Глава 7. Время решительных полумер — КиберПедия 

Археология об основании Рима: Новые раскопки проясняют и такой острый дискуссионный вопрос, как дата самого возникновения Рима...

Папиллярные узоры пальцев рук - маркер спортивных способностей: дерматоглифические признаки формируются на 3-5 месяце беременности, не изменяются в течение жизни...

Глава 7. Время решительных полумер

2019-09-04 233
Глава 7. Время решительных полумер 0.00 из 5.00 0 оценок
Заказать работу

ГДЕ-ТО МЕЖДУ ГАТЧИНОЙ И МОГИЛЕВОМ. 27 февраля (12 марта) 1917 года.

В общем, все в моей предстоящей миссии было крайне непросто. Царь-батюшка со своими тараканами, заговорщики-генералы в Ставке, заговорщики-депутаты в Петрограде, революционеры всех мастей и пошибов, иностранные посольства и стоящие за ними европейские и заокеанские правительства — все они были моими личными врагами в сложившейся ситуации.

Естественно, самым очевидным решением было бы разделить врагов и столкнуть их между собой, как это красиво описано в любом фильме или умной книге на эту тему. Но, ведь совершенно точно подмечено, что чаще всего всякого рода напыщенные преподаватели и советчики никогда в жизни сами на практике не делали ничего из всего того, что так активно советуют другим.

Все эти профессиональные оптимисты, которые с непередаваемым апломбом и всезнающим лицом советуют всем вокруг как им жить и что делать, и которые никогда ни за что в результате не будут отвечать. И все эти эксперты, аналитики, видные экономисты и прочие маститые политологи в действительности чаще всего оказываются просто ничтожествами и несостоявшимися в реальной жизни напыщенными индюками.

Поэтому побоку всех этих эксперДов. Да и нет у меня столько времени, чтобы подготовить какой-нибудь вразумительный план и провернуть какую-то интригу просто-таки мирового масштаба. Лишь импровизация, неожиданные ходы и смелые решения, которые опираются на мои собственные знания истории. Ну и, конечно же, на Его Величество Случай.

Мои размышления были прерваны появлением в салоне Горшкова.

— Ваше Императорское Высочество, по курсу сплошной облачный фронт. Явно метель. Мы постараемся подняться выше, но могут быть проблемы с топливом. У нас его просто впритык. Вы уверены, что нам не нужно садиться? Мы пролетели Витебск и еще можем вернуться!

Витебск в мои планы никак не входил, и я прокричал пилоту:

— Нет, Георгий Георгиевич! Об этом не может быть и речи! В Могилев! Я в вас верю!

Тот озабоченно кивнул и удалился в кабину. Мы начали набирать высоту.

Вскоре началась болтанка. Машина влетела в облака, и видимость упала до нуля. Минут пять нас основательно трясло, и вот в иллюминаторы брызнул свет закатного солнца. Белоснежные облака покрывали весь низ и полностью скрывали землю. Даже не верилось, что внизу бушует пурга.

Итак, предельно ясно мне было только одно — если царь-батюшка все-таки отправится на поезде в свое последнее императорское путешествие, то сделать что-то для изменения ситуации мне будет очень сложно или вовсе невозможно.

В этом случае в действие вступят такие силы и механизмы, на которые я просто физически не смогу повлиять. И дальше у меня будет лишь ожидание того, как на какой-нибудь станции Дно история Российской Империи достигнет своего дна, и Император Всероссийский отречется от своего Престола за себя и сына своего, и того момента, как корона «совершенно неожиданно» свалится на мою бедную голову.

Или не свалится? А Бог его знает, честно говоря, наворотил я уже здесь столько, чтобы ход истории, каким я его знаю, что называется, поплыл или же все пройдет именно в таком порядке? А вот не знаю, да и в этой реальности голова моя находится вовсе не на Миллионной улице Петрограда, а будет (надеюсь) в Могилеве.

* * *

ПЕТРОГРАД. 27 февраля (12 марта) 1917 года.

— Браун!

— Слушаю, господин полковник.

— Лично опросите всех пулеметчиков. Отберите из них самых благонадежных на ваш взгляд и сформируйте 12 пулеметных команд. И отберите 12 самых исправных пулеметов.

— Но позвольте… — растерянно проблеял штабс-капитан, командовавший пулеметной ротой.

— Не позволю, — отрезал Кутепов. — Вашими стараниями боевая рота превратилась в стадо баранов! Где дисциплина? Где исправные пулеметы? Где, я вас спрашиваю?

