Противостояние метафизики и рассудочного мировоззрения

В статье рассматривается противостояние рассудочного мировоззрения (философии) и метафизики (первой философии), приводящее к трагедии разума. Как было выяснено в монографии «Русская религиозная философия и классическая метафизика» [19], результатом разумного познания (метафизики) выступают объективные законы бытия, обращаясь к которым и проведем исследование.

При этом, мы будем опираться на соотношение познавательных способностей, показанных Платоном в диалоге «Государство». Он продемонстрировал, что рассудок, зависящий от чувственных представлений, абстрагируется от действительности и чтобы вернуться к конкретному знанию, нуждается в помощи разума.

Противостояние «первой философии» (Аристотель) и рассудочного мировоззрения началось в момент зарождения метафизики: Парменид и его противники, Сократ и софисты; затем Платон и его ученики (академики) и так далее. Перед тем как Плотин подвел итог развития античной метафизики, Сенека засвидетельствовал то, что мы видим и в 21 веке: филология стала философией.

В Средние века метафизику христианских неоплатоников (Августин, Эриугена, Аквинат, Кузанский и др.) дополняла рассудочная схоластика их учеников и последователей. Здесь мы коснемся лишь отдельных аспектов противостояния томизма и августинианства, поскольку более обстоятельный анализ бы проведен в других работах [17, 18, 19].

Современный нигилизм получил свой импульс в творчестве Ф. Ницше, создателя, по словам его почитателя Т. Манна «интеллектуальной романистики»: «Филологу тоже подобает подвести под краткую формулу кредо цель своего стремления и путь к нему; пусть же этой формулой будет следующее, перевернутое мною высказывание Сенеки: «Philosophia facta est, quae philologia fuit» ( «Философией стало то, что [ранее] было филологией» - лат. – Прим. перев.). Тем самым я хочу сказать, что всякая филологическая деятельность должна быть окружена и обрамлена философским миpoвоззрением,…» [14, с. 168].

Постклассическая философия, тем самым, редуцировала философию к той или иной форме мировоззрения. Вследствие чего, как утверждает неотомист Ф. Коплстон, она стала чем-то напоминать разновидность средневековой схоластики: «… Современная аналитическая философия отмечена явным сходством со средневековой мыслью (на определенных ее стадиях),...» [8, с. 18].

Конец новой истории, знаменующий собой «конец западноевропейской метафизики», Ханс-Георг Га́дамер рассматривает как отход от греческого представления о логосе как законе бытия, который «в человеческом мышлении представляется … noys», именуемый в немецком идеализме разумом («Понятию нус в мышлении Нового времени соответствует понятие разума»). Вследствие чего «рациональность современного аппарата цивилизации, в конечном счете, оказывается рациональным безрассудством, своего рода восстанием средств против господствующих целей, короче, высвобождением того, что во всех сферах жизни мы называем «техникой» [3, с. 96-97].

Аналогичный смысл «трагедии рациональности» обнаруживает И.В. Киреевский: «Рассудочный «анализ, - пишет русский мыслитель, - этот самодвижущийся нож разума, этот отвлеченный силлогизм, не признающий ничего, кроме себя и личного опыта, этот самовластвующий рассудок – или как вернее назвать эту логическую деятельность, отрешенную от всех других познавательных сил человека, кроме самых грубых, самых первых чувственных данных, и на них одних созидающую свои воздушные диалектические построения?» [5, с. 153].

Как отмечает Б.В. Марков, современные мыслители боятся метафизики, поскольку полагают, что она не дает конкретного знания, а абстрагируется от действительности: «Феноменологический подход тем самым выводит к классической интерпретации повседневности и, собственно, редуцируется к ней. Однако такая интерпретация уводит в трансцендентализм, причем без всякой надежды вернуться в действительный мир нормальным человеком, а не гносеологическим субъектом» [13, с. 253].

Таким образом, наше время отмечено господством рассудочного мировоззрения. Широкомасштабное его наступление началось с иллюзии противостояния философии Платона и Аристотеля, что ввело дальнейшее развитие философии в заблуждения, породило в ней массу противоречий. Сам разум, чаще всего, и выступает как рассудок, поскольку его собственная деятельность осознается только метафизически ориентированными мыслителями.

Вместе с тем, положительное значение рассудочного мировоззрения состоит в том, что оно необходимо для сохранения философии. Так, например, произошло в средневековый период, когда античная философия выполняла лишь служебную функцию. И так во все эпохи. И в наше время историки философии (философоведы*) лишь сохраняют классическое наследие. Поскольку философами в строгом значении являются гении (в определении Канта**), которые внесли свой вклад в развитие предмета философии.

