Этот дивный галлюцинаторный мир

 

Бертран Рассел, как и Конни Зиллиакус, в начале 1920-х гг. посещал Советскую Россию и питал симпатии к революции. Однако атеистом он стал с того момента, когда хорошо изучил биографию своего отца, закоренелого мальтузианца, и своего деда-министра, близкого к семье Дарвина.

Атеистом был и ближайший друг Рассела Людвиг фон Витгенштейн – более того, их считали любовниками. Граф регулярно спасал Людвига от попыток самоубийства, к которым тот был склонен не из-за своих симпатий к Отто Вайнингеру, а ввиду собственного психического заболевания.

Nosos et pathos schizophreniae пронизывал всё сообщество лондонских интеллектуалов, из которого образовался Всемирный союз консервации природы (IUCN) – предшественник Бильдербергского клуба. Все три дочери Бертрана Рассела страдали шизофренией. Род Витгенштейнов, в начале XX века богатейший в Австрии после Ротшильдов, «приобрёл» психотическую предрасположенность предположительно от бабушки Людвига (которая была теткой Фридриха фон Хайека). Мать страдала тревожными расстройствами, трое родных братьев Людвига в юности покончили с собой. Ещё один брат, Пауль, высказывал идеи воздействия в адрес Людвига: «Я не могу играть на рояле, пока ты в доме: твоя тоска проникает ко мне в комнату, просачиваясь под дверью». Людвиг поначалу показался своему педагогу Расселу «тронутым», но затем тот восхитился его изысками ума. Первая депрессия у Людвига развилась по возвращении с войны (в Галиции), но «толчком» стало не поражение Австрии, а смерть его любовника Давида Пинсента. Людвиг удалился преподавать математику в деревенскую школу, где зверски избивал детей, пока родители не обратились в полицию; не дожидаясь полицейского, Людвиг исчез, позже объяснив знакомым, что «не хотел ни перед кем извиняться», и устроился садовником в монастырь, собираясь уйти в монахи. Но депрессия отступила, сменившись гиперактивностью, и Людвиг занялся проектированием дома для своей тетки. С большим трудом Рассел и Кейнс уговорили его вернуться к науке и преподаванию в Кембридже. Его труды по математической логике создали ему славу. Но в конце 1940-х гг. он опять выходит из строя. В повторных депрессиях он морил себя голодом до тяжёлой анемии. В 1951 г., за две недели до смерти от рака простаты, он заявил, что с его мозга впервые спала пелена, до последнего дня диктовал философский труд и умер со словами «Я прожил замечательную жизнь».

Семья ближайшего единомышленника и коллеги Рассела, сэра Джулиана Хаксли, также пестрит психозами. Прадед, сэр Леонард Хаксли, скончался в приюте Барминг в состоянии «раннего инфантильного слабоумия». Брат прадеда Джордж переносил состояния то «крайней тревоги», то «эйфории», в последних безудержно тратил деньги. Его дочь Мэри сразу же после замужества «стала неадекватна», с годами превратилась в «овощ» и умерла от застойной пневмонии. Дед, сэр Томас Генри Хаксли, учился на врача; первый раз побывав на вскрытии, почувствовал себя плохо и несколько месяцев не выходил из дома, «впал в летаргию», при этом считая, что отравился формалином. Позже он перенёс ещё три приступа болезни. Один из братьев, Тревенен, покончил с собой в депрессии в юности. Другой, писатель Олдос Хаксли, в 1937 г. полностью изменил образ жизни, стал вегетарианцем и занимался медитацией, что объясняли влиянием Кришнамурти и Свами Прабхаванды. Его дальнейшее увлечение галлюциногенами, в том числе ЛСД, в свою очередь, объясняли тем, что его совратил Элистер Кроули. Сам Олдос Хаксли говорил, что «в новую эру лидеры мира, вместо того, чтобы применять насилие, будут управлять людьми посредством введения в младенческое состояние и наркогипноза». Прабхаванда прервал с ним отношения, зато Хаксли написал эссе «Двери восприятия», ставшее культовым произведением хиппи, а спустя шесть лет – утопию «Остров», полную противоположность своей антиутопии «Этот дивный новый мир». Идиллию острова увенчивали попугаи, произносившие фразы-лозунги, воодушевлявшие обитателей.