— Но, дело все в том, что…

— Довольно! — Кутепов решительно махнул рукой. — Я отстраняю вас от командования ротой. Можете жаловаться кому хотите. Браун, распорядитесь прапорщику Кисловскому временно возглавить пулеметную роту. Мы забираем все 24 пулемета, уверен, что нам они пригодятся больше. Опросите всех солдат в наших ротах, необходимо выявить всех, кто хоть как-то умеет обращаться с пулеметом и заменить ими самые ненадежные команды. Далее. Даю вам полчаса на то, чтобы проверить все пулеметы, запастись водой и всем необходимым. Через 30 минут я хочу видеть в ближайшем дворе пробные стрельбы из всех пулеметов. Если найдутся пулеметы, которые не смогут стрелять их постоянные команды пойдут под трибунал. И передайте пулеметным командам — кто откажется выполнять приказ по открытию огня и вообще любой мой приказ, того я расстреляю собственноручно. Все понятно? Выполняйте!

Когда все разбежались выполнять приказы, Кутепов еще раз развернул телеграмму и задумался. Было уже ясно, что перед ним не ошибка и не бред сумасшедшего, а изложенная эзоповым языком военная депеша. Причем от лица, которое было явно в курсе происходящего и даже знало о том, что может произойти. Кто это лицо? Понятно, что «доктор» Романов Михаил Александрович, никакой не доктор. А кто? На ум приходил только один Романов — Великий Князь Михаил Александрович, да и сокращения «г. а, в.к.» скорее всего расшифровываются как «генерал-адъютант, Великий Князь». Ну, допустим. И даже допустим, что Великий Князь и брат Государя более осведомлен о происходящем чем простой полковник Кутепов. И что из этого следует?

Александр Павлович еще раз перечитал всю телеграмму. Так, значит можно предположить следующее. «Карантинный отряд» — это очевидно карательный отряд, который ему поручили возглавить. «24 карантинных аппарата» — это 24 пулемета. Правда предполагаемый Великий Князь пишет, что половину пулеметов нужно отправить, но тут уж Кутепов их не отдаст. Особенно с учетом того, что «Не спешите слепо выполнять распоряжения главного врача Петрограда — к вечеру эпидемия оставит столицу без всякого управления». Ну, «главный врач Петрограда» — это очевидно Хабалов и есть…

Тут его размышления были прерваны появлением на арене нового персонажа. Из подъехавшей коляски извозчика выпрыгнул путавшейся в длинных полах шинели полковник князь Аргутинский-Долгоруков и буквально побежал навстречу Кутепову. Тот удивленно пожал плечами и пошел ему навстречу.

Первым вопросом, который задал князь был:

— Александр Павлович, голубчик, вы не видели роту Лейб-гвардии Егерского запасного полка? Она должна была идти к вам навстречу.

Кутепов отрицательно покачал головой.

— Ах, видимо где-то потерялись… А я к вам по делу, Александр Павлович! — князь Аргутинский-Долгоруков явно был очень взволнован. — Дело в том, что вам необходимо срочно вернуться. Там взбунтовавшаяся толпа солдат и рабочих подожгла Окружной суд и движется в сторону Зимнего Дворца!

Кутепов не веря своим ушам поинтересовался:

— А у вас там что — мой отряд единственный?

Князь горестно вздохнул и, вместо того, чтобы вручить ему новый приказ, вновь принялся уговаривать:

— Дорогой мой, Александр Павлович, право, вам необходимо поспешить к Зимнему Дворцу. Положение просто отчаянное!

— Следует ли понимать, что предыдущий приказ генерала Хабалова, я должен считать отмененным?

Аргутинский-Долгоруков всплеснул руками.

— Так Хабалов меня и послал за вами! Поспешите, Александр Павлович!

Кутепов хмыкнул и ответил:

— Передайте генералу Хабалову, что я двинусь по Литейному проспекту, затем по Симеоновской улице, к цирку Чинизелли, откуда выйду на Марсово поле, где, вероятно, и встречу эту вашу толпу не допуская ее к Зимнему Дворцу.

Глядя вслед уезжавшему Аргутинскому-Долгорукову, Кутепов проговорил:

— Двинусь. Но не ранее, чем проверю и исправлю все пулеметы…

* * *

ПЕТРОГРАД. 27 февраля (12 марта) 1917 года.

Нестройное пение перемежалось с выкрикиванием лозунгов и здравиц, шум толпы время от времени перекрывался звоном разбитого стекла и хаотически звучавшими выстрелами. Возбужденная людская река текла по улицам столицы. Где-то били окна и витрины, какие-то подозрительные личности проводили «революционную экспроприацию» добра из подвернувшихся лавок и складов, выстрелы, как правило, не носили характера военной необходимости, а были неким выражением вседозволенности и долгожданной свободы от всего, что ассоциируется с такими старорежимными понятиями, как закон и порядок. Стреляли просто в воздух, разбивали выстрелами уличные фонари, пускали пули в окна домов, которые выглядели «крайне подозрительно».

