Бог и повелитель с плеткой-семихвосткой

 

Я опять пала жертвой романтических настроений. Причем чужих. У нас на курсе любовное поветрие: почти все девчонки сходят с ума по одному парню из нашей группы. Могли бы даже организовать что-то вроде клуба по интересам. Бойцовского, например. Собирались бы там и били друг другу морды — от безысходности. Все ж какая-то разрядка. Увы! Все влюбленные девы, как одна, пошли другим путем. Причем не по сговору, а интуитивно. На самом деле ни одна из них не подозревает о существовании такого количества соратниц на славном поприще. Каждая любит и страдает в одиночестве. А исповедуются они мне — все, но поодиночке. Как лицу в высшей степени незаинтересованному. Господи! Да чем там можно заинтересоваться? Если только клиническим аспектом.

Юноша, перед поступлением в университет оттрубивший пару лет в военном училище и теперь бравирующий тамошними ужимками и прыжками на гражданке. Скалозуб рядом с ним показался бы обаяшкой и душой-человеком. А Шура Малахов, кумир наших девок, скорее похож на зануду-Чацкого, который к тому же немало лишнего веса нажрал, чтоб солидней выглядеть. Даже малаховские дружбаны зовут его между собой «жирной лошадью». Что только служит подтверждением истины: женщины любят не глазами, женщины, во всяком случае за дев с нашего курса могу поручиться, любят… очень странное сочетание качеств — информацию и унижение.

Когда еще в «школьные годы чудесные» я читала рассказ О’Генри «Справочник Гименея» — очень веселилась. Но мне и в голову не могло придти, что в реальной жизни я увижу нечто подобное — наяву. У О’Генри главный герой покорил свою возлюбленную тем, что пересказывал «светочу души своей» данные из статистического справочника, а его друг, декламировавший той же самой тетке любовную лирику Омара Хаяма, разгневал даму и был подвергнут самому «острому кизму». Бегать по кустам с кувшинами вина, как предлагали томные восточные рубаи, добропорядочная особа не захотела, зато с удовольствием слушала про среднестатистическое содержание волос на голове, про численность населения в Китае и про количество пятен на шкуре леопарда. Информация, выданная кавалером, ее завораживала, любовь к статистике казалась дамочке несомненным признаком изрядного ума и респектабельности.

И хотя в то бурное время в Америке индейцев еще отстреливали, а негров линчевали, но к женщинам уже относились политкорректно. Влюбленный статистик цитировал справочник, но не упрекал свою даму сердца за малообразованность. Он делился, а не самоутверждался. В России подобное поведение — воистину рыцарство высшей пробы. И встречается более чем редко. А потому отечественный назем внес свои коррективы в «информативный дележ». Шура Малахов активно занимался просвещением девиц, неизменно их при этом унижая.

«А ты можешь, село, перечислить имена и годы правления византийских императоров?» — мог он ни с того, ни с сего обратиться к кому-нибудь из сокурсниц. Самым распространенным ответом ему было смущенное «хи-хи». А дальше, пока Малахов сыпал именами и датами, девицы таяли, рдели и заглядывали ему в глаза. «И что с тебя взять, дура?» — миролюбиво заканчивал Шура с царскими династиями и, добивая жертву интеллектом, шел на второй заход: «А знаешь, сколько…?» И все повторялось. Вот такой покоритель девичьих сердец. Снорк-зануда в самой тяжелой, запущенной форме, с добавлением дешевого актерства и беззастенчивого самолюбования, рядом с которым милое кокетство фрекен Снорк — фарфоровая пастушка с изящным букетиком, которую поместили возле мухинской сладкой парочки, мужественно вздымающей серп, молот и девятитонный шарфик.

Я грешным делом полагала, что ежели мамзель вынесла три-четыре малаховских речитатива и не придушила этот «уникум», то ей полагается хотя бы небольшая компенсация в виде приглашения в кабак или на дискотеку. Но увы, на просвещении у Шуры все и заканчивалось. Ибо до танцев он не унижался (он вообще с трудом ходил), а тратить деньги на кормежку дур необразованных, далеких от заучивания километровых списков имен и дат, — это он просто считал ниже своего достоинства, о чем заявлял открыто. Шура считал, что ухаживать должен не он, а за ним. Впрочем, я полагаю, если одна из девок и отважилась на попытку накормить-напоить нашего жирника-интеллектуала за собственный счет, то Малахов все равно отказался… бы. Он патологически боится женщин. А пойти в педерасты мешает здоровое военное воспитание.

Меня-то Малахов еще в начале первого курса попытался проверить «на вшивость».