Сэр Джулиан Хаксли, естествоиспытатель, энтузиаст защиты животных и многолетний глава британского Евгенического общества, страдал ремитирующим (приступообразным) психозом с 1913 г. В структуре первого приступа на фоне депрессии присутствует бесплодная борьба мотивов: переживая свою безответную влюблённость, он ощущает борьбу двух начал – похоти и вины. В 1919 г. после женитьбы сэр Джулиан, уже известный биолог, переносит ещё один, теперь уже биполярный аффективный приступ.

Совместно с супругой в 1920-х гг. Хаксли путешествует в Восточную Африку. Побывав на плато Серенгети, сэр Джулиан приходит в восторг: из-за того, что здесь распространена муха цеце, люди здесь перестали селиться, и в результате живая природа сохранилась в своей первозданности. Яркое впечатление постпсихотика дает пищу для философских обобщений.

В 1941 г. Хаксли пишет о целесообразности массовой стерилизации малообеспеченных слоёв: «Длительная безработица должна быть основанием для кастрации... Никто не сомневается в полезности селекции генетического материала в сельском хозяйстве – так почему же не применить это к человеку?»

В отличие от коллег из Третьего рейха сэр Джулиан был в большей степени социал-дарвинистом, чем расистом. В диком животном мире он различал примитивные и продвинутые виды, но не допускал мысли об истреблении примитивных созданий, поскольку фауна «самоочищается» от неполноценных особей посредством сексуальной селекции (т.е. самки не выбирают неполноценных самцов).

Свою должность вице-президента в Евгеническом обществе он оставил не из-за того, что на фоне практики нацистов это направление стало считаться «нетолерантным», а из-за тяжёлого психического расстройства, которое вывело его из строя на три года. Преодолеть психоз врачам удалось только с помощью электросудорожной терапии. Происхождение болезни британские «эпштейны» связали с гепатитом, перенесённым во время очередной поездки в Западную Африку.

В 1946 г. выздоровевшего Хаксли избирают генеральным секретарем ЮНЕСКО, с трибуны которого он выступает за решительное сокращение численности населения на планете. Те же идеи проповедуются в соучрежденном им, Расселом, Эйнштейном и Джоном Дьюи Международном союзе за гуманизм и этику (IHEU).

Сталинское Политбюро и Ватикан реагируют на это одинаково негативно. После этого Хаксли «окончательно излечивается» от симпатий к СССР и организует кампанию в защиту советских генетиков. В его представлении Трофим Лысенко – не менее опасный идеалист, чем Святой престол. «Марксизм-ленинизм стал догматической религией, и свидетельством тому служат репрессии», – догадывается мальтузианец-догматик Хаксли вслед за Расселом. Вместе с Расселом и Джоном Бойнтоном Пристли (который также был соучредителем CND) Хаксли вносит в палату общин законопроект, разрешающий однополые браки. Полный спектр неомальтузианских идей изложен Хаксли в эссе «Перенаселённый мир» (The Crowded World), опубликованном в 1958 г.

Собственные воззрения он именует «трансгуманизмом». В усовершенствованном виде они сводятся не только к очистке от неполноценных особей, но и к «биологическому и социальному смешению» лучшего генетического материала всех трёх рас («дивизионов») человечества. Это, в его представлении, должно заменить «богоцентрическую концепцию цивилизации» на «эволюционно-центрическую». Некоторые критики считали Хаксли не атеистом, каким он считал себя сам, а «религиозным натуралистом».

«Религиозный натурализм» пользуется спросом не только в узком кругу научного истеблишмента, но в равной степени в высшем (семейном) кругу американской бизнес-элиты и в монархических семействах Европы. Самыми решительными воспреемниками идей Хаксли оказываются британский принц-консорт Филипп Маунтбеттен и голландский принц-консорт Бернард.

