Трагедия стихийного материализма

Обосновать ни эмпиризм, ни материализм невозможно, ибо они противоречат объективным законам бытия. Так, например, математика изображает законы природы в символической форме, что невозможно согласовать с материализмом.

Кроме того следует учитывать, что рассудок может создавать абстрактные конструкции, объективное значение которых определяется разумом. В связи с чем, научные достижения требуют пояснения со стороны метафизики, примером чего, как будет показано, служит «Философия природы» Гегеля.

Как и большинство «измов»: эмпиризм, материализм, рационализм и дуализм т. д., кроме идеализма – не имеют объективного статуса, поскольку представляют собой искусственную конструкцию рассудка. Рассмотрим, например, марксистское понятие материи. Ф. Энгельс характеризовал его как чистую абстракцию, понятие, существующее только в голове:

«Материя как таковая - это чистое создание мысли и абстракция. Мы отвлекаемся от качественных различий вещей, когда объединяем их, как телесно существующие, под понятием материи. Материя как таковая, в отличие от определенных, существующих материй, не является, таким образом, чем-то чувственно существующим. Когда естествознание ставит себе целью отыскать единообразную материю как таковую и свести качественные различия к чисто количественным различиям, образуемым сочетаниями тождественных мельчайших частиц, то оно поступает таким образом, как если бы оно вместо вишен, груш, яблок желало видеть плод как таковой, вместо кошек, собак, овец и т.д. - млекопитающее как таковое» [18, т. 20, с. 570].

Таким образом, утверждается, что реально существуют определенные виды материи (единство формы и первой материи, по Аристотелю), которые, в отличие от абстрактного понятия материи, сконструированного рассудком, воспринимаются чувствами. Ф. Энгельс, думает, что можно видеть вишни, груши и т.д., хотя, если проанализировать наше восприятие, то зрение фиксирует округлую поверхность вишневого цвета, а вместо груши – другую конфигурацию другого цвета. А все остальное, мы «видим», как это ни парадоксально, разумом.

Непонимание разумной природы человеческого восприятия в наше время тем более удивительно, что она была открыта, по сути дела, Парменидом, а более определенно – Платоном. Парменид учил, что рассудок, опирающийся на восприятие, лишь «мнит», т.е. грезит наяву, как это мы видим и у марксиста и у остальных материалистов и эмпириков. Платон же показал различие разумного и рассудочного познания, что было классифицировано как «дуализм идей и вещей»*.

Под такую «мистификацию» подводят и весь идеализм. Ф. Энгельс, вслед за вышеприведенной цитатой, упоминает гегелевскую критику рассудка, вырывая ее из контекста. Гегель утверждал объективность разумных понятий: «Что разумно, то действительно, и что действительно, то разумно» [5, с. 15]. Этому тезису интерпретаторы навесили ярлык «пантеизма».

На самом деле в нем дана другая формулировка закона Парменида, из которого следует: если мысль не обладает объективной реальностью, то невозможно познавать законы бытия, общаться с другими людьми, переводить с одного языка на другой и т.д.

Если бы сознание человека было ограничено лишь рассудочными, абстрагируемыми от чувственности понятиями, то тогда у каждого человека, в силу различия воспринимающих способностей, был бы свой мир, свои законы природы и пр. Последовательно развивая принцип эмпиризма - «nihil est in intellectu quod nоn fuerit in sensu» (нет ничего в разуме, чего бы раньше не было в чувстве) - Д. Юм пришел к агностицизму, а Дж. Беркли – к субъективному идеализму.

Мистический материализм

И марксисты рассматривали свою теорию не иначе как в контексте классической традиции, полагая, что опираются на основной принцип метафизики: «Великий основной вопрос всей, в особенности новейшей, философии есть вопрос об отношении мышления к бытию» [18, т. 21, с. 282].

Только, как бытие, так и мышление, как будет показано, у них отсутствуют. Бытие они сводят к свойствам вещей, а мышление – к ощущению, отождествляя последнее с сознанием.

Тем не менее, материалистическая диалектика претендует на то, что она «отражает» законы бытия (природы, общества и мышления):

«Таким образом, история природы и человеческого общества — вот откуда абстрагируются законы диалектики. Они как раз не что иное, как наиболее общие законы обеих этих фаз исторического развития, а также самого мышления» [18, т. 20, с. 384].

Но абстрагированное понятие, как следует из определения материи, не существует реально, а полагается рассудком. Таким образом, законы бытия, о которых рассуждают материалисты, являются фикциями.

Если материя лишь условный термин для обозначения того, что дается нам в ощущениях, как следует из определения В.И. Ленина, которое согласуется с вышеприведенным тезисом Ф. Энгельса, то ее, как таковой, не существует в действительности. Реально существует только ощущаемая реальность. А материя – продукт мысли, придуманный термин, для обозначения того, что «отображается нашими ощущениями».

«Материя есть философская категория для обозначения объективной реальности, которая дана человеку в ощущениях его, которая копируется, фотографируется, отображается нашими ощущениями, существуя независимо от них» [17, с. 131], - утверждал вождь пролетариата.

Волюнтаристский характер марксизма сказывается в том, что материя-абстракция от имени мирового пролетариата водружается на место бытия: «А что касается философского понятия материи, то диамат незаконно расширяет понятие материи, так что оно совпадает с понятием бытия вообще!» [16], - отмечает историк философии С.А. Левицкий.

Аналогичную оценку дают и авторы «Справочника для студента». Комментируя ленинское определение материи, они отмечают его расплывчатость. С одной стороны, она представляет собой лишь «общее свойство вещей»; с другой же, «в диалектико-материалистической интерпретации материи присутствует и третий смысловой пласт, позволяющий говорить о материи как о своеобразном псевдониме бытия» [13, с. 377, 382].

Следовательно, основу марксистской философии составляет двусмысленное понятие. Если исходить из понятия бытия, т.е. из того смысла, который в нем объективно содержится («все, что есть», как определил понятие бытия Парменид), то в марксизме термин бытие означает лишь свойства вещей (горячее, холодное, горькое и т.д.). А вещи и их законы, а значит, и бытие людей устраняются.

Из ограниченного бытия следует и соответствующее сознание. Например, Хайдеггер из тут-бытия (а там его уже нет) выводит филологию («язык – дом бытия»). Действительно, многообразие языков порождается различием бытия народов, особенностями их культур. Тогда как у «парменидовского» бытия один язык – мышление [21].

Историческая заслуга марксизма заключается в том, что он, с присущей обыденному сознанию непосредственностью, выразил суть нигилистической парадигмы. В.И. Ленин признается, что для него идеалом служит «философски-бессознательное убеждение подавляющего большинства естествоиспытателей в объективной реальности внешнего мира, отражаемой нашим сознанием» [17, с. 367].

 «Наивность» мировоззрения естествоиспытателей, согласно В.И. Ленину, заключается в том, что они «бессознательно» признают существование вещей независимых от сознания человека. Тогда как признание объективности действительности «сознательно кладется материализмом в основу его теории познания» [17, с. 66].

«Научный материализм» на самом деле является «наивным» эмпиризмом, не признающим ничего, кроме чувственно воспринимаемой реальности (свойств вещей). Следовательно, по сравнению с естествоиспытателями, марксистское понятие материи обладает меньшим объемом, поскольку охватывает только свойства вещей, тогда как ученые подразумевают под материей существование вещей и природы.  

Во-вторых, чтобы сознательно признавать независимое существование вещей от сознания, нужно отличать себя от вещей, т.е. обладать самосознанием, быть изначально разумным. По мысли же материалистов-эмпириков разум возникает из чувственного восприятия. Получается, что у каждого человека свой разум, как учит субъективный идеализм, являющийся последовательным выводом из эмпирически-материалистической гноселогии.

Принцип тождества мышления и бытия, из которого, как ошибочно полагал Ф. Энгельс, он исходил, В.И. Ленин «честно» рассматривает как единство многообразия свойств вещей (данных «человеку в ощущениях») и сознания:

«Наши ощущения, наше сознание есть лишь образ внешнего мира, и понятно само собою, что отображение не может существовать без отображаемого, но отображаемое существует независимо от отображающего. "Наивное" убеждение человечества сознательно кладется материализмом в основу его теории познания» [17, с. 65-66].

Конкретное понятие материи

А вот какую стройную концепцию материи развили из принципа Парменида его последователи Платон и Аристотель: «У Платона материя - это некий "универсальный материал", чистая возможность, вещественность без каких-то конкретных свойств. С ее помощью возникают отдельные вещи, а также "мировая душа", своеобразный энергетический принцип. Единое есть завершающий, синтезирующий момент этого сложного процесса миротворения. Аристотель оставил за материей лишь функцию быть материалом; источник движения, структурирования вещного мира для него заключается в форме, слитой с материей в отдельные вещи. Поскольку отдельная вещь имеет в себе в рамках уже созданного многообразия основу для собственного существования, она названа Аристотелем субстанцией (в смысле независимого существования, содержащего в себе свои собственные предпосылки)» [13, с. 372].

Конкретное или разумное понятие материи было открыто метафизикой милетской школы. Подводя итоги их деятельности, Аристотель писал, что они искали то начало, из которого образуются вещи:

«… Из чего как первого они возникают и во что, как последнее они, погибая, превращаются, причем сущность хотя и остается, но изменяется в своих проявлениях, это они считают элементом (стихией – Ю. П.) и началом всех вещей. И поэтому они полагают, что ничто не возникает и не исчезает, ибо такое естество (phisis) всегда сохраняется» (Метаф., 983в10).

Сам Аристотель полагал, что кроме материи, которую он считал пассивным началом, в создании вещей участвует и активное начало, которое придает материи ту или иную форму. Ведь из одного и того же материала можно сделать много различных предметов. При этом очевидно, что не сам материал придает себе тот или иной вид. Не само дерево превращается в стул или стол и т.д.

То, из чего все образуется должно быть бесформенным, неопределенным, представлять собой лишь абстрактную возможность, всеобщий материал действительности. Материя остается всегда тождественной себе, пишет Платон в «Тимее», хотя способна принять любую форму. Поэтому первоначало должно быть бесформенным,

«чуждо всех форм, которые ему предстоит воспринять, ведь если бы оно было подобно чему-либо привходящему, то всякий раз, когда на него накладывалась бы противоположная или совершенно иная природа, оно давало бы искаженный отпечаток, через который проглядывали бы собственные черты этой природы» (50е). 

 Обычно называют материей «определенную материю», как выражался Аристотель, или вещь (единство материи и формы), что не соответствует понятию материи как первоначалу. Происходит подмена понятия, на которую обратил внимание русский философ Вл. Соловьев:

«Но легко видеть, что каждая стихия, как ограниченная, отличающаяся от другого реальность, не может быть настоящим первоначалом; им может быть только общая неопределенная стихия или общая основа всех стихий (ἄπειρον Анаксимандра)» [28, с. 181].

Аристотель конкретизирует достижения своих предшественников. Неопределенная субстанция Анаксимандра и отрицательное определение материи Платоном как небытие синтезируются им в понятии абстрактной возможности. Таким образом, материя получает статус пассивности, которая требует для реализации своих возможностей активного начала. Понятие материала или субстрата обретает свое конкретное определение.

Анаксимандр объявил первоначалом апейрон**, беспредельное или неопределенное, и, таким образом ввел в обращение первое метафизическое понятие. Гегель полагал, что Анаксимандр понимал под апейроном материю вообще, всеобщий материал, или по-гречески - субстрат.

Линии» Платона и Демокрита

«Могла ли устареть за две тысячи лет развития философии борьба идеализма и материализма? Тенденций или линий Платона и Демокрита в философии?» [17, с. 131], - писал В. И. Ленин, в духе докторской диссертации К. Маркса «Различие между натурфилософией Демокрита и натурфилософией Эпикура».  

Однако посмотрим, какова «линия» была у Демокрита, и так ли уж она противоположна «линии» Платона. Дело в том, что атомистическая физика (как и философия Платона) выросла из элейской метафизики. Так же и гносеология. Как и Парменид, Демокрит полагает, что чувственное познание субъективно, порождает лишь мнения:

«Последователи Платона и Демокрита того мнения, - пишет Секст Эмпирик, - что только умопостигаемые [сущности] истинны, но [мотивировка этого положения у них была различна, а именно]: Демокрит [обосновал это] тем, что ничто чувственно воспринимаемое не лежит в основе природы, так как атомы, образующие все [вещи], имеют природу, лишенную всякого чувственного воспринимаемого качества» (Фр. 57).

Платон же придает чувственному познанию объективное значение, пишет преемник Аристотеля по Ликею Теофраст: «…[Демокрит], считая состояния чувственного восприятия существующими [у субъекта] независимо [от подлинно сущего], …между тем как второй, [Платон], считая [качества] существующими сами по себе, дает этим сущностям такое объяснение, в котором принимает их зависимость от состояний чувственного восприятия…» (Фр. 71) [20].