Тимофей Кирпичников шел вместе со всеми и был мрачен. Так хорошо начинавшееся революционное предприятие, которым, по его мнению, стал успешный поход по казармам других полков для их включения в революцию, очень быстро превратился в хаос и солдаты, слившиеся с массой рабочих и других элементов, практически сразу перестали слушать любых команд и больше не представляли никакой военной силы. Только факт удивительного бездействия властей позволял «революционным массам» захватывать одну улицу за другой. Фактически властями столица была отдана на разграбление. Правда разграбление уже почти завоеванного города осуществляла не вражеская армия, а само население этого города, при поддержке солдат его же гарнизона. Солдат, которые когда-то давали присягу защищать и страну, и сам этот город.

Из-за угла потянуло дымом и, дойдя до поворота, Кирпичников увидел охваченное пламенем здание полицейского участка. Под общее улюлюканье и выстрелы в воздух к стене ближайшего дома вытолкали несколько человек, по обрывкам формы на которых в них можно было опознать чинов полиции. Грянули выстрелы, и толпа радостно завизжала глядя на упавшие у стены тела.

С какого-то, невидимого из-за толпы возвышения, вещала какая-то истеричная мадам, с другой стороны улицы, стоя на тумбе фонарного столба, толкал пламенную речь какой-то чернявый юноша и его кучерявая голова двигалась вверх-вниз в такт его крикам.

Кирпичников с безразличием посмотрел, как какие-то солдаты тащат сквозь толпу офицера с оторванным погоном и залитым кровью лицом. Проследив направление их движения, он увидел, как пара других солдат уже привязывают веревочную петлю к перекладине фонарного столба.

Сплюнув и втоптав в грязный снег окурок, Тимофей Кирпичников пошел в направлении центра города.

* * *

ПЕТРОГРАД. Васильевский остров. 27 февраля (12 марта) 1917 года.

…Через несколько минут первые демонстранты показались с Шестой линии и стали заворачивать налево в сторону моста.

У входа на мост с винтовками на руку линией стояла полурота финляндцев, а прапорщик Басин стоял перед строем с обнаженной шашкой в руках. Приближающаяся толпа нестройными голосами распевала «Марсельезу» и явно не собиралась останавливаться, уверенная в том, что и здесь повторится номер, который произошел несколько минут назад с казаками, которых, кстати, в толпе видно уже не было.

Из походящей массы звучали крики «Да здравствует республика!» «Долой войну!» «Долой полицию!» и «Ура!». Какой-то рабочий с красным флагом «Долой самодержавие!» бросился на прапорщика пытаясь ударить его древком. Басин ухватился левой рукой за древко флага, а правой с силой толкнул рабочего в грудь эфесом шашки, да так, что тот упал и, падая, выпустил флаг из рук.

Прапорщик швырнул на мостовую флаг, и в этот момент из толпы раздалось несколько выстрелов. Одна пуля просвистела над головой Басина, а две другие ранили стоящих в цепи солдат. Какие-то молодчики бросились из толпы к шеренге, явно собираясь отнять винтовки. Первый из подбежавших немедля получил от солдата прикладом в лоб, но подбегали другие…

Полковник Ходнев поднял руку с шашкой и скомандовал:

— Первый… Поверх голов… Товсь…

Неизвестно, как выполнили бы этот приказ финляндцы до прозвучавших выстрелов и криков раненных товарищей. Однако, после этого и видя явную агрессию со стороны толпы, они, не колеблясь, выполнили приказ полковника Ходнева.

— Пли!

Залп потряс улицу, где-то зазвенели оконные стекла. Толпа испуганно отпрянула, кто-то дико закричал и, когда полковник вновь поднял шашку для команды, масса народу развернулась и, бросая флаги и транспаранты, кинулась врассыпную. Через пару минут на площади перед мостом остались лишь солдаты Лейб-гвардии Финляндского полка и полицейское оцепление позади них.

На грязном снегу до самого угла Шестой валялись брошенные красные тряпки, бывшие еще недавно революционными флагами и транспарантами. Среди них лежало несколько тел, попавших под каток бегущей и охваченной паникой толпы.

Такая же картина открылась полковнику Ходневу и на самой Шестой линии. Кроме лежащих на снегу, никаких других демонстрантов на улице не было видно.

* * *

ПЕТРОГРАД. Васильевский остров. 27 февраля (12 марта) 1917 года.

Он бежал, спотыкаясь, бежал со всех ног, толкаемый другими обезумевшими людьми. Бежал, изо всех сил стараясь удержаться на своих детских ногах, потому как знал, что стоит ему упасть и почитай все пропало — не встать ему уже никогда. Да и как тут встанешь, когда бегут тысячи, и бегут они, не разбирая дороги и не глядя, куда или на кого они ставят свои ноги.

И как же им было не бежать-то, если сзади бежит толпа, слепая и разрушающая все на своем пути. А позади прозвучал новый винтовочный залп.

От сильного толчка в спину Егорка все же не удержался на ногах, и лишь счастливый случай помог ему покатиться в сторону какого-то входа в полуподвал. Спуск туда был крошечным и состоял всего из несколько ступенек, однако то, что было существенным недостатком во время бега в толпе, на этот раз послужило добрую службу, ведь о том, чтобы спрятаться от пуль в таком небольшом углублении взрослому и думать было бы нечего. А вот десятилетний мальчишка сумел сжаться в три погибели, лишь наблюдая с ужасом за тем, как через его убежище перепрыгивают, сквернословя все новые и новые люди. К счастью для Егора ни один из них не попал ногой в его ухоронку, а то и костей бы ему не собрать.

Изловчившись, мальчик подергал дверь в полуподвал и тихо заскулил, убедившись в том, что та была наглухо заперта. Уже провожая взглядом последних скрывающихся за углом демонстрантов, он понимал, что остался один на один с теми, от кого они все с таким ужасом сейчас бежали по улице.

Опасливо обернувшись туда, откуда начался их бег, Егор к своему великому облегчению убедился, что не шагают по улице цепи солдат с винтовками наперевес, что их черные штыки более не грозят ему. Лишь одинокая фигура полковника виднелась на фоне набережной.

Так и смотрели друг на друга, поверх лежащих на снегу нескольких раздавленных тел, полковник, отдавший своим солдатам приказ стрелять в сторону толпы и мальчишка, который в этой самой толпе как раз и находился.

Полковник Ходнев постоял пару минут хмуро глядя на опустевшую улицу, отмеченную страшными приметами того безумия, который охватил в эти дни любимый полковником город, а затем медленно пошел в сторону удерживаемого его подчиненными моста.

Когда фигура полковника скрылась за углом, мальчишка спешно выбрался из спасшего его углубления и быстро подбежал к лежащим на грязном снегу. Метаясь от тела к телу он выискивал среди них кого-то знакомого, страшась сам себе признаться в том, что ищет среди лежащих своего отца. Но, к счастью для Егорки, отца среди задавленных толпой не было. Представив себе, как сейчас мечется отец ища в бегущей толпе его самого, он поспешил покинуть это страшное место. Завернув на Большой, Егор со всех ног помчался по проспекту вслед бегущей толпе.

* * *

ПЕТРОГРАД. 27 февраля (12 марта) 1917 года.

Сводный отряд полковника Кутепова двигался по Литейному проспекту. Впереди шагала ощетинившаяся штыками рота Лейб-гвардии Кексгольмского запасного полка, за ней двигалась пулеметная рота, следом шли две роты Лейб-гвардии Преображенского запасного полка.

Далее по проспекту уже видны были клубы дыма, поднимающиеся от здания горящего Окружного суда. С той стороны слышались отдельные выстрелы, в том числе иногда звучали и пулеметные очереди. Очевидно, что мятежники стреляли куда попало, поскольку лишь некоторые пули пока свистели над головами солдат сводного карательного отряда.

— Поручик Скосырский!

Тот подбежал к Кутепову и козырнул.

— В общем так, поручик, бегите к ближайшему телефону и передайте в Градоначальство генералу Хабалову, что ввиду сложившейся обстановки я вынужден отдать приказ приостановить свое продвижение в сторону Зимнего Дворца. Мы начинаем зачистку данного района. Выполняйте!

Скосырский метнулся выполнять, а Кутепов уже отдавал приказы кексгольмцам разомкнуть ряды на три шага во взводной колонне и выдвинуться к дому князя Мурузи, откуда, как успели доложить полковнику, как раз и бил пулемет.

Разведчики разбежались выяснять ситуацию в районе Преображенского собора, Собрания армии и флота, Кирочной улицы и Орудийного завода. В случае выявления сопротивления туда должны были выдвинуться на подавление взводы и полуроты при требуемом количестве пулеметов.

Рота преображенцев поручика Сафонова при четырех пулеметах выдвинулась для взятия под контроль Бассейную улицу со стороны Надеждинской и Баскову улицу, выходящую на Бассейную. Взводу с одним пулеметом из роты поручика Брауна было поручено закрыть Артиллерийский переулок, который выходил непосредственно на Литейный проспект. Все команды получили приказ при продвижении толпы в их сторону отрывать огонь сначала поверх голов, а если потребуется, то и на поражение.

Раздав указания Кутепов огляделся. Тут ему в глаза бросились группы солдат Лейб-гвардии Литовского запасного полка, которые кучковались в большом смущении вдоль Литейного проспекта. Отдельно стояла и переговаривалась группа офицеров того же полка, явно не собираясь руководить своими подчиненными. Полковник нахмурился, а затем послал подвернувшегося под руку унтер-офицера выяснить у господ офицеров, в чем собственно дело.

Через пару минут все офицеры подошли, как положено к Кутепову и доложились, что у них в казармах большая суматоха, и они не знают, что им в этой ситуации делать.

— Господа, мне непонятна ситуация. Потрудитесь объяснить мне, в чем дело и почему вы не командуете своими солдатами. — Кутепов хмуро оглядел собравшихся.

— Дело в том, ваше высокоблагородие, что солдаты не знают, как им поступить. Они не хотят участвовать в мятеже, но боятся, что их расстреляют за то, что они уже совершили. Поэтому они стоят и ждут, когда им скажут, что их не станут за это расстреливать.

Полковник удивленно воззрился на офицеров.

— Ну, а вы что им сказали?

Говоривший поручик помялся.

— Проблема заключается в том, господин полковник, что нам они не верят и требуют какое-то начальство повыше.

Кутепов оглядел офицеров цепким взглядом и жестко сказал:

— Это крайне прискорбно, что солдаты ваши не верят вам, своим офицерам и командирам. Это крайне плохо, вы меня понимаете, господа офицеры?

Собравшиеся понурились и прятали глаза.

— Ну, хорошо, господа, тогда решим так. Я как начальник сводного карательного отряда города Петрограда, назначенный приказом главнокомандующего Петроградским военным округом генерала Хабалова и имеющий самые широкие полномочия, в сложившейся обстановке принимаю общее командование над вашим запасным полком и включаю его в состав сводного отряда. Приказываю командиру Лейб-гвардии Литовского запасного полка дать распоряжение своим офицерам собрать всех своих солдат в двух ближайших дворах. Я буду говорить с людьми. Выполняйте.

Глядя вслед офицерам Кутепов повторял про себя фразу из телеграммы, которая все больше пугала его своей прямо-таки мистической достоверностью: «Действуйте решительно. Мобилизуйте здоровых врачей и санитаров. Отстраняйте растерявшихся, малодушных и имеющих симптомы заражения красной чумой. Назначайте здоровых и решительных. Принимайте под свое начало другие карантинные отряды».

Пока полковник думал, к нему подбежал старший унтер-офицер Преображенского полка Маслов и доложил:

— Ваше высокоблагородие! Там собрались солдаты Лейб-гвардии Волынского запасного полка, и их унтер-офицер очень просит ваше высокоблагородие подойти к ним. Они не хотят участвовать в мятеже, но боятся вернуться в казармы, опасаясь расстрела за мятеж. Просят дать гарантии и разрешить им вернуться в казармы.

Кутепова ситуация забавляла все больше.

— В казармы? — переспросил он. — Ну, идемте-идемте.

Когда они подходили к углу Басковой улицы и Артиллерийского переулка от толпы солдат отделился унтер-офицер и строевым четким шагом пошел навстречу полковнику. Подойдя он отдал честь и отрапортовал:

— Ваше высокоблагородие! Солдаты Лейб-гвардии Волынского полка раскаиваются в участии в мятеже и хотят вернуться в свои казармы. Просят дать гарантии, что их не будут судить и расстреливать за мятеж.

Кутепов кивнул и распорядился.

— Постройте людей.

Вслед за командой унтера солдаты спешно и несколько суетливо построились. Полковник прошел вдоль строя. Заметил, что построились не все, а в толпе стоят какие-то подозрительные штатские.

Выйдя на середину строя Кутепов громко сказал:

— Солдаты! Шпионы и провокаторы толкнули вас на измену своему долгу, на измену присяге и на измену Отечеству. Я говорю так, потому что толкнули вас на это преступление перед Государем и Родиной немецкие агенты, которым выгоден мятеж в столице России. Мятеж в Петрограде обезглавит страну и она, по мнению наших недругов, потерпит поражение в Великой войне. Не будьте мерзавцами и предателями, палачами своего Отечества, оставайтесь честными и верными присяге русскими солдатами!

Полковник сделал паузу и отчетливо произнес:

— Все, кто готов прекратить мятеж, может вернуться в казармы и я, полковник Кутепов, начальник сводного карательного отряда города Петрограда, обещаю вам, что вас не расстреляют.

Солдаты радостно загомонили.

— Однако…

Собравшиеся, и те, кто стояли в строю и те, кто стоял отдельно толпой, замерли в ожидании дальнейших слов полковника.

Кутепов выдержал театральную паузу и завершил мысль:

— Однако дело каждого из вас будет рассмотрено отдельно и суд определит степень вашего участия в мятеже и личную вину каждого. Но повторяю — вас не расстреляют, я вам это обещаю.