А ты, вообще, кто та-акая? — встретил он меня презрительно-недоуменным вопросом, когда я входила в аудиторию «в первый раз, в первый класс». Как будто моя бякина индивидуальность могла быть кому-то не видна и непонятна.

Элега-антно, — усмехнулась я, — Ну, тебе-то уж точно представляться не надо. Поскольку все твое пролетарское происхождение у тебя на физиономии написано. А еще злость к классу эксплуататоров.

А ты, значит, из эксплуататоров?

А как же. Смазливые девицы все из эксплуататоров. А ты не знал?

А ты, значит, смазливая? А по-моему — страшная!

Твои проблемы. Вкус неимущего для меня — не авторитет. Меня любят богатые мужчины.

То ли Малахов услышал в моем трепе какие-то скрытые заигрывания с собой, любимым, то ли с ним раньше никто так не разговаривал, но он явно струсил. Разговора не продолжил, на людях больше не хамил, вообще обходил меня за версту. Словом, получив отпор, повел себя разумно, старался больше не нарываться. Дурой он меня звал исключительно за глаза. Так что я была избавлена от его просветительских наскоков. Зато других он просто насиловал своей эрудицией: любил встать посреди коридора и начать громко разглагольствовать. Наши барышни и пожилые преподавательницы были от него в восторге. Я осталась на обочине тропы народной любви, о чем нисколько не жалела.

И тут-то наши девицы решили взять меня в конфидентки. То Люська, закатывая глаза, допытывалась у меня в курилке:

Разве тебе не кажется, что Малахов — это нечто? Он та-акой своеобра-а-азный!

Он, что, поведал тебе намедни, сколько костей в теле динозавра?

Ляль, ну че ты придуриваешься? Ну кого с ним из наших сравнить можно?

Из наших — нельзя. Только параноиков в последней стадии.

Да ладно тебе. Не, он как загнет! Очень своеобразный!

То Аленка грустно исповедывалась:

Мне кажется, Шура меня любит и скрывает свои чувства!

Почему ты так думаешь?

У нас очень сложные отношения. Он ведет себя со мной неадекватно!

Дурой, что ли, называет?

Ну, и это тоже. Но без малейшего повода! По-моему он мне хочет сказать что-то большее, но стесняется своих эмоций.

Ляля, молчать! В такие минуты даже змея не жалит:

Тебе, Ален, виднее. А чем же он так тебя привлек?

Это же очевидно. Он очень значительный! Он обо всем знает. Он очень интересный, незаурядный человек.

Только не слишком воспитанный.

Все талантливые люди неадекватны в своем поведении!

С чего она взяла? Кто вбил ей эту дурь в голову про неадекватность талантливых людей? Почему ум так легко приравнивается к бессмысленному поглощению информации? Какой смак в знании, которое не обрабатывается, а существует как самоцель или как средство для демонстрации? Словно двухметровый хвостик для птички. Главным образом для павлина.

Ляль, а у тебя с Малаховым было? — Аленка смотрела на меня испытующим взором.

С чего ты взяла?

Ну, он болезненно на тебя реагирует, я заметила. Никогда с тобой не разговаривает, плохо о тебе отзывается…

Слушай, а не проще ли сделать вывод, что я ему просто не нравлюсь? А он мне. И все!

А это возможно?

Что возможно?

Чтобы Малахов не нравился?

По мне — так запросто!

А на днях на меня обрушилась Светка. И ведь не предвещал же день ничего плохого. Сидели себе тихо, готовились к зачету. И тут Светка задает мне вопрос дрожащим голосом и нарочито безразличным тоном:

Ляль, а что ты думаешь о Малахове?

Ничего особенного. Дурак и хам.

Пауза.

Ты сама так считаешь или тебе кто-то сказал?

Сама.

Почему?

И вдруг меня как прорвало:

А тут ничего сложного. На самом деле ваш обожаемый Шура прост, как репа. Информацию он копит оттого, что боится собственной заурядности. Надеется на ложные предпосылки, на «закон отличника»: чем больше прочтет, тем умнее будет. Увы. Чтобы так прямолинейно рассуждать, надо не иметь ни малейшего представления о природе ума. А Шуряй, кстати, и сам в собственном интеллекте не уверен, потому и ведет себя агрессивно. Сразу начинает давить. Вопросы задает, будто перед ним отчитываться обязаны. Уверенные в себе люди не хамят всем поголовно. Им это незачем. Они спокойны и благодушны. А Малахов всегда ощетиненный. Как он себя с девками ведет? Школьники от таких комплексов лет в пятнадцать выздоравливают. А Шура, бедолага, до сих пор весь в скепсисе. И все от страха. Не знает, как надо при бабе держаться, чтобы выглядеть нормально — вот и выпендривается на уровне детского сада. «Смотрите, сколько я знаю!» — и бегом в кусты.

Светка сидела сгорбившись:

Наверное, так оно все и есть. Я что-то такое подозревала. Что же мне делать? Он всегда был для меня загадкой. И вот теперь так раскрылся. Во что мне верить? Кого любить?

Последние реплики относились явно не ко мне, а к Боженьке. И все же я рискнула дать совет:

Кого-нибудь не такого корявого, а лучше милого и обаятельного.

Светка медленно качала головой. Она против своей воли была согласна со мной. Но так просто сдавать свой окоп ей не хотелось. Столько затрачено сил! Сколько пролито слез! Сколько сладких мук и тяжких дум! Моя бы воля, я бы ей включила надрывно грустный полонез Огинского. «Расставанье с родиной» — ну очень освежает. Перед Светкой тоже маячило расставанье с психологической родиной — пространством без конца и края под названьем «Мазохизм».

Почему наши женщины, начиная с теток и бабок и кончая совсем юными созданиями, так охотно причаливают к этому берегу, словно он медом намазан? В пособиях по психологии все бла-бла-бла про мазохизм одинаковы: несамодостаточная личность старается себя дополнить за счет защитника-покровителя, причем довлеет образ строгого отца, формируется взаимосвязь «наказание-защита» — «если бьет, значит, любит». И в случае чего спасет, убережет, телом прикроет. Нехитрая модель. Ошибка в начале и крах в конце. Но ты попробуй в ту степь не свернуть, коли тебя кони несут! А от чего, спрашивается, ваши кони внезапно понесли, милая барышня? От паники. А откуда паника берется? От неуверенности в себе и от страха перед большим жестоким миром. Вот так. Причины-следствия, как на ладони. Но это ничего не меняет.

Я не люблю, когда на меня давят. И мне противно, когда меня используют — для самоутверждения, например. Унижений я терпеть не собираюсь — ни от кого. И исключений не сделаю даже для всего из себя признанного авторитета. Если я не спрашиваю у пресловутого «знающего человека» совета и помощи, нечего ему лезть и клеиться ко мне со своими выдающимися (а чаще мнимыми) талантами. И даже если мне что-нибудь этакое информативное занадобилось, плоды познания пополам с желчью и прочими выделениями организма я принимать отказываюсь. Согласился помочь — веди себя по-человечески, а не плюйся ядом на дальность расстояния. Не умеешь по-человечески — уединись в пустыне и беседуй с птицами. Или с крысами — самая лучшая компания для тебя и тебе подобных.

Но это — моя позиция. Другим — особенно русским бабам, традиционно склонным «покорствовать» — им гораздо легче пожертвовать толикой собственного достоинства во имя обретения надежного покровителя. Я думаю, такая стратегия — изначально проигрышная. Почему? Да потому, что от истерика, от садиста, от мамсика — вот основной контингент мужиков, западающих на терпеливую бабу — никакой защиты не добьешься. Он будет отъедать от партнерши по куску, дополняя свою собственную личность — весьма и весьма неполноценную. И никогда свою жертву не отпустит, потому что жизни боится так же, как мазохист. Не зря эти комплексы вечно ходят парой. Ну, и каков эффект от принесенной жертвы? Твоя самооценка все понижается и понижается, дезориентированность растет, ты уже ни в чем и ни в ком не уверена, а твой мужчинка еще масла в огонь подливает: все, мол, потому, что ты дура неученая. Я уж тебя учу-учу — и кулаком, и поленом, и словом ненормативным вразумляю, а ты еще больше поглупела. Не, пора, пора нам вводить эсэс — семейный семинар. Будешь совершенствоваться до победного конца. Причем твоего. Готовься, человек дождя. Мы тебя вылечим. Или похороним.

Естественно, увидев подобную перспективу, тетки бы в ужасе разбегались от этих «жирных лошадей» типа Малахова. Хотя… не все. Те, кому Шура покажется «престижным приобретением», останутся и продолжат «предвыборную» конкурентную борьбу. Чтобы вышедшая в финал избранница могла бы себя показать: вот, метелки, вы не смогли, а я смогла! Соревнование «Отхвати первого парня на деревне» — игра, которую некоторые так и не повзрослевшие тетеньки-подростки ведут с детства. Только в юные годы «клевый парниша», действительно, мог здорово поднять подружке самооценку. Тем более, что с самооценкой в эти самые «годы чудесные» ужас что творится, темный ужас.

 

Когда я себя не любила

 

Я это время помню очень живо. Жуткие воспоминания о счастливом детстве либо моментально прячутся по темным углам, словно тараканы, либо так и лезут, так и лезут — опять-таки напоминая тараканов. Тараканов в голове… Теперь вышеупомянутое состояние сознания, кажись, наступило у Майки. Все признаки налицо: ведет себя точь-в-точь, как я в ее годы — то вертится перед зеркалом по полдня, то боится на себя взглянуть — пулей пробегает мимо, только что не зажмуривается и подол на башку не натягивает. А на днях я вынуждена была проявить себя как героическая защитница младшего поколения: отвесила здоровущую плюху Майкиной приятельнице. Похоже, у девчонок вышла разборка на лестничной площадке, обильно сдобренная необоснованными утверждениями, неполиткорректными высказываниями и ненормативной лексикой. Услыхав, что Маечкина оппонентка орет со всей дури, словно депутат Госдумы: «Ты, дебилка прыщавая!», я, сама не помню как, оказалась в коридоре и — блямс!!! Девчонка присела и закрылась ручонками. Я еще поработала ветряной мельницей, совмещенной с громкоговорителем, и только потом разглядела, на кого наезжаю — такая же малявка, с кожей, усыпанной дефектами. Я сразу остыла, даже слегка устыдилась и увела остолбеневшую сеструху в дом. И понеслось!

Вообще-то, моя подзащитная и раньше устраивала, как папуля выражается, «рыданчества» на тему: «Да-а-а, Лялечка! Тебе-то повезло! Ты у нас красивая! У тебя нос мамин, а глаза папины! А у меня нос папин, а глаза мамины, что дает совершенно не тот эффект! Счастливая! Все лучшее себе взяла, а мне — что оста-а-а-а-ало-о-о-о-ось!» Я, конечно, сперва посмеивалась, потом вскипала, а завершалось все взаимными воплями на тему «Сама дура». Вот и сейчас: Маечка постояла-постояла, красными щеками посветила — и взорвалась, словно первомайский салют. Вначале погромыхала «нехорошими словами» в адрес той засранки, потом замолчала. Молчание было затяжным, тягостным и чреватым. Я поняла, что меня ждет и приготовилась к испытанию. Через час Майку развезло, будто осеннюю дорогу. Сестрица заползла в комнату, словно побитый жизнью ужик и засипела: «Ляль, она ведь правду говорила, да? Я прыщавая, да? Ну скажи, чего молчишь!» Ну что тут скажешь? Да, есть у Майки угревая сыпь — на мой взгляд, вполне терпимая. Но я-то знаю: подобная вещь кажется незначительной, только если у тебя ничего такого не случается. А у меня ведь тоже было.

Ох, до чего же противная штука — подростковые проблемы с внешностью! Я, например, без конца мучила мамин тюбик тонального крема и пудру — боже, сколько дорогой косметики без толку извела! Спасибо, мамуля не брюзжала, относилась с пониманием. Все годы, что длилось мое неадекватное восприятие и болезненное реагирование. Наверное, когда все прекратилось, родители вздохнули с облегчением. И вот — снова здорово. И сразу всплыли воспоминания… Причем не одни, а в компании. У меня подружка косметологией плотно занимается. А я, как вы уже догадались, — психологией. Так что воспоминания пришли вкупе с полезной, хоть и несколько запоздалой информацией. Я преодолела желание удушить комплексующую сеструху и попыталась разобраться в ситуации без рукоприкладства. Одним только умственным усилием.

Дисморфофобия. Вот как это называется. Дисморфофобия. Психологическая немочь, коей страдают дети и кинозвезды. Маечка, я так думаю, относится ко второй категории. Вообще, большинство девчонок лет с 12–13 ощущают невыносимый страх, переходящий в уверенность: у меня уродливая длинноносая физиономия; вместо груди мешок с картошкой или то, что полагается мазать зеленкой; не ноги, а телеграфные столбы, причем столбы кривые; и кожа, кожа, кожа! Просто личное стихийное бедствие. Ни предугадать, ни спастись, остается одно — терпеть. Как раз то, чего организм тинейджера не имеет — терпеж и удерж.[9] В этом состоянии в психике малолетки доминирует Снифф — маленький зверек, который всего боится, вечно пребывает в состоянии столбняка или мечется в панике. Снифф не уверен ни в себе, ни в окружающем мире, и нет в мире вещи, которая избавила бы Сниффа от всяких треволнений. И убедить его в том, что он, хоть и маленький, но сильный, надежный и весьма, весьма привлекательный — тоже задача практически неразрешимая.

Психологи вычислили: треть девчонок мечтает о пластической операции — да к тому же действенно мечтает — деньги ищут, в интернете рыщут, книжки читают про пластическую хирургию! А еще треть на диеты садится, причем для похудания выбирает самые травмоопасные методы, граничащие с анорексией. В принципе каждая женщина, не исключая дамочек весьма преклонного возраста, трепетно хранят в себе уже упомянутую фрекен Снорк. Правда, иногда она бывает больше похожа на фрекен Бок. Те способы, которыми женщина стремится себя продемонстрировать, зависит от ее системы ценностей. Одни ищут, о чем бы «поведать миру», другим — было бы что миру показать. Второй вариант осеняет своим крылом главным образом миловидных дам и девиц. Страшненькие предпочитают брать интеллектом. Именно неуверенность в собственных силах — в своем уме, в своей привлекательности — толкает наш пол на всякого рода «повседневный героизм» типа косметических процедур вплоть до пластических операций (а в другом случае — обделенные внешними данными штудируют Большую Британскую энциклопедию, равно как и все прочие энциклопедии, монографии, хрестоматии…). В общем, в жизни всегда есть место подвигу. Особенно, если не хватает ума держатся подальше от этого места.

Весь этот кошмар демонстративности проходит — если проходит — годам к 23–25. И лечится исключительно мужским вниманием. Дозировка не ограничена. Вот уж на самом деле, «лекарство страшнее болезни». Хотя действенное. Еще Джина Лоллобриджида отмечала: «Любовь — лучшая косметика». Ага. И лучшая метода для создания психологический зависимости или для получения психологической травмы. Тем более что мальчишки-однолетки все такие отморозки! А из дяденек постарше, всегда готовых, гм, проявить внимание к Лолиткам в стадии созревания, в нашей стране можно составить контингент зоны строгого режима — и не одной, а нескольких… десятков. Но, несмотря на многочисленность, такие кавалеры не важны и не нужны. Потому что супер-хахаль, способный вылечить растущий организм от дисморфофобии — товар другого рода.

Он не мешковатый пацан с соседней парты и, уж конечно, не лысый папик с умильным взором — это принц. Желательно невероятный, нездешний, неземной — принц, но не Датский и не, прости господи, Монакский, а киношно-литературный. Ох уж эти идеалы, созданные смертным искусством под влиянием коммерческих вливаний! На их фоне даже вполне приличные ребята выглядят уродами преестественными. Как говорил Берти Вустер миляге Дживсу примерно столетие назад: «Знаете, бывают этакие красавцы с печальным, неизъяснимым взором, с тонкими, выразительными пальцами и в сапогах для верховой езды».[10] Непременные условия: элегантность, сдобренная хорошей порцией неизъяснимости с невыразимостью, а также краса немеряная плюс талант неистощимый. И если подобное чудо в сапогах спускается с небес (вариант: выпадает из седла) и обращает внимание на твою сестру — у девочки проходит подростковое недовольство собственной внешностью! «Маэстро! Урежьте марш!!», как скомандовал дирижеру варьете Бегемот, и последовал «ни на что не похожий по развязности своей марш» с «мало понятными, полуслепыми, но разудалыми словами»:

«Его превосходительство

Любил домашних птиц

И брал под покровительство

Хорошеньких девиц!!!»[11]

Причем не он один. Привлекательная внешность привлекала не только всяких там превосходительств, орнитологов-надомников, но и куда более презентабельных ухажеров.

Я-то в Майкины годы мечтала про всех красавцев, коих доводилось узреть. Главным образом на широком экране. Если составить список моих «умозрительных», ежедневника не хватит. От Фанфана-Тюльпана до Руперта Эверетта — даром, что душка-актер гей безальтернативный. Меня, собственно, и не интересовали вкусы воображаемого предмета страсти в реальном измерении. Главное, чтоб был недосягаемо крут и неподражаемо роскошен. Я представляла себе та-а-акие картины! Нет, на сексуальные фантазии я, признаться, не расщедрилась. Скорее уж на социальные (или исторические): я и Фанфаны всех мастей на выпускном, я и они захожу к Людке, Катьке, Марке (к Людовику, к Норфолку, к герцогине Мальборо) в гости, я с ними на пикнике, на гулянье, на дискотеке (на коронации, на вручении Нобелевской, на поле Ватерлоо)… Этакое сокровище одним фактом своего присутствия должно было реабилитировать все мои фиаско, все недостатки, все проблемы. Не только дефекты кожи, но и навороты сознания в период созревания.

Вот, пожалуйста, самый что ни на есть симптом такого наворота: если никакой предмет тайного обожания всех знакомых девиц, классный парниша, в действительной жизни на тебя не западает, его надо придумать! С появлением компьютерной техники все упростилось: берешь фотку из интернета, обрабатываешь фотошопом до неземного совершенства, печатаешь на принтере, подписываешь левой рукой «Воплощенному блаженству трепещущей души моей — дарю навек вместе с неизбывной страстью. Твой котик» — и готово. Считай, что ты замужем — до первого истинного чувства. Можно врать и врать: уехал, мол, в Сорбонну, у тамошних профессоров уму-разуму учиться. Если выживет — вернется. И честным пирком да за свадебку! Главное — наворотить сорок бочек арестантов и не сбиться ни разу. Подруженьки, гадюки, тебя, разумеется, вовсю экзаменуют, а ты, словно на допросе, отпираешься и отрицаешь: да, не познакомила — вас только познакомь! Вы бы на него всем курятником насели! Да, не рассказывала — была охота перед вами исповедоваться! Да, родители не в курсе — я уже взрослая особа, отчитываться не стану!

Зачем он, спрашивается, нужен, геморрой с мнимыми хахалями? Да ведь мы, представительницы слабого (на всю голову) пола издревле хахалями соревнуемся. Качественный гардероб, качественный экстерьер, качественный интерьер и качественный амант — а лучше муж — это и есть полный-преполный набор уважающей себя, благополучной по всем статьям бабы-дуры. Заменяет все, что хочешь: индивидуальность, карьеру, счастье в труде и успехи в личной жизни. Чудная вещичка — самооценки повышения для и сохранения видимости успешности ради. И взрослые-то бабы на эту примочку попадаются — а уж малышня наивная и подавно!

Беда еще и в том, что у Майки богатое воображение (кажется, это свойство наследственное), а оно подростка только в еще большую мнительность приводит. Возникает и укрепляется уверенность, что все твои достоинства лежат во внешних обстоятельствах. В романах с отпадными мужчинками, в частности. К тому же в ее возрасте «на ура» идет всякое слюнявое чтиво с участием невыразимо длиннопалых любителей сапог для верховой езды с псевдоэротическими экскурсами типа «Он длинно и страстно обнял ее всю». Тьфу! А в результате в башке у юной библиоманки все смещается. Или вовсе отлетает в тридцать третье измерение. Она, с одной стороны, не чувствует себя достойной и обыкновенного «парня из нашего города», а с другой — меньше чем на принца с проникновенным взором и пышной шапкой кудрей не согласна. Складывается абсолютно безвыходная ситуация: требования кинематографической сверхкрасоты довлеют и над потенциальным избранником, и над нею, мечтательной бедняжкой на грани нервного расстройства. Внешность становится какой-то красной кнопкой из фильма про Джеймса Бонда: все зависит от нее, а потому она — главная и единственная цель, средство, метод и перспектива.

А в результате? Тотальная непримиримость, крепко замешанная на неуверенности в себе. Никакого снисхождения к обычным человеческим слабостям, никакого предварительного общения для взаимного узнавания, никакого психологического долгостроя и многомесячной тягомотины типа налаживания отношений. Сплошное ожидание чуда: чуда незабываемой встречи, чуда любви с первого взгляда, чуда мигом возникшего эффекта слияния душ. Максимум, на что способны девчонки, ждущие чуда — это на подготовку «благоприятных условий для встречи со своей половинкой». И практически вся подготовка лежит в сфере современной косметологии — вывести прыщи, исправить фигуру (форму ног, носа, ушей), покрасить волосы в золотистый цвет, а глаза — в желтый. Или в фиолетовый. Аэлиты несчастные.

Что, вообще, может предложить ученица какого-нибудь десятого «А» неземному придурку, у которого три имени вместо одного, куча хобби, связанных с лошадьми и яхтами, а вместо прошлого — сплошные разочарования в женской неверности (несмотря на все его достоинства, этого принца постоянно бросали гордые, подлые и страстные любовницы — и хотя одно это должно было послужить поводом к размышлению для бедной дурочки, но увы!)? Ответ напрашивается сразу: свою непреходящую верность, свою необозримую чистоту и круглосуточную свежесть, но главное — еще один пример красоты выдающейся. Как писал один американский журналист по имени Генри Луис Менкен: «Любовь — это торжество воображения над интеллектом». Хорошо сказано! И вот, подстрекаемая шулерскими приемами воображения, дурнушка готовится к участи всех Золушек: ко встрече с имиджмейкером, желательно, обладателем волшебной палочки. Ну, пусть он будет не совсем волшебник, а всего-навсего хороший мальчик, который сочиняет плохие стихи, но которому дружба помогает делать настоящие чудеса! Лишь бы сработал как надо: преобразил, усовершенствовал, обул и к принцу на бал отвез.

А пока вся эта лабуда в перспективе, соплячке ничто не мило: ни отражение в зеркале, ни окружение в реальности, ни радости в повседневности. Черно-белое кино про сталеваров, а не жизнь. На что наша Синдерелла ни взглянет — кругом серость и мерзость. Бедная моя сестрица! Но в одном ей повезло — у нее такая грамотная родня! Мы, по крайней мере, не позволяем себе благоглупостей вроде: «Ничего, деточка, прыщики и полнота пройдут, как только начнешь жить половой жизнью». Если нашему папульке ненароком сообщить, что Майка задумала зажить половой жизнью согласно медицинскому заключению, он всему медперсоналу в городе бошки поотрывает! И правильно сделает. Обычно врачи и родичи именно такими фразами загоняют подрастающее поколение в угол безысходности. Дескать, ты, любимое чадо, соглашайся на какого попало партнера, пока ты еще «некондишен малолетний» — поживешь с первым, кто и на прыщавую толстушку западет, подлечишься, а там и принц подвалит. Лет через — надцать. От подобной участи и заболеть недолго. Ну никакой деликатности в отношении подрастающего поколения! И дальновидности тоже никакой.

Удивительно, до чего люди забывчивы! И вдобавок плохо образованы. Кажется, они или телик не смотрят, или не видят, что там показывают — всякие там бибиси, дискавери и прочие образовательные программы на тему дикой природы. Там все очень доступно разъяснено. Ведь не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: человек в детстве (а кое-кто — вплоть до самой старости) ориентируется на инстинктивное поведение. Ну, не отличается он от представителей дикой природы. Нечем ему отличаться — интеллектуальных кладезей покуда не накопил. И, грубо говоря, молоденькая самочка выбирает самца по роскошному оперенью, развесистым рогам и трудному гласу. Человеческие детеныши юного возраста поступают в том же духе. Девица лишь когда подрастет, тогда и допетрит: рога, перья, песни и танцы есть примитивные примочки и приманки. Под ними ни натуры, ни мозгов, ни хрена. Может, допетрит, а может, и нет. Не всем дано.

В любом случае, предлагать малышне, вступающей на скользкий путь полового размножения, удовольствоваться чем бог послал — самое последнее дело. Воплощенный идиотизм. Впрочем, чего и ждать от взрослых с их снисходительным склерозом. Ну не помнят они собственных подростковых амбиций! И оттого в массе своей полагают, что детские фобии и комплексы вполне излечимы добрыми увещеваниями в духе: «Подожди, походи страшилкой, потрахайся с отморозками-однолетками, а еще лучше — похорони мечты о собственном принце и о собственном преображении знаешь где?» Психологи, маму их в Закопане.

Нет, пока в женской натуре бушует кокетка фрекен Снорк, успокаивать ее нотациями или предлагать альтернативные варианты: подумай об учебе, о поступлении в институт, пойди на курсы вязания — это тебя отвлечет, а там, глядишь, и угревая сыпь сойдет на нет. Маразм. Лично у меня все подобные предложения вызывали — да и сейчас вызывают — глубокое отвращение. Хочется, соответственно, отправить чирикающую идиотку на курсы кулинарии, домоводства, кройки и шитья — авось таким образом она избавится от целлюлита, от кариеса, от седины, от морщин и от мочекаменной болезни. Ах, не-е-ет? Тогда какого черта вместо того, чтобы лечить подростковые проблемы с кожей, эти тетки норовят сделать вид, что нет никаких проблем, переждать норовят, запустить болячку? Сейчас, главное, поставить диагноз, да подобрать диету и режим. А лет через десять придется лечить все подряд — кожу, психику, несчастливую личную жизнь и загаженную карму.

Я, конечно, не очень-то нуждаюсь ни в чужом мнении, ни в дурацких советах, а вот Майка… Как и все девчонки ее возраста, она ищет свое отражение в глазах окружающих. Сама себя она пока оценить не может, да и трудно оценить все, что растет и поминутно меняется. Сама Кассандра сейчас не напророчит, какое будущее ждет сегодняшних тинейджеров. Старые системы, устои, стандарты если не рухнули, то изрядно поизносились. Похоже, крошке сыну пора опять подваливать к папаше с вопросом «Что такое «хорошо» и что такое «плохо»?» Какие качества сегодня «в цене», какие образцы в ходу, какие социальные нормы в фаворе — и непонятно, и тем более трудно прогнозировать. Мы живем по инерции, используя старые правила — это касается вообще всех лиц, обремененных высшим образованием, но не обремененных опытом работы. Конечно, квартет «аттестат-абитура-диплом-аспирантура» греет душу молодежи. Но даже молодежь понимает: жизнь начнется за пределами этих рамок. То есть этих бумажек, вставленных в рамочки. Работа, карьера, семья — все лежит за пределами дипломов-аттестатов. И тем более красота, здоровье, успехи в личной жизни и счастье в труде. Так что своеобычные благоглупости на тему «трудись — и да обломится тебе» будем пресекать. Сейчас у Майки формируется самооценка. Если ее убедить, что на внешность лучше плюнуть и всю себя посвятить интеллектуальной деятельности, через двадцать лет мы получим старую деву с запретом на секс, с недописанной диссертацией, с нереализованными амбициями и с тайной — или не слишком тайной — обидой на несовершенство мироздания.

