Часть вторая. Хирургия времени

ГЛАВА 4. ВОЗМОЖНОСТЬ

…С экрана на меня смотрел… смотрел я сам (?), но только это был я и одновременно не я. Значительно старше, с седыми волосами и глубокими морщинами на лице. Человек на экране явно прожил долгую и суровую жизнь, полную бед и битв. Однако в глазах его полыхал огонь решительности и непреклонности.

Человек заговорил глядя прямо в объектив снимавшей его камеры.

— Приветствую тебя. Я — это ты. Запись ведется в бункере «Ковчег» в окрестностях руин того, что было когда-то городом Лондоном, бывшей столицы бывшей Великобритании. Сегодня — 11 марта 2023 года от Рождества Христова или 11 марта 6 года после Апокалипсиса. Прошло почти семь лет с того дня, когда был взорван Йеллоустоун и цивилизация погибла в огне ядерной войны. Семь лет ада, семь лет выживания и семь лет жизни в мире неописуемой жестокости.

После гибели мира человечество не стало иным. Более того, борьба за исчезающе малые ресурсы приобрела характер крайней ожесточенности, что заставило людей сформировать совершенно другие нормы морали и правила поведения, поскольку те, кто был не готов к такому образу жизни, были уничтожены или обращены в рабство более жестокими и беспринципными соседями.

В нашем бункере после Апокалипсиса почти всех охватило беспросветное отчаяние и почти четверть уцелевших покончили жизнь самоубийством в течение первых месяцев после случившегося на планете. Кто-то не мог примириться с гибелью близких, а другие просто не хотели жить в таком мире. Жизнь остальных стала сплошным кошмаром, полным крови, боли и желания выжить любой ценой, не останавливаясь для этого ни перед чем.

Лишь Беррингтон с группой ученых бились над усовершенствованием ментального резонатора. Официально всем нам было объявлено, что они делают все, для того чтобы связаться с сотрудниками проекта «Ковчег» для информирования их о случившемся на планете. Предполагалось что руководство проекта поставит в известность правительства сверхдержав для предотвращения ядерной войны и взрыва террористами супервулкана Йеллоустоун. Поначалу в бункере верили, что если мы сумеем предотвратить войну в прошлом, то автоматически изменится и наша реальность, и мы заживем в мире, в котором ядерная война не произошла.

Однако, как оказалось Беррингтон и его люди работали над совсем другим проектом и никого в прошлом они ни о чем не собирались предупреждать. И вот через три года после гибели мира Беррингтону удалось создать оборудование, которое позволяет сквозь время вторгаться в сознание других людей во время сеанса и переселять в них разумы-пришельцы, подчиняющие их тела своей воле. Но успех был лишь частичным, поскольку Беррингтону так и не удалось преодолеть проблему энергетической совместимости, а это значило, что переселять разум можно было или в свое тело в другом времени, или в тела прямых родственников в прошлом или будущем.

Когда Беррингтон впервые огласил свою идею перемещения наших разумов в прошлое, это вызвало шок, однако профессор аргументировано доказал, что перемещаться-то мы будем в свои собственные тела в 2016 год, а переместившись, сможем предотвратить предстоящую катастрофу. Идея понравилась, и некоторое время мы жили вдохновленные возможностью, дожив до 2023 года вернуться довоенное время, в свои молодые и здоровые тела и жить дальше нормальной жизнью. Но энтузиазм все больше покидал нас, когда становилось очевидным, что, не смотря на все наши старания, предотвратить ядерную войну мы уже не сможем. При всех вариантах плана было очевидно, что хаос в Европе очень быстро приведет к полномасштабной войне и максимум, что нам удавалось бы предотвратить это взрыв Йеллоустоуна, но это мало что решало, за исключением того, что в результате всеобщей войны, возможно, выжило бы больше американцев.

Но при любом раскладе нам самим предстояло пережить ядерную катастрофу и все ужасы еще раз. Отчаяние вновь охватило наш «Ковчег». Однако, как оказалось, циничный Беррингтон лишь давал нам возможность убедиться самим, что делать в 2016 году нам совершенно нечего и рассчитывать на мирную обывательскую жизнь не приходится.

Именно после этого профессор Беррингтон и объявил о формировании «Легиона Ковчега», который должен был приступить к великой миссии коренного преобразования прошлого и формирования нового человечества. Естественно с главной ролью в новом мире членов Легиона. И мне кажется, что этот наш Легион отличается от нацистов из СС лишь в худшую сторону.

