Петроград. Набережная Невы. 8 (21) марта 1917 года.

— Господин полковник!

Идущий по набережной военный резко обернулся на знакомый голос и удивленно воскликнул:

— Саша! Как ты здесь?

Они тепло обнялись. Затем старший отнял от себя младшего и всмотрелся в его лицо.

— Все в порядке? Ты не по ранению здесь? Почему писем не пишешь, паршивец ты эдакий?

Младший покачал головой:

— Нет, по служебной надобности здесь. А ты-то как? Что дома? Все ли здоровы?

— Дома был вот, ездил в отпуск по случаю ранения. — заметив готовый сорваться вопрос, полковник поспешил добавить, — Да нет, не волнуйся, так, ерунда, царапина. А потом, вот, в Питер заехал, наших из полка в госпиталях попроведать.

Затем старший обратил внимание на одежду брата и присвистнул:

— А почему ты в штатском, Александр? Тебя разжаловали? Или что случилось?

— Имею честь быть прикомандированным в распоряжение министра иностранных дел. Так что нам, дипломатам, фрак более к лицу. — попытался отшутиться Мостовский-младший.

— Ты сейчас откуда и куда?

Александр Петрович посерьезнел.

— На самом деле, Николай, я уезжаю сегодня. За границу. Куда и зачем — не имею права сказать.

— Так, хранитель секретов, ты мне одно скажи — это опасно?

— Нет, что ты, это просто рядовая поездка. На воды, так сказать.

— Понятно. — помрачнел старший Мостовский. — Значит, опасно.

— Можно подумать, — пожал плечами младший, — что в окопах безопасно было.

— Кстати, об окопах, — спохватился Николай, — а как так получилось, что фронтовой штабс-капитан оказался в роли дипломата, да еще и идет со стороны Зимнего? Только не говори, что ты просто шел мимо!

— Так вот, не поверишь, — рассмеялся Александр, — но действительно шел мимо. Точнее — прогуливался. Просто я жду одного человека. Так что я просто шел на мост, посмотреть виды столицы, а, заодно, видеть набережную, чтобы не пропустить его ненароком.

Николай Петрович покачал головой.

— Его? Эх, а я уж думал, что у тебя свидание с дамой.

— Увы, брат, увы. Это просто служебная встреча.

Они дошли до середины моста и оперлись на парапет. Зима уходила из Петрограда. Снег почернел, а Нева явно начинала набухать, готовясь к ледоходу.

— Да, Господь явно на стороне нашего Государя. — покачал головой Александр Петрович. — Видишь, брат, реку? Вот по этому льду, третьего дня, наш Государь, во время мятежа, ночью перешел вместе с генералом Кутеповым с того берега вон туда, к казармам Преображенского полка. Если бы шли сегодня, могли бы и не дойти. Впрочем, ночью вообще нельзя ходить здесь по льду, то трещина, то полынья, то, еще какое, невидимое в темноте непотребство. И как они не провалились? Нет, точно Император наш родился под счастливой звездой!

— М-да… — протянул полковник, заглядывая вниз с моста. — Тут и днем ходить страшно уже. А чем мост знаменит?

— А, на мосту этом, вот как раз, где мы с тобой стоим сейчас, стоял в ночь мятежа наш Государь Михаил Александрович. Стоял, не прячась и не хоронясь ни от кого. А мятежники, искавшие его, прошли колонной в нескольких шагах от него и никто, никто, брат, не заметил его! Две полновесные роты прошли, и никто не увидел!

— Да уж, — покачал головой Николай Петрович, а затем показал на изувеченный Зимний дворец. — Так это Государя пытались взорвать?

— Его. — кивнул капитан. — Но опять мимо.

Братья помолчали. Стояли и смотрели на почерневшие от пожара стены Зимнего дворца. Александр задумчиво проговорил.

— Вот так, вероятно, выглядит сейчас вся Россия — пострадавшая, местами обгоревшая, местами даже разрушенная, но все равно восстанавливающаяся и возрождающаяся. Ты знаешь, я никогда не был монархистом, и мы с тобой частенько ругались на сей счет. Но хочу тебе сказать, что боюсь даже предположить, как бы повернулась история России, если бы Император не дошел до того берега.

Он замолчал, глядя на Императорский штандарт над Зимним дворцом. Флигель-адъютант Мостовский сегодня впервые увидел Государя, после его восхождения на Престол. Идя на Высочайшую аудиенцию, Александр Петрович гадал, как изменился Император за прошедшее время? Ведь, хоть и прошло совсем мало дней с тех пор, но столько всего случилось в его жизни — и принятие короны, к которой, а в этом Мостовский был почему-то уверен, нынешний Государь совершенно не стремился, и подавление двух мятежей, и покушения, и гибель жены от рук каких-то мерзавцев из взбунтовавшегося Волынского полка. Ведь еще десять дней назад в жизни нынешнего Императора ничего этого не было. Каков он теперь, новый Государь Всероссийский? Как изменился за это время? К добру ли?

Михаил Второй встретил его тепло, справлялся о делах в Ставке, о настроениях, о прочих текущих вопросах, а флигель-адъютант Мостовский вглядывался в бледное и осунувшееся лицо Императора, искал и боялся найти тот слом, который мог произойти в этом, решительном и стремительном человеке. Во всяком случае, десять дней назад, тогда еще штабс-капитан Мостовский, запомнил его именно таким.

И к своему облегчению, Мостовский не находил в глазах безразличия, апатии или отчаяния. Взгляд был, хоть и уставший, но живой и заинтересованный.

— Ладно, расскажи хоть, как ты очутился в Петрограде? — спросил Николай Петрович брата, когда молчание затянулось. — Как ты встрял во всю эту историю?

Александр Петрович пожал плечами.

— Знаешь, я сам пока не до конца понимаю, как я здесь очутился. Бывают в жизни такие ситуации, когда ты словно попадаешь в бурную реку, и тебя начинает нести стремительный поток. Несет он тебя очень быстро, ты пытаешься что-то предпринимать, но тебя от этого начинает нести еще быстрее, а ты, чтобы не захлебнуться, начинаешь активнее махать руками, пытаться уцепиться за что-то, и ты, вдруг оказываешься в этом потоке не один, и спасти себя можешь, только спасая кого-то, и этот кто-то очень важен для тебя и ты готов спасти его даже ценой своей жизни…

Мостовский-старший понимающе усмехнулся:

— А потом, выползаешь на берег и видишь, что ты уже во фраке и прогуливаешься по столичным паркетам?

Младший кивнул.

— Да, примерно, так и было.

— Ясно. — полковник Мостовский внимательно посмотрел на младшего брата. — И куда теперь?

— За границу.

— На воды, значит? — усмехнулся Николай Петрович.

— Да-с. Пришло время съездить на отдых, сменить, так сказать, климат.

— Понятненько. — хитро подмигнул полковник, а затем, сразу посерьезнел. — Когда едешь?

— Сегодня. Так что пора мне. Что-то не идет мой человек. Ждать уже невозможно.

— Понимаю, здоровье, оно, прежде всего, и оно требует соблюдения плана лечения. Что ж, младший, я горжусь тобой — отдых на водах за рубежом, да еще и в разгар Великой войны! Ведь это именно то, что ты сможешь рассказать внукам! Так что, подлечись там, как следует и как подобает. И пусть результаты твоего лечения не разочаруют Государя!

И иронично улыбаясь, старший брат, тем не менее, искренне и крепко обнял младшего, напутствуя его на дальнюю дорогу.

* * *