Выбраться отсюда и найти более подходящие зоны”

 

2 сентября 1967 года Че узнал из радиопередачи о том, что его арьергард был уничтожен. Он сомневался в правдивости этого известия в течение трех дней, хотя различные радиостанции с каждой новой передачей приводили все большее и большее количество деталей. Потом он долго не упоминал об этом событии, вплоть до своего ежемесячного обзора событий за сентябрь, в котором сделал письменное примечание, как будто все же не хотел поверить в случившееся:

“С другой стороны, некоторые сообщения о погибших кажутся верными; их теперь следует считать ликвидированными, хотя возможно, что отколовшаяся группа заблудилась и избегает контакта с армией, поскольку сообщение о 7 убитых одним махом может быть фальшивкой или по крайней мере преувеличением”.

Когда Че наконец смирился со случившимся, он понял, что должен с остатком своей партизанской группы покинуть район. В первый день перехода, 2 сентября, группа после столкновения с одиноким солдатом продвинулась на северо-запад. В воскресенье, 3 сентября, авангард натолкнулся на дом землевладельца, где размещалось сорок человек солдат. “Возникло беспорядочное столкновение, в ходе которого наши люди убили по крайней мере одного солдата, того, что был с собакой. Солдаты спохватились, окружили их партизан, но после перебранки отступили. Мы не смогли захватить даже рисового зернышка”.

Партизаны продолжили движение, пытаясь выбраться из зоны. Повсюду, где они проходили, им попадались следы или случайные сообщения кампесинос о прохождении армейских подразделений. 4 сентября Че записал как напоминание самому себе: “Помни, что главное не потери противника, а осторожность”.

5 сентября, через пять дней после приема, партизаны сумели расшифровывать сообщение из Гаваны, Оно содержало сделанную для Че сводку результатов конференции Латиноамериканской организации солидарности (ОЛАС), большого совещания латиноамериканского масштаба, проведенного на Кубе для того, чтобы вернуться к предложению о развертывании общеконтинентальной партизанской войны. Большинство встретило с одобрением предложения Че, хотя большая часть присутствовавших промосковских коммунистов возражала (“Боливийская делегация была просто кучей дерьма. Альдо Флорес из БКП принялся выступать как представитель от ФНО. ФНО должен был заявить, что он лжет”). В последнем абзаце сообщения говорилось о том, что доктор Лозано, член боливийской городской сети, обнаружил, что его дом подвергся обыску.

6 сентября партизаны еще раз столкнулись с армией, и снова это был патруль, возглавляемый проводниками розыскных собак. Че не был со своими людьми в течение нескольких часов, пока восемь человек лежали в засаде. Однако Мануэль Эрнандес смог провести группу в полном составе через деревню. Преследователи прошли мимо, не обнаружив партизан, но и последние не обнаружили их присутствия.

Че медленно продвигался через джунгли. Им владело ощущение, что вокруг партизан находились большие массы войск.

“Авиация не разыскивает нас здесь, несмотря даже на то, что обнаружила лагерь, а по радио сообщили о том, что руководитель группы — я. Итак, вопрос. Они испуганы? Маловероятно. Они думают, что мы не можем убежать через горы? С нашим предыдущим опытом, о котором они знают, я не думаю, что это так. Они хотят пропустить и ждать нас в каком-нибудь стратегическом пункте? Это возможно. Они считают, что мы приложим усилия для того, чтобы задержаться в зоне Масикури, и сделать запасы? Это также возможно”.

Единственный канал связи партизан с внешним миром, причем односторонний, все еще представляло собой коммерческое радио; новости порой вызывали ярость у командира:

“Будапешт ежедневно критикует Че Гевару как патетическую и, по-видимому, безответственную личность и с похвалой отзывается о марксистской позиции Чилийской коммунистической партии, выражающейся в тех практических мерах, которые они предпринимали. Как бы я хотел прийти к власти, хотя бы только затем, чтобы разоблачить трусов и лакеев всех мастей, ткнуть их носами в их же собственное дерьмо”.

Двумя днями позже его гнев обрушился уже на кубинское радио: “Радио Гаваны” сообщило о том, что ОЛАС получило сообщение о поддержке от ФНО. Чудеса телепатии, похоже, никогда не закончатся!”

