Стихийный материализм и квантовая реальность

Понять истинную природу математики (так и мышления в целом, поскольку математика один из его модусов), мешает «стихийный материализм». Что отмечает физик Ник Герберт, автор книг "Квантовая реальность" и "Быстрее света", показавший, что квантовая реальность трансцендентна, поскольку находиться за пределами пространства и времени и описавший ее математическими уравнениями.

Он полагает, что стихийный материализм, отрицающий объективность математики, идеальное (квантовую реальность) превращает в материальное: «Человеческому постижению недоступна истинная природа "квантовой реальности", поскольку все, к чему бы мы ни прикоснулись, превращается в материю» [29], т.е. в чувственные представления.

Исходя из своего квантово-механического понимания природы сознания, Н. Герберт приходит, по сути дела к платонизму, придавая математической и мыслимой реальности (сознанию) объективность:

«Я полагаю, что сознание представляет собой независимый фундаментальный процесс, такой же широко распространенный и глубоко укорененный в природе, как свет или электричество» [2, с. 95].

Он утверждает, что без понимания природы разума и даже Бога, познание природы невозможно: «Я искренне убежден, что сознание — это сложнейшая задача, - пишет Н. Герберт, - а физики в основном заняты задачами простыми... Мы можем обнаружить все силы и все частицы в природе - именно этим занимаются физики, - а что потом? А потом мы уже никуда не денемся от задач куда более сложных (природа разума, природа Бога) и от таких вопросов, которые мы пока еще даже не умеем сформулировать» [2, с. 90].

Вопрос, следовательно, заключается в метафизическом объяснении научных достижений: «За свою почти 400-летнюю историю «наука невероятно продвинулась в понимании физической Вселенной на всех уровнях, от кварков до квазаров», — говорит Герберт, и добавляет, что сознание остается «интеллектуальной черной дырой» [2, с. 91], - комментируют Н. Герберта авторы книги «Что мы вообще знаем?».

 Научная парадигма заставляет ученых сводить духовную деятельность к материальной, рассматривать сознание как «побочный продукт деятельности мозга». Характеристику «научной модели» дает доктор Митчелл, создавший исследовательский центр для изучения «мистического» восприятия реальности:

«… Согласно этой модели, сознание, как мы его знаем, сугубо эпифеноменально. Иными словами, оно представляет собой побочный продукт деятельности мозга, а не некое фундаментальное явление» [2, с. 93].

Нелепость материалистической психологии состоит в том, что она не учитывает очевидный факт, что мозг – лишь часть тела и без него функционировать не может. Как отмечает православный психолог П.В. Добросельский:

«Иначе говоря, нервная система, включая мозг, является лишь вещественным аспектом (вещественной частью, стороной) психики», - и продолжает: «Здесь понятие «психика» близко по своему содержанию понятию «человек», поскольку в работе нервной системы, в той или иной степени, прямо или косвенно, принимает участие большинство частей тела» [10].

Православную позицию поддерживает Эд Митчелл: «… Сознание не только не создается в мозгу, но мозг фактически ограничивает сознание!» [2, с. 96].

Доктор Дин Радин, ведущий ученый Института ноэтических наук, при изучении «психических» (экстрасенсорных) феноменов утверждает: «… Есть много фактов, свидетельствующих о том, что разум первичен по отношению к материи», [2, с. 102] но официальная наука не хочет их замечать, «потому что академические правила приличия запрещают об этом говорить» [2, с. 34].

Философ Джон Хагелин, исходя из современных научных достижений, независимо от Платона, признает существование мира идей, который он условно называет «разумом»:

«Физике известно особое царство, называемое «скрытым сектором», и оно описывается в теории суперструн. Это целый отдельный мир. Он пронизывает все пространство, мы через него движемся, мы даже в принципе можем смутно видеть его. Вероятно, именно его мы называем разумом. Вероятно, там обитают «тела мыслей» - и они во многом подобны физическим существам, обитающим здесь» [2, с. 102].

И наконец, приведем идеалистическое обоснование сознания отечественным психологом О.В. Лавровой: «Сознание эпифеноменально, т.е. существует в рефлексии мыслящего разума. Эпифеномен представляет собой простой дубль реального события, т.е. не имеет самостоятельной феноменологии. В том случае, если сознание действительно является «двойником» — всего лишь отражением, следом, отпечатком реальности, оно действительно эпифеноменально. Но если сознание является тем, «что само себя в себе показывает» (М. Мамардашвили), т.е. само, как феномен, встречает феномены мира, то приставка «эпи» — становится лишней. Феномен же, по определению, онтологичен в своей очевидности.... Итак, если сознание феноменально, то его онтологический статус является доказанным» [15, с. 33, с. 34].

