективность эволюционного процесса (прежде всего «сфера божественного», здесь это духи умерших, гиэнь), у Лао-цзы мы находим отрицание этого положения (60) (закономерно, что это место трактуется комментаторами не в чисто историко-религиозном плане, а в зависимости от того, какие изменения оно предполагает): «Духи мертвых не вызывают эффектов, и только мир людской приписывает им это» на определенном пути развития. Эффективность невидимого (шэнь) близка здесь к эффективности в теологическом плане. Но автор идет дальше: «Скорее, это не потому, что они не могут произвести эффекта, а в силу того, что их эффекты не приносят никакого вреда людям; и не столько потому, что они не вредят людям, сколько потому, что мудрецы не приносят никакого вреда людям». «Это потому, что эффективность невидимого не приносит никакого вреда всему естественному, – добавляет Ван Би, – а поскольку живые пытаются ограничиться одним только естественным, невидимая эффективность ничего дополнительного не привносит; а если она ничего дополнительного не привносит, то и не осознается как таковая, т.е. как порождение эффекта». В нашем понимании эффективность, которая не осознается (а значит, уподобляется чуду), но и ничего не добавляет к естественному (а значит, не является сверхъестественной), совпадает с понятием имманентности. Подтверждением данной позиции является образ «духа впадины», который никогда не погибает (6): это «бездна», «самка», «дверь», которая постоянно открыта; мы уже видели выше, почему способность производить эффект еще не вычленяется, когда движение идет в неблагоприятном направлении, – хотя, пользуясь ею, оно никогда бы не иссякло. Другими словами, у этого основания нет основы, но оно постоянно дает начало эффекту. В течение веков китайская религиозность претерпела серьезные изменения, но толкование эффективности давалось в рамках одной и той же установки: чем эффективнее поведение, тем меньше оно осязаемо (тем сильнее оно сливается с самой процессуальностью). Другими словами, эффективность и видимость противоположны друг другу, хотя невидимость эффективности не представляет собой явления другого порядка, нежели видимый ее аспект: они лишены метафизической двойственности, в отличие, например, от статуса «сверхчувственного» («невещественного» или «неосязаемого», доступного только «душе»). Здесь невидимость – это, скорее, невидимость видимого, обусловленная «крутизной подъема». Сопротивление, сопровождающее процесс конкретизации вещей (вспомним «проторенную дорогу», «след») и привычное для мудрых (вспомним о «пустоте»), приводит к тому, что они могут существовать лишь как неосязаемые потоки, переходящие из одного состояния в другое, поскольку становятся «ничтожно малыми», «неуловимыми». Видимое становится невидимым, потому что реальность его еще не застыла и оно тонко реагирует на малейшие изменения ситуации. На данной стадии реальность не инертна, она «чутка» ко всем изменениям. И никогда не проявляет себя так, чтобы можно было ее уловить. Невидимое – того же порядка, что и неощутимое; в этом смысле способность порождать эффект невидима, потому что, в отличие от эффективности, она никогда «не сгущается». Вот почему она упоминается в древнем трактате по стратегии – но без всяких религиозных коннотаций. А для того лишь, чтобы убедительно доказать, что «гибкость стратегии» способна «сорвать» планы врага как в нападении, так и в обороне. При этом важно «не увязнуть» в маневрах и не выдать врагу расположения своих войск, легко обнаруживаемых при хотя бы незначительной остановке. Враг тоже не оставляет «следов», также находится в постоянном изменении. «Неуловимо, неуловимо! Настолько, что ничто не проявляется. Эффективно, эффективно! Настолько, что не слышно ни звука» (Сунь-цзы, гл.6, «Сю ши»). Когда стратегия достигает такого уровня совершенства, эффективность переносится на уровень человеческого поведения, целиком сохраняя силу действия, известную еще со времен древнего верования: «Настоящий стратег управляет судьбой врага. Он по-настоящему получает эффект, ибо заботился о том, чтобы походный порядок его войск постоянно совершенствовался в зависимости от изменений во вражеском окружении». Даосизм – это не столько анти-метафизическое учение, сколько учение, выстраивающее некоторую «анти-метафизику», ту, которая отказывается от онтологического принципа «создания» и превращается в «производящую» в том смысле, что создает условия, делающие возможным порождение эффекта. В ней раскрываются факторы когерентности процесса и показывается, как эти факторы становятся векторами стратегии. Нам остается поближе познакомиться с этими стратегическими процедурами и сравнить их с теми, которые преобладают в нашей концепции. И прежде всего – понять, как умение управлять ситуацией «из верховьев» потока может стать искусством манипуляции.

ЛОГИКА МАНИПУЛЯЦИИ

1. Термин «манипуляция» употребляется в строгом, собственном значении в научно- технической области, когда речь идет об обработке сырья или операциях с орудиями производства. С некоторых пор этот термин начали употреблять и в отношении людей: манипулировать людьми. Тем не менее в переносном значении слово это имеет слишком пренебрежительный оттенок, а аналогия нередко заходит слишком далеко. С другой стороны, разрабатывая собственную теорию стратегии, китайская мысль смело использует данный термин для обозначения действий в процессе восхождения «от устья к истоку». Ведь китайская традиция не противопоставляет внешний мир и сознание, внешнюю природу и внутренний мир человека, физические законы и законы этики и т.д. В равной степени ей не чуждо и проводить параллели между вещами этих двух порядков, применять аналогии. Для китайской мысли все – процесс, в том числе и человеческое поведение. Следовательно, на стадии, где все до поры до времени гладко и ровно, манипуляция неощутима и плавна; а люди легко поддаются тому, чтобы ими управляли (и вели их), они не оказывают сопротивления, не рассуждают.

Для начала бегло воспроизведем то, о чем мы уже говорили. Суть китайской стратегий заключается в том, чтобы развивать отношения между противниками, – отношения, успевшие в достаточной мере вызреть. Эволюц