Понятие Небесного Закона и его положения. — КиберПедия 

Эмиссия газов от очистных сооружений канализации: В последние годы внимание мирового сообщества сосредоточено на экологических проблемах...

Адаптации растений и животных к жизни в горах: Большое значение для жизни организмов в горах имеют степень расчленения, крутизна и экспозиционные различия склонов...

Понятие Небесного Закона и его положения.

2019-08-07 105
Понятие Небесного Закона и его положения. 0.00 из 5.00 0 оценок
Заказать работу

Долг свободы

Этот долг требует от человека принимать только самостоятельные решения и отвечать за них в полной мере. Он касается только внутреннего мира человека, и его можно назвать внутренним долгом. Его невыполнение не задевает других людей непосредственно, но последствия его нарушения для общества бывают самые страшные. Все мерзавцы мира, пойманные и обезвреженные, объясняют свои поступки чужим влиянием, плохим примером или преступным приказом вышестоящего начальства. Все пьяные и наркоманы оправдывают себя тем, что их воля нарушена отравлением ума. Так вот, нет никаких приказов, нет никакого духовного влияния и нет никакого гипноза, это всё только звуки и знаки, исходящие от другого человека. Нет никакого опьянения — человек сам принимает решение одурманить себя, находясь изначально в трезвом уме, если речь не идёт о случайных и насильственных отравлениях или травмах. Принять чужую волю или принять дурман, нарушающий волю собственную — это свободное решение личности, за все возможные последствия которого она полностью отвечает. Таким образом, долг свободы — это не свобода быть свободным, которой можно воспользоваться по желанию. Это тяжкий долг быть собой, от исполнения которого многие норовят уклониться, чтобы снять с себя ответственность.

Свобода воли не означает отказа от подчинения установленному порядку и приказам, необходимым для координации коллективных действий. Она означает лишь то, что любое внешнее подчинение проходит постоянную проверку на соответствие Небесному Закону. И при расхождении с этим Законом внешнее подчинение должно прекращаться, а личность должна принимать собственные решения, сообразуясь лишь со своей совестью и умом.

Но если человек решил безоговорочно принять волю другого, его личность уснула или умерла. Чужая воля стала его персональной волей, ведь он сам решил, чьим указаниям следовать. Приняв чужую волю, он изменился как личность, но это изменение является его собственным решением, за которое он несёт полную ответственность. За всё сделанное и несделанное человек отвечает лично и в полной мере перед совестью и людьми.

Требование свободы воли пытались выразить создатели ветхозаветной религии в заповеди «не сотвори себе кумира», но их поняли лишь отчасти. Разные ветви ближневосточных религий активно спорили по этому поводу, можно ли изображать Бога и можно ли изображать человека, воспринимая эту норму буквально. Однако, кумиром может стать всё, что человек поставил выше своей совести. Кумиром может стать другой человек, наделённый правом изрекать волю богов или правом толковать единственное верное учение. Кумиром может быть священная книга, написанная и толкуемая человеком. Кумиром может стать особое здание или место, доступ к которому кем-то контролируется и обуславливается. Кумиром была даже медовуха викингов, которой они придали значение «священного мёда поэзии», а также ядовитые газы Дельфийского оракула и галюциногенные грибы, которыми травились шаманы и другие дикари. Любой вид воздействия на свой ум, который человек согласился воспринимать без размышления и возражения — это механизм добровольной капитуляции его личности и способ отказа от свободы воли. Это, по существу, дезертирство человеческого разума в животное состояние.

Личность человека по своей внутренней природе является создателем и выразителем Небесного Закона, и лишение её свободы воли уничтожает или резко ослабляет её способность слышать этот Закон. Именно поэтому требование сохранить свою свободу воли при любых обстоятельствах мы и обсуждаем в начале. Не потому, что это главный долг, а потому, что без свободы воли вообще нет личности и нет совести. Подобно тому, как бывают люди с нарушениями генетического кода, бывают и люди с нарушенной или даже отсутствующей совестью. Сами по себе случаи нравственной глухоты можно расценивать как болезнь, которая требует лечения наряду с другими рассройствами личности.

Но оно становится по-настоящему страшным, если окружающие подчиняют свою волю человеку, не ведающему Небесного Закона. В этом случае главные преступники — именно они, эти люди окружения, отказавшиеся от своей свободы воли и этим многократно усилившие безумную волю морального калеки, который почти не ведает, что творит. В 1961 году в Израиле судили одного из самых страшных нацистских преступников Адольфа Эйхмана, организатора истребления более 6 миллионов евреев, который сам был из еврейской семьи, перешедшей в лютеранство. Присутствовавшая на суде писательница Ханна Арендт не нашла в его личности никаких патологий, кроме одной — готовности к безгранично упорному и честному выполнению чужой воли, каковой для него оказалась воля Гитлера. Эйхман был убеждён в своей моральной правоте и честно сотрудничал с судом, ничего не скрывая и ни в чём не раскаиваясь. Смертный приговор себе он счёл нечестным.