Смерть философии

Однако прорывы к метафизике являются немногочисленными. Основная масса современных интеллектуалов,  придерживается материализма (что мы видели на примере «вихревого мышления» в психологии). Получается, что прав Ф. Энгельс, философия умерла, и ей на смену пришло естествознание.

Термин Ausgang (исход), который содержится в названии работы Ф. Энгельса «Людвиг Фейербах и конец (Ausgang – Ю.П.) немецкой классической философии» указывает на то, что философия Фейербаха представляет собой ее завершение.

Русский перевод названия работы Ф. Энгельса хорошо характеризует смысл всемирно-исторического переворота, отразившегося в философии Фейербаха. Произошла смена эпох. Наступил конец (Ausgang) христианскому мировоззрению. Отныне будет господствовать наука. Великая заслуга классиков марксизма состоит в том, что они зафиксировали, совершенную Л. Фейербахом, смену парадигм.

Можно сказать, что пришел конец философии. Ибо прежняя философия «служила» конкретному бытию, а отныне она обречена, быть «служанкой» НТР. Наступило «новое средневековье». Название книги Н. А. Бердяева «Новое средневековье» символизирует сущность современной, так называемой, философии. Ибо это уже не философия, а мировоззрение и даже, своеобразная мифология, «интеллектуальная романистика» (Т. Манн).

Отличие средневековой философии, которая имеет право называться философией, так как она опиралась на классическую метафизику, состоит в том, что она «служила» конкретному бытию. А «служанкой богословия» она называется потому, что, в отличие от нигилизма, не претендовала на статус метафизики.

Метафизическую функцию выполняло богословие, а философия была нужна лишь для диалога с язычниками и борьбы с ересями. Работа Фомы Аквинского, выразившего парадигму своей эпохи, так и называется, «Сумма против язычников» или «Философская сумма (об истинности католической веры против язычников)».

Философия нового времени решала проблему метафизического обоснования науки, получившую адекватное выражение в принципе Декарта cogito ergo sum, который означает: то, что я мыслю, существует в действительности. Выяснение природы математики и привело к открытию принципа. Имеет ли ее предмет реальное существование или дифференциалы и интегралы, к предвосхищению которых подошел Декарт, - фикции человеческого воображения.

Ф. Энгельс, опираясь на тысячестраничную рукопись К. Маркса, исследовавшего историю зарождения и развития новой математики, писал, что именно благодаря Декарту «стало немедленно необходимым дифференциальное и интегральное исчисление, которое тотчас возникает, и которое было, в общем, и целом завершено, а не изобретено, Ньютоном и Лейбницем...» [18, т. 20, с. 573].

Декарт своим принципом, как было рассмотрено [23], возродил, классическую метафизику (плотинизм), акцентировав внимание (как и Плотин), на функции субъекта. Что очень важно для понимания свободы как разумной воли. Вследствие чего Кант подошел к определению предмета философии, опираясь на интуицию которого Фихте дал ему определение дело-действие, внеся субъективный момент в аристотелевскую энтелехию (что было, ссылаясь на Э. Корета, показано в I Гл.).

Остальная часть философемы Картезия относится к методологии науки [22]. Непонимание принципа, который Декарт, не знавший философии Плотина, мог открыть только в мистическом экстазе, приводит современную науку и идущую вслед за ней нигилистическую «схоластику» к новой мифологии.

Лейбниц, следуя Декарту, продолжил развитие метафизической традиции, благодаря чему Кант сделал попытку сориентировать науку на целостное восприятие действительности. Для чего он использовал возрожденную Лейбницем платоно-аристотелевскую телеологию.

Рождение новой мифологии

Очень благодатным материалом для сопоставления классической и неклассической философии служит статья Мишеля Фуко, название которой он заимствовал у Канта, «Что такое Просвещение?»:

«… Современная философия - это та философия, которая пытается ответить на вопрос, опрометчиво подброшенный ей еще два столетия тому назад: "Что такое Просвещение?". … Кант определяет Просвещение почти целиком отрицательным образом как некий "выход", как "исход"» [32, с. 337].

Термин «исход» (Ausgang), как отмечалось, указывает на завершение и отрицание, переход к принципиально иной парадигме.

Если в своей философии истории (пишет М. Фуко) Кант «задает вопросы об истоке или определяет внутреннюю целенаправленность исторического процесса», то «в сочинении о Просвещении вопрос касается лишь происходящего. Кант не стремится понять настоящее, исходя из какой-то грядущей полноты или какого-то будущего завершения. Он ставит вопрос: какое различие вводит сегодня по отношению к вчера? … С самого начала Кант указывает, что "выход", определяющий Просвещение, есть некое последовательное движение, вырывающее нас из состояния "несовершеннолетия". И под "несовершеннолетием" он подразумевает определенное состояние нашей воли, которое заставляет нас принимать авторитет кого-то другого, чтобы руководить нами там, где пристало пользоваться разумом» [32, с. 337-338].

Если эпоха Просвещения, по Канту, своим девизом избрала принцип «Sapere aude!»******, то наше время, как следует из статьи М. Фуко, напротив, призывает отказаться от разума и свободы, и подчиниться авторитету науки.

 Противоречивость кантовской позиции (как и Просвещения), по мнению М. Фуко, заключается в том, что он призывает к свободе и разуму и, одновременно, выражая парадигму науки, в рассматриваемой статье отказывается от них и метафизики («не стремится понять настоящее исходя из некой тотальности»).

Тем не менее, Кант остается в русле классической метафизики, тогда как современная философия, по верному суждению М. Фуко, отождествила метафизику и науку, 

«не пытается сделать возможной метафизику, наконец ставшую наукой; она стремится продвинуть насколько возможно бесконечную работу свободы. … Историческая онтология нас самих должна отвернуться от всех проектов, притязающих на то, чтобы быть радикальными и глобальными» [32, c. 353].

Под глобальностью и радикальностью, Фуко имеет в виду, как метафизику, так и окончательное решение возникших перед философией проблем.  

Величие Канта в том и состоит, что он выявил метафизику свободы, позволившую Фихте, Шеллингу и Гегелю выработать ее конкретное понятие и показать отличие от произвола (отрицательной свободы). 

Осуществить «бесконечную работу свободы» вне метафизики («проектов, претендующих на глобальность и радикальность») невозможно. Поскольку это означает служение произволу научного исследования, которое, и в этом состоит его природа, без всяких ориентиров, опираясь лишь на интуицию разума («мыслить и быть – одно и то же») двигается от «кризиса» к «кризису», от одной гипотезы к другой.

Задача современной философии («археология знания»), согласно М. Фуко, сводится к фиксации наличного знания, «каково участие единичного и случайного, зависимого от произвольных принуждений, …» [32, c. 352].

И далее французский «археолог» демонстрирует свой метод, анализируя достижения современной науки. Его философия, не имея метафизического ориентира, слепо следует за медициной, не умеющей определить границу между нормой и ненормальностью, сексуальностью и извращением. Без метафизики не удается определиться, что значит быть свободным. Быть и не быть личностью?

«Археология знания» выступает следствием того, что философы отказались от всеобщего, от целого, от разумного, и опираются на сиюминутное, преходящее. В результате «все течет». А относительно чего? Одна теория сменяет другую. Это нормально для науки, но не для теории, которая должна объяснить науке, что такое наука. И относительно чего она двигается. Фуко, следовательно, придерживается парадигмы, сформулированной Ф. Энгельсом, отождествившего философию и науку.

Вследствие того, что нигилизм отвергает классические ценности, сегодня мы надеемся не на Истину, как Парменид, а на науку, которая вот-вот откроет перед нами невероятные возможности. Эта иллюзия порождает новую мифологию. Одна иллюзия (гипотеза) сменяет другую. Вот что такое современное Просвещение.

Научный иллюзионизм поддерживает и Фуко. Он предлагает отказаться от преемственности и ограничиться констатацией проблем. Не нужно молиться на доктрины (имеются в виду, как классическая метафизика, так и ее отрицание (нигилизм)), а, нужно быть толерантным.

Тут уместно будет вспомнить известное изречение Аристотеля: «Платон мне друг, но больший друг - истина». Подлинная толерантность может быть достигнута только через служение Истине, а не относительности. Именно софисты, утверждающие, что у каждого своя истина, осудили Сократа, поклоняющегося Истине, на смерть. 

Фуко предполагает, что он преодолевает нигилистический догматизм. На самом деле его «идолом» (Ф. Бэкон) выступает постоянная смена научных гипотез и мифов (переоценка ценностей, по Ф. Ницше). О чем свидетельствует его доклад «Что такое автор?» на заседании Французского философского общества 22 февраля 1969 года в Колледж де Франс под председательством Жана Валя.

