Лесная зона Центральной и Восточной Европы с II тыс. до н.э. до начала н. э.

С VI в. до н.э. коренным образом меняется ситуация на территории Польши и Восточной Германии. На севере Польши, т.е. в ареале лужицкой культуры, вдоль побережья Балтийского моря от нижнего течения Вислы до нижнего течения Одера с конца VII - начала VI в. до н.э. возникает поморская культура. Примерно в это же время на территории Дании возникает ясторфская культура (Монгайт 1974 с 329), позднее распространившаяся на севере Германии. Археологи давно считают ясторфскую культуру первой достоверно германской культурой, поскольку она имеет генетическую связь с исторически зафиксированными германскими племенами (Germanen - Slawen - Deutschen). Памятники поморской культуры, несомненно, имеют связи со Скандинавией. Тут найдены многие предметы, имеющие аналогии в скандинавских памятниках этого времени (Седов 1979 с 46; Монгайт 1974 с 329).

Рисунок 14

Есть все основания считать, что южная Скандинавия была местом, где долгое время существовал общегерманский язык. Именно тут топонимы принадлежат только германскому языку (Karsten S. 129). И поморская и ясторфская культура возникают в эпоху, непосредственно предшествующую распаду единого германского языка, который лингвисты датируют рубежом VI - V в. до н.э. (Германские и кельтские языки, c 16), что как раз и предполагает расселение германских племен как минимум на 100 лет раньше. Миграции германцев в Данию, которые привели к формированию ясторфской культуры, соответствовали отделению западногерманских языков от скандинавских. Следствием этих миграций стала сильная депопуляция Скандинавии, которая фиксируется археологами с конца VI - начала V в. до н. э. Причем депопуляция характерна для юга, там, где ранее жили земледельцы. На севере, где жили охотники, депопуляции не наблюдается. Для периода почти в пятьсот лет на юге Скандинавии известны всего лишь несколько могильников с бедным инвентарем. Поселения этого периода почти не известны (Монгайт 1974 с 289 - 290). 

Депопуляция сопровождалась регрессом. В бронзовом веке в Скандинавии производство бронзовых изделий достигло очень высокого уровня, возможно, наивысшего в Европе (Монгайт 1974 с 100). Но с начала V в. до н. э. в Скандинавии почти прекращается производство бронзовых изделий, а находок железных нет. Характерно, что хотя археологи отмечают определенный регресс, в частности стандартизацию и бедность погребений и на территории Дании, тут убыли населения не было. В то же время на севере Германии, куда расселялись носители ясторфской культуры, археологи отмечают значительный рост населения (Монгайт 1974 с 329).

Таким образом, германцы из Южной Скандинавии, где сложился единый германский язык, на рубеже VII - VI вв. до н.э. начинают расселяться на юг, что в соответствии с третьим законом резервуара ведет к регрессу. Основной поток мигрантов шел через территорию Дании. Вместе с тем, меньшая часть мигрантов, через Балтийское море и остров Готланд, могла направиться на прибрежную территорию Польши, образовав тут поморскую культуру. То, что такие миграции возможны, подтверждается последующими историческими событиями.

Практически сразу своего после возникновения поморская культура начинает распространяться к югу, на остальную территорию, занятую населением лужицкой культуры. В течение VI - V в. до н.э. поморская культура на юге достигла Силезии, а на юго-востоке - Мазовии и далее до Волыни. Очевидно, что в количественном отношении носители поморской культуры сильно уступали аборигенному лужицкому населению. Расселение поморских племен не привело к полной ассимиляции ими носителей лужицкой культуры. В отдельных районах Польши лужицкая культура продолжает существовать до последней четверти II в. до н.э. (Кухаренко 1969 с. 99). Там же, куда с Поморья продвинулись носители поморской культуры, сформировалась культура подклошевых погребений, включавшая в себя черты как поморской, так и лужицкой культур. (Кухаренко 1969 с 100).

С самого начала V в. до н.э. начинается кельтская экспансия в Европе. Кельтские культуры принадлежали к той же культурной общности полей погребальных урн, что и лужицкая культура. Из бассейна Среднего Дуная кельты расселились на территории современной Швейцарии, Франции, юга Германии, Британских островов, проникли в Испанию. Кельты заселили северную Италию, а в 390 г. до н.э. едва не взяли Рим. Кельтские племена галатов проникают даже в Малую Азию. С III в. до н.э. кельтское население приходит на территорию Польши и поселяется в Верхней Силезии и на Нижней Висле (Кухаренко 1969 с.101)

Кельты достигли довольно высокого уровня развития. Это обусловлено в первую очередь тем, что они занимали районы, имевшие высокую плотность населения. У них была высокоразвитая для того времени металлургия, гончарное производство, ювелирное дело вследствие чего кельтская (латенская) культура оказала большое влияние на соседние народы, в том числе и на германцев. Ясторфская культура была настолько сильно кельтизирована, что трудно иногда определить, какие памятники принадлежат ей, а какие латенской культуре (Монгайт 1974 с 329). Это соответствует довольно многочисленным кельтским заимствованиям в германских языках. Сильное влияние кельтов испытала также поморская культура. В первую очередь это определенные типы украшений, фибулы и чернолощеная посуда. Для получения такой посуды ее сразу же после обжига погружали в горячий мучной раствор, в результате чего органика обугливалась при контакте с раскаленной керамикой, и посуда становилась черной или темно-коричневой

В междуречье Одера и Нейсе в результате взаимного проникновения населения ясторфской и поморской культур, возникает так называемая губинская группа. В конце III в. до н.э. это население мигрирует на юго-восток, в результате чего главным образом в междуречье Среднего Днестра и Прута возникает культура типа Поенешти-Лукашевка (Щукин. 1993).

Именно в этом районе письменные источники помещают бастарнов, называя их то кельтами (Liv. XLIV, 26,2-3,14), то германцами (Strabo, VII, 3,17; Plin. H.N. IV, 81; Tac. Germ. 46). Из сообщений древних авторов мы знаем пять слов бастарнов, два из которых, несомненно, германские (Браун с. 112). Если читатель не полениться вернуться к рис. 3, на котором показано размещение скандинавской гаплогруппы I1, то он легко может убедиться, что там, где находилась культура Поенешти-Лукашевка расположен изолированный анклав гаплогруппы I1 с частотой 5%, что подтверждает версию о германском происхождении бастарнов.

Одновременно с культурой Поенешти-Лукашевка на Среднем и Верхнем Днепре, а также в Полесье возникает зарубинецкая культура, для которой также характерно изготовление чернолощеной посуды, использование фибул (заколок для одежды), латенского (кельтского) типа. Все эти факты, и особенно синхронность появления культуры Поенешти-Лукашевки и зарубинецкой, позволяет предположить, что они обе сформировались за счет переселения сюда племен с территории Польши и Германии – поморской и ясторфской. Кроме того Страбон, описывая ситуацию в Причерноморье на рубеже II - I вв. до н.э., размещает между Дунаем и Днепром "в глубине материка" две группировки бастарнов (Strabo, VII, 3,17), которые в принципе соответствуют зарубинецкой и Поянешти-Лукашевской культурам.

Зарубинецкая культура, несомненно, имела большое значение в развитии интересующего нас региона, поэтому нам необходимо рассмотреть ее историю детально. В составе зарубинецкой культуры археологи первоначально различают три региона – Полесский, Среднеднепровский и Верхнеднепровский. Среднеднепровский регион охватывает в основном территорию Киевской группы скифской лесостепной культуры. Однако в отличие от этой последней, зарубинецкое население почти оставило бассейн Тясмина – ранее самый густонаселенный район. Кроме того, практически исчезло оседлое население в левобережной лесостепи и в долине Южного Буга. С другой стороны, зарубинецкое население заняло Верхний Днепр и Сож – места, где раньше жило милоградское население. Археологические исследования свидетельствуют, что на Верхнем Днепре милоградское население некоторое время жило чересполосно с зарубинецким. На многих городищах более ранние нижние слои принадлежат милоградской культуре, более поздние верхние – зарубинецкой (Мельниковская с.26). Все это свидетельствует о том, что зарубинецкое население постепенно ассимилировало милоградское. Следовательно, оно было тут пришлым. Прийти на Верхний Днепр зарубинцы могли только с юга, из Среднего Поднепровья. Этот вывод подтверждается тем, что археологи считают, что «в материалах Среднего и Верхнего Днепра отчетливо проступают черты сходства со скифской культурой. Это и керамика, и наконечники стрел, булавки, пряжки, браслеты, пряслица схожих типов...