По плану 2016 год должен использоваться лишь в качестве промежуточного аэродрома на пути в прошлое. Все дело в том, что Беррингтону так и не удалось расширить диапазон действия оборудования, и ментальному резонатору было все так же доступно не больше 99 лет. А единственным с кем теоретически было возможно связаться, был наш с тобой прадед Великий Князь Михаил Александрович в далеком 1917 году. А от 2023 года до 1917-го было целых 106 лет, что делало невозможным установление прямого контакта, а потому требовалась переброска людей из «Легиона Ковчега» сначала в 2016 год, и уж оттуда я должен был по замыслу профессора отправиться непосредственно в 1917-й.

По его задумке, я должен был переместиться в тело прадеда и немедля отправиться в Киев, где и должен был бы принять корону Российской Империи. В стране образовалась бы ситуация двоевластия, что неизбежно привело бы к гражданской войне уже в марте 1917 года. А как прогнозировали аналитики из «№ovus ordo seclorum», это практически со стопроцентной вероятностью привело бы к распаду России и разделу ее между заинтересованными странами.

Находясь в Киеве, а затем в Лондоне, куда я должен был бы отправиться, после того, как вся Россия будет полыхать в огне братоубийственной войны, мне надлежало искать предков тех, кто ждал сигнала от меня в будущем. Переселять требовалось 116 человек из 2023 года, а также их близких родственников из 2016 года, которых они желали спасти от ядерной войны. По предварительным оценкам переселиться должны были около полутысячи человек.

Именно эти переселенцы из «Легиона Ковчега» должны были стать правителями нового мира, стать его новой элитой и аристократией. Обладая знаниями из будущего и не имея никаких морально-этических ограничений эти пришельцы, вне всякого сомнения, вскоре покорили бы весь мир.

И возник бы Мир Железного Порядка, мир без всяких сантиментов и жалости к слабым. Мир, в котором все люди были бы поделены на несколько каст, и в котором большая часть человечества использовалась бы в качестве рабов или была бы вообще «утилизирована» за ненадобностью. Мир, который лишь интуитивно представлял себе Адольф Гитлер и который был доосмыслен холодным и безжалостным умом постъядерного Беррингтона. Кстати, портрет Гитлера с некоторых пор стал висеть в кабинете самого профессора. Более того, Беррингтон «теоретически обосновал», что оптимальное число жителей Земли не должно превышать цифру в сто миллионов человек, мол, тогда экология планеты сумеет обновляться, что даст возможность жить на ней вечно. О печальной судьбе «лишних» полутора миллиардов из тех, кто жил на Земле к моменту нашего прибытия в 1917 год можно было бы и не спрашивать.

После долгих колебаний и раздумий я согласился выполнить поставленную передо мной задачу, зная о том, что работы по усовершенствованию ментального резонатора ведутся полным ходом и в ближайшие год-два следовало ожидать появления прототипа резонатора нового поколения, который должен обеспечить значительно более мощный сигнал, что позволит устанавливать контакты со временами ранее 1917 года. А я знал точно, что возможные варианты контактов найдены и контактеры лишь ждали своего времени. И если бы это произошло, то у меня больше не было бы возможности влиять на события.

Как только я дал согласие на участие, проект был запущен и «Легион Ковчега» стал готовиться к вторжению в прошлое. Я же начал готовиться к отправке во времена прадеда, изучал историю, обстановку и другую информацию по той эпохе, а так же по людям, которые активно принимали участие в тех событиях. Я готовился изменять прошлое, но очень быстро понял, что ни одному из тех, кто был в «Ковчеге», включая меня самого, нельзя браться за преобразование мира. Наш опыт и наши принципы 2023 года неизбежно превращали мир в нечто совершенно непотребное. Именно потому и было принято решение о том, что отправиться в 1917 год должен именно ты, все еще полный идеализма и веры в человечество, не испорченный семью годами ада.

Поэтому, уж прости, но дальше действовать придется тебе. В твоем распоряжении будет вся моя память и вся память прадеда. Когда закончится эта запись, ты придешь в себя уже в Гатчине, во дворце прадеда и будет на дворе уже 1917 год, а именно 27 февраля. Действуй исходя из ситуации, используя накопленные мной знания и умения. Не стану тебе давать готовых рецептов и советовать нужные ходы. Я сознательно не стал готовить для тебя план действий, поскольку я не хочу пагубно влиять на тот мир, который тебе предстоит строить.

Могу лишь выразить свое убеждение в том, что изменять мир 1917 года необходимо, и другого выхода у нас нет. Нравится ли нам это или нет, испытываем ли мы по этому поводу скорбь или сожаления, но если оставить все как есть, то человечество неизбежно уничтожит само себя. Не 2016-м так в другом году, но глядя в прошлое можно сказать с уверенностью, что весь двадцатый век люди с маниакальным упорством тащили планету к гибели.