Все. Будем действовать нетрадиционными методами. Шаг первый: созваниваемся с косметологически-образованной Мулькой, у которой маманя работает в соответствующем заведении. Шаг второй: уговариваемся с хорошим, умелым специалистом, не имеющим дурной привычки к утешительному словоблудию на тему спонтанной стабилизации половых гормонов. Шаг третий: берем мою сопливую дуреху Маюху под мышку и везем к специалисту. Шаг четвертый: выясняем причину гормонального дисбаланса. Наверняка сестрица ест не то, моется не тем, поры не чистит, а за ушами у нее можно картошку разводить. Плюс витамины, бифидобактерии, скраб, очиститель, увлажнитель и все, чем некогда пользовали меня. Время пришло. Не дай сестре засохнуть!

Вдобавок все сладкое, жирное и острое достанется мне! А Майке-обжорке — дулю! Пускай морковку лопает и верит в светлое будущее. Господи, какая я добрая и великодушная! Просто Деларю какая-то! В смысле, какой-то.

 

«Лавры Деларю» — цель или средство?

 

Помните бедолагу Деларю, которому «вонзил кинжал убийца нечестивый в грудь»? А в ответ раненый только «шляпу снял, сказав ему учтиво: «Благодарю!»?[12] А название? «Великодушие смягчает сердца!» Автор-то посмеялся вдоволь над благовоспитанным дурачком, а каково-то нашему, пылкому, хоть и недалекому, читателю? Особенно такому, который юмор понимает, только если на титульном листе аршинными буквами напечатано «Сборник пародий». Маленький логотип в уголочке «Юмор в русской классике» он уже не воспримет. Вот почему некоторые всерьез собираются отдать свою жизнь и честь ни в чем не повинной Дуни, которую злодей того-с на антресолях — а для чего, спрашивается? Дабы смягчить это твердокаменное сердце?

Не думаю, что это можно сделать посредством великодушия. Оно скорее, дает зеленый свет всем навязчивым, имеющим наглость и склонным к бесцеремонности — извольте, вот вам прямая дорога в святая святых чужой жизни. Идите и никуда не сворачивайте! Мало кто отказывается от подобного приглашения. А в результате мы нередко оказываемся заложниками собственной вежливости, благожелательности или стеснительности. Мы утешаем себя слабыми аргументами в пользу хороших манер, деликатности, доброжелательности: вот, дескать, какие мы благородные — действуем наперекор собственным интересам. Теперь можно уважать себя за непротивление злу насилием. Всепрощение, воздержание и многотерпение — удел истинного интеллигента! Но почему-то наши «благие деяния» не только не доставляют нам глубокого — равно как и неглубокого — морального удовлетворения, а наоборот — дают четкую уверенность в том, что выглядишь ты полной дурой. И почему-то снисхождение лишь тогда доставляет удовольствие, когда проявляешь его по отношению к тем, кого любишь. Например, я относительно легко сношу Майкины придури, некоторые закидоны родителей, глупости своих подруг (до известного предела), но считать, что я всем обязана — это выше моих сил.

Естественно, всяческие уступки из вежливости, оказанные против воли, выводят меня из себя и вызывают ощущение, что мною попользовались. И я уверена, что это ощущение — далеко не безосновательное. Люди, которые произошли не от высших приматов, а от примитивных паразитов, часто выдают свои «биологические корни» уже во время первого знакомства. Не успеешь с таким двух слов сказать — глядь, он уже к тебе с «маленькой просьбой» — из тех, которые, как писал Оскар Уайльд, «всегда так трудно исполнять».[13] Этих я называю «накожными паразитами» — их, как клещей, блох, вшей, комаров и слепней, обнаружить нетрудно. И избавиться от них нетрудно — надо только знать, что они тебе ну совершенно не нужны. Даже как средство для проведения досуга в процессе дружеского гроуминга (это такое умилительное взаимное вычесывание паразитов и колтунов из шерсти, которому с незапамятных времен предавались наши предки — а современные обезьяны занимаются этим по сей день и не без удовольствия) в компании с таким же, как ты, вшивым интеллигентом.

Есть и «внутренние паразиты» — типа глистов или вирусов всяких. Вот их обнаружить потруднее. Вроде никто не бегает по твоему телу, весело топоча сотней малюсеньких лапок, не делает по утрам гимнастику у тебя на животе и не раскидывается отдохнуть после обеда в подмышечных впадинах — а все равно самоощущение отвр<