Рисунок 15

Одинаковые по конструкции железоделательные горны, аналогичные формы многих изделий из железа и стали – ножей, серпов, кос, долот, зубил, напильников, игл, рыболовных крючков и других предметов, наконец, применение цементации, кузнечной сварки, свидетельствует о наличии генетической линии связи между позднескифской лесостепной и раннезарубинецкой культурами (Максимов с 55). Археологи отмечают, что существует типологическая и технологическая схожесть керамики зарубинецкой культуры с посудой местного населения, жившего в бассейне рек Роси и Тясмина в V-III вв. до н.э., то есть в скифское время (Максимов, с 54). Например, специфическая черта скифской лесостепной культуры, крышки для кувшинов, имеются в большом количестве и в зарубинецкой культуре. Преемственность наблюдается и в типе жилища на Среднем Поднепровье – полуземлянки с плетнево-столбовой конструкцией стен и глиняной обмазкой.

Вывод из вышеизложенных фактов может быть только один – население лесостепи в конце III - самом начале II в. до н.э. снялось со своих мест и мигрировало на Верхний Днепр и Сож, При этом некоторые районы лесостепи запустели. Это движение на север во многом завершает то, которое, как отмечалось выше, началось еще в скифское время. Причиной этого переселения не мог быть натиск кочевников, так как раз в это время (III в. до н.э.) в лесостепи оставшееся население покидает укрепленные городища и начинает жить в неукрепленных селищах, о чем я уже говорил выше.

Однако позднее, на рубеже нашей эры (конец I в. до н.э. - начало I в. н.э.) в Поднепровье на зарубинецких городищах были сооружены системы укреплений. Важно отметить, что это совпадает с разгромом сарматами первых скифских городищ на Нижнем Днепре. Следовательно, именно в этот период в степях была накоплена достаточная масса населения для того, чтобы критический коэффициент стал высок, и сарматы перешли к агрессивным действиям.

В середине - конце I в. н.э. зарубинецкие районы Среднего Поднепровья приходят в запустение. По мнению археологов, причиной этого является натиск сарматов. Действительно, археологическими раскопками обнаружены следы того, что на рубеже нашей эры деревянные укрепления некоторых городищ среднего Поднепровья были сожжены, а на внешней стороне городищ были обнаружены сарматские наконечники стрел (Максимов с. 78).

Однако после предполагаемого сарматского разгрома на месте сожженных укреплений практически на всем пространстве правобережных зарубинецких племен на городищах были сооружены новые, более мощные укрепления. Время сооружения этих укреплений – первый век н.э. (Максимов с. 101). Следовательно, зарубинецкое население Среднего Приднепровья натиск сарматов выдержало, а ушло из родных мест позднее. Миграции со Среднего Приднепровья были направлены в бассейн Десны и в лесостепной район на Южном Буге, о чем свидетельствует сходство в керамике, жилищах, железных изделий. (Максимов с 29).

Можно предположить, что зарубинецкое население действительно ушло в лесную зону на Десну, спасаясь от сарматов. Но тогда непонятно, почему часть зарубинцев ушла на Южный Буг, причем возникшие тут поселения не имели, ни природных, ни искусственных оборонительных средств (Максимов с. 79). Не правда ли, факты говорят сами о себе – население бежит от степняков, переселяясь поближе к ним, при этом не пытается даже поселиться в труднодоступном месте и никак не укрепляет свои поселения! На своей прежней территории в Среднем Поднепровье оставшееся население покидает укрепленные городища и поселяется в маленьких незащищенных селениях. Показательно, что на среднем Поднепровье оставшееся зарубинецкое население продолжает жить не только севернее Роси, но и восточнее (на левобережье) и даже южнее в маленьких неукрепленных поселениях. (Максимов с. 174). Это тоже мало похоже на бегство от степняков.

Очевидно, что зарубинцы уходили из родных мест совсем по другой причине. Достаточно взглянуть на карту, чтобы убедиться, что в Среднем Поднепровье зарубинецкие поселения размещались чрезвычайно густо, теснясь в долине Днепра и Роси – то есть в лесных районах. Вдоль правого берега Днепра зарубинецкие поселения расположены почти непрерывной цепью и важно отметить, что именно так вдоль правого берега тянулась 25-километровая полоса сплошного леса. Археологические материалы свидетельствуют, что как раз накануне переселения, то есть в конце I в. до н.э. численность населения Среднего Приднепровья существенно возросла, тут появляется новые многочисленные небольшие поселения (Максимов с. 29).