Строй новый мир, не впадая в горячку, но, тем не менее, никогда не расслабляйся и не почивай на лаврах. Помни главное — оставшись в 2016 году без моего канала ухода в прошлое, Беррингтон бросит все силы на поиск альтернативных вариантов. Времени у него не так много, но я уверен, что если потребуется, то он постарается оттянуть начало ядерной войны на более поздний срок для того, чтобы иметь больше времени на поиск и вторжение. Поэтому будь готов к массовому вторжению в любое время после 1917 года. Создай мощную разведку, которая сможет выявить появление пришельцев, которым все равно потребуется некоторое время на то, чтобы освоиться в прошлом и укрепить свое положение там.

И еще. Один совет я тебе все же дам. И пусть это будет жестокий совет в духе 2023 года, но я бы тебе рекомендовал найти и перебить всех прямых предков Беррингтона и всех тех, кто состоит в «Легионе Ковчега» и готовится к вторжению в прошлое. Помни, что их тела — это каналы вторжения, которые необходимо ликвидировать. Тем более что ликвидировать придется не так уж и много народу — несколько тысяч человек не очень большая цена за спасение мира. Это мой тебе совет, но решай сам как тебе поступить.

Мой коллега Златан Николич провел кодирование моего сознания и после произнесения кодированной фразы мой разум уснет, уступив место твоему.

Действуй и помни о том, что «Легион Ковчега» готовится к вторжению и о том, что мир ждет гибель в ядерном огне. На кону спасение человечества.

Построй новый мир, в котором будет больше гармонии и справедливости, а судьба России не будет так трагична. Построй мир, за который не было бы стыдно никому из нас троих, память которых будет жить в тебе. Не подведи нас!

Я ухожу. Очевидно, никогда мы не сможем поговорить. Будет ли мой уход похож на смерть? Я не знаю. Быть может это больше похоже на сон, и кто знает, может мы, когда-нибудь, сможем поговорить все втроем. Или три души не могут долго быть в одном теле? И этого я не знаю. Я даже не знаю, есть ли у человека душа, и какую именно субстанцию Беррингтон перенес из 2023 года в год 2016-й. Возможно, ты разберешься и в этом вопросе.

И еще, я тебя попрошу: исполни нашу с тобой детскую мечту — слетай на Луну. Пусть исполнится хоть что-нибудь из наивных и чистых мечтаний нашего детства. Знаешь, пожалуй, эта мечта и помогла мне пережить все то, что я пережил.

Прощай.

Буквально твой я…»

* * *

ГАТЧИНА. 27 февраля (12 марта) 1917 года.

…Надсадный кашель, судорожное хватание ртом воздуха, огненные круги перед глазами… Я, скорчившись, падаю грудью на что-то твердое…

Несколько мгновений мучительной боли и сведенных судорогой мышц.

Фраза «Мама, роди меня обратно!» воплощенная в реальность.

Вот только первый крик в этом мире был больше похож на полный муки стон.

Тяжело дышу. Минута, другая и вот боль потихоньку начинает отпускать. Мышцы расслабляются, а муть из глаз потихоньку улетучивается.

Откидываюсь на спинку стула и открываю глаза. Обвожу взглядом белую комнату, полную странных предметов, и прикрываю веки.

Вот и все. Попадалово.

Похоже, что в тот самый вентилятор теперь плеснули этого самого дерьма. Щедрой такой бочкой. Что там вещал с экрана мой постаревший дубликат? «Построй новый мир?» Спасибо, блин, большое. А меня, как всегда, никто не удосужился спросить, что же я сам думаю на эту тему.

Вот как-то не задался сегодняшний день прямо с утра! Вот, как с утра встретил Каррингтона в коридоре, так и пошло-поехало, одна неприятность за другой.

Еще пять минут назад по моему субъективному мироощущению я был в своем родном 2016 году. Еще сегодня утром я и думать не думал о том, что подобное вообще возможно. Да, я готовился к мысленному контакту с давно исчезнувшей в пучине Времени эпохой, о которой у меня были пусть и обширные, но эмоционально абсолютно абстрактные представления. Да, я собирался совершить немыслимое и эпохальное — протянуть ниточку мысленного контакта сквозь время, установив связь с собственным прадедом. Но что я хотел от него? Узнать какая погода была 27 февраля 1917 года? Ну, так мне сейчас нужно лишь встать и глянуть в окно для получения ответа на этот вот эпохальный вопрос.

Я хотел протянуть руку собственному прадеду? Ну, вот теперь я сижу в его собственном теле, на его собственном стуле, в его собственном кабинете, в его собственном дворце. И вокруг меня его вещи, его жизнь и его эпоха, в конце концов.

И что с того, что сам прадед меня сюда не приглашал и, начиная этот роковой спиритический сеанс ничего такого не планировал? Любопытство погубило кошку, так кажется говорят англичане? Вот это и есть как раз тот самый случай пагубного любопытства. И что теперь? Являюсь ли я невольным убийцей своего прадеда? Или как это понимать? Да и как быть с парадоксом, который так любят упоминать всякие ученые мужи, которые отрицают саму возможность путешествия во времени — мол, путешественник может случайно убить своего деда и в результате не родиться на свет? А вот как с этой конкретной ситуацией? Или все случится позже?

Итак, за окном 1917 год и этому самому семнадцатому году абсолютно наплевать на то, что я тут думаю по этому поводу, включая на то, что я сюда попадать никак не стремился и ровным счетом не собирался. Ему плевать на все мои возможные рефлексии и самокопания. Он есть как данность и как непреложный факт. И отправиться отсюда у меня нет никакой возможности — ни вперед, ни назад. Потому как единственный, кто меня может вызволить из 1917 года, это разлюбезный мистер Беррингтон, видеть которого я хочу меньше всего на свете.

Я вздохнул. Вот ведь идиотизм ситуации. Возможно, мне полагалось бы сейчас биться в истерике, кричать что-то, грозить кому-то или исторгать звуки безумного хохота? Бегать по кабинету и заглядывать в окна, ожидая увидеть там Лондон, или метаться в поисках календаря? Но, откровенно говоря, ничего подобного мне делать совершенно не хотелось.

Лишь одна мысль забавляла меня — столько страстей было вокруг архива Великого Князя Михаила Романова, столько усилий было потрачено на то, чтобы сберечь его или же наоборот, прибрать к архив к рукам, а с ним и информацию о том, где спрятан тайный и неприкосновенный Золотой Запас Династии, а вот и не сгодился этот огромный фонд никому. Не исполнить теперь завещания прадеда — вручить Золотой Запас Династии новому Императору в тот день, когда будет восстановлена монархия в России. Во всяком случае, судя по перспективе Апокалипсиса, вряд ли можно говорить о восстановлении монархии в России в обозримой перспективе. Да и, думаю, что золото и бриллианты в мире будущего вряд ли будут иметь ценность в ближайшие десятилетия. Тем более, кто их вытащит-то на свет божий, если я здесь?

Горько усмехаюсь своим мыслям. Но эта горькая усмешка все равно лишь тень былых эмоций.

Возможно, я уже устал удивляться. Вокруг меня в последние дни происходило столько невероятных и откровенно жутких событий, что, быть может, во мне сломалась эта самая удивлялка. А может это та самая легендарная повышенная ясность мышления, которая якобы наступает в критических ситуациях? Возможно, мой мозг просто блокирует безумие эмоций, отключив их на время, точно так, как адреналин блокирует боль и дает организму дополнительные силы? Но тогда следует учесть возможность отходняка. И если после того, как отхлынет адреналин, начинают трястись руки и ноги, то, что у меня начнет «трястись» в случае возврата эмоций я боюсь себе даже представить. А это значит, что мне необходимо быстро принять какие-то решения, до того как меня «накроет».

Итак, мне сейчас предстояло встать и сделать первый шаг в этом мире. Шаг, который поведет меня от одной промежуточной цели к другой, и если все что я знал про этот день правда, то мне придется сегодня бежать со всех ног, для того, чтобы не быть затоптанным тем диким стадом событий, которыми будет полон этот сумасшедший день 27 февраля 1917 года.

Мне нужно сделать лишь первый шаг. Но куда я направлюсь? Будет ли у меня возможность подумать и будет ли вообще возможность изменить принятое направление движения? Был и еще один вопрос, который почему-то всегда выпадает из этой связки извечных русских вопросов, и вопрос этот звучал так: ВО ИМЯ ЧЕГО ЭТО ВСЕ?

Как там в песне: «Твоя голова всегда в ответе за то, куда сядет твой зад»? И уж за первый шаг к цели голова так же в ответе. Как и за выбор цели. А потому решительно отметаем в сторону все рассуждения на тему «ну, как же так?» и решаем насущные вопросы о том, как дальше действовать.