Солдаты вновь зашумели, но мощный голос полковника опять перекрыл гомон и заставил всех замолчать:

— Те же из вас, кто хочет полного прощения за участие в мятеже…

Над Литейным установилась тишина, нарушаемая лишь отдаленной стрельбой. А Кутепов повысил голос, громко и четко заговорил так решительно, как будто отдавал приказы:

— Итак, кто хочет прощения за участие в мятеже, тот не сможет отсидеться в своих теплых казармах, объявив нейтралитет. Никакого нейтралитета! Нейтралитет — это неисполнение приказа, это нарушение присяги и измена! Полностью прощены будут лишь те, кто вспомнит о том, что они верные долгу и присяге солдаты Русской Императорской Армии! А потому я повторяю — кто останется на улицах, будут считаться мятежниками, а мятеж будет подавлен любой ценой. Это я вам обещаю! Те, кто вернется в казармы — не будут расстреляны, но понесут наказание соразмерно своему участию в мятеже, но с учетом раскаяния их не расстреляют. И это я вам обещаю. Те же, кто верен Государю, долгу и присяге будут полностью прощены и займут места в нашем строю и будут беспрекословно выполнять приказы мои и ваших командиров. Каждый должен решить для себя. На размышления у вас будет десять минут.

Полковник сделал короткую паузу, оглядывая строй и вглядываясь в их лица, подмечая всю ту гамму чувств, которую испытывали сейчас стоящие перед ним. Всю эту смесь растерянности, отчаяния, азарта, решимости, недовольства и откровенного неповиновения. Видя все эти чувства и желания, Кутепов, тем не менее, чувствовал, что большинство все же растеряно, не знает, как правильно поступить и откровенно запуталось в происходящих в городе событиях. И если появится тот, кто продемонстрирует силу и решимость, тот, кто возьмет на себя ответственность, кто поведет их за собой, то они пойдут и будут выполнять приказы. Какое-то время. А вот насколько долгим будет это самое какое-то время, целиком и полностью зависит от твердости и воли их командира. А с командирами у них, судя по всему, не все так хорошо, как хотелось бы. Ну да ладно, с командирами определимся позже, решил Кутепов и подвел итог:

— Кто желает прощения и идет со мной — идут строиться в том дворе. Объявившие нейтралитет — возвращаются в свои казармы ждать суда. Мятежники остаются на улицах и ждут пулю. Повторяю — на размышления десять минут. Время пошло. А для того, чтобы вам лучше думалось, спешу вас всех обрадовать — в Петроград прибывают несколько корпусов с фронта, в том числе и фронтовые полки Лейб-гвардии, полки, знамена которых вы опозорили. И подумайте над тем, что сделают гвардейцы-фронтовики с теми, кто останется на улице…

— Товарищи! Он все врет! Не слушайте его! Вас всех расстреляют! — вдруг заверещал какой-то чернявый господин в штатском. — Только революция…

Громкий выстрел оборвал кричавшего и тот с дыркой во лбу и удивлением на лице упал навзничь на снег.

— А шпионов и провокаторов мы будем расстреливать на месте. Это я вам тоже обещаю…

И полковник Кутепов, пряча свой наган в кобуру, развернулся и твердым шагом пошел в сторону тех дворов, где уже стояли в строю и ждали его слова солдаты Лейб-гвардии Литовского полка.

* * *

ГДЕ-ТО МЕЖДУ ГАТЧИНОЙ И МОГИЛЕВОМ. 27 февраля (12 марта) 1917 года.

…Перекошенные ужасом лица телеведущих, вид из космоса на взрывающейся вулкан, жуткие кадры разрушений и городов, сметаемых пирокластической волной, люди, задыхающиеся от пепла и гибнущие под обрушающимися под тяжестью скопившихся на крышах черных вулканических осадков.

На цветущий край наползает тьма. Солнце тонет во мраке небес. Черный пепел начинает свой танец, напоминая собой адскую метель. Бесконечные караваны машин, гигантские пробки, бредущие между неподвижными автомобилями тысячи и тысячи беженцев, спешащих убраться подальше от гнева разозленной планеты. С крыш машин или других возвышенностей к толпе взывают новоявленные пророки, верные своему долгу священники и просто сумасшедшие, коих в этот день появилось невообразимое количество.

Крики, плач и стенания. Выкрываемые имена потерявших друг друга в толпе. Чем гуще черный «снег» тем отчаяннее и страшнее звуки над дорогой.

Жуткие сцены безразличия к ближнему и предательства самых близких. Потрясающие примеры самопожертвования и свидетельства существования бесконечной и прекрасной любви. Каждая из этих историй могла быть описана в великих романах или послужить основой прославленных в веках киношедевров. Каждая из этих сцен могла посеять ужас в душах и вдохновить миллиарды сердец. Если бы эти миллиарды сердец еще существовали на Земле.

Но в тот день эти миллиарды еще жили на планете, хотя никто так и не подсчитал количество погибших от взрыва супервулкана и последствий его извержения. Не до того было, а потом уже и незачем. Ведь, когда пришло известие об одновременных подрывах ядерных фугасов в Вашингтоне, Нью-Йорке и Лос-Анжелесе всем стало понятно, что это начало Конца.