Партизаны с большими трудностями кое-как преодолели Рио-Гранде. Че во время переправы потерял ботинки. (Ньято Мендес сделал ему нечто вроде сандалий.) Они лишились вьючных мулов и оружия; доктор Октавио де ла Педраха чувствовал себя очень плохо, а Че продолжал мучиться от астмы. Порой он целыми ночами не мог уснуть. “Я забыл сделать запись о событии: сегодня, впервые за приблизительно шесть месяцев, я принял ванну. Шесть месяцев — это рекорд, который некоторые смогли теперь повторить”. Партизаны ссорились по пустякам: из-за еды, из-за того, что кто-то из них пытался взять меньший груз. Они двигались вперед, изможденные, и при этом карабкались на все более и более неприступные склоны и переправлялись через реки. Однажды Оло Пантохо заметил пятерых человек, продвигающихся по их следам, и сказал об этом Че.

“Выяснилось, что это была галлюцинация, очень опасная вещь для настроения люден, поскольку они немедленно заговорили о сумасшествии. Я поговорил с Оло, и стало очевидно, что он не был полностью нормальным. Он горько расплакался, но отказывался признать, что хоть что-нибудь было не в порядке, и сказал, что всего лишь страдал от недосыпания, так как исполнял обязанности адъютанта в течение пяти дней после того, как заснул на посту, а потом отрицал это”.

В сентябре президент Рене Баррьентос, отказавшись от всех своих прежних утверждений, в выступлении по радио подтвердил версию событий, предложенную официальным Вашингтоном. Он заявил, что Че давно мертв и утверждения о его присутствии в Боливии являются всего лишь пропагандой. Однако в тот же самый день боливийская армия предложила награду в более чем 4000 долларов США за информацию, которая позволит захватить Че живым или мертвым. Дуглас Хендерсон посмеивался над этими противоречиями, но точно такая же двусмысленность существовала и в верхних эшелонах ЦРУ и среди советников Линдона Джонсона, которые все еще не пришли к однозначному заключению по поводу того, был ли Че жив и мог ли он действовать в Боливии.

Зато никаких сомнений не имелось у полевых агентов ЦРУ, возглавляемых Феликсом Родригесом, который допросил Хосе Чавеса и изучил дневник Исраэля Рейеса, найденный после уничтожения партизанского арьергарда на броде Йесо. Эти новые данные дали возможность агентам выяснить наконец, что недавно уничтоженная группа Вило Акуньи представляла собой отставшее тыловое охранение основного партизанского отряда, который возглавлял Че. Теперь они знали, кого искали и насколько большой могла оказаться разыскиваемая группа.

15 сентября радио принесло Че новые ужасные новости. Игнасия Лойола Гусман, казначей ФНО и одна из ключевых фигур в городской сети, благодаря фотографиям, найденным в пещерах партизанского лагеря, была узнана. Ее арестовали в Ла-Пасе, и она попыталась покончить с собой, выбросившись из окна Правительственного дворца. За ее арестом последовали студенческие демонстрации, протесты преподавателей и возмущенные обращения интеллигенции. Тогда же были арестованы или по крайней мере серьезно потревожены полицией родственники нескольких партизан. За всеми этими событиями стоял чиновник Министерства внутренних дел Антонио Аргуэдас, действовавший по рекомендациям ЦРУ. Городская сеть оказалась практически парализованной, в ней фактически остался один лишь координатор Родольфо Салданья. Он встретился с кубинским агентом, носившим конспиративную кличку Наташа, но не смог после этого вступить в контакт с партизанами.

19 сентября Че записал в дневнике: “Знамение времени: мои чернила закончились”. Спустя еще два дня, забравшись в результате перехода, занявшего всю ночь, на вершину горы, Че увидел, что указатель его высотомера ушел за пределы шкалы в 6730 футов. “Люди очень испуганы и пытаются скрыться из глаз при нашем появлении. Мы потеряли много времени из-за ограниченной подвижности”. Последние семь миль перехода того дня заняли у них четыре с половиной часа. На следующий день, 21 сентября, они достигли города Альто-Секо, приблизительно в двадцати милях к югу от Валье-Гранде. Их там приветствовали неистово лающие собаки, которые, впрочем, быстро успокоились, поняв, что партизаны не обращали на них никакого внимания. Альто-Секо это “город с одной лошадью и 50 домами, расположенный на высоте приблизительно 1900 метров. Горожане приветствовали нас, проявив примерно в равных частях опасение и любопытство”.

Инти Передо и Че провели в здании школы беседу с группой кампесинос, которые слушали их в молчании. Спустя годы один из них вспоминал, как Че сказал: “Завтра придут военные и узнают о вашем существовании и о том, как вы живете. Они построят школу и медицинскую клинику, они починят дорогу к Валье-Гранде, проведут телефон, найдут для вас воду”. Че говорил правду. Они построили школу и больницу и установили телефон. Но теперь все стало хуже. Телефон не работает, в больнице нет ни доктора, ни лекарств, а дорога превратилась в руины.