Готов ли я к этому? Готов ли я изменить судьбы миллиардов и скорей всего пожертвовать собой, делая тот самый исторический шаг? Но могу ли я позволить себе не делать этот самый шаг, обрекая человечество на гибель? Этого-то допустить я никак не могу. Однозначно и без сомнений. И тут нет места рассуждениям ни о чьем-то конкретном разрушенном личном счастье ни, тем более в философствованиях о том, что «если бы что-то в истории сложилось иначе, то какой-нибудь гений бы не родился и человечество в этом случае…». Нет никакого человечества больше, и никакие гении не предотвратили его гибель. А значит, все остальное просто потеряло свое значение.

Тем более что, судя по всему, в любой момент может свалиться из будущего десант головорезов Беррингтона, которые уж точно не станут рефлексировать и задумываться о чьем-то счастье. И они построят такой мир, что Гитлер будет нервно курить в сторонке и вздыхать от зависти. В топку пойдут миллиарды людей.

И у меня есть, возможно, единственный шанс изменить мир первым и сделать это так как нужно. Как там говорил Бог в фильме «Эван всемогущий»? «Когда Бога молят о терпении, то он даёт терпение или возможность это терпение проявить? А тот, кто просит отвагу, получает отвагу или возможность быть отважным? Когда люди просят Бога о счастливой семье, вы думаете Бог обрушивает на них душевную теплоту и нежность, или он даёт им возможность доказать свою любовь?»

Вот, похоже, и я получил ту самую возможность, пусть даже не желая этого. И что с того, что ноша сия кажется мне неподъемной? Говорят, что Бог посылает нам только те испытания, которые мы можем преодолеть. Пусть из последних сил, рвя жилы и жертвуя многим, но преодолеть и победить. Осуществить свою возможность.

Возможность не просить Всевышнего спасти мир от гибели, а возможность спасать самому.

Не просить о лучшей жизни, а возможность эту лучшую жизнь создать.

Не просить о справедливости, а возможность эту справедливость проявить.

Не просить Бога послать доброго царя, а возможность самому таким добрым царем стать.

Возможность творить и делать все что необходимо.

Возможность изменить все.

Небывалая возможность.

Неужели я откажусь? Неужели я откажусь от дарованного мне уникального шанса, который, возможно, выпал мне одному? Мне даровано великое испытание, но и дарована великая возможность. Неужели я упущу это возможность? Да ни за что!

И тут в дверь постучали. В ответ на мой отклик в кабинет вошел мой (?), ну да, теперь уж точно мой секретарь Джонсон. Первый человек, которого я увидел в этом времени, между прочим. Просто удивительно, как мало эмоций у меня вызвал этот факт.

— Ваше Высочество! Машина подана к парадному.

Я на секунду открыл глаза. Николай Николаевич пытливо смотрел на меня.

Ах, да, прадед распорядился подать машину к этому часу, так как собирался ехать на вокзал для поездки в Петроград. Ну, в Питер-то я точно не поеду. А куда?

— Через пять минут. — буркнул я, вновь закрыл глаза и услышал как секретарь выходя прикрыл за собой дверь.

Ладно, философские вопросы отложим в сторону. Главное решение принято, и шаг будет сделан. Осталось решить с направлением движения.

Было совершенно очевидно, что рассиживаться у меня нет никакой возможности, поскольку в столице уже полным ходом революция и если я не хочу чтобы какие-нибудь коллеги матроса Железняка взяли меня за мою великокняжескую задницу, то эту самую задницу нужно спешно перемещать отсюда подальше.

Совершенно ясно так же, что все кошмарные события будущего и угрозы из 2023 и 2016 годов для меня сейчас особенного значения не имеют. Да, это ужасные угрозы и с ними придется разбираться со всей пролетарской ненавистью, но позже, не сейчас. Для меня сейчас куда более страшными являются угрозы от разгорающейся в стране революции.

Итак, рассмотрим наши скромные варианты.

Если я сейчас отправлюсь в Питер, то меня там арестуют и шлепнут в итоге. Если я буду лежать на диване в своем дворце в Гатчине, то меня опять-таки арестуют и снова шлепнут. Если я отправлюсь, как советовал Беррингтон, в Киев и дождусь того момента, когда императорская корона упадет мне на голову, то Россию постигнет катастрофа и будущее произойдет уже без участия русских. Поездка в Москву или в любой другой город мало чем отличается от варианта с Киевом, поскольку сразу образуется второй центр легитимности и неизбежно наступает противостояние с революционным Петроградом и страну снова-таки охватывает гражданская война со всеми вытекающими из нее приятными для мистера Беррингтона последствиями.

Что делать? Вот реально, что?

Лишь присутствие за дверью Джонсона удержало меня от высказывания вслух витиеватой фразы на великом и могучем (кто его знает какая тут звукоизоляция). Такое вот у меня попаданство. Только вот первые четыре буквы этого попаданства нужно писать заглавными буквами.