В своем выступлении он заявляет, что не хочет, чтобы его причисляли к какому-либо направлению, поскольку он ищет «условия функционирования специфических дискурсивных практик», стремится «найти правила, по которым они (Маркс, Бюффон, Кювье) произвели некоторое число понятий или теоретических ансамблей, которые можно встретить в их текстах» [31, с. 9].

Эти правила сводятся к упразднению «воли к истине». Вот каков принцип является ориентиром нигилизма:

«Таким образом, перед нашими глазами предстает только истина - такая, которая была бы  богатством, изобилием и силой, одновременно и мягкой и неявным образом универсальной. Но мы ничего не знаем о воле к истине - об этой удивительной машине, предназначенной для того, чтобы исключать. И именно те в нашей истории, кто снова и снова попытались так или иначе обойти это стремление к истине и поставить его под вопрос в противовес самой истине, и именно там, где истина берется оправдать запрет и определить безумие,- все они, от Ницше до Арто и до Батая, должны теперь служить нам знаками, безусловно недосягаемыми, для каждодневной работы» [31, с. 59].

Отрицание «воли к истине» означает осознание того, что современные философы говорят не от себя, а от некой силы, которая ими двигает. И речь идет не о «Божественном глаголе» (А.С. Пушкин). М. Фуко рассуждает о человеческой («слишком человеческой» - Ницше) воле, имя которой – научная мифология, «сказка», родственная художественному вымыслу.

Практика – критерий истины

Наука развивается таким образом, что одна теория сменяет другую. Но понимания, как сути своего предмета, а тем более сути бытия, она не достигает. Не понимая природу сознания, ученые надеются, тем не менее, создать искусственный интеллект. Триумф науки составляет, так называемый научно-технический прогресс (НТР), т.е. практические достижения.

Парадигма НТР и была выражена К. Марксом. Все предшествующие философы, полагает мыслитель, «лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его» [18, т. 3, с. 4]. Философия, следовательно, должна ориентироваться на практику.

Опираясь на категорию практики («практика – критерий истины») марксизм превращает философию в общую теорию наук, ее методологию. В дальнейшем В. Дильтей ищет «метафизику», которая удовлетворяла бы науку. Философия, должна, поэтому ограничиться теорией познания и учением о внутреннем опыте (переживание).

Учение о переживании и стало в дальнейшем развитии нигилизма методологией наук о духе:

«Так как переживание непостижимо и никакое мышление не может проникнуть в него, поскольку знание само возникает лишь в нем, а осознание переживания всегда углубляется самим переживанием, то выполнение этой задачи оказывается бесконечным не только в том смысле, что оно всегда предполагает последующие научные процедуры, а в том смысле, что она неразрешима по своей природе. Но к осуществлению выходной задачи подходит лишь понимание, так как она предполагает в качестве метода переживание. Они образуют две соприкасающиеся стороны логического процесса» [8, с. 151].

В. Дильтей, таким образом, подтвердил «пророчество» Ф. Энгельса, что философия будет одной из наук. Марксист имел в виду естественные науки, а он добавил науку и о «духе».

О том, что наступает эпоха бездуховности, пророчески засвидетельствовал кумир нашего времени Ф. Ницше. Как полагает М. Бубер, критику морали у Ницше можно понимать как модификацию учения Маркса об идеологии. Он указывает также на связь софистики и идеологии. Уже софист Фразимах утверждал: «Справедливым я называю не что иное, как полезное сильнейшему» [24, Государство. I, 338с]. Аналогичную позицию занимал Ф. Ницше. Ценности «зависят от роста власти того, кто определяет ценности» [3, с. 408].

Ф. Ницше хочет обосновать свою религию, создав своего бога, «сверхчеловека». Философскую основу своего мировоззрения он ищет в софистике:

«Софисты имели мужество, которым обладает всякий сильный дух, знающий о своем собственном имморализме. Софисты были греками. Поскольку Сократ и Платон приняли сторону справедливости и добродетели, они были евреями или уж я не знаю кем» [3, с. 409], - иронизирует Ф. Ницше. Таким образом, он усиливает в культуре антиметафизическую, и взаимосвязанную с ней, антихристианскую традицию.

Учитывая противостояние софистов идеализму Платона, М. Бубер остроумно отмечает: «... В отличие от учения об идеях, “учение о сверхчеловеке” вовсе никакое не учение, и, в отличие от шкалы ценностей, определяемой идеей блага (высшая идея у Платона и Аристотеля - Ю.П.), шкала ценностей «сильный - слабый» не есть никакая шкала» [3, с. 409].

Нигилизм, «как некогда софистика, связывает биологическую точку зрения с социологической и психологической» [3, с. 407], и, тем самым, согласно М. Буберу, превращает философию в идеологию. Начало свое нигилизм берет в критике религии Л. Фейербаха, который, как полагал Ф. Ницше, перефразировал известное изречение софиста Протагора «человек есть мера всех вещей»:

«Чем человек не является, но чем он быть стремится или хочет, - это, и только это, и ничего, кроме этого, есть Бог» [3, с. 409]. У Фейербаха, полагает М. Бубер, здесь содержится скрытая полемика с высказыванием Платона: «Бог есть мера всех вещей» [3, с. 403].

После завершения метафизики, произведенного Гегелем, встал вопрос, куда идти дальше? К. Маркс выбрал путь практического преобразования мира. Ф. Ницше и М. Хайдеггер предлагают усовершенствовать философию посредством анализа языка (язык – дом бытия).

Язык складывается в той или иной культуре (тут-бытии, Dasein, по Хайдеггеру), а разум (метафизика) соответствует общему для всех разумных существ бытию. Культура мышления, следовательно, несмотря на призыв Э. Гуссерля превратить философию в «строгую науку», спускается с понятийного уровня к поэтической символике.

«Реставраторские тенденции в философии начинаются, собственно, еще в I в. н. э. или даже раньше. Именно их имел в виду Сенека, когда негодовал, что «философия стала филологией», т. е. самостоятельная мысль сменилась толкованием и комментированием древних основоположников философских школ» [12, с. 487].

Следуя филологической парадигме Ф. Ницше, М. Хайдеггер рассматривает современную ему философию как пропедевтику к будущей метафизике. В полном соответствии с гегелевской теорией развития, он полагает, что художественная и научная форма выражения истины будет снята философской. Художественные пророчества и научные открытия лишь подготавливают для нее почву: «Они служат севу, а еще прежде того подготовке к севу» [33, с. 144].

«Пророчество» М. Хайдеггера будет рассмотрено в следующей главе.

Примечания

* Дуализм, пишет А.Ф. Лосев, принадлежит вовсе не Платону: «Платон критикует в "Пармениде" какое-то другое, не свое учение об идеях. Такое, действительно дуалистическое, учение об идеях во времена Платона существовало в мегарской школе, возглавлявшейся одним из учеников Сократа – Эвклидом. … Аристотель свои аргументы против идей позаимствовал у самого же Платона» // Лосев А.Ф. Комментарии к диалогу Платона Парменид. /Платон. Собр.соч. В 4 т. Т.2.- М.: Мысль, 1993. С. 503.

** Апейрон — (греч. ἄπειρον, «бесконечное, беспредельное»)

*** Мистический аспект познавательной способности рассматривается в статьях: Печурчик Ю.Ю. На грани бытия и небытия // Парадигма. Вып. 6, СПб., СПбГУ, 2006. С. 126-136. А так же - Печурчик Ю.Ю. Проблема философского метода и мистическое созерцание (Фихте, Шеллинг, Гегель) // Мистико-эзотерические движения в теории и практике. История. Психология. Философия: Сб. материалов Второй международной научной конференции / Под. ред. С.В. Пахомова.– СПб.: РХГА, 2009. – 338 с. С.36-46. А влияние Парменида на классическую метафизику показано в статье: Печурчик Ю.Ю.    «Незнание» Сократа и понятие истины//Сб. Академия: материалы исследования по истории платонизма. Вып. 5. С. СПб., СПбГУ, 2003, с. 189-204.

**** «Реторсия выступает основным элементом метафизического мышления», его критическим принципом, отмечает Э. Корет // Корет Э. Основы метафизики. Киев. «Тандем». 1998. С. 36.

***** Фикционализм (от лат. fictio — вымысел) — философское учение, согласно которому теоретические представления являются фикциями, которым в реальности ничто не соответствует и применение которых оправдано лишь их практической пользой. //http://dic.academic.ru/dic.nsf/ruwiki/115278).

****** «Имей «мужество» быть разумным: Sapere aude! — имей мужество пользоваться собственным умом! — таков, следовательно, девиз Просвещения» // Кант И. Соч. в 6-ти т. М., "Мысль", 1966. Т. 6. С.25-36. С. 25.

Литература

1. Аристотель. Сочинения: В 4-х т. - М.: Мысль, 1976-1983.

2. Арнц Уильям, Чейс Бетси, Висенте Марк. Что мы вообще знаем? Наука, эзотерика и повседневная реальность. Перев. с англ. — М.: ООО Издательство «София», 2007. // http://buks.astro-babylon.ru/bleep_chto_my_voobshhe_znaem.pdf

3. Бубер М. Два образа веры. М.: Республика, 1995.

4. Гайденко П.П. Эволюция понятия науки: Становление и развитие первых научных программ. М.: Наука, 1980.

5. Гегель Г.В.Ф. Философия права // Г.В.Ф. Гегель. Cоч. Т. VII. М.-Л., 1934.

6. Гейзенберг В. Физика и философия. Часть и целое. - М.: Наука, 1989.

7. Гуленко В.В. Формы мышления. Журнал «Соционика, ментология и психология личности», № 4, 2002. //http://rus.triz-guide.com/2026.html

8. Дильтей В. Наброски к критике исторического разума // Вопр. фил., №4, 1988. С. 135-152.

 9. Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М., Мысль, 1979.

10. Добросельский П. В. Общие аспекты психики или введение в православную психологию //http://www.bibliotekar.ru/dobroselskiy-3/13.htm

11. Дуран Антонио. Истина в пределе. Анализ бесконечно малых. //http://www.litmir.co/br/?b=247750&p=31.

12. История всемирной литературы: В 9 томах. Под редакцией И.С. Брагинского и других. Т.1. М.: Наука, 1983.

13. Кириленко Г.Г., Шевцов Е.В. Философия. Высшее образование / Кириленко Г.Г., Шевцов Е.В. - М.: Филол. о-во "СЛОВО": ООО "Изд-во "ЭКСМО"", 2003. // http://www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/kiril/06.php

14. Койре А. Очерки истории философской мысли. - М.: Прогресс, 1985.

15. Лаврова О.В. Глубинная топологическая психотерапия: идеи о трансформации. Введение в философскую психологию: Монография (Серия «Новые идеи в психологии»). — СПб.: «Издательство ДНК», 2001.

16. Левицкий С.А. Основы марксизма-ленинизма //https://sites.google.com/site/bolshevistphilosophy/Home

17. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 18. Издательство политической литературы М.,1968.

18. Маркс К., Энгельс Фр. Собр. соч. 2-е изд. - М., 1953.

19. Математические рукописи К. Маркса // http://dnevniki.ykt.ru/semenov7/701885.

20. Материалисты Древней Греции: Собрание текстов Гераклита, Демокрита и Эпикура. /Под редакцией М. А. Дынника. М., 1955.

21. Печурчик Ю.Ю. Картезианская революция. Возможно ли познание скрытых качеств на языке математики - http://www.vashakniga.org/

 22. Печурчик Ю.Ю. Русская религиозная философия и классическая метафизика. Рождение новой религиозной философии - http://www.vashakniga.org/2016/02/11/rozhdenie-novoy-religioznoy-filosofii.html             

23. Печурчик Ю. Ю. Формирование принципа "сogito" в античной философии // Pechurchick Yu.Yu., Formazione del principio di "sogito" nella filosofia antica. Italian Science Review. 2014; 4(13). PP. 186-188.

24. Платон. Собрание сочинений в 4-х томах. - М.: Мысль, 1990-1994.

25. Реале Дж. и Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. Т. 1. Античность. С-Пг., 1994.

26. Рузавин Г. И. О природе математического знания. Издательство «Наука». Москва 1983. //http://libweb.kpfu.ru/z3950/full_fond/klass/013/270-290.pdf

27. Секст Эмпирик. Соч. в 2 т. Т. 1. М., "Мысль", 1975.

28. Соловьев В. С. Сочинения: В 2-х томах. Т. 2. М., «Мысль». 1990.

29. Талбот Майкл. Голографическая Вселенная / Перев. с англ. – М.: Издательский дом «София», 2004. // http://www.studfiles.ru/preview/2585388/

30. Фрагменты ранних греческих философов: В 2-х Ч. М., Наука. 1989, Ч. 1.

31. Фуко Мишель. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. Работы разных лет. М., Касталь, 1996.

32. Фуко М. Что такое Просвещение? // Фуко Мишель. Интеллектуалы и власть: Избранные политические статьи, выступления и интервью. М.: Праксис, 2002. C. 335-358.

33. Хайдеггер М. Слова Ницше «Бог мертв» (1936-1940) // Вопр. филос., №7, 1990. С. 143-174.