На допросе в полиции крестьяне показывали, что в партизанской группе имелось двое чернокожих, говоривших по-португальски, и что сам Че выглядел больным и истощенным.

24 сентября партизаны пришли на ранчо под названием Лома-Ларга. У Че “болела печень, его рвало, а люди измучены бесконечными переходами”. Завидев их, кампесинос разбежались, так как появлению партизан предшествовали пугающие слухи, но все же удалось узнать, что в этом районе армии не было. Еще через два дня они добрались до города Абра-де-Пичако, в котором проходила ярмарка. Кампесино позднее вспоминали: “Дон Че ехал на муле, а за ним следовали другие животные, навьюченные продовольствием. Он провел с нами три часа, пил чичу[22], но танцевать не захотел, сказав, что очень устал. Когда он уезжал, мы не велели ему ехать в Ла-Игуэру, а направиться через горы, но он, казалось, не поверил нам и отправился вниз по ущелью Юро”.

“Когда мы прибыли в Ла-Игуэру, все шло по-другому. Все мужчины исчезли, и было только несколько женщин. Коко отправился в дом телеграфиста, где имелся телефон, и вернулся с бюллетенем, направленным от заместителя губернатора Валье-Гранде местному шерифу, где говорилось, что он имел известия о том, что в области находились партизаны и что любые новости необходимо сообщить в Валье-Гранде, где за них заплатят. Мужчина сбежал”.

Нинфа Артеага, жена телеграфиста, рассказывала: “Они пришли очень голодные и слабые. Они много ели и сказали мне, что никогда не забудут нас... Доктор был из области Бени. Он так ласково говорил с нами о том, как будет в том случае, если партизаны победят. Он сказал, что у нас будут доктора и лекарства. Но, что важнее, я знаю людей. Всегда знаешь, хорошие они или плохие”.

Когда они выходили из города, авангард угодил в засаду, устроенную армейским батальоном Галиндо. Дариэль Аларкон, шедший первым, нагнулся, чтобы вытряхнуть камешек из обуви, и таким образом уцелел при первом залпе, сбившем с ног Мануэля Эрнандеса, Марио Гутьерреса Ардайю и Коко Передо. Аларкон попытался спасти Коко, взвалил его на плечо, но в тело Коко сразу же попала еще одна пуля, которая, пройдя навылет, ранила Дариэля.

Че сразу же расположил в городе линию обороны. “Спустя несколько мгновений появился раненый Дариэль Аларкон, затем Анисето и Франсиско Уанка с сильно поврежденной ногой”. Двое боливийских бойцов, Антонио Домингес и Орландо Камба Хименес, исчезли во время столкновения.

“Тыловое охранение двинулось по дороге; я следовал за ними... держа двух мулов. Задние были обстреляны с очень близкого расстояния. Они отстали, контакт с Инти был утрачен. Прождав его полчаса маленькой группой, которая подвергалась непрерывному массированному обстрелу с холма, мы решили оставить его, но он вскоре сам догнал нас.

В этот момент Инти узнал, что его брат погиб. “Я не видел его мертвым. И не обронил слезы; я обнаружил, что в том состоянии, в котором я нахожусь, плакать трудно”. На сей раз наши потери были большими. Самая большая потеря это Коко, но и Мануэль Эрнандес, и Марио Гутьеррес были великолепными бойцами, и человеческая ценность этих троих была неизмерима. Антонио Домингес хорошо рисовал”.

Сбежавший Домингес знал путь, которым партизаны намеревались следовать, так что Че был вынужден изменить свои планы, но армейские отряды, окружающие их, заблокировали все дороги. Ночью, после перестрелки, Че собрал оставшихся в живых и предложил боливийцам покинуть отряд, но ни один из них не принял предложения. Аларкон вспоминал, что Че сказал кубинцам: “Мы представляем достоинство Кубинской революции, и мы будем защищать это достоинство до последнего человека и последней пули”.

Можно ли утверждать, что он полагал поражение неизбежным и готовился смириться со всеми вытекающими из него последствиями? Ему уже не в первый раз приходилось попадать в положение, при котором, казалось бы, о победе не могло идти никакой речи, и, несомненно, он был не из тех людей, которые с готовностью признают бедственность ситуации, но за последние два месяца он лишился дюжины своих друзей, он был полностью отрезан, лишен возможности укрыться среди почти полностью разгромленных городских сетей и совершенно оторван от своей удаленной тыловой базы в Гаване. Он даже не мог рассчитывать хотя бы на один пункт, где его ждала бы твердая поддержка среди кампесинос. Но если дела говорят за человека, то Че не говорил о поражении: он сказал, что не готов ни для того, чтобы сдаться, ни даже для того, чтобы отступить.

Слухи о состоянии и направлении движения отряда, основываясь на которые армейское командование устроило засаду в Ла-Игуэре, побудили его также мобилизовать батальон рейнджеров, прошедших обучение на базе Ла-Эсперанса, и отправить его в район Валье-Гранде. Различные сведения, полученные из имущества погибших и от дезертиров, подтверждали, что Че и его группа находились в этом районе, что майор Гевара был болен, а его группа была слаба. Это позволило армии выработать свою стратегию.

28 сентября Че записал в дневнике: “День бедствий, который, как однажды показалось, должен был стать последним”. Всякий раз, пытаясь найти выход из каньона, они натыкались на солдат. В десять утра группа из сорока шести человек, казалось,

“целые века проходила мимо. Следующая группа появилась в полдень, на сей раз из 77 человек. И, в довершение всех бед, в это время раздался выстрел, и солдаты заняли позиции. Офицер приказал им спуститься в ущелье, где, как они полагали, мы находились. Так или иначе, в конце концов они передали по радио, что он, кажется, был удовлетворен, и возобновили движение. Наше нынешнее укрытие не предоставляет никакой защиты от нападения сверху, и если бы они нас нашли, вероятность спасения была бы весьма спорной”.

Пачо писал в своем дневнике: “Звук, с которым мы со всей возможной осторожностью вскрывали банки с сардинами, казался нам ужасным грохотом”.

Они просители, запертые в ущелье, три дня; их разведчики не могли найти никакого выхода. Чилийское радио сообщило, что Че угодил в ловушку в каньоне в боливийских джунглях. На третий день перед ними прошло еще больше патрулей но наконец в десять часов вечера 30 сентября им удалось выбраться из этой мышеловки. Врач и Аларкон, оба, были в тяжелом состоянии. Че признался Пачо, что “это было все равно что несколько раз умирать и рождаться заново”.

В сводном рапорте за сентябрь Че писал:

“Самая важная задача заключается в том, чтобы выбраться отсюда и найти более подходящие зоны, затем установка контактов, несмотря даже на то, что аппарат в Ла-Пасе разгромлен... Они нанесли нам серьезный удар. Состояние духа у оставшихся людей было очень хорошим, и у меня остаются сомнения насчет одного лишь Саймона Кубы, который может воспользоваться шансом убежать при каком-нибудь столкновении, если его не предупредить”.

Пачо, в свою очередь, писал: “Только голос Че заставляет людей идти дальше. Возглавляемые этим человеком, который казался неутомимым и бесстрашным, партизаны добрались до нового места стоянки, “в редкой рощице”. Здесь Че дал им передышку: “я решил остановиться еще на день, так как место хорошее и имеет пути, гарантирующие отступление, учитывая, что мы можем увидеть любые перемещения вражеских войск”.

Следующие двое суток они двигались по ночам, чтобы избежать окружения. У них почти не было воды, и они страдали от невероятного переутомления.^{36}

 

 

Ущелье Юро.  

 

Память о последнем сражении Че, случившемся в Боливии, живет в умах уцелевших партизан, заставляя их непрестанно задавать себе все тот же неизменный жестокий вопрос: мог ли исход тех событий оказаться иным?

4 октября 1967 года Че вел цепочку своих несчастных людей в настолько быстром темпе, насколько позволяла осторожность. Они карабкались вверх и вниз по горам, не имея даже питьевой воды. Он все еще находил в себе силы смеяться над военными в своем дневнике: "По радио передают... что, если меня захватят силы 4-й дивизии, то меня будут допрашивать в Камири, а если 8-й, то - в Санта-Крусе".

Всю следующую ночь они шли по коровьей тропе. Дариэль и.Пачо ушли вперед на поиски воды.

"Когда рекогносцировка была закончена, они увидели, как к дому подошли шестеро солдат, очевидно остановившихся по пути куда-то еще. Мы остались в темноте, с людьми, измученными от недостатка воды, и несли Люсио Гальвана, кричавшего от жажды. Преодолев очень трудный путь, прерываемый многочисленными остановками, мы добрались на рассвете до зарослей деревьев, где могли расслышать близкий лай собак. Мы видели совсем рядом высокое и очень гладкое скальное обнажение".

6 октября партизанский отряд, состоявший из семнадцати человек, во главе с Че, нашел воду. Было решено устроить временный лагерь. Пачо записал в дневнике: "Я начинаю сбиваться со счета дней. Мы идем в любое время дня и ночи, главным образом по ночам, а днем наши люди стоят на постах и устраивают засады. Я не могу сказать, где кончается один день и начинается другой".