На первый взгляд, получается, если исходить из эмпирического критерия (Дж. Локк, Ф. Коплстон, В.И. Ленин), что Платон – в большей степени материалист, чем Демокрит. Он объясняет свойства вещей, опираясь на чувственное восприятие. Тогда как Демокрит отрицает связь чувственного восприятия с объективно существующими предметами. Но если проанализировать целостный контекст их высказываний, то его позиция сродни платоновской, поскольку, как разъяснил Платон, чувственное восприятие познает лишь свойства предметов, но не сами предметы.

Совершенно иную форму атомистическая концепция получила у последователя Демокрита, Эпикура. Он буквально «пересаживал» материальное в человеческую голову (К. Маркс), полагая, что ощущения есть результат «истечения атомов» в виде неких образов (“simulacra”) или флюидов:

«…Надобно полагать, что именно от того, что в нас входит нечто извне, мы способны видеть [формы] и мыслить их. В самом деле, ведь внешние предметы ни через воздух между ними и нами, ни через лучи или иные истечения от нас к ним не могут отпечатать в нас свой природный цвет и форму так, как могут это делать через оттиски, сохраняющие цвет и форму предметов, проникающие по мере величины своей в наше зрение и мысль и движущиеся с большой скоростью» [9, с. 411].

Вторым критерием истины Эпикур полагает “пролепсис”, общие представления, «память о том, что часто представляется извне» [25, с. 180], посредством которых мы можем предвосхищать события в рамках уже имеющегося опыта.

«…Представление (которое он зовет еще очевидностью) всегда истинно. …А именно, предмет видения не только является предметом видения, но и существует таким, каким является. … Подобным образом [обстоит дело и в других] [представлениях]. Следовательно, все представления становятся истинными. …Мнения же имеют некоторые различия: одни из них истинные, а другие – ложные… Истинные – те, которые и получают подтверждение и не имеют опровержение со стороны очевидности; ложные же – те, которые имеют опровержение и не подтверждаются со стороны очевидности. …Так, например, когда Эпикур утверждает, что существует пустота, а это неочевидно, то он подтверждает это при помощи очевидного предмета, движения» [27, с. 102-104].

Существование атомов никакого очевидного подтверждения не имеет. Но для Эпикура это не столь важно, поскольку физика, по его мнению, служит только для обоснования этики, а сама по себе также бесполезна, как и метафизика: «Если не беспокоиться о небесных феноменах и не знать страха смерти, ее близкого дыхания, не искать границ наслаждения и страдания, то вряд ли нужна была бы наука о природе» [25, с. 181-182].

Правда, обоснование все же приводится; только в качестве критерия выступает такая, вовсе не очевидная, вещь, как вечное существование бесконечного мира (как об этом учил Парменид):

«Что существуют тела, это всюду подтверждает наше ощущение, на которое, как сказано, неизбежно должно опираться наше рассуждение о неясном; … Далее, иные из тел суть сложные, а иные – такие, из которых составлены сложные. Эти последние суть атомы, неделимые и неизменяемые. В самом  деле, не всему, что есть, предстоит разрушиться в небытие… Далее, Вселенная беспредельна. … Движутся атомы непрерывно и вечно…» [9, с. 379-380].

Ориентируясь на практику, «учитель жизни» не обращает внимания на то, что его рассуждения противоречат исходным критериям. Вечное и бесконечное бытие можно только мыслить. Следовательно, здесь используется такая же метафизика, как и у элеатов, только бессознательно (стихийно), так как в качестве критерия признается ощущаемое бытие.

Доказав посредством элейской метафизики (которую он отрицает) существование атомов, Эпикур в дальнейшем дает эмпирическое обоснование материальности души: «…Опираясь на наши ощущения и претерпевания (…) необходимо усмотреть, что душа есть тело из тонких частиц, рассеянное по всему нашему составу (…); оно схоже с ветром, к которому примешана теплота… Свидетельство всему этому – душевные наши способности, претерпевания, возбудимость, движение мысли и все, без чего мы погибаем” [9, с. 386].

«Движение мысли», таким образом, «схоже с ветром». И в наше время психологи описывают процесс мышления как завихрение и считают «эпикурейс кий подход» важным научным достижением: «Вихревое мышление оформилось в самостоятельную парадигму и оценилось социумом по достоинству позже всех, хотя оно самое близкое к природным явлениям» [7].