«Дело генетиков» при Хрущёве было преподнесено как одно из самых веских и убедительных свидетельств не только произвола Сталина, но и его идейной косности. Евгенический аспект советских генетических исследований остался в тени – и всплыл в перестройку, когда писатель-демократ Даниил Гранин написал апологетический роман о Николае Тимофееве-Ресовском, работавшем в нацистской Германии. Статусные антифашисты не покоробились. Они не покоробятся и в постперестройку, когда режиссер Михаил Литвяков устроит в Санкт-Петербурге показ фильмов Лени Рифеншталь. Ведь в рамках того же фестиваля презентуется антисталинская поделка Сокурова.

 

Гендерный язык заговорщиков

 

Пути античеловеческих идей в XX веке и особенно в 1960-70-х гг. необходимо изучать для понимания исторических катастроф – таких, как распад Восточного блока и крах СССР. Однако такое исследование сопряжено с интеллектуальным усилием, для многих – насилием над собой в процессе ломки собственных стереотипов. И они легко замещаются поверхностными интерпретациями, сводящими подтекст противостояния прошлого века к гениальному расчёту отдельно взятого американского чиновника, якобы объехавшего Сталина на эксплуатации его «паранойи».

Это упрощение удобно трижды. Во-первых, постепенная утрата советского влияния в Восточной Европе сводится к ошибкам Сталина. Во-вторых, поддерживается легенда о его паранойяльных подозрениях, в том числе этнических. В-третьих, ЦРУ рисуется как центр глобального принятия решений, а роль британской короны, финансовых семейств и образованных ими параполитических структур, равно как и роль транснациональных теневых кланов, остаётся побоку.

Демонизация Аллена Даллеса как автора плана морального разложения советского общества является общим местом отечественной публицистики. Хотя нельзя сказать, что суть так называемой доктрины чем-либо отличается от стандартных рецептов духовного порабощения любой цивилизации, представляющей реальную и потенциальную угрозу глобальному субъекту. В то же время в разных редакциях одного и того же текста, регулярно тиражируемого в книгах и статьях, ни слова нет о методах идеологической обработки, предметом которого является не сознание масс, а мышление элит. Если Даллес действительно допустил столь откровенное и страстное (чрезмерно страстное для холодного стратега) высказывание о стратегических целях, удивительно, что из его изложения выпал или был выпущен этот аспект идеологической войны.

Над нами смеются. В английской Wikipedia уже размещена статья «План Даллеса», где скрупулезно прослежена эволюция мифа о доктрине от романа Юрия Дольд-Михайлика «И один в поле воин» до монографии Н.Н. Яковлева «ЦРУ против СССР». И приведено сопоставление с «Коммунистическими правилами революции», якобы обнаруженными войсками Антанты в Дюссельдорфе в 1919 г. и перепечатанными в 1946 г. правым американским журналом Moral Re-Armament – совершенно аналогичными по смыслу (30), а также с руководством «Промывание мозгов», сочинённым основателем Сайентологической церкви Л. Роном Хаббардом и приписанным Л.П. Берии.

Аллен Уэлш Даллес, сын священника Аллена Мэйси Даллеса и дядя римско-католического кардинала Эвери Даллеса, был правым политиком до мозга костей. Но это не освобождает его от подозрений со всех сторон. Тот факт, что в 1916 г. в Швейцарии он отклонил ходатайство Ленина о поездке в США – а значит, общался с Лениным, в глазах правых католиков-изоляционистов прямо увязывается с провалом операции в Заливе Свиней, после которой он был снят с должности Джоном Кеннеди. Но та же обида на президента, а также подозрения в адрес одного из его агентов, Фрэнка Стерджеса, в глазах демократов служит основанием для подозрений в причастности к убийству Кеннеди.

С. Стивен шёл по наезженной колее. В конце 1960-х гг. в США было опубликовано множество работ о подоплёке убийства Кеннеди, где муссировалось использование братьями Даллесами русских эмигрантов, сочувствующих кубинским контрас – католикам и антисемитам. Домыслы о русском эмигрантском подполье затушёвывали и личную заинтересованность Линдона Джонсона в устранении Кеннеди, и претензии к Кеннеди со стороны семьи Рокфеллеров.

Придавая особое значение пребыванию Ли Харви Освальда в Минске, некоторые авторы путали понятия «белый русский» (бывший белогвардеец») с понятием «белорус». Одной из самых зловещих фигур изображался эмигрант из России, выходец из остзейской помещичьей семьи и якобы прожжённый антисемит Жорж де Мореншильдт.

Пресловутый Мореншильдт покончил с собой в депрессивно-параноидном приступе, в бреду у него были одновременно ЦРУ, КГБ и сионисты. Неудивительно: внимание к его персоне следователей и прессы изничтожило его деловую репутацию и привело к разорению; рухнул, в частности, его красивый проект индустриального развития Гаити. Потомок остзейских дворян был яркой личностью, он постоянно эпатировал публику неполиткорректными шутками на самые разные темы, а также хождением в полуголом виде по провинциальному американскому городку, вызывая негодование и местных католиков, и коллег-эмигрантов. Периодически он срывался в авантюрные путешествия по Африке, где зарабатывал большие деньги, которые тут же проматывал. Версия о его деятельности в качестве агента Даллеса не стоила ломаного гроша: эксцентричный гуляка-болтун был не в состоянии не только хранить тайны, но даже не привлекать внимания: он был, наоборот, виден всем за версту. Подобно Вильгельму-Вышиваному, он то умудрялся добиться доверия у сильных мира сего, включая Жаклин Кеннеди, то сам активно разрушал собственные мегапроекты.

Подставная версия о Мореншильдте уводила в сторону от международной теневой подоплеки убийства, до которой удалось докопаться прокурору Нового Орлеана Джиму Гаррисону: он получил улики в отношении бизнесмена Клея Бертрана, он же Клей Шоу, директора Ново-Орлеанской международной выставки. Клей Шоу входил в совет директоров швейцарской компании «Международные промышленные выставки» (Permindex). Основатели этой компании, которая к этому времени подозревалась в подрывной деятельности в Италии и Франции (где контрразведка вышла на её след в расследовании покушения на де Голля), представляли собой крайне пёстрое сборище. Вместе с базельским банкиром Гансом Зелигманом, владельцем «Schlumberger Ltd.» Жаном де Менилем и дядей египетского короля Фарука бизнесменом Муниром Шурбаги в совет директоров входили три итальянских правых радикала, в их числе – граф Гуттьерес ди Спадафора, экс-министр сельского хозяйства при Муссолини. Экс-премьер Венгрии в 1946-47 гг. Ференц Надь, бежавший в США от Ракоши, соседствовал в совете директоров с генерал-майором Ференцем Шимонфаем, бывшим коллаборационистом. Этот состав «противоречиво» дополняли три лица еврейской национальности – канадский юрист Луис Мортимер Блумфилд, советник сенатора Маккарти Рой Кон, который был прокурором в процессе супругов Розенберг, и, наконец, Джорджо Мантелло, он же Дьердь Мандель, дипломат с репутацией антифашиста, спасавший венгерских евреев от отправки в Аушвиц. Однако окончательную пикантность этому набору лиц придавало присутствие в списке Джузеппе Бонанно – представителя влиятельнейшей мафиозной итало-американской семьи, который вместе с Коном официально представлял интересы «Lionel Corporation».

Джиму Гаррисону заткнули рот: его уличили в контактах с теневыми конкурентами Бонанно. Блумфилд, несмотря на запросы французской контрразведки о его связях с постнацистской OAS (покушение на де Голля, по их данным, финансировал израильский банк «НароаНт»), был избран в правление Еврейского университета в Иерусалиме и стал вице-президентом канадского филиала Всемирного фонда дикой природы (WWF). До расследования связей с британскими спецслужбами дело не дошло – хотя Блумфилд начинал карьеру в миссии SIS в Палестине. Клей Шоу был признан невиновным. Рой Кон попал под суд за давление на свидетелей и финансовые махинации, компрометируя Маккарти. Джорджо Мантелло (усилиями семейства Валленберг) числится в анналах героев Холокоста, хотя утверждалось, что на спасении узников гетто он хорошо заработал на безопасной должности посла Сальвадора в Швейцарии.