Спасибо, конечно, мне самому из 2023 года за все знания, которые он для меня собрал, но вот только ответа на главный вопрос он мне нынешнему не подготовил. Причем, гад такой, сознательно не стал готовить, мотивируя тем, что его постапокалиптический разум может придумать что-то уж совсем непотребное. Прекрасный душевный порыв, но что делать мне? Я-то не имею нескольких лет на размышление!

Да, блин, мне бы больше времени на принятие решений и определение вариантов разруливания ситуации. Вот попал бы я сюда раньше хотя бы на день-два, или отрекся бы Николай позже, то…

Стоп!

Единственный вариант избежать формирования этих пресловутых двух центров власти в стране, это не допускать саму возможность выбора за кого ты — за умных или за красивых. Перед солдатами и народом не должен стоять выбор кому присягать — новому царю или революционной власти. Один вариант проверен историей — царь отрекся, прадед отрекся, и власть упала в руки революционной власти. Чем все закончилось — известно.

А вот вариант номер два — это не допустить отречения Николая Второго. Но само по себе отречение или не отречение мало что меняет в сложившейся ситуации. Царь должен пойти на уступки. Причем на уступки не этим уродам из распущенной Государственной Думы, а на уступки непосредственно народу. Земли там пообещать, воли и все такое. И главное пряников армии подкинуть. Армии вообще и солдатам в окопах в частности. А вот тогда уже, опираясь на армию и на народное мнение, можно этих ухарей в Петрограде брать за… ну, за горло, в общем.

И тогда у России есть реальный шанс избежать революции и последующей гражданской войны. А затем уж, не тратя зря силы и людей в глупых атаках на пулеметы, дождаться в обороне того, как Германия и Австро-Венгрия загнутся от отсутствия продовольствия. Ведь это только в известной мне истории они смогли так долго протянуть за счет оккупации Украины и вывоза оттуда продовольствия. А мы им такую возможность в этой истории можем и не дать.

Ну, вчерновую как-то так. Подробности можно додумать потом.

Ну, хорошо, допустим. И что дальше-то? Что мне делать исходя из этого?

А дальше у меня (и у России, как это ни пафосно звучит) наступает реальный цейтнот. Сейчас положение в охваченном беспорядками Петрограде все еще довольно зыбкое и ненадежное, чаши весов могут пока качнуться в любую сторону, и паралич власти, который имеет место в столице, продиктован патологической боязнью всех должностных лиц взять ответственность на себя. И уже сегодня к вечеру революционный вихрь окончательно сметет всякую власть в Петрограде и в столице воцарится анархия, которая выльется в провозглашение ночью сразу двух революционных органов — Временного правительства и Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов, которые на самом деле никакой реальной власти над толпами на улицах еще иметь не будут. Анархия под революционными лозунгами продлится еще какое-то время в ожидании того, кто первым сделает решительный шаг и стукнет кулаком по столу, заявляя о себе как о власти.

Но вместо решительных мер, весь сегодняшний день мой чудный «братец Коля» проваляет дурака в Ставке традиционно игнорируя происходящее и уже в пять утра покинет Могилев, отправившись в свое последнее путешествие в статусе Императора. И после того, как паровоз императорского поезда сделает свисток к отправлению, Россия уже фактически будет обречена, поскольку поезд в дороге блокируют заговорщики, а царь будет ими принужден к отречению. И в этом случае я должен буду фактически пожертвовать собой, дабы не возникло в стране второго центра власти, и не случилась гражданская война. То есть должен буду отречься от Престола и отправиться добровольно на свою персональную Голгофу в пермские леса, где меня и шлепнут. И тут уж ни о каких дарованных свыше возможностях говорить не придется.

А вот если царь-батюшка, вместо поездки в Царское Село, останется в Ставке, объявит в Манифесте каких-нибудь пряников и сохранит контроль над армией, то все еще может повернуться в другую сторону. Или хотя бы появится шанс выиграть немного времени для принятия решений. В том числе и мной самим.

Да, возможно, это вариант. Причем, похоже, самый реальный в сложившейся ситуации. Приведение в некое подобие вменяемости Николая Второго вполне может изменить ход истории ближайших дней, а там уж куда кривая вывезет. Это, при условии, что Императора удастся убедить, что само по себе является еще той задачкой, зная его фатализм и упрямость в желании игнорировать реальность. Значит, нужно его очень качественно пнуть во время очередной его попытки спрятать голову в песок.

