В-2. Реабилитация русскости как национальная идея

Сегодня требуется настоящая Отечественная война, которая защитила бы русскую культуру. Но не от так называемых “инородцев”, а от воинствующего бескультурья так называемых “патриотов”, которые фактически монополизировали пользование такими святыми словами, как “патриотизм”, “отечество”, “русская культура”, а на самом деле просто-напросто дискредитируют эти слова.

Вообще с так называемыми “инородцами” истово борются те, кто на самом деле бесконечно далек от собственной культуры, кто является “культурным пролетарием”, чья “русскость” является этнической фикцией. Достаточно вслушаться в так называемый “русский язык” этих борцов с инородцами: их язык, как правило, ужасающе примитивен и является по сути своей псевдорусским языком. Но зато как легко и удобно: оказывается, чтобы называть себя русским, совсем не обязательно совершать подвиг служения русскому языку, совсем не обязательна какая бы то ни было духовная самоотдача - достаточно с белыми от ненависти глазами клеймить всякого рода “инородцев”. И они даже не замечают, что в их идеологии быть русским означает фактически быть расистом, и это, возможно, самая страшная дискредитация русскости со времен геббельсовской пропаганды.

Как правило, с инородцами борются те, кому не по силам духовный подвиг быть русским. Но вот парадокс - именно они монополизировали право называться “русскими патриотами”! Люди, чье понимание патриотизма и русскости воинствующе примитивно и не означает ничего иного кроме чудовищной дискредитации этих слов.

Увы, так называемая “демократическая общественность” с легкостью необычайной позволила монополизировать использование слов “русский”, “патриотизм”, “национально-патриотический”, “отечество” и “отечественный” тем, чье видение национальных проблем тяготеет к позиции этнического примитивизма, а в крайних своих выражениях имеет расистский душок.

Более того, политизированные средства массовой информации сделали все возможное, чтобы словосочетание “русский патриот” накрепко слилось своим семантическим полем с образом интеллектуальной ограниченности и этнического расизма. Мол, называют себя представители общества “Память”, или баркашовского РНЕ, или зюгановской КПРФ, или ЛДПРовских жириновцев “русскими патриотами”? Значит так-то оно и есть! Значит, и мы будем их так называть. А то, что при этом дискредитируется само понятие русского патриотизма - так это не наше дело.

Увы, язык не терпит такого рода семантических надругательств (надругательств над смыслом) и, в конечном итоге, мстит своим экспериментаторам.

Уже сегодня называть себя “патриотом” и “русским” выглядит как-то неприлично: так и чувствуешь себя в одной кампании с Баркашовым, Зюгановым и Жириновским.

Но никак не в одной компании с Пушкиным и Бродским.

Иначе говоря, “патриотизм” и “русскость” приобрели оттенок... политического клейма. Назвать себя “патриотом” или “русским” - это как бы поставить себе политический диагноз, отнести себя к той группе партий, которая имеет вполне определенные политические ориентации и не гнушается этнического расизма.

Но ведь это же абсурд!

Баркашов “более русский” и “более патриот”, чем Бродский? До какой невменяемости нужно дойти, чтобы принять эту этническую ахинею как этическую аксиому!

Абсурд ситуации доходит до того, что уже словосочетание “русская нация” у целого ряда вполне респектабельных политиков и журналистов становится едва ли не признаком дурного тона, и они предпочитают употреблять более чем странный эвфемизм... “российская нация”, за которым скрывается выраженный страх быть обвиненным в русском национализме. Мол, ежели ведется речь о “русской нации”, то заведомо с националистическим душком. А все потому, что (вслед за Баркашовым и компанией) “русскость” рассматривается как заведомо этническое, а не культурное качество. Так, глядишь, пройдет какое-то время, и в школах начнут изучать не “русский язык”, а некий “российский язык”, и детей начнут убеждать в том, что Пушкин и Бродский писали на “российском языке”.

Другой распространенный эвфемизм - словосочетание “русскоязычная литература”, все чаще заменяющее выражение “русская культура”. И смысл такой замены настолько же прозрачен, насколько, опять же, безграмотен. Те, кто употребляет такое словосочетание, как бы соглашаются с мнением так называемых “патриотов”, что на русском языке пишут не только русские “по происхождению”, не только “этнически русские”, но и всякие “инородцы”. По этой логике, если писатель Анатолий Иванов безусловно является русским, а не только русскоязычным писателем, то, допустим, писатель Виктор Шендерович - это конечно же, русскоязычный писатель (раз пишет на русском языке), но, простите, никакой не русский, а совсем даже наоборот - еврей.