34. Шишков И. З. История и философия науки: учебное пособие. - 2010. // http://vmede.org/sait/?id=Istorija_i_fil_nauki_sishkov_2010&menu=Istorija_i_fil_nauki_sishkov_2010&page=6

 

Физическая метафизика

И действительно, М. Хайдеггер прав. Метафизика прокладывает себе дорогу, но, к сожалению, не с помощью философии: «Физическую реальность исследует, прежде всего, естествознание, … Сразу необходимо отметить, что академическая философия выступает далеко не в роли лидера» [32, с.4], - отмечает философ А.Ю. Севальников.

Аналогичную оценку соотношения современной философии и науки дает английский философ Н. Максвелл: «Наука делает поразительные успехи в совершенствовании наших знаний и понимания мира, но философы, напротив, несмотря на столетия усилий, не добились никакого прогресса в объяснении того, как этот прогресс возможен» [24].

Однако интуиция М. Хайдеггера, что главной мыслью будет проблема языка, подтвердилась, правда языка науки, в связи с чем, разъясняя учение Гегеля, мы в данной статье проанализируем связь языков науки, философии, религии и искусства.

Для начала приведем высказывание Р.Ф. Фейнмана, в котором просматривается стихийный материализм физиков («посредством чего-то очень знакомого»), когда они стремятся представить математическую модель электрона:

«Сказать, что они (электроны или свет) ведут себя как частицы, значило бы создавать у вас неправильное представление. То же самое получится, если я скажу, что они ведут себя как волны. Они ведут себя таким образом, что это ни в коей степени не напоминает чего-нибудь, с чем вы сталкивались раньше. … Трудность здесь чисто психологическая - нас постоянно мучает вопрос "Как же так может быть?", в котором отражается неконтролируемое, но совершенно необоснованное стремление представить себе все посредством чего-то очень знакомого"» [33, с.71].

А именно, «представить себе» частичку вещества или волны, бегущей по воде, значит подменить математическую (идеальную) модель материей. Дело в том, что электрон - и волна, и частица «одновременно». А дуальная корпускулярно-волновая природа квантовых частиц описывается дифференциальными уравнениями. И никакой иной реальности у квантовых частиц нет. Мир математических сущностей, как учил Платон, находиться между умопостигаемым миром «идей» и чувственно воспринимаемым миром [13, с.92]. Но ученые все пытаются «нарисовать» мир идеальных сущностей, и тем самым «материализовать» его.

И все же, как справедливо полагает А.Ю. Севальников, определенного рода понимание достигнуто: «Мы уже обладаем "пониманием" квантовых процессов, так как имеем четкое и однозначное описание их в красивом математическом формализме квантовой теории, которая неизменно подтверждается на опыте» [33, с.72].

Таким образом, мы имеем познание законов квантовой реальности. Но непонятно, как они связаны с явлениями. Поэтому возникает необходимость обращения к языку понятий, философии: «Однако возникает вопрос, можем ли мы выразить словом, отобразить понятийно то, что дано нам формулой? Речь идет, следовательно, об интерпретации квантовой теории», поскольку существуют различные «описания квантово-механической реальности» [33, с.72], которые А.Ю. Севальников стремится объединить.

 Чтобы «отобразить понятийно то, что дано нам формулой», как утверждают некоторые ученые, нужна Логика Гегеля. «Гегель же, которого можно признать также и основателем квантовой теории, предлагает путем отрицания отрицания выйти за пределы математического предела и совершить переход к мере – количественно-качественному пределу» [18], - пишет Л. В. Красильников.

Классики, поскольку они в мистическом прозрении (без которого невозможна никакая творческая деятельность) открыли новые идеи, мыслили реальнее интерпретаторов: Так, Эйнштейн в известной работе «Физика и реальность» (1936 г.) писал:

«Необходимо отметить, конечно, что введение пространственно-временного континуума может считаться противоестественным, если иметь в виду молекулярную структуру всего происходящего в микромире. Утверждают, что успех метода Гейзенберга может быть приведен к чисто алгебраическому методу описания природы, т.е. исключению из физики непрерывных функций. Но тогда нужно будет в принципе отказаться от пространственно-временного континуума. Можно думать, что человеческая изобретательность, в конце концов, найдет методы, которые позволят следовать этому пути» [33, с.154].

Н. Бор тоже полагал, что не нужно приписывать законам природы, изображенным математически, какое-то особое существование: «Не существует никакого квантового мира. Существует только абстрактное квантово-механическое описание» [33, с.73].

Но интерпретаторы продолжают рассуждать о волнах и частицах, реальность которых – математическая (трансцендентная), или как еще называют сверхчувственную действительность, виртуальная. Вследствие чего множество законов природы рождает миф «параллельных миров».

Непонимание того, что задача науки состоит в открытии и описании законов природы на языке математики, а не «описании» явлений, приводит к попыткам, показать («представить») в чувственном виде сверхчувственную математику. Как и всем смертным, «стихийный материализм» присущ и классикам:

«По этим трактовкам, математический аппарат квантовой теории является лишь удобным феноменологическим аппаратом, правильно описывающим эксперименты. Представители этого направления, у истоков которого стоял Эйнштейн, верят в построение более глубокой теории, позволяющей объяснить квантовую теорию, но базирующейся по сути дела на обычных классических представлениях» [33, с.75].

Тем не менее, существуют попытки связать теорию квантов с классической метафизикой. Так, например, один из ее создателей В. Гейзенберг, отмечает Ю.С. Владимиров, писал, «что понятие возможности, которое играет решающую роль в философии Аристотеля, в современной физике снова заняло центральное положение. Математические законы квантовой теории можно рассматривать просто как количественную формулировку аристотелевских понятий "дюнамис" или "потенция"» [5, с.216].

Преодоление стихийного материализма намечено в теории бинарной геометрофизики, опирающейся на теорию физических структур Ю.И. Кулакова и использующей идеи его теории:

«Эти первичные понятия, выступающие как сущности частиц, являются по сути дела трансцендентными к наблюдаемому. Этот характер трансцендентности носит в бинарной геометрофизике явный характер. Так, напомним, что пространство–время не является здесь первичным, оно возникает, «разворачивается» в результате отношений между множествами элементарных объектов. Характер же существования их самих носит надвременной и надпространственный характер. С этой точки зрения становится хорошо понятным и принцип дальнодействия, являющийся фундаментальным в бинарной геометрофизике. Дальнодействие обусловлено характером непосредственных отношений (взаимодействий) частиц, существующих вне классического пространства-времени …» [33, с.185-186], т.е. в вечности.

А.Ю. Севальников, как и многие физики (Р. Пенроуз, Ю.И. Кулаков, В. Гейзенберг и др.), апеллирующие к Платону, выражает «принцип дальнодействия … взаимодействий частиц» на языке учителя Аристотеля, отмечая «… их изначальную отнесенность к иному модусу бытия. … трансцендентными к обычной реальности» [33, с.187].

Как следует из его аргументации, единственным выходом является обращение к классической метафизике: «Единственным традиционным понятием, которое учитывало бы и сущностное начало вещи, ее трансцендентность и одновременно динамизм, является понятие логоса вещи. Понятие логоса обобщает, «вбирает» в себя понятие сущности вещи и при этом лишает ее статичности, превращает ее в сущность «глагольного» типа» [33, с. 188].

Именно, на языке гегелевской Логики, в которой заложено единство понятия («сущностное начало вещи») и реальности («логоса вещи») и может быть выражено «понятие логоса вещи». Причем в «полионтичной парадигме бытия»: «Основной вывод всей диссертационной работы как раз и состоит в том, что квантовая теория возвращает нас к полионтичной парадигме бытия. Существует иной, до-феноменальный «слой» реальности, конституирующий наблюдаемое» [33, с.190-191].

Что и было показано в «Философии природы», в которой Гегель из понятия количества вывел все категории современной ему науки, и тем самым предвосхитил теорию относительности и квантовую механику, пишет А.П. Огурцов в Послесловии.

 «Опыт остается, естественно, единственным критерием пригодности некоторого математического построения для физики. Но собственно творческое начало относится к математике. Таким образом, я в известном смысле считаю оправданной мечту древних об овладении истиной, путем чисто логического мышления» [38, с.63-64], - писал Эйнштейн. 

Из анализа текстов физика-теоретика и философа, создателя бинарной геометрофизики, Ю.С Владимирова следует, что на путь «чисто логического мышления» встала и геометрофизика:

«Программа построения макроскопической теории пространственно-временных отношений потребовала поиска некой (реляционной) предгеометрии, которая непосредственно была бы связана с физикой микро-мира и в то же время не опиралась на классические пространственно-временные представления. Необходимые математические средства для построения предгеометрии содержались в теории физических структур (ТФС), предложенной в 60-е годы Ю. И. Кулаковым и развитой Г. Г. Михайличенко» [5, с. 211], к рассмотрению которой мы и переходим.