Как готовить ребенка ко встрече с миром, лежащим во зле — КиберПедия 

История развития пистолетов-пулеметов: Предпосылкой для возникновения пистолетов-пулеметов послужила давняя тенденция тяготения винтовок...

Механическое удерживание земляных масс: Механическое удерживание земляных масс на склоне обеспечивают контрфорсными сооружениями различных конструкций...

Как готовить ребенка ко встрече с миром, лежащим во зле

2019-09-04 142
Как готовить ребенка ко встрече с миром, лежащим во зле 0.00 из 5.00 0 оценок
Заказать работу

О.В. Эта подготовка начинается еще до зачатия, когда родители только думают об этом ребенке и спрашивают себя, готовы ли они дать ему полноценную духовную жизнь. Материальную, биологическую жизнь обеспечить можно, даже при нашей крайней нищете[27] люди не умирают от голода, они где–то добывают средства, ребенок бывает накормлен, одет.

А в отношении духовного развития необходимо, чтобы сами родители поняли, что важно не кем будет их ребенок, а каким. Если они будут думать о том, кем он будет, они вовлекут его в мир материальный. Но это не принесет ему радости, потому что все земное не может удовлетворить душу, имеющую неистребимое желание вечного. Владимир Соловьев говорил, что в нас заложено неистребимое желание жить всегда. И это желание может удовлетворить только Бог.

Кто может нас напоить так, чтобы мы потом не жаждали? Ответ дал Христос в беседе с самарянкой. Если ребенок не знает об этой Воде Живой, т. е. о Христе, то он, конечно, будет вовлечен в суету этого мира, будет жить по горизонтали, а вертикаль не будет присутствовать в его жизни. Он будет есть, пить, трудиться, веселиться, размножаться.

Современные технологии предлагают такой разнообразный виртуальный мир, такие маски, что человек быстро попадает в их власть, но со временем чувствует, что все это — пустота и нищета. Происходит утрата жизни. Жизнь в ее первичном виде уходит. Человек хочет уже не жизни, а призраков. Небезызвестный «Манифест коммунистической партии» начинался словами: «Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма». Сейчас можно сказать: «призрак жизни бродит по миру». То, что предлагает технический прогресс, это не то, чем дышится. Это уводит от реальности. Уводит человека от Бога. Уводит людей друг от друга. И люди в этом мире уже не общаются, а контактируют. Человек заинтересован в другом человеке только потому, что он ему выгоден и нужен. Выжал его, как лимон, и выбросил. Столкнулись, как бильярдные шары, и разлетелись в стороны.

Мне рассказывал один человек, который вошел в сферы бизнеса и потом пострадал, что его партнеры часто собирались в Риге на представительные встречи. Туда они приходили совершать какие–то сделки. И у каждого — своя цель. Когда этот человек попал туда впервые, то пришел с распахнутой душой и кинулся к тем, кого знал. Но они сделали вид, что не знают его. Потому что там не принято сердечно общаться, это — моветон, как говорят французы. Нужно надеть маску, создать свой имидж, и — все. Там все по протоколу, все запрограммировано: сколько минут для приветствия, сколько — для объяснения каких–то дел, сколько — на прощания. Потом все расходятся. Сделали свое дело — и все.

«Мы контактируем», — говорят люди мира сего. Это значит: «поддерживаем функциональные отношения между людьми». Жизни нет, мертвечина, как манекен. Это не в радость. В церкви, наоборот, говорят: «община, общение». А мир не понимает, что это такое.

Сейчас должна идти борьба за жизнь. Не борьба с мнимыми врагами, которые за океаном или где–то еще, а борьба за жизнь, потому что жизнь уходит, и остаются призраки. А надо жить. Не нужно человеку превращаться в призрак. Призрак может создать других призраков, и т. д. Такие страшные вещи происходят, что этот мир не может не породить такое богомерзкое существо, как антихрист. Он родится в этом мире, который лежит во зле. То, что копится сейчас, даст свой всплеск.

Как подготовить ребенка к вхождению в этот мир? С самых первых дней надо научить его жить со Христом. Если он этому научится, если на первом месте в его жизни будет Бог, а не что–то другое — пища, наука, спорт, он сам, тогда устроится его жизнь, и он сможет устоять этом мире в правде и истине.

Не следует допускать такой мысли, что есть зависимость от обстоятельств. Если мы скажем, что человек — продукт общества, частичка этого общества, это будет неправда. Человек не может быть частичкой. Он — целое, он цельная личность, и он — от Бога. Его не общество творит, а вышел он из рук Божиих, и с Богом он должен творить жизнь. Если он с Богом, он творит жизнь вечную уже в этом мире. Если без Бога, он создает социум со всеми его законами, которые в лучшем случае могут только придержать зло, но не искоренить его.