Роспуск комиссии Гаррисона (как и последующий отказ вдовы Блумфилда предоставить допуск к его архивам) помог спрятать в воду самые разные концы. Во-первых, теневые. Блумфилд, в 1940-х гг. возглавлявший 5-й департамент ФБР, был личным адвокатом семейства Бронфман и, очевидно, служил посредником между этим семейством и группировкой Бонанно, а также с их партнёрами во Франции и Израиле. Во-вторых, политические: несмотря на участие в правых инициативах, Рой Кон, партнер Бонанно, был функционером Демпартии США. В свою очередь, Блумфилд, консультировавший Бен-Гуриона, финансировал Гистадрут – профсоюз, ставший финансовой и электоральной базой левой израильской партии «Авода». Наконец, Крестьянская партии Венгрии (Партия миноритарных владельцев, крестьян и граждан), которой Москва не помешала выиграть выборы 1945 г. и остаться младшим партнером ВКП в 1947 г., также относилась к левому спектру.

Имре Надь, однофамилец Ференца Надя, был министром сельского хозяйства во временном (теневом) просоветского правительства Белы Миклоша в 1944-45 гг. Когда генерал-перебежчик Миклош был лишён депутатского мандата по инициативе коммунистов, коммунист Надь был приглашён Золтаном Тильди, премьером от Крестьянской партии, на должность главы МВД и занимался земельными проблемами (и в этот период семейство Соросов не пострадало). С приходом Ракоши, когда премьером был «левый крестьянин» Иштван Доби, Надь был министром сельского хозяйства. В 1952 г. доверяющий ему Ракоши утверждает его премьером. Однако 1 ноября 1956 г. Надь заявляет о выходе своей страны из Варшавского договора, при этом подчёркивая, что остаётся коммунистом. Его непосредственно поддерживает ЦРУ через посольство США в Белграде, и в югославском посольстве он и прячется.

Высказывалось предположение о том, что Зелёный интернационал, поддержкой которого хвастался Василь Вышиваный, был на самом деле Международным аграрным бюро (МАБ) – объединением крестьянских партий восточноевропейских стран. Действительно, МАБ было основано в 1921 г., а в начале 1930-х гг. было известно как Крестинтерн и рассматривалось как противовес Коминтерну. Другое дело, что венгерская Крестьянская партия, хотя и появилась на свет раньше других (1908), в первоначальный состав МАБ не входила. Более того, Москва допускает её парламентскую победу в 1945 г., предпочитая её Партии независимости Венгрии Белы Миклоша. Генерал-перебежчик выходит из доверия – то ли благодаря тогдашним интригам Имре Надя, то ли по той причине, что трансильванец Миклош накануне своего выхода из подчинения германской Первой танковой армии хлопотал о скорейшем выходе Венгрии из войны, чтобы сохранить её в прежних границах. А возможно, в этом играет роль недооценка коварства Лондона – не только позиции Черчилля по отношению к СССР, которая будет сформулирована в Фултонской речи, но и планов по сохранению влияния в Восточной Европе посредством манипуляций внутри левого движения, по следам разработок Пальмерстона середины XIX века. И не только в Восточной Европе, но и на Ближнем Востоке – с использованием связей в теневых кругах, которые налаживались ещё в начале века в подмандатной Палестине и Египте, где король был пешкой в английских руках.

Блумфилд работал с венграми, но не на «великую Венгрию»: именно оно помог эмигрировать румынскому наследнику престола Каролю II – родственнику короля Георга и кавалеру британского Ордена Подвязки. Венгры были только инструментом, составной частью левой антисоветской, «неприсоединившейся» Восточной Европы. Ставкой на кону был план Маршалла. Ференц Надь сбежал из Венгрии в 1947 г. при содействии Управления оккупированных территорий ЦРУ, которое занималось как вербовкой бывших нацистских специалистов, так и формированием новых антикоммунистических групп на случай дальнейшей экспансии СССР. В связи с планом Маршалла в ЦРУ было сформировано Управление политической координации, глава которого Фрэнк Визнер и считается в многочисленных источниках куратором Ференца Надя. Тот же Визнер занимался пропагандой плана Маршалла в США.

Фрэнк Визнер в 1956 г. настаивал на оказании прямой помощи «бунтарю» Имре Надю, однако не встретил поддержки со стороны Эйзенхауэра. При этом известно, что ранее к Визнеру имел претензии глава ФБР Эдгар Гувер. Существенно, что эти претензии касались «эксцессов» Визнера в Румынии: участвуя в помощи королевской семье, Визнер не удержался от романа с принцессой Караджей. Гувер жаловался Визнеру на Даллеса – как считается, по мотивам личной зависти. Но причины могли быть и другими – психопатологическими. Это – третья сфера, где дальнейшее расследование было прервано роспуском комиссии Гаррисона.

Как Гувер, так и его протеже Рой Кон, и его партнер в Permindex Клэй Шоу были гомосексуалистами (через новоорлеанское гей-комьюнити Гаррисон и вышел на след).

После смерти от осложнений СПИД Кон стал героем кинематографа: в «Ангелах в Америке» ему на смертном одре приходит видение казнённой Этель Розенберг, и даже в «Симпсонах» фигурирует юрист с голубыми волосами с насморочным голосом Кона.

Не исключено, что и другие отношения в рамках Permindex строились на гендерной идентификации, преодолевающей этнические и сословные «предрассудки». Джим Гаррисон и его коллеги крупно скомпрометировали консерваторов в глазах общества: ведь вся антикоммунистическая риторика Маккарти была построена на противопоставлении нормального консервативного американца «коммунистическим извращенцам». Гувер и Кон в своей работе на ФБР пытались «властвовать собой», скрывая свои порывы от общества.

Гувера могли раздражать не только гетеросексуальные эксцессы Визнера, но и его контакты с бисексуалом Кимом Филби, которого тот пытался вербовать. Однако для настороженности в адрес Визнера помимо «гендерных» были и другие основания, которые могли быть причиной и недоверия высшего руководства.

Гиперактивность Визнера, как и его эксцессы, имели болезненную подоплеку. После венгерских событий 1956 г. он оказался в клинике, где провёл полгода и подвергся лечению электрошоком. Даллес, который его высоко ценил, даже после этого назначил Визнера главой лондонской резидентуры, но у бывшего аса разведки рецидивировала депрессия, и в 1962 г. он добровольно покинул службу.

До 1968 г., когда «третий путь» воплотится не в хрупком альянсе мелкобуржуазных партий, а в мощном антиавторитарном пафосе послевоенного «разочарованного» поколения, когда восстанет Чехословакия, пройдет ещё 12 лет. С беспрецедентными жертвами во Вьетнаме, более того – с идеологической уступкой, в которой государство предаёт честь собственных солдат. При том, что Лондон, играющий в этой операции – в лице графа Рассела с его гомосексуальным протеже Витгенштейном в том числе – ещё более активную роль, не принуждается к подобным жертвам.

С подачи Хрущёва на эксплуатации «дела врачей» будут ломаться и крошиться ряды левой оппозиции в Европе и Америке, труды марксиста Дьердя Лукача будут намеренно издаваться под одной обложкой с опусами «третьего пути», в рамках Пагуошских переговоров будут намеренно «вовлекаться в диалог» советские учёные еврейского происхождения. Диалог предназначен для продвижения манипулятивной «теории конвергенции», которую в Москве отстаивает освобождённый из Сухановской тюрьмы Евгений Гнедин.

Благодушное согласие СССР на присоединение к Хельсинкскому соглашению, которым был удивлён даже Генри Киссинджер, станет ахиллесовой пятой, удобной для эксплуатации. Одновременно с нападками на советскую психиатрию будет эксплуатироваться проблема «отказников», на которой будет надуваться, как резиновый ядерный гриб, имидж академика Андрея Сахарова («Толстого сегодняшней эпохи», как назовет его Гнедин).

А в советской беллетристике образ монстра будет по-прежнему делаться из Аллена Даллеса. И не только в советской, но и в американской. Мертвых пинать удобнее, и это относится не только к Сталину. В американском фильме «JFK» Джиму Гаррисону, постфактум опять сделанному героем, будет приписано намерение вызвать Даллеса на допрос. Зато личный архив Блумфилда так и не распечатан – под тем предлогом, что этого не позволяет его вдова.