В результате этих миграций Среднее Поднепровье пустеет. И поселения, и могильники этого времени небольших размеров, со слабо выраженными признаками оседлой жизни. Городища вдоль Днепра были оставлены населением (Максимов с 123). При этом больше запустели центральные районы, кое-где на окраинах зарубинецкие поселения существуют до первой половины - середины II в. н.э. Замечу, что при подобных миграциях всегда сильнее запустевают центральные районы, так как там выше критический коэффициент.

Характерной чертой процессов, сопровождавших уход населения со Среднего Поднепровья, является регресс материальной культуры. На памятниках I - II вв. найденная кухонная керамика изготовлена очень грубо, а лощеной керамики стало значительно меньше (Максимов с.124). Кроме того, позднезарубинецкое железоделательное ремесло, представленное материалами поселения Оболонь, имело изделия гораздо худшего качества и менее совершенную технологию, чем позднескифское и раннезарубинецкое (Максимов с. 55). Снижение плотности населения привело к регрессу материальной культуры – керамики, металлургии как это и должно быть в соответствии с третьим законом резервуара. В конечном счете, Среднее Поднепровье практически полностью запустело – найдены только отдельные небольшие поселения, в частности, на левом притоке Днепра – Трубеже.

Установить, на каком языке говорило население зарубинецкой культуры на данном этапе нашего исследования невозможно. Как отмечалось выше, несомненно, что субстратом зарубинецкой культуры было скифоязычное население украинской лесостепи. Однако очевидно также, что имела место миграция с территории Польши - Восточной Германии на Средний Днепр, так же, как и в междуречье Прута и Днестра. Как отмечалось выше, античные авторы называют носителей культуры Поенешти-Лукашевка кельтами или германцами. Действительно, фрагменты кельтской керамики, кельтские украшения, оружие найдены на поселениях этой культуры (Археология УССР т 3 с 42). Однако археологический и генетический материал свидетельствует, что важным компонентом культуры Поенешти-Лукашевка было население ясторфской культуры, то есть германцы, что подтверждается тем, что некоторые слова из языка лукашевцев были достоверно германскими. Эти факты позволяют предположить, что население культуры Поенешти-Лукашевка было германоязычным.

Однако следует ли из вышесказанного, что населением зарубинецкой культуры было также ассимилировано германцами? Раз имела место миграция, то больше вероятность того, что мигранты ассимилировали аборигенов, а не наоборот.

И все же ясторфские компоненты в культуре Поенешти-Лукашевка намного сильнее, чем в зарубинецкой, например миски и кружки с иксовидными ручками, характерные для лукашевской и ясторфской культур, в зарубинецкой отсутствуют. Кроме того, для культуры Поенешти-Лукашевка обычным является трупосожжение с захоронением праха в урнах, что характерно для ясторфской культуры, а в зарубинецкой была наиболее распространена кремация с захоронением праха в ямках. На Среднем Поднепровье захоронение праха в урнах встречается иногда, в Верхнем же Поднепровье найдены только захоронения праха в ямках. (Археология УССР т 3 с 20). Именно такой погребальный обряд был характерен для ассимилированного здесь зарубинцами населения милоградской культуры (Мельниковская с.42).

Следовательно, если в культуре Поенешти-Лукашевка влияние с северо-запада выразилось практически во всем культурном комплексе, то в зарубинецкой культуре это влияние отразилось в обычае изготовления чернолощеной посуды, латенских типов фибул и некоторых видов украшений. Собственно говоря, и чернолощеная посуда и форма фибул также были позаимствованы населением ясторфской и поморской культур у кельтов. Следов же значительной миграции носителей этих культур на Среднее Поднепровье археологические материалы не дают. Пока мы можем лишь сказать, что языком предков зарубинцев был скифский язык, который испытал германское и, возможно, кельтское влияние. Завершилось ли это влияние ассимиляцией, мы пока сказать не можем.

Гуманитарный журнал № 4 2013 с 90-110.