Этот мир может только посадить преступника в тюрьму, за решетку, а заниматься его сердцем президент или различные институты воспитания не будут. Но человек должен знать, что фатальной зависимости от обстоятельств нет, что он свободен и может, живя в мире разлияния зла, не впускать в себя зло. Вот образ обхождения в этом мире: живя в мире зла, насилия, не впускать зло и не быть самому его проводником. Если человек говорит, что: «я таков, потому что мир таков», то он показывает тем самым свое рабство, а не свободу.

На всякое понижение нравственного уровня человек должен ответить только его повышением. Таково правило жизни. Если его не придерживаться, то будут бесконечные войны, убийства, насилия. И мир не преобразится. А человек может исправлять этот мир только любовью.

Сын Божий пришел в этот мир, чтобы его спасти. Чтобы жить, нужно впустить Христа в свою жизнь и жить вдвоем.

Одна женщина пришла к полному отчаянию в минуту лютых страданий, когда все было разрушено в ее жизни: умерла мать от рака, погиб муж в автомобильной катастрофе, она осталась без работы, без средств к существованию. Веры в ее сердце тоже еще не было. И вот в это время ее посетил Господь. Там, где она находилась, она почувствовала Его реальное присутствие. Она заплакала от умиления и просто сказала: «Господи, давай жить вдвоем!». Ее жизнь в этом мире продолжается. Господь послал ей второго мужа, хорошего человека. Бог шел ей навстречу, и она не отвернулась от Него, а пошла навстречу. Он стал жизнью для нее и для ее новой семьи.

Только таким образом могут быть разрешены все проблемы жизни — должен быть духовный подход, а не политический. Политический подход затрагивает только одну сторону жизни. Мы, конечно, не можем обходиться без государства, но должны прекрасно понимать и его природу, и его опасность. Кроме положительного значения, оно имеет и отрицательное, которое заключается в том, что государство не терпит личности. Оно имеет дело только с толпой. А это — богоборческое направление.

Бог общается не с массами, а лично с каждым человеком. И эта встреча происходит у каждого в свое время. Если бы христианство было бы идеологией, то сейчас уже весь мир был бы христианским. Потому что идеологию можно навязать насильно. Мы знаем такие «вывихи» в истории христианства, когда его именно так и воспринимали. В каком–то смысле, христианство должно быть тотальным, т. е. всемирным, потому что «во всю землю изыде вещание их»[28]. Но — не в том смысле, в каком это понимала Римская империя и прочие великие державы, не тоталитарно. Мир во Христе преображается, но вовсе не перестраивается.

Мне очень не нравилось в минувший период слово «перестройка». Я даже написал маленькую статью, в которой возразил: «не перестройка, а преображение». Перестройка напоминает производственный термин. А речь шла о душах людей. Конечно, нужно и о материальной жизни людей заботиться. Но эту заботу опять поставили на первое место и забыли о том, что нужно было начать с преображения душ. Когда сейчас власти заигрывают с церковью, то это не есть желание воцерковиться, а стремление использовать церковь в своих интересах.

Вопрос духовного преображения жизни — самый актуальный. Он должен возникнуть в душе каждого человека. Начинать нужно с себя, не надеясь, что кто–то за меня это будет делать. И так каждый — должен начать с себя. Если человек начнет приближаться к Богу, то мы в этом движении сможем встретиться на одном пути. Если я иду к Богу, а кто–то — идет в противоположную сторону, то встречи не произойдет. В этом случае мы только создадим общество, где есть вражда различных партий, группировок. Мы не сможем умирить этот мир.

И.Г. Сейчас я вспомнил одно из своих первых сознательных религиозных переживаний. В четырнадцать лет я впервые попал во взрослую больницу. Там оказались очень интересные люди. Один еще довольно молодой человек был убежденным коммунистом из Латинской Америки. В их стране была запрещена пропаганда марксистских идей. Его привезли лечиться, т. к. за свои убеждения он был страшно изувечен на родине. Он рассказывал, что новых членов для своей организации они находят в тюрьмах. «Мы разговариваем с людьми, сидящими в тюрьмах, и объясняем им, что они ни в чем не виноваты. Виновато общество, которое их сделало такими. Вы должны повернуть свою энергию на разрушение этого общества. Это будет вашим оправданием». Он рассказывал: «Они нам охотно верят и становятся коммунистами». Все очень просто: ты ни в чем не виноват, ответственность снимается.

Для меня его слова были откровением, поскольку в то время я не задумывался о коммунизме. Мы все жили в этой среде и ее почти не замечали. И вот тогда я остро ощутил эту неправду. Если человеком можно так манипулировать и так легко из плохого человека, который ворует, убивает, сделать хорошего, то человек ничего не стоит, он не нужен вообще. Значит, должно быть что–то сверх того. Помню, что впервые ясно увидел ложь той системы, марксизма, и в то же время ощутил жажду встретиться с Тем, Кто может сделать человека Человеком — по–настоящему, с большой буквы.

О.В. Да, любое государство всех времен и рас построено на лжи, потому что основание его жизни — человек, а не Бог. Ставка делается на сильную личность: диктатора, императора, который устроит хорошую жизнь. Все основано на соблюдении закона: если ты внешне соблюдаешь закон, то ты порядочный человек. Если ты, допустим, украл малость какую–то из кошелька человека, и это не будет замечено государственным законом, ты всегда будешь в глазах общества честным человеком.

И.Г. Это, батюшка, уже немного архаическое представление. Еще Марк Твен, в конце XIX века, заметил, что жизнь изменилась. Ему принадлежит такая горькая шутка: «Если ты украдешь булку, тебя посадят в тюрьму. А если ты украдешь железную дорогу, тебя посадят в сенат».

Бегство в монастырь?

И.Г. Отец Виктор, многие люди считают, что ребенка лучше ограждать от этого мира, лежащего во зле. Некоторые родители начинают ребенка с детства готовить, например, к карьере священнослужителя или к поступлению в монастырь. Не потому, что к этому призвание — редко бывает, что у человека в два–три года видно призвание, — а чтобы оградить его от мира.

Несколько лет тому назад одна церковная женщина привела ко мне сына–отрока и сказала: «Я готовлю его к поступлению в монастырь». Она хотела, чтобы с ним занимались историей. И она четко определила границы: «Вот этому его надо учить, а это ему не нужно, потому что в монастыре не пригодится». Такую программу жизни для сына она успешно реализовала. Недавно я узнал, что он уже иеромонах в Троице–Сергиевой Лавре.

О.В. Человек ограждается от зла не тем, что уходит в монастырь. И в монастыре действуют темные силы. Антоний Великий уходил в пустыню и подвергался таким нападениям темных сил, что они его избивали до полусмерти. Зло остается в этом мире, оно не может восходить к Богу. Поэтому оно ранит людей. Силы зла всюду присутствуют в этом мире, от них не скроешься в монастыре. Но нужно уметь противостоять злу в любых обстоятельствах жизни: и в монастыре, и в миру. Нужно понять простую истину, что Бог — на всяком месте. Следовательно, нужно искать не место, не монастыри, а искать Христа.

Когда начинают искать монастыри, то часто это бывает на романтическом, эмоциональном уровне. Кажется, что в монастыре безгрешная жизнь И, что монахи как ангелы. Это иллюзии. Или начинают любоваться внешним видом монастыря. Паломники, возвращаясь из Пюхтиц[29], с восторгом мне говорят: «Батюшка, какое там пение, какие там розы в монастырском саду!» А я говорю: «Там есть не только розы, но и скотный двор. И если бы вы вошли в монастырь не Святыми вратами, то вы бы увидели старых уже женщин, которые выгребают навоз из коровников, носят воду, колют дрова, пекут хлеб. А в это время кто–то поет ангельскими голосами на клиросе». Как говорил монах одного из западных монастырей: «если ты, сидя в коровнике и доя корову, думаешь, что кто–то, кто сейчас поет в монастырском храме ближе к Богу, ты неправильно понимаешь Бога».

Монастыри были, есть и будут. В древние времена они были очень разнообразными. У нас сейчас стараются все как–то подогнать под один устав. Но вопрос: быть или не быть человеку в монастыре — это дело призвания. Потому что Иисус Христос говорит в Евангелии о скопцах духовных: они были, есть и будут.

Поступление в монастырь — это не поступление в институт, которое планируется. Когда меня спрашивают: «поступать в институт или не поступать?», говорю:

- Не поступать.

И на вопрос, поступать в монастырь или не поступать, отвечаю:

– Не поступать.

– А почему?

– Если действительно хочешь — никто тебя не удержит. Допустим, ты не поступил в медицинский институт. Если чувствуешь призвание, что ты должен быть только врачом, то даже после четырех заходов поступишь.

И.Г. Недавно слышал удивительное известие, что за последние десять лет в России было более полумиллиона монашеских постригов. Не знаю, насколько этому можно доверять, потому что статистики в принципе нет, но говорил по телевизору довольно авторитетный и осторожный человек из церковных кругов. Трудно представить, что было такое количество призваний.

О.В. Мы знаем, что на практике бывает и крещение без подготовки: работает конвейер. Крещение — это второе рождение, духовное. Когда крестятся, духовно рождаются. Монах меняет свое имя и тоже начинает новую жизнь. К такой жизни во Христе, монашеской жизни, нужно готовиться. В западных монастырях есть новициат, продолжающийся несколько лет, чтобы подготовить человека к этой новой жизни. Затем монахи дают обеты, и есть обряд регулярного подтверждения обетов.

Серафим Саровский не сразу был пострижен. Из его жития известно, что он восемь лет был послушником[30]. Я думаю, что он во многом отличался своим духовным обликом от тех, с кем он начал жить в монастыре. Но, имея такие благодатные силы, тем не менее, он прошел длительный искус[31].

Я думаю, что человек должен обязательно прожить этот подготовительный период, не стремиться его сократить или избежать. Если человек идет в монастырь с нетвердым желанием: «посмотрю, как там получится» — ничего хорошего не получится. Он ставит себя на нетвердую почву и дает повод своей нерешительности и сомнениям. Если человек решил — он должен не колебаться. Иначе первое какое–то столкновение — у него может возникнуть обида, и он уйдет. А если он идет с намерением твердым, то готов претерпеть все.

Из патериков мы знаем такие случаи, когда в монастырь приходил какой–нибудь человек из мира, то игумен его прогонял, говоря при этом обидные слова. Тот уходил. На другое утро, когда открывались монастырские ворота, он опять появлялся там. Попадался на глаза игумена, и опять его выгоняли. И в третий раз такая же случалась история. Когда он был так испытан, и игумен видел, что его желание твердо, то не мог ему отказать. Действительно, тогда его монашеская жизнь устраивалась. Он проходил искус послушника, потом рясофор[32], потом его постригали в мантию.

Сейчас часто случаются постриги без испытания, без подготовки. Следовательно, полагается нетвердое основание жизни. Человек может и прожить в монастыре, и состариться в нем, но как в каком–то духовном пансионе, не принеся плодов.

Исповедничество веры

М.Г. Некоторые верующие люди как раз и ратуют за такой «духовный пансион», когда запрещают общаться своим детям с детьми нецерковными. Представьте себе, сколько сил вкладывают церковные родители в то, чтобы ребенок почувствовал призыв Духа, научился молиться, чтобы он встретился с Богом! И вот они знают, что там, во дворе, его ждут, например, соседские дети, которые будут смеяться над его верой, над тем, что он ходит в церковь. Родители боятся, что кто–то из нецерковных сверстников разрушит еще нетвердую веру их детей. И они ищут выход: «наши дети будут ходить в христианскую гимназию или лицей, по воскресеньям — в храм, потом — воскресная школа, летом — христианские лагеря. Ничего мирского в их жизни быть не должно — только христианское!»

О.В. Дай Бог, чтобы это были настоящие гимназии или лицеи, чтобы дети получили то, что хотят их родители. Но, уходя в лицей, они все равно не смогут спрятаться от мира. Развивать только ум — недостаточно, нужно развивать и сердце.

М.Г. Ребенку придется, так или иначе, встретиться с насмешками над его верой, если не хуже. Это может стать для него большой травмой.

О.В. В советское время ко мне приезжал из Харькова один юный исповедник веры, Леонид. Я бывал у них дома, когда ездил к о. Серафиму, моему духовному отцу. Леонид тогда учился, может быть, в шестом классе обычной советской школы. За свое исповедничество веры он терпел насмешки и побои. Ему запрещали носить крест, потому что он был как бельмо на глазу. Учителя поднимали истерику, ученики ненавидели его за это (не все, правда). Администрация уже шла на крайние меры. Был тайный сговор отправить его в психиатрическую больницу.

И вот однажды, это было в сентябре, еще стояли теплые дни, ученики на перемене набросились на него, чтобы сорвать с него крест. Учительница стояла и не вмешивалась, как бы поощряла. Но когда мальчик закричал от боли, потому что ему шнурочком от креста начали резать горло, она тоже закричала, остановила их. Но крестик все равно они сняли — отломалась дужка, и он попал в их руки. Тогда Леонид перекрестился и сказал:

– А этого креста вы с меня снять не сможете! — и прыгнул в окно: класс находился на первом этаже.

Вскоре они с матерью поехали в Кисловодск, где у них был знакомый доктор, с намерением получить справку о здоровье на тот случай, если Леониду действительно будет грозить психиатрическая больница. Сначала мама ничего не рассказала доктору, а лишь попросила проверить здоровье сына. Врач внимательно осмотрел мальчика и дал справку о том, что он абсолютно здоров. Мать принесла ее в школу и тем самым пресекла все дурные намерения.

Учительницу раздражало, что мальчик очень хорошо отвечает на уроках. Она говорила:

- Ты говоришь, как старик, тебя противно слушать!

А я видел, как он готовится к урокам, какая у них библиотека. У них были добротные исторические книги, которые он внимательно прочитывал, потому что там можно было что–то встретить о Боге, о монастырях, о храмах, о богослужении, об иконописцах. И он развился. У него были друзья — тайные, правда, которые его уважали, любили. Когда я у них ночевал, то, чтобы его не подвести, старался по утрам уходить из дома раньше его. Но иногда я слышал, как утром раздавался звонок, приходили его друзья–школьники, чтобы идти вместе в школу. Они его понимали, им нравилось, что он такой умный, добрый. Они видели, что он лучше той учительницы, которая его позорит и все время унижает.

Только один раз Леонид смог прислуживать в алтаре в харьковском Соборе. Ему сшили стихарь. Но уполномоченный вызвал настоятеля и строго приказал, что, если такое повторится, то его выгонят из Собора, А могут и Собор закрыть. В общем, припугнул в самой последней степени. И мальчик больше не был вхож в алтарь.

Но исповедником остался. Он взял однажды котомку и ушел из дома в Киево–Печерский монастырь, который тогда уже открыли. И, когда он пришел туда, его принял настоятель и, выслушав, ласково сказал:

— Мы тебя примем тогда, когда ты закончишь школу.

Его никто не заталкивал в монастырь. Мама имела благоразумие не проявлять никакого насилия. Вообще, если мама хочет, чтобы ее ребенок, повзрослев, жил в монастыре, то это желание мамы, а не ребенка. Если она по–настоящему верующий человек, то должна понять, что это насилие, которого допускать нельзя.

М.Г. История Леонида — уникальный случай, не часто встречается в детях такая сила духа.

О.В. Да. Еще раз хочу отметить, что важно не кем я буду, а каким. Монахом ли, президентом, это значения не имеет. Я не стану лучше оттого, что надену монашеские одежды. Не монастырь нас спасает, а Господь. Монастырей можно понастроить в каждом городе, как и было в России. Но иногда монастыри возникали вовсе не по благим причинам. Жили там часто как сибариты, утопая в роскоши. А где исполнение заповеди о нищете?

Духовно одаренные дети

И.Г. Есть дети, которые очень тонко чувствуют присутствие Бога в своей жизни. Приведу один пример: мальчик в очень близкой мне семье в шесть лет решил стать монахом, о чем он заявил своим родителям. Это было очень серьезно. В десять лет он сам, по своей инициативе, исполнял монашеские правила, постился, читал книги о монашеской жизни, истории монашества. В четырнадцать лет он сделал серьезный доклад на научной конференции. Родители его были люди церковные, но они отнеслись к его выбору очень осторожно. Они ему не помогали, но и не мешали исполнять то, что он задумал. И так продолжалось лет десять, пока в шестнадцать он «остыл». И это не единственный пример. Как быть с такими особенными детьми?

О.В. Тут, действительно, надо не спешить. Часто, когда ребенок проявляет такой интерес, у родителей бывает рвение сразу же определять ему место в монастыре. Как я говорил, видеть в монастыре идеал жизни не следует. Можно носить монашеские одежды и не принадлежать Богу.

Надо просто радоваться, если ребенок любит Бога, но сразу же спешить определить его путь, я думаю, не следует. Надо дать ему возможность самому сделать выбор. В семь лет, когда он говорит о том, что он хочет быть монахом, к этому надо отнестись осторожно.

Духовно одаренные дети — такие же, как дети, одаренные в любой другой сфере. Главное — не мешать этому дару развиваться. Надо быть очень внимательными.

Надо оберегать их от таких людей, которые могут испортить неумеренными похвалами. Я был свидетелем такой «порчи». Бабушка возила внучку по всем монастырям России. Когда люди видели эту красивую девочку, ей тогда было лет семь–восемь, они все млели от восторга и говорили: «Это не ребенок, это ангел! Конечно, она будет монахиней!» Кончилось тем, что она стала психически больным человеком. Какая–то «порча» возникла. Она стала плохо, жестоко относиться к своей бабушке, капризничала, выдумывала какие–то болезни, чтобы бабушка ужасалась и всем рассказывала. Сейчас это — несчастное существо, она и замуж не может выйти, потому что «ни туда, и ни сюда». Разбитый, больной человек. Испортили ребенка. А был действительно духовно одаренный человек.

И.Г. Мы предпринимаем действия, если у ребенка есть какой–то талант — к музыке, к художеству. Стараемся найти учителя, создаем особые условия, чтобы развить этот талант. А надо ли так себя вести в случае духовных дарований?

О.В. Я думаю, что надо, чтобы была полноценная церковная жизнь. Чтобы ребенок посильно участвовал в этой церковной жизни, в службах. Если у него есть дар к пению — надо дать ему место в хоре. Если хорошо читает — то давать читать. Мы в храме иногда даем детям читать отдельные молитвы во время службы. Пусть проявляется то, к чему ребенок тянется. Хочет молиться — надо дать ему возможность молиться.

Воспоминания детства

И.Г. Хорошо известен рассказ покойного митрополита Антония Блума о его потере веры в детстве и о встрече с Богом в подростковом возрасте. Эта встреча стала переломной и определила всю его дальнейшую жизнь. Было ли что–либо близкое в Вашей жизни?

О.В. Однажды мне пришлось публично свидетельствовать о моей встрече с Богом. Я сказал, что самым сильным впечатлением моего детства было то, когда, пробудившись ночью, и не раз, я видел на молитве свою мать. Мама была вдова, нас — девять человек детей. Папа погиб во время войны. Я чувствовал, как она молится, как она просит помощи и защиты, чтобы выжить в таких условиях. Я чувствовал, что мама всегда с Богом. Когда случались какие–то трудности, из нее вырывалась какая–то очень краткая молитва, и всегда я знал, что Господь помогает.

Мама была очень добрым человеком и всегда защищала тех, кто нас обидел, а не выступала в нашу защиту. Меня очень удивляло, почему она так делает — потому что, казалось бы, несправедливость явная.… Но потом я уже понял, что по–другому быть не могло. Это не значило, что она не видела жестоких поступков тех детей. Но она жалела тех детей и понимала, что им труднее, чем нам. Мама всегда была готова отдать последнее. Она отдавала ту доброту, которая есть у Бога, — она получила ее от своих родителей, моих дедушки и бабушки. Они были тоже очень благочестивыми, жили в Благовещенске, в религиозной семье.

Для меня очень большая радость, как и для всех моих братьев и сестер, что у нас была такая мать. Она могла научить нас самому главному.

М.Г. Батюшка, а каким Вы были ребенком по счету?

О.В. Восьмым.

М.Г. То есть, было много старших братьев и сестер, которые оказывали какое–то влияние на Вас?

О.В. Да, они много мне помогали, учили. Я через опыт жизни такой большой семьи познал, что такое отдавать, служить друг другу.

После Благовещенска, который мама покинула, выйдя замуж, наша семья жила в другом городе на Дальнем Востоке, где все церкви были закрыты. Возможности посещать храмы не было никакой. Поэтому храмом была семья. У мамы был венчальный образ иконы Божьей Матери Казанской, которую днем нельзя было поставить в передний угол, потому что в доме всегда было много разных людей. Это было очень опасно. Но вечером икона появлялась.

А еще в доме была икона — даже не икона, а портрет Иоанна Кронштадского. Мама очень почитала этого святого. Она служила на телеграфе в Благовещенске. Старые работники, с которыми она общалась, вспоминали, как люди подавали телеграммы из Благовещенска в Кронштадт с разными просьбами. И получали ответ. Допустим, если был болен ребенок или еще кто, и обращались к о. Иоанну по телеграфу за молитвенной помощью, то уже через два–три часа снова отправляли телеграмму — ребенок выздоровел. Мама была в молитвенном общении с о. Иоанном Кронштадским; он вошел в ее жизнь через тех людей, которые с ним соприкоснулись «по телеграфной связи» — конечно, это была, прежде всего, молитвенная связь.

Потом, когда я впервые появился в Пюхтицком монастыре, то над койкой в келии, которую мне дали, висел тот же портрет Иоанна Кронштадского.

И.Г. Батюшка, а как проходила эта ваша вечерняя молитва в детстве?

М.Г. Мама только одна молилась, или вместе с детьми?

О.В. Нет, мама молилась одна, а мы просто стояли рядом с каким–то доверием к тому, что мама говорит. Почему–то мы ничего не говорили. Просто предстояли и все. А потом все прикладывались к иконе.

И.Г. А как она молилась? По молитвослову?

О.В. Нет, своими словами.

И.Г. И вы понимали все, о чем она молилась?

О.В. Просто ее состояние передавалось. Я помню только обрывки молитв. Что–то она проговаривала про себя, что–то из «Отче наш», «Святый Боже». Отрывки молитв выходили из уст. Она молилась и сокровенно, и.… Не знаю, почему она так делала, трудно мне сказать. Но мне нравилось. Сейчас я умом понимаю, когда такими словами говорю, а тогда у меня было другое ощущение — теплоты, защиты, покоя. Молитва мамы нас всех поддержала.

И.Г. Вы помните первый опыт Вашей детской молитвы?

О.В. Думаю, что у меня были такие состояния, когда я молился без слов. Потом они повторялись уже во взрослом состоянии. Я чувствовал Присутствие, и мне, как на Фаворе, хорошо было.

И.Г. Когда это было?

О.В. Это было перед школой. Наверное, духовно жизнь сложилась бы иначе, если бы там был храм. Наверняка я ходил бы в храм.

И.Г. В каком возрасте Вы впервые увидели храм?

О.В. Уже в студенческие годы, когда мы были в Москве на экскурсии. Через всю страну проехали поездом из Южно–Сахалинска. У нас был замечательный преподаватель, Александр Федорович, он читал курс педагогики. Преподавал когда–то во МХАТе, был знаком со Станиславским. Потом женился на актрисе театра–студии МХАТ. Он устроил поездку в Москву для всех студентов нашего института, из разных факультетов. Я учился на историко–филологическом. Нас был целый вагон — столько поехало. Там, в Москве, я и увидел первый раз храм. В Южно–Сахалинске все храмы были поруганы. Один превратили в училище, другой в библиотеку. Собственно, получается, что я бывал до того момента в храме, занимался, сидел в храме, но только в поруганном. Пять лет занимался в институтской библиотеке, располагавшейся в здании храма. И у меня было такое радостное ощущение, когда я шел заниматься в библиотеку! Восторг был какой–то. Готические окна, шпили. Чувствовал эту атмосферу. Ее невозможно было искоренить никакими плакатами, которые там вешали: «Учиться, учиться и учиться!». Господь каким–то таинственным образом поддерживал этот дух Присутствия.

И.Г. Было ли в Вашей семье Евангелие?

О.В. У мамы был «Закон Божий», тот, по которому она училась в детстве. Я его храню.

И.Г. А она читала его Вам и другим своим детям?

О.В. Нет, нет.

М.Г. Потому что это было опасно?

О.В. Я думаю, что у нее был какой–то страх перед тем, что происходит. К тому же папа был «взят» — в общем, был репрессирован. Говорили, что он погиб на фронте, но это было далеко не так. Он был взят в армию и пострадал. Он имел неосторожность сказать, что в 14–м году к солдатам относились лучше, чем сейчас. И его сразу же отправили в лагерь, на горькие работы — он даже не доехал до фронта. Маму вызвали в военкомат и сказали, что «вы теперь не красноармейка», и лишили пособия. Вот такая была ситуация с папой. Его почитали врагом народа, поэтому очень сложно было, особенно, если еще проявить вовне религиозность…

М.Г. А на что же вы жили?

О.В. Старшие сестры уже работали.

И.Г. Кто Ваш папа был по профессии?

О.В. Папа окончил учительскую семинарию еще до революции, потом преподавал в школе. Всегда к нам в дом учителя приходили, когда сами не могли решить какую–то задачу.

И.Г. Вы папу не помните?

О. В. Папу помню. Когда он уходил летом 43–го года на фронт, до которого он не дошел, я играл во дворе, был солнечный день. Дома траур, все плачут, понимают, что с фронта часто не возвращаются. Я не мог находиться в доме, на меня это очень сильно подействовало, и вышел на улицу, там играл, чтобы успокоиться. И когда папа уже со всеми простился, то подошел ко мне и, помню, поднял в небо …

М.Г. …и отдал Богу.

О.В. Я не помню, что он мне сказал тогда…

Потом появлялись в нашей жизни хорошие люди. Я помню, пришел однажды какой–то агроном, вдовец с двумя детьми, предложил маме руку. Мама не вышла замуж. Она была 1903 года рождения, значит, когда папу забрали, ей было 40 лет. Она полжизни прожила вдовой. Видимо, Господь дал ей такое вдохновение.

По линии дедушки кто–то в семье был иеромонахом[33] в Благовещенске, он тоже погиб. В Хабаровске жила Антонина, мамина сестра.

И.Г. Батюшка, Вы помните, каким Вы были ребенком, что Вы любили делать в детстве?

О.В. Я очень любил рисовать, и все думали, что я стану художником. Я потом учился рисовать, но это все было не на должном уровне и не систематически. Где–то в пионерском лагере, в течение месяца… Систематического образования получить тогда возможности не было. Может быть потому, что город, где мы жили, (это был город Зея, недалеко от Благовещенска), не позволил этого сделать.