В тот же день журнал "Лайф" напечатал обширную подборку фотографий, озаглавив ее "Боливийские портреты исчезнувшего Че Гевары". Это были те самые найденные в пещерах фотографии - армейский офицер продал их журналу. Они произвели всемирную сенсацию и послужили развитию легенды о Че. На одной из них на переднем плане был запечатлен Хуан Пабло Чанг, а на заднем - Че, курящий сигару. На другой фотографии, сделанной во время разбивки лагеря на холме, можно было сразу же узнать Че, сидевшего на траве; его окружала дюжина бойцов, среди которых были Карлос Коэльо, Пачо Фернандес Монтес де Ока и Оло Пантоха.

7 октября Че записал:

"Мы отметили 11-месячный юбилей нашего партизанского предприятия очень скоромно; никаких осложнений не было до 12.30, когда какая-то старуха пригнала своих коз, чтобы пасти их в ущелье, где мы устроили лагерь, и мы были вынуждены задержать ее. Женщина не сообщила нам никаких достойных доверия сведений насчет солдат, отвечая на все вопросы, что она ничего не знает и что уже давно не бывала здесь".

Инти Передо, Анисето Рейнага и Франсиско Уанка отвели ее домой. Женщина сначала прикидывалась глухой, затем сказала, что совсем не говорит по-испански, а потом - что не желает, чтобы партизаны входили внутрь. Все это было грустно видеть.

Когда спустились сумерки, группа двинулась дальше при свете луны. "Переход был очень утомительным, и мы оставили за собой многочисленные следы в каньоне, по которому проходили. Поблизости не было никаких домов, но имелись крохотные клочки посадок картофеля, орошавшиеся с помощью канав, отходивших от одного из ручьев". В темноте партизаны видели свет, но не могли понять, каков же был его источник. Уже спустя годы выяснилось, что это были костры кампесинос, собиравших картофель, которые видели проходивших партизан. Они шли очень медленно, так как Хуан Пабло Чанг был совершенно измучен да к тому же потерял очки, без которых не мог ничего толком видеть. Доктор также до того изнемог, что превратился в совершенную развалину. По радио сообщили, что армия окружила партизан между Рио-Гранде и рекой Асеро, и на сей раз это было правдой. Дариэль Аларкон вспоминал позднее: "Казалось, что к этому моменту на нас обрушилось все, что скопилось: месяцы обучения, голода, наготы, болезней, жажды, изоляции, а теперь еще и знание о том, что мы были обнаружены благодаря "Радио Бемба" оно же "телеграф джунглей". Армия сообщала по радио, что теперь наше уничтожение было лишь вопросом нескольких часов".

Внезапно партизаны увидели скалу, перегородившую им путь, и разом остановились. В гребне скалы имелась пятифутовая расщелина, через которую им было необходимо перебраться, а под ней - яма, полная ледяной воды. Аларкон вспоминал: "И Че смотрел на нас. Никто не желал первым совершить попытку взобраться на эту скалу. Человек - это человек, а не кошка. Тогда он сказал, что сам поднимется на скалу, и полез, цепляясь за мельчайшие выступы". "В 2 часа мы остановились, чтобы передохнуть; было бесполезно продолжать попытки".

В 4.30 утра, после всего лишь пары часов отдыха, группа вновь оказалась на ногах. Они шли теперь по ущелью с другим названием, но Че и другие кубинцы также называли его Юро.

В 5.30 утра 8 октября Че приказал выставить три дозорных Наряда. В один из них, левофланговый, вошли Дариэль Аларкон и Пачо, в другой, выдвинувшийся вперед по ходу, - Тамайо и пьято Мендес, в третий, правофланговый, - Дэвид Адриасола и Анисето. Аларкон: "Я был в дозорном наряде, и Пачо сказал мне:

"Смотри, вон там человек!" И я увидел, что с земли поднялся человек, похожий на постового. Дальше впереди мы увидели еще одного человека, и именно в этот момент начался восход солнца. Когда мы увидели, что с земли поднялись уже несколько человек, то сползли вниз".

Че, который сначала надеялся поймать солдат в засаду и вырваться из кордона, теперь пересмотрел свой план и приказал трем дозорным группам вернуться назад. Инти Передо вспоминал: "Мы не могли повернуть обратно; дорога, по которой мы прошли, была очень открытой, и мы оказались бы легкой добычей. Но мы не могли и двигаться вперед, так как это значило бы прийти прямо на позиции солдат. Че принял единственное решение, которое соответствовало сложившимся обстоятельствам: он дал приказ укрыться в маленьком ущелье, скорее даже ложбинке, расположенной поблизости, и занять позицию. Это произошло примерно в 8.30 утра: семнадцать из нас расселись посредине и по бокам ложбины в ожидании дальнейших событий. Важнейшим вопросом и для Че, и для нас всех было: определила ли армия наше местоположение?"

Рейнджеры прочесали широкую полосу, но так и не нашли партизан. Они считали, что те находятся где-то внутри оцепления, выставленного после перестрелки 1 октября.

На рассвете 8 октября Педро Пенья, кампесино, видевший партизан, когда они пересекали его посадки картофеля, донес о них второму лейтенанту Карлосу Пересу, разбившему лагерь неподалеку. Два взвода из батальона рейнджеров, усиленные минометом и пулеметным расчетом, расположились около устья ложбины. Там к ним подошел капитан Гари Прадо. После того как ему доложили о полученной информации, он расположил там свой командный пункт и приказал рейнджерам занять высоты, господствующие над ложбиной.

Че, не имевший представления о том, сколько народу выставлено против него, решил отвести партизан к вершине ложбины, чтобы дождаться там сумерек, а под покровом ночи взобраться на скалу и вырваться из окружения.

Около 11.30 утра Че отправил Анисето Рейнагу и Ньято Мен-деса сменить Леонардо Тамайо и Гарри Вильегаса, находившихся на посту в одном из концов ущелья. Аларкон вспоминал: "Анисе-то, исполняя приказ, перебрался через ущелье, но оказался излишне любопытным и, услышав над головой разговоры солдат, прошел дальше, чем следовало, и высунул голову над краем ущелья. Я видел его с моего места, но не мог предупредить - ничего не мог сказать, так как в этом случае они услышали бы нас". Солдат заметил Анисето и убил его двумя выстрелами в голову. Группа Аларкона и Инти также открыла огонь и ранила солдата. "Тогда им на помощь подошли три солдата и сержант, и мы тоже вывели их из строя". Прадо доложил в Ла-Игуэру о том, что его люди вступили в бой, попросил выслать вертолет для вывоза раненых.

На гребне скалы, находившейся слева от партизан, они ранее назначили точку рандеву, но теперь были лишены возможности подняться на него, так как армия полностью контролировала подходы. Дариэль Аларкон, Инти Передо и Давид Адриасола принялись отстреливаться от противника прямо из того укрытия, в котором находились с утра, а наступавшие принялись закидывать гранатами дно ущелья, где находилась группа Че. "Мы лишь отстреливались в тех случаях, когда стреляли по нас, чтобы не сразу выдать себя и сэкономить боеприпасы. Мы вывели из строя нескольких солдат".

Перестрелка продолжалась в течение трех часов. Где-то после двух часов дня Че, по-видимому, приказал Франсиско Уанке взять больных и самых слабых - врача-перуанца, Октавио де ла Педраху, Лусио Гальвана и Хаиме Арану - и отступить вместе с ними. Сам он с оставшейся частью группы (Пачо, Симоном Кубой, Хуаном Пабло Чангом, Оло Пантохой и Рене Мартинесом Тамайо) связал наступавших перестрелкой. Прадо поместил взвод, которым командовал сержант Бернардино Уанка, в ущелье и приказал пристрелять по ориентирам пулемет и минометы на стык двух ущелий, через который, как они рассчитывали, партизаны попытаются ускользнуть.

Со своего наблюдательного пункта Аларкон видел, как группа Че начала движение. И он сам, и его товарищи думали, что командиру со спутниками удастся прорваться через кордон. Вилье-гас и Тамайо находились на другой возвышенной точке того же ущелья.

Но именно в этот момент Че получил ранение в правую ногу, примерно на четыре дюйма выше лодыжки. Одновременно еще одна пуля разбила приклад его карабина "М-2", а другая пробила Дыру в берете. Он был вынужден отступить назад в ущелье, а группа рассеялась.

Вильегас вспоминал: "Попробуйте представить себе, что из себя представляют те места: местность с очень неровным рельефом, сплошные зигзаги и холмы, соединяющиеся между собой таким образом, что хотя мы и находились всего лишь в 300, 400 или 500 метрах друг от друга, но не имели возможности разглядеть с одной позиции, что происходило на соседней".

Этим шестнадцати оставшимся в живых партизанам противостояла почти сотня специально подготовленных рейнджеров.^{37}

 

 

Плен.  

 

Около половины третьего 8 октября 1967 года трое изумленных солдат из роты "Б" батальона рейнджеров, которые в качестве минометного расчета не принимали прямого участия в предыдущей перестрелке, увидели, как всего в нескольких ярдах от них на уступе холма появился партизан. Его винтовка была засунута за патронташ, и он с усилием тащил, а точнее, почти нес на себе еще одного партизана, который был ранен в ногу и к тому же сильно задыхался.

Симон Куба (тот самый, о котором Че неделей ранее сказал, что он может воспользоваться случаем и сбежать в какой-нибудь стычке) был близок к тому, чтобы достичь вершины очень крутого подъема, высотой примерно в шестьдесят метров. Все это расстояние он фактически нес на себе Гевару. Че, раненный в правую ногу и обессиленный от тяжелого приступа астмы, мог передвигаться с превеликим трудом. Он все еще держал свой "М-2", хотя в последней перестрелке карабин пришел в негодность.

Капрал Бальбоа и рядовые Энсинас и Чеке позволили им выбраться на ровное место, а затем Бальбоа крикнул, чтобы они сдавались. У Симона не было ни малейшей возможности взяться за свое оружие, так как все трое солдат уже прицелились в него. Говорят, что он крикнул: "Это майор Гевара, проявляйте хоть какое-нибудь уважение, черт возьми!"

Солдаты пришли было в замешательство, смутились, а один из них, по слухам, даже предложил: "Садитесь, пожалуйста, сеньор". Но они быстро опомнились и отобрали у задержанных оружие: винтовку Симона, и разбитый карабин, и золингенов-ский стальной нож Че.

Столько же раз, сколько пересказывалась история пленения Че, столько же раз она искажалась. Одни рассказчики лгали, чтобы скрыть часть событий, а другие лгали по политическим мотивам. Были люди, объединившие полуправду и выдумку и в конце концов искренне поверившие в это. И, наконец, имелись люди, которые в течение минувших двадцати пяти лет робко добавляли частичку за частичкой к истории тех дней. Любопытно, что это были те самые мелкие детали, которые полностью скрыли окончательную, как считалось прежде, версию, особенно история с пистолетом вождя боливийских партизан, 9-миллиметровым "вальтером-ППК", которая также оказалась сокрыта покровом тайны.

Пачо Фернандес Монтес де Ока в дневниковой записи от первого октября, за неделю до описываемых событий, отметил: "Фернандо Че попросил у меня сигарету, а также зарядить обойму его пистолета. Он держал при себе пистолет, как будто хотел покончить с собой прежде, чем попадет в плен. У меня - то же самое настроение".

И Дариэль Аларкон спустя несколько лет размышлял о том же самом: "В горячке боя Че, вероятно, потерял обойму, которую Пачо приготовил для него, или же кто-то другой, неизвестный, помешал ему принять то решение, в котором никто из тех, кто знал его непревзойденную храбрость, доказанную множество раз, и его презрение к смерти, не мог усомниться".

Фидель Кастро, лично написавший предисловие к боливийскому дневнику Че, заметил: "Было доказано, что Че продолжал сражаться, уже раненый, до тех пор, пока приклад его винтовки "М-2" не был разбит выстрелом, после чего оружие стало абсолютно бесполезным. В пистолете, который он имел при себе, не было обоймы. Эти невероятные обстоятельства объясняют, почему им удалось захватить его живым".

Рапорт о взятии Че в плен, опубликованный через год Анто-нио Аргедасом, также подтверждает, что обоймы в пистолете не было. Однако в документах военных - перечне личных вещей пленного и рапорте командира военной разведки полковника Сауседо - говорится, что пистолет Че был заряжен.

Можно ли утверждать, что боливийское военное командование лгало, как оно делало во многих других своих документах, связанных с пленением и гибелью Че? Действительно ли майор Гевара предпочитал покончить с собой, нежели оказаться в плену? Была ли обойма потеряна в сражении? А может быть, он расстрелял пули из своего пистолета после того, как винтовка пришла в негодность? Или же он, измученный астмой и раной, просто не успел отреагировать на неожиданное появление троих солдат? Это никогда не удастся выяснить.

Но независимо от всех этих малозначительных тайн все источники сходятся на том, что первым контактом Че с захватившим его противником была краткая беседа с капралом.

- Как вас зовут?

- Капрал Н. Бальбоа Уайльяс.

- Какое прекрасное имя было бы для партизанского командира. - После этого он угостил арестовавших его солдат сигаретами "Астория".

Капитан Гари Прадо Сальмон, командовавший близлежащим военным гарнизоном, позже расскажет (называя себя в третьем лице):

"...По словам командира роты, который находился на расстоянии в пятнадцать ярдов: "Здесь двое из них. Капитан, мы поймали их". Капитан Прадо оглядел партизанских бойцов и спросил: "Кто вы?" - обратившись сначала к Вилли (Симону Кубе), который ответил: "Вилли"... а затем другой: "Я Че Гевара". Взяв копию с рисунка Бустоса, офицер сравнил черты его лица с эскизом и попросил его протянуть левую руку, на тыльной стороне которой он ясно разглядел шрам, который упоминался в качестве особой приметы".