Паника, охватившая весь мир. Драки и убийства при штурме входов в метрополитены и бомбоубежища. Поджоги и разграбления. Банды, спешащие получить от оставшейся жизни максимум. Мародеры, в безумном желании поживиться напоследок.

Попытки каких-то военных взорвать двери в противоатомное убежище «Ковчега» и приказ Беррингтона открыть огонь по осадившей вход толпе. Автоматические огнеметы за считанные секунды превращают сотни людей в живые факелы, а крупнокалиберные пулеметы рвут на куски тела убегающих. Мгновение — и тысячи бегущих от бункера падают, ослепленные ярчайшей вспышкой. Люди катаются по земле, выдирая себе глаза и вопя от невообразимой боли. Над Лондоном встает ядерный гриб, еще один, еще и еще…

Ударная волна сносит пламя со вспыхнувших людей вместе с самими людьми. Тьма. Камеры уничтожены, сенсоры и датчики перегорели. Забившиеся в убежище счастливчики падают с ног, на их головы сыпется каменное крошево и светильники. Еще одна ударная волна сотрясает бункер, но уже потише. За ней еще одна…

Кто-то теребит мое плечо. Надо мной склонился Горшков.

— Уже подлетаем! Скоро будем садиться!

Киваю, и пилот, странно посмотрев на меня, возвращается в кабину. Я же платком утираю холодный пот со лба и пытаюсь придти в себя после приснившегося мне кошмара. Точнее не кошмара, а прорезавшегося кусочка памяти того меня, которому «посчастливилось» дожить в аду до 2023 года. Это ж надо было так «удачно» задремать! И что — у меня все время будут такие «веселые» сны? Не дай Бог такого счастья.

Оглядываюсь вокруг. Внизу облака. Голубое небо, переходящее на западе в багровое пламя заката. И было в этом закате что-то зловещее, грозящее то ли сильным ветром завтра, то ли кровью большой…

* * *

Телеграмма военного министра генерала Беляева генералу Алексееву от 27 февраля 1917 г. № 197

Положение в Петрограде становится весьма серьезным. Военный мятеж немногими оставшимися верными долгу частями погасить пока не удается; напротив того, многие части постепенно присоединяются к мятежникам. Начались пожары, бороться с ними нет средств. Необходимо спешное прибытие действительно надежных частей, притом в достаточном количестве, для одновременных действий в различных частях города. 197. Беляев.

* * *

ПЕТРОГРАД. 27 февраля (12 марта) 1917 года.

К исходу часа под началом полковника Кутепова было уже девять вполне боеспособных рот, кавалерийский эскадрон и 36 пулеметов. Правда не все пулеметы удалось исправить, и их везли с собой больше для демонстрации силы, чем исходя из их боевой ценности. К бывшим ранее двум ротам Лейб-гвардии Преображенского запасного полка и роте Лейб-гвардии Кексгольмского запасного полка присоединились так же две роты Лейб-гвардии Литовского запасного полка и сводная рота Лейб-гвардии Волынского запасного полка. Кроме того к отряду присоединились рота Лейб-гвардии 4-го Императорской Фамилии запасного полка под командой штабс-капитана Розенбаха, рота Лейб-гвардии Семеновского запасного полка, ранее «потерявшаяся» рота Лейб-гвардии Егерского запасного полка, эскадрон Гвардейского кавалерийского запасного полка и полсотни разведчиков из разведывательной команды Лейб-гвардии 1-го Стрелкового Его Величества запасного полка.

Не обошлось и без происшествий, повлекших жесткие решения со стороны Кутепова. Так ему пришлось отстранить от командования командира Лейб-гвардии Литовского полка, который наотрез отказался подходить к построившимся солдатам своего полка, услышав речь Кутепова перед солдатами Волынского полка, сославшись на то, что он не сомневается в предстоящей расправе со стороны нижних чинов. Пришлось так же отстранить командира разведывательного отряда и командира кавалерийского эскадрона, которые отказались отдавать приказы своим людям, ссылаясь на то, что люди устали и их нужно отпустить на отдых. Полковник назначил временных командиров из числа их заместителей, а самих проштрафившихся командиров отправил под арест. Впрочем, он нисколько не сомневался в том, что те сбегут, поскольку выделять людей на их охранение полковник не собирался.

Тут со стороны Литейного орудийного завода и с колокольни Сергиевского всей Артиллерии Собора ударили пулеметы, кося всех, кто подвернулся под руку, включая солдат сводного карательного отряда, слоняющихся дезертиров и обыкновенных гражданских зевак. Рядом с Кутеповым рухнул на снег один из солдат, другой был ранен и повалился с диким криком боли.