Потом была возможность развивать голос. Мама играла на гитаре, у нее был хороший голос. Но у меня все это не пошло дальше школьной самодеятельности. Хотя, когда я уже учился в Москве в аспирантуре, то увидел объявление, что в московской консерватории принимают в вечерний класс. Могут заниматься все, кто пройдет конкурс. Не знаю почему, но мне захотелось учиться петь серьезно, осуществить то, что когда–то не удалось. Я прошел конкурс, меня приняли на вечернее отделение. Со мной занимался один студент консерватории вместе со своим педагогом. Но это было очень трудно. Я сам оставил эти занятия, потому что, проведя почти целый день в библиотеке, где голос очень сильно садится, из–за того, что ты не говоришь, а читаешь. И петь по вечерам, оказывается, было очень большой нагрузкой. Я чувствовал, что, возможно, продолжу, но уже тогда, когда не будет такой нагрузки.…

А бросить все ради пения.… Это учение так и осталось незавершенным. Я не жалею, значит, так и должно быть.

И.Г. Вы были живым ребенком, шаловливым или тихим?

О.В. Я был разным, в зависимости от среды — как все, любил и играть, и шалить…

И.Г. Много у Вас друзей было, или Вы предпочитали одиночество?

О.В. Нет, друзья были. Я был общительный. Но любил и побыть наедине.

И.Г. Какие были самые любимые книжки, авторы в детском возрасте?

О.В. Очень мы любили Пушкина, Лермонтова. Потом были рассказы Чехова. «Мир сказок», где были самые разнообразные сказки. Много знали наизусть стихов. Моя сестра Раиса, допустим, читала все «Бородино» Лермонтова, когда была маленькой. Ее ставили на стул, когда хотели, чтобы все слышали…

Так что поэзию любили. Это благодаря старшим сестрам, которые учились и читали стихи вслух, даже не специально для нас, а для себя. Но нам это очень нравилось, и мы все запоминали.

И.Г. Все смогли закончить школу?

О.В. Да, все получили специальность. Высшее образование не все получили, но никто не остался неграмотным. Раиса закончила историко–архивный институт в Москве, единственный в мире. Она потом работала директором архива.

И.Г. Это Великий подвиг Вашей мамы — дать всем детям образование. В те времена это было невероятно трудным и очень редким событием.

О.В. Да, если бы этого не было, то сестра не смогла потом в более зрелый период жизни поступить в институт.

И.Г. Батюшка, Вам было легко учиться в школе, или были какие–то проблемы?

О.В. Нет, учиться было легко. Конечно, таких педагогов, какие были в столице, было мало. Но встречались и очень талантливые педагоги, особенно в начальной школе, которая очень много дала для моего развития.

В средней школе была очень талантливый педагог, естественник. Она дала мне такой пример, как можно в советских условиях, в советской школе, создать настоящую семью. Она не была авторитарным человеком, для нее мы все были друзья. Это не было каким–то заигрыванием. Я помню, когда она появилась, кабинет физики в нашей школе был очень жалкий, там не было никаких полок, вообще ничего не было. Потом все появилось. Не потому, что было закуплено в магазине учебных пособий, а она сама смогла из ничего сделать. Она показывала всем, как это можно сделать. Мы все были очень увлечены ее предметом.

Потом начались лабораторные работы, которые она сама придумывала. Она была очень образованным человеком, в том числе — литературно. Кто не горит, тот коптит. Она сама, своей жизнью показывала, что она служит. У некоторых учителей была работа, а у нее — служение. Я видел человека, который служит. К тому же она была очень милосердным человеком, нас подкармливала всегда. Какую пищу давала? Конечно, то, что мы не могли сами купить. Как только начиналась лабораторная работа, она отлучалась. Оказывается, она шла в школьный буфет и там покупала конфеты шоколадные — купит на 30 человек. Нам — это было и в утешение, и в награду. Это стоило больших денег. Никто так не делал. Потом она помогла некоторым ученикам из нашего класса поступить в Питере в институт. Близкие ей люди их там пригрели, потому что негде было остановиться. Такой она была…

М.Г. Вы под ее влиянием решили стать учителем, или это родилось еще раньше?

О.В. Я думаю, что, да, хотя она была не литератор. Но она хорошо знала и литературу, поэтому я нашел образец литератора не в образе того, кто получил эту профессию, а вот именно в ней. Потому что она была очень тв<


Поделиться с друзьями:

Таксономические единицы (категории) растений: Каждая система классификации состоит из определённых соподчиненных друг другу...

Историки об Елизавете Петровне: Елизавета попала между двумя встречными культурными течениями, воспитывалась среди новых европейских веяний и преданий...

Археология об основании Рима: Новые раскопки проясняют и такой острый дискуссионный вопрос, как дата самого возникновения Рима...

Типы оградительных сооружений в морском порту: По расположению оградительных сооружений в плане различают волноломы, обе оконечности...



© cyberpedia.su 2017-2024 - Не является автором материалов. Исключительное право сохранено за автором текста.
Если вы не хотите, чтобы данный материал был у нас на сайте, перейдите по ссылке: Нарушение авторских прав. Мы поможем в написании вашей работы!

0.109 с.