Один из рейнджеров позднее скажет, что Че разговаривал "гордо, не опуская головы, и смотрел капитану прямо в глаза". Через несколько лет сам Гари Прадо описал то впечатление, которое произвел его враг и которое он запомнил навсегда. "Че имел внушительный облик, ясные глаза, гриву волос почти рыжего цвета и густую тяжелую бороду. Он был одет в черный берет, грязную военную униформу и синюю куртку с капюшоном; грудь у него была нараспашку, так как на куртке у него не осталось ни одной пуговицы".

У Прадо был американский радиопередатчик "GRC9", использовавшийся еще во время Второй мировой войны, и он связался со своим заместителем, лейтенантом Тоти Агилерой, находившимся в близлежащем городе Абра-Пикачо, а тот в свою очередь транслировал донесение в штаб дивизии в Валье-Гранде. Донесение "Сатурно" - полковнику Сентено - было отправлено в 2.15: "Трое партизан мертвы, а двое тяжело ранены. Войска взяли в плен Рамона, но нам необходимо удостовериться в этом. У нас двое убитых и четверо раненых".

Из рапорта Прадо: "Тогда же я отдал несколько приказов. Мы находились в тени маленького деревца на краю ущелья, но в десяти метрах над ним, и были прикрыты небольшим углублением. Я приказал связать пленным руки и ноги их же собственными ремнями". Он сообщал далее, что Че сказал ему:

"- Не беспокойтесь, капитан. Уже все кончено.

- Для вас - да, но там осталось еще несколько хороших бойцов, и я хочу избежать любого риска.

- Это бесполезно, мы проиграли".

Лейтенант Агилера передал Прадо запрос, в котором сообщалось, что Валье-Гранде требовал подтвердить захват в плен партизанского командира. Полковники, осуществлявшие руководство боевой операцией за много миль от поля боя, не могли поверить в случившееся. В 3.30 пополудни Прадо послал еще одну радиограмму: "Захват Рамона подтверждаю. Жду приказаний. Он ранен".

Уже через полчаса полковник Андрее Селич вылетел на вертолете из Валье-Гранде, направляясь в сторону Ла-Игуэра, ближайшему от ущелья Юро населенному пункту. Примерно в 4.30 дня вертолет пролетел над ущельем и был обстрелян партизанами, которые все еще продолжали борьбу.

К району боевых действий приближались и два самолета, груженные напалмом, но Прадо попросил их не бомбить зону, так как противники находились очень близко один к другому, и партизаны, и рейнджеры перемещались по узкому пространству ущелья Юро и соседней долины, не имея определенных позиций. Через несколько минут взвод рейнджеров натолкнулся на Оло Пантоху и Рене Мартинеса Тамайо. Трое солдат были ранены, один из них вскоре умер. Партизан закидали ручными гранатами, и они погибли. Такова была официальная версия.

В пять часов дня из Валье-Гранде в Ла-Пас была отправлена телеграмма, адресованная военному командованию. "Мы подтверждаем захват Рамона". Они ждали два с половиной часа, прежде чем собрались с духом передать известие своим высшим начальникам.

Примерно в то же время одна из трех партизанских групп, которая вела бой в высшей части ущелья (Инти Передо, Гарри Ви-льегас, Дариэль Аларкон, Ньято Мендес, Леонардо Тамайо, Давид Адриасола), сумела оторваться от боливийских солдат и вышла в точку встречи, предварительно согласованную с Че. По дороге они нашли немного муки, выброшенной на землю, и это взволновало их: Че никогда не допустил бы такого. Чуть позже обнаружилась его растоптанная миска. Инти Передо позднее сообщил: "Я узнал ее, потому что она была алюминиевым блюдом. Мы не встретили никого в условленном месте, хотя и узнали следы Че - отпечатки его сандалий не походили на прочую обувь, и поэтому их можно было легко узнать. Но затем мы потеряли след". Описание картины закончил Аларкон:

"Мы видели, как Че выбрался и ушел за кордон, и поэтому считали, что он находится вне опасности. Приблизительно часа в три дня мы увидели, что он начал отступление, и сказали себе: "Он теперь вне опасности", но чего мы не увидели, было то, что он вернулся, чтобы помочь Вилли Симону Кубе и Чангу....Бой закончился примерно в пять часов дня".

Так где же находился Че? Все еще можно было расслышать стрельбу. Это пробивалась другая группа - больные во главе с Франсиско Уанкой, в сопровождении доктора Морогоро де ла Педрахи и перуанцев Реституто Кабреры и Луси<