Часть солдат, особенно те, кто ни разу не был в бою, кинулась в рассыпную, другие же стали занимать позиции в подворотнях, за афишными тумбами, деревьями, в полуподвалах и других возможных местах. Развернутые пулеметы дали ответный огонь, стараясь подавить огневые точки мятежников.

— Ваше высокоблагородие, — к Кутепову, пригнувшись, подскочил унтер, — штабс-капитан Розенбах приказал сообщить вам, что со стороны Марсового поля идет большая толпа. Рота с двумя пулеметами развернута на углу Пантелеймоновской и Моховой и будет препятствовать прохождению толпы дальше.

Кутепов кивнул.

— Передайте Розенбаху мой приказ открывать огонь на поражение при продолжении продвижения толпы в сторону роты.

Унтер козырнул и зигзагами, пригнувшись, побежал через проспект. Убедившись, что с ним все в порядке, полковник повернулся в сторону виднеющейся колокольни. В этот момент пулемет в Соборе замолчал, и солдаты сконцентрировали огонь на орудийном заводе. Стрельба на этом участке постепенно усиливалась с обеих сторон, однако можно было отметить, что огонь со стороны мятежников носил значительно более хаотический характер и пули далеко не всегда летели в сторону людей Кутепова, иногда кося и праздных зевак на проспекте.

Улицы, как это не может показаться странным, были довольно многолюдными. Даже выстрелы, звучащие с обеих сторон, казалось, не очень тревожили собравшихся. Точно так же, как в далеком 1993-м году в Москве находилось немало желающих поглазеть на бой в центре города и на стрельбу из танков по зданию парламента, так и здесь, в году 1917-м от Рождества Христова от зрителей не было отбоя.

Видимо такова уж натура русского человека с его неизменным фатализмом и желанием получить острые ощущения от драки сильных мира сего или от еще большего желания стать свидетелями падения былого величия. А может и наоборот стать свидетелями рождения нового вне зависимости от того, кто в этой бойне победит.

Бой между тем продолжался, то нарастая, то затихая, перейдя уже в ту фазу, когда уже трудно понять, где и кто, кто в кого или кто за кого. Выстрелы слышались отовсюду. Хаос усиливался и, несмотря на значительно численное преимущество со стороны восставших и значительно большее количество винтовок на их руках, бой все же исход склонялся на сторону сводного карательного отряда. Что, впрочем, не было удивительным, учитывая полное отсутствие дисциплины и боевой организации со стороны бунтарей. Те же мятежные солдаты, хотя и подняли бунт, но умирать не пойми за что не очень-то стремились и на рожон старались не лезть.

Естественной слабой стороной бунтовщиков была их неорганизованность и отсутствие любых зачатков командования, что превращало мятежников в толпу, хоть и местами вооруженную. Однако именно отсутствие любого подобия организации превращало бой в безумный хаос, когда выстрел мог прозвучать из любого окна, с любого чердака или подвала, из любой подворотни или просто из толпы. И чаще всего выстрел вовсе не означал появление новой оборонительной позиции, потому как стрелки редко делали более одного выстрела, паля в белый свет как в копеечку, часто толком не целясь и немедленно убегая со всех ног куда глаза глядят, с тем, чтобы пережив восторг бодрящей кровь опасности и отдышавшись, вновь побежать куда-нибудь, откуда можно было сделать выстрел, замирая в восторге от собственного геройства и в ужасе от возможности поймать шальную пулю.

Гримаса трагедии тех дней. Русская рулетка, когда участники часто не имеют особой ненависти персонально друг к другу, и лишь волею обстоятельств оказываются вовлеченными в некий процесс, выходом из которого может стать лишь выбывание из игры одного из участников по причине получения черепно-мозговой травмы несовместимой с жизнью. Причем оставшиеся в живых участники Игры, как ни в чем не бывало, могут встретиться на следующий день и степенно обсуждать погоду или цены на овес в этом году.

К Кутепову пробрался поручик Скосырский.

— Ваше высокоблагородие, в Градоначальстве никого нет. Телефоны не отвечают, и я разговаривал с одним из офицеров на улице, он утверждал, что видел, как здание Градоначальств<


Поделиться с друзьями:

Двойное оплодотворение у цветковых растений: Оплодотворение - это процесс слияния мужской и женской половых клеток с образованием зиготы...

Общие условия выбора системы дренажа: Система дренажа выбирается в зависимости от характера защищаемого...

Типы оградительных сооружений в морском порту: По расположению оградительных сооружений в плане различают волноломы, обе оконечности...

Эмиссия газов от очистных сооружений канализации: В последние годы внимание мирового сообщества сосредоточено на экологических проблемах...



© cyberpedia.su 2017-2024 - Не является автором материалов. Исключительное право сохранено за автором текста.
Если вы не хотите, чтобы данный материал был у нас на сайте, перейдите по ссылке: Нарушение авторских прав. Мы поможем в написании вашей работы!

0.085 с.