Однако, проблема в том, что пнуть братца Колю по телеграфу, как показала известная мне история, абсолютно невозможно, уж очень он упертый и непробиваемый товарищ. Тут нужен личный братский пендаль, и такой вопрос по телеграфу не решить. А посему нужна личная встреча.

Вроде все ясно с этим. Но есть одна загвоздка — я в Гатчине, а Николай Второй в Могилеве. И между нами более шестисот километров. Задачка из школьного учебника математики — «Из пункта А в пункт Б нужно прибыть за столько-то часов, преодолев при этом шестьсот километров. Спрашивается — с какой скоростью должен двигаться паровоз, чтобы успеть к сроку?»

Задачка, не имеющая решения. Паровозом никак невозможно в эту эпоху преодолеть подобное расстояние в требуемый срок, да еще и в условиях парализации железнодорожного сообщения вследствие завтрашнего распоряжению господина Бубликова и общей революционной неразберихи в стране.

А почему, собственно, паровоз? Только по воздуху и никак иначе. Тем более, как свидетельствует память прадеда, совсем рядом расположена офицерская летная школа и там есть вполне себе неплохие средства передвижения — аэропланы модели «Илья Муромец», которые фактически были единственными в своем роде и уникальными стратегическими бомбардировщиками этой эпохи. А стратегические бомбардировщики потому и называются стратегическими, что летают далеко и несут много полезного груза. Тем более что совсем недавно (о, я уже начал мыслить категориями 1917-года) был осуществлен показательный перелет на таком же самолете из Петрограда в Киев. А Могилев-то всяко ближе Киева!

В общем, для того, чтобы что-то изменить и лично уговорить царя что-то реальное предпринять у меня есть меньше суток — с этого момента и до пяти утра завтрашнего дня. Такой вот дедлайн. После этого хоть стреляйся.

Я открыл глаза.

— Джонни!

Дверь открылась, и на пороге возник секретарь.

— Джонни, я отправляюсь в Могилев. Немедленно.

Николай Николаевич воззрился на меня с удивлением.

— В Могилев? Немедленно?

— Именно так. Счет идет на часы и минуты. Как вы знаете, у меня сейчас состоялся спиритический сеанс, и я получил известие от потомков во время этого сеанса. Известие о том, что нас ждет в ближайшем будущем. И то, что они мне сказали, мне очень не понравилось. Россию ждет гибель, Джонни. Россию и всех нас.

Секретарь смотрел на меня пораженно. И трудно было понять шокирован ли он известием или самим фактом того, что его благословенный патрон несет подобный бред. Как бы еще действительно доктора не кликнул. С дюжими санитарами.

— Не смотрите на меня так. Я в своем уме. К сожалению. — горько сказал я. — Потому что мне было бы спокойнее считать себя сумасшедшим, а сообщение из будущего плодом больного воображения. Но мне были явлены доказательства, которые меня полностью убедили.

— А…

— Я не могу вам сказать о том, что это были за доказательства, это слишком личное. Но знайте — сегодня к ночи Петроград будет полностью захвачен бунтовщиками. Завтра утром Государь отправится в Царское Село и будет в дороге арестован заговорщиками. Второго марта наш благословенный Государь Император Николай Александрович будет принужден отречься от престола. Не смотрите на меня так, я не сумасшедший, повторяю еще раз! Хотя ваша реакция мне понятна — мне тоже понадобилось время на то, чтобы смириться с этим фактом. Так вот, нас ждет революция и за ней последует гражданская война, которая докажет что кровавая история французской революции была лишь детской забавой на фоне ужасного лика революции русской. Так-то, Николай Николаевич.

— И… что делать? — Джонсон растерянно посмотрел на меня.

— Предупредить Государя и удержать от роковой поездки. Причем предупредить лично, поскольку есть у меня такие сведения, которые нельзя доверить никакому телеграфу. Других вариантов спасения России и Династии я не вижу. Поэтому я и отправляюсь в Могилев. Сейчас. На аэроплане.

— На чем?! — Джонни не поверил своим ушам.

— На аэроплане. В Могилеве мне нужно быть не позже этой ночи. Поэтому я немедленно выезжаю к генералу Кованько за содействием в этом вопросе. Вы со мной?

— Да, конечно… — Николай Николаевич все еще не мог отойти от шока, но покинуть босса он не захотел, куда бы он ни отправлялся.

Что ж, похвальная черта.

ГЛАВА 5. СМУТНЫЙ ПОЛДЕНЬ

ПЕТРОГРАД. 27 февраля (12 марта) 1917 года.

«По Высочайшему Повелению город Петроград с 27 сего февраля объявляется на осадном положении.

Командующий войсками генерал-лейтенант Хабалов.

27 февраля 1917 года».

* * *

ГАТЧИНА. 27 февраля (12 марта) 1917 года.

— Папа!

Детский крик разрывает морозный воздух. Резко оборачиваюсь. Ко мне по ступеням бежит мальчишка лет шести. Его пытается ухватить за руку какая-то дама, за ней выбежал кто-то из обслуги, но мальчишка обогнал всех и подбежал ко мне. Я удивленно присел возле него.

— Папка, я обиделся на тебя!

— За что, мой мальчик? — Спрашиваю уже понимая, что передо мной сын прадеда Георгий, который приходится мне… Да о чем это я? Какая разница какой мы воды на киселе, если для мальчишки я по прежнему отец, а память и чувства его отца сейчас во мне?

— Ты уезжаешь, не простившись со мной!

Мальчик надул губы и отвернулся в деланной обиде. Я усмехнулся и потрепал его по голове.

— Ты спал, я просто не хотел тебя будить. Я простился с тобой сквозь сон.

Георгий посмотрел на меня вопросительно:

— Ты приедешь за нами?

Смотрю в его глаза и проклинаю себя последними словами — вот что я за человек? Почему мне даже в голову не пришло, что у прадеда была семья, была жена, был сын, вот этот вот малыш. Почему размышлял я о чем угодно — о своей шкуре, о России, о человечестве в конце концов, но только не о том, что есть люди, которых я теперь должен заботиться? Что это — несформировавшаяся привычка ассоциировать себя с прадедом или отсутствие опыта нормальной семьи в прежней моей жизни?

Да, я знаю из доступной мне памяти прадеда то, что он еще вчера отдал все необходимые распоряжения об отправке своей семьи в Швецию. Знаю, что он уже попрощался с женой, графиней Брасовой, но, блин, знать-то я знаю, но вовсе не думаю об этом! Вот как так получается?

Я обнимаю мальчика и шепчу ему на ухо:

— Конечно. Ты мне веришь?

Он счастливо кивает.

— Я люблю тебя, папка… — Шепчет он, когда выбежавшая за ним дама настойчиво отрывает его от меня.

Мы встречаемся с ней глазами и, глядя на нее снизу вверх, я вдруг понимаю, что это и есть графиня Брасова, жена моего прадеда — то есть моя жена, так получается? Но, не взирая на то, что во мне сохранилась память и какие-то чувства прадеда, я все равно не чувствую к ней никаких особых любовных переживаний, да и как жену свою ее никак пока не воспринимаю.

Очевидно она почувствовала что-то такое. Ее взгляд стал удивленным, затем резко потемнел. Уж не знаю, что она там поняла, интуитивно почувствовала или вообще нафантазировала, но к моему удивлению она, не сказав ни слова, резко развернулась и, увлекая за руку Георгия, быстро уходила. Не оглядываясь.

Ошеломленно я смотрю вслед графине Брасовой, которая буквально тащила за руку мальчика, и лишь в дверях Георгий сумел извернуться и прокричать мне:

— Я люблю тебя! Возвращайся за мной, слышишь?

Дверь закрылась за ними, и я с тяжелым сердцем смотрел им вслед. Вот что можно сделать в такой ситуации?

Мрачно простояв некоторое время, и ничего не решив, я отвернулся от дворца и зашагал к автомобилю.

* * *

Телеграмма генерала Хабалова Николаю II от 27 февраля № 56.

Принята: 27.02.1917 в 12 ч. 10 м. Пополудни.

ВАШЕМУ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ всеподданнейше доношу, что 26 февраля рота эвакуированных запасного батальона Лейб-гвардии Павловского полка объявила командиру роты, что она не будет стрелять в народ. Рота обезоружена и арестована. Дознание производится. Командир батальона полковник Экстен ранен неизвестными из толпы. Принимаю все меры, которые мне доступны, для подавления бунта. Полагаю необходимым прислать немедленно надежные части с фронта. Генерал-лейтенант Хабалов.

* * *

ГАТЧИНА. 27 февраля (12 марта) 1917 года.

Хмурое небо. Хмурый ветер несет хмурые облака. Хмурый снег хмурыми вихрями бьет в лобовое стекло.

Хмурый Джонсон сидит рядом. Хмурый шофер хмуро рулит куда-то.

Хмурый я смотрю в окно автомобиля сквозь отражение в стекле своего генеральского погона с императорским вензелем. За окном была Гатчина 1917 года. За окном ходили люди, одетые по моде этого времени. За окном ездили какие-то сани. За окном переругивались извозчики, а их хмурые лошади щ<