Тем самым вновь проблема национальности и национальной культуры безграмотно заменяется проблемой этнического происхождения. А те, кто бездумно пользуется словосочетанием “русскоязычная литература”, как бы принимают право на существование позиции этнического расизма.

Суть дела, однако, заключается в том, что и Виктор Шендерович, и Иосиф Бродский, и Чингиз Айтматов являются абсолютно русскими, а никакими не “русскоязычными” писателями, коль скоро русский язык является их родным языком - языком, в пространстве которого они личностно родились, на котором они думают, чувствуют, пишут. И даже переходя на другие языки письма (как в случае с Иосифом Бродским, перешедшим на английский язык), они остаются до мозга костей русскими, а не “русскоязычными” писателями.

Понятие “русскоязычности” (как понятие “англоязычности” или “испаноязычности”) имело бы смысл только в том случае, если бы исторически сформировались две или более нации, две или более национальных культурных общности (с разными территориями и культурными традициями), имеющими в основе один и тот же язык. Если бы, скажем, лет двести назад российская империя раскололась на две суверенные части, каждая из которых сохранила бы в качестве базового государственного языка русский язык, но при этом каждая сформировала бы вполне самобытную культуру. Впрочем, что-то подобное ведь произошло при разделении Древней Руси на «Белороссию», «Малороссию» и «Великороссию»; однако никому не приходит в голову называть литературу этих трех стран “русскоязычной” - предполагается, что там сформировались вполне самостоятельные (хотя и очень похожие на русский) языки. И связано это с тем, что к моменту появления этих трех “росских” государств они не обладали развитой литературой (в отличие от Испании или Англии к моменту колонизации Америки), ведь письменная культура и литературная традиция - это один из важнейших механизмов поддержания языковой самоидентичности нации.

Итак, эвфемизм “русскоязычности”, как и эвфемизм “российской нации” является не чем иным, как еще одной скрытой манифестацией этнического расизма.

Пора, наконец, кончать с этой безудержной путаницей и вопиющей безграмотностью. Мы должны, наконец, понять, что смысловые нормы словоупотребления должны оберегаться с не меньшей тщательностью нежели орфоэпические нормы (правила произношения). И что человек, бесцеремонно и беспардонно путающий смыслы слов не менее безграмотен, и уж тем более - более опасен, нежели человек, произносящий слово “углубить” с ударением на втором слоге.

Мы должны: наконец, понять и внятно проговорить, что нет никакой такой “российской нации”, а есть Россия как многонациональное государство. И что среди множества существующих в России национальных культур существует русская национальная культура, определяемая прежде всего бытием живого великорусского языка и русская нация. И чтопринадлежность к русской нации определяется не родом, не кровью, а исключительно бытием в культуре, бытием в пространстве русского языка и русской ментальности. И что к генетическому происхождению феномен “русскости” не имеет ровным счетом никакого отношения - равно как не имеет отношения к генетическому происхождению феномен “французскости”, “немецкости”, “американскости” или “английскости”.

И настал момент, когда мы просто обязаны разработать национальную программу реабилитации русскости и патриотизма, общенациональную программу возвращения этим словам адекватного смысла.

Во всяком случае, если группа малограмотных людей, агрессивно называющих себя “патриотами”, бесцеремонно оккупировала некое словосочетание, присвоив себе безраздельное право называться “русскими патриотами”, люди здравого ума должны иметь встречное право на движение сопротивления. Сопротивления воинствующему бескультурью, монополизирующему и дискредитирующему слово “русский” и слово “патриот”.

Реабилитация русскости в ее “многоэтническом формате”, развитие русского языка и живой русской культуры как основная стратегия сохранения и развития русской нации - это наиболее очевидная национальная идея, способная сплотить, консолидировать русскую нацию как многоэтническое образование.

Важно подчеркнуть, что реабилитация русскости и развитие национальной русской культуры - это менее всего обращение к культуре в ее фольклорном, “народном” качестве. Русский народ и русский фольклор - это лишь один из источников русского языка и русской культуры в их реальном историческом развитии.

Мы должны, наконец, понять, что национальная русская культура в ее реальной исторической жизни - это отнюдь не только культура кокошников и фольклорных песен, но культура Пушкина и Гоголя, Малевича и Мандельштама, Прокофьева и Эйзенштейна, Окуджавы и Галича, Бродского и Шнитке. Развитие этой национальной русской культуры, культуры русской ментальности должно быть стратегической национальной идеей, стратегической национальной задачей - условием выживания и спасения самой нации.