Противоречивость соотношения рассудка и разума заключается еще и в том, что философия, например, Декарта, принадлежит к рассудочному мировоззрению. То же самое, как было показано [19], относится и к другим историческим формам философии (философемам), кроме системы Гегеля, в которой ясно выступило соотношение метафизики (Логики) и прикладной философии.

Таким образом, следует различать две основные разновидности рассудочного мировоззрения. Одна из них сочетается с метафизикой и сопровождает ее, а другая – отрицает ее (нигилизм) [16].

Поэтому, чтобы избежать превращения философии в нигилистическое рассудочное мировоззрение, нужно ориентироваться на открытые метафизикой законы бытия, одним из которых является гносеологический дуализм идей и вещей.

Начало формы

Дуализм идей и вещей

Если философию Платона характеризовать как дуализм идей и вещей, то следует учитывать интуицию Сократа, который, как известно, опирался на принцип мудреца Хилона, «познай самого себя» и понял, что знает тот, кто осознает то, что он знает: «…Я уж коли не знаю, то и не думаю, что знаю» (Апология, 21d4).

Следовательно, познает обладающее самосознанием разумное существо. Поэтому Декарт и сравнивает животных с автоматами, которые, не зная о своем существовании, выполняют заложенную природой программу (рефлексы).

Кроме существования вещей и их свойств, на которые указывают разумному существу его ощущения, оно способно познавать и сущность вещей, их идею, ту функцию, которую выполняет данная вещь. Идеи и вещи существуют порознь для познающего субъекта, поскольку он обладает двумя способностями, одна из которых познает существование, а другая – сущность. Онтологически идеи и вещи едины, а гносеологически – нет. Мы видим вещь в единстве с ее сущностью. Но идею вещи, подчеркивает Платон, «можно видеть только умственными очами» (Государство, VI, 510d-e).

В ставшем хрестоматийным дуализме Платона смешиваются гипотеза о происхождении идей (онтология) с гносеологией. Идеализм Платона порожден ответом на вопрос, который встал перед его учителем Сократом: откуда в нашем уме берутся общие понятия, «идеи, недоступные нашим ощущениям и постигаемые одним лишь умом»? (Тимей, 51d). Отвечая, Платон аллегорически гипостазирует мир идей демиурга, как необходимых для сотворения мира.

В диалоге "Менон" рассмотрено, как душа «припоминает» идеи, которые она созерцала в потустороннем мире до ее соединения с телом. Так из платоновских мифов интерпретаторы создали теорию знания как припоминания: «А раз душа бессмертна, часто рождается и видела все и здесь, и в Аиде, то нет ничего такого, чего бы она не познала; поэтому ничего удивительного нет в том, что и насчет добродетели, и насчет всего прочего она способна вспомнить то, что прежде ей было известно. И раз все в природе друг другу родственно, а душа все познала, ничто не мешает тому, кто вспомнил что-нибудь одно, - люди называют это познанием - самому найти и все остальное, если только он будет мужествен и неутомим в поисках: ведь искать и познавать - это как раз и значит припоминать» (81c-d).

А на языке Аристотеля, «знание как припоминание», можно интерпретировать как переход мышления из потенциального состояния в актуальное. Для чего, как будет показано, он и приводит сравнение процесса мышления с дощечкой для письма (tabula rasa).

В диалоге «Федон» Платон утверждает, что побуждением к припоминанию служит чувственное восприятие: «Тогда, может быть, мы сойдемся и на том, что знание, если оно возникает таким образом, каким именно, я сейчас скажу, – это припоминание? Если человек, что-то увидев, или услыхав, или восприняв иным каким-либо чувством, не только узнает это, но еще и примыслит нечто иное, принадлежащее к иному знанию, разве не вправе мы утверждать, что он вспомнил то, о чем мыслит?» (73c-d).

И далее Платон напоминает, что понятие о том, что мы воспринимаем, изначально присутствует в душе: «…Стало быть мы непременно должны знать равное само по себе еще до того как впервые увидим равные предметы и уразумеем, что все они стремятся быть такими же, как равное само по себе, но полностью этого не достигают» (75).

Следует еще раз подчеркнуть, что главное в учении об идеях – это гносеологический аспект. Дело не в том, где идеи существуют: до вещей, в вещах или после вещей. Суть в том, что ощущения не способны их извлечь из вещей. Следовательно, понятия изначально (не суть важно, каким образом) присутствуют в разуме, на что и указывает основной гносеологический закон, открытый Парменидом: «мыслить и быть – одно и то же». Если законы бытия не содержатся в разуме (не важно, как они туда попали), познание невозможно.