Небесный Закон, действующий на пространствах Великой Степи, никогда не был записан, чтобы даже своим текстом не давать человеку повода отказаться от своей совести и стать духовным рабом другого человека, хотя бы это и был великий автор древности, присвоивший себе право писать слова от имени Неба. У Небесного Закона есть дух и логика, но нет буквы, которую можно было бы использовать для его профанации. Для того Вечное Синее Небо и осталось у степняков неперсонифицированной сущностью, чтобы даже воображаемый человекоподобный Бог не послужил человеку кумиром и не позволил ему отдать свою совесть вымышленному образу. Персонификация Бога уже есть отчуждение человеком своей совести.

Заметим, что Степь всегда была открыта внешним культурным влияниям, и письменный закон в его китайской форме постоянно пытался внедриться в сознание кочевников, оперируя тем же самым понятием Вечного Синего Неба. Но китайский закон выстраивал между Небом и человеком бюрократическую иерархию китайской империи во главе с единственным представителем Бога на земле — императором. Отказавшись от записи Небесного Закона, кёк-тюрки спасли его от извращения и погребения под слоями китайской учёной схоластики. Древнетюркские рунические записи на каменных стелах рассказывают о том, как кочевые племена, поддавшиеся обману китайской культуры, были порабощены и истреблены. Зато оставшиеся свободными выработали особую трезвость духа и прочный иммунитет к такому внешнему манипулированию сознанием. Поэтому степная вера и представляет нам исключительный пример свободы воли, заслуживающий пристального изучения.

«Кто ты такой, чтобы говорить со мной от имени Бога?» — резонно вопрошал хан Менгу-Тимур в ответ на предложение Папы Римского принять католичество и подчиниться Риму. «До Неба расстояние всюду одинаковое» — сообщил он арабским халифам на предложение совершить хадж в Мекку. У степняков был долгий опыт противостояния китайской религиозной системе, согласно которой обращаться к Небу мог только единственный его сын — император, и только в одном специальном месте, куда никто иной не мог быть допущен. В те времена многие народы отдавали свою свободу воли внешней силе и тем самым размещали свою совесть где-то вне себя. Это позволяло их легко обманывать, но это вовсе не снимало с них ответственности за злодеяния, совершённые во имя веры или императора.

И только кочевники уже в Средние Века приняли на себя всю ответственность за свои решения, не нуждаясь ни в чудесном благословении свыше, ни в биче божьем для своего вразумления. Каждый из них видел Небо прямо над своей головой или через дымовое отверстие своей юрты, и каждый решал вопросы своей совести, лично обращаясь ко Вселенной — источнику Небесного Закона. Шаманам и колдунам дозволялось договариваться по бытовым вопросам с мелкими духами природных явлений, но они не имели власти над совестью кочевого народа. «У Бога нет других рук, кроме наших» — говорит казахская пословица. Небу отводится роль создателя и вдохновителя идеи, исполнять которую должен сам человек.

Причины внутренней свободы кочевников следует искать в их внешней свободе. В условиях кочевья человека можно убить или изгнать, но его трудно лишить свободы по-настоящему, потому что отсутствуют прочные стены. Кочевник в мирное время всегда имел право и практическую возможность выйти из-под власти своего начальника вместе со своей семьей и имуществом, а ещё проще — в составе компактно кочующего родового куреня (аула). Для этого было достаточно изменить маршрут кочевья или откочевать со стоянки без предупреждения. Такой шаг означал ссору и разрыв, но с этим ханы ничего не могли поделать. И даже свержение кочевого властителя иногда могло происходить бескровно — путём ухода сразу всей орды от оставленной на стоянке в одиночестве белой ханской юрты.

Простая возможность уйти ставила предел попыткам установления деспотической власти. Именно в ней состоит причина стойкости свободы воли у кочевых народов и упорного воспроизведения в их обществе естественной для человека степной демократии. А в отсутствии такой возможности состоит главная причина нехватки свободы у оседлых земледельцев. В России вплоть до Ивана Грозного действовало кочевое право выхода, как для крестьян (в Юрьев день), так и для бояр (в мирное время). И только с его ликвидацией через века после распада Золотой Орды здесь под влиянием с запада стали прививаться крепостное право и монархический абсолютизм. Также можно связать угнетение свободы в советскую эпоху с ликвидацией свободы передвижения людей. И даже современные условия в большинстве стран не позволяют говорить о достижении того уровня свободы выхода, какой был у кочевников. Хотя в целом современный человек, конечно, гораздо более мобилен, чем оседлый земледелец или горожанин Средневековья.

Лидеры кочевников хорошо понимали, что и их собственная духовная свобода зависит от их кочевого образа жизни. Чингиз-хан завещал своим потомкам не оставлять войлочных стен, чтобы не изменить своё сознание. Чтобы трудности кочевья не воспринимались как наказание, степные народы вводили странные на первый взгляд запреты. Средневековым монголам нельзя было стирать одежду, и вовсе не из-за случайного суеверия, а для того, чтобы они не оказались в зависимости от речных долин и от тех, кто контролирует к ним доступ. Запрет на употребление свинины, унаследованный евреями и арабами от своих кочевых предков, объясняется непригодностью свиней к кочевью в степных условиях. Обнаружив, что племена, взявшиеся за разведение свиней, тут же оседали на месте и скоро оказывались в деспотической зависимости от хозяина земли, кочевники просто сочли этот вид скота загрязняющим душу.

Следует сказать, что требование свободы воли, которое кочевые народы предъявляли к себе, они в той же мере накладывали на любого человека, лишь с некоторым учётом его положения в социальной структуре его общества. Так, всякий свободный мужчина считался не только воином своего народа, но и полноправным участником формирования государственной политики, который имел право голоса по важнейшим вопросам и имел право выхода при несогласии со своей властью. Поэтому в степи в отношении мужчин имело силу понятие коллективной вины, и после военного поражения за чрезвычайное преступление хана все мужчины его рода или орды могли быть казнены как сообщники. Но при этом считалось, что свободная воля женщины по своей природе не может быть направлена на причинение кому-нибудь боли или смерти, так что женщины вообще не рассматривались как члены враждебного племени, и на них не распространялось понятие коллективной вины.

Поскольку свою ответственность понимали все степняки, они быстро откликались на все политические события и бдительно реагировали на нарушения Небесного Закона в своём обществе, чтобы случайно не оказаться подставленными под чужие сабли какой-нибудь персональной подлостью своего хана. Эта жизненная потребность всеобщего участия в политической жизни, в свою очередь, требовала развитой системы оповещения обо всех событиях, и поэтому в степи было почти невозможно сохранить что-либо в секрете.

Требование свободы воли нашло своё отражение и в том, что кочевые скотоводы, если уж они искали себе аналоги в животном мире, предпочитали считать свою психику ближе всего к психике волка. И дело вовсе не в том, что они считали себя злыми или волка — добрым. Волки были постоянными врагами людей в степи, их конкурентами за высшее место в пищевой цепи. Гораздо больше симпатий у кочевника вызывали его верные псы-волкодавы. Но о самом себе степняк предпочитал думать как о существе с полной свободой воли, подчинённом только Небу, и в этом видел своё сходство именно с волком. В восточнославянских сказках Серый волк тоже выступает обычно союзником положительного персонажа, а вовсе не воплощением зла. Для оседлых же культур это нехарактерно. Скорее наоборот, в Китае хорошего человека могут одобрительно назвать овцой, да и в христианской проповеди добрых людей всё время называют паствой.

В современном обществе практически не бывает того уровня свободы и осведомлённости, какой был у средневековых кочевников. Мы живём в мире политической лжи и голосуем за телевизионных кукол, о которых ничего не знаем лично. Поэтому коллективная вина в современном мире не имеет права на существование. К ней можно будет вернуться только тогда, когда уровень информированности и осмысленности голосования избирателей (то есть — степень их реальной политической свободы) достигнет хотя бы половины осмысленности политических решений рядового монгола XIII века. Сейчас понятие коллективной вины можно применить разве что к Швейцарии — если она вдруг устроит какой-нибудь мерзкий геноцид, её мужчины будут отвечать головой, потому что все они хранят дома штурмовые винтовки, почти каждую неделю голосуют на референдуме, всё знают и полностью свободны. Но как раз поэтому от Швейцарии можно ожидать какой-нибудь мерзости с наименьшей вероятностью на всей этой планете.

Можно предположить, что время от времени в степи тоже появлялись талантливые манипуляторы человеческой личностью и создатели новых религиозных культов. И наверняка они достигали там временного успеха. Но Степь не позволяла закрепить успех временного обмана с помощью захваченных или построенных каменных стен. Там всегда шло голосование поступками физически свободных людей, которые могли передумать и отбыть без предупреждения в неизвестном направлении. В конце концов все эти маги и пророки, подорвав волю и силу своего племени, бежали к осёдлым соседям, которые воспринимали и фиксировали в письменном виде их новую власть, новые способы гаданий и пророчеств, новые формы жертвоприношений и поклонения идолам, порождённые, проверенные и уже отвергнутые Степью как заблуждения.

Долг доверия

Этот долг регулирует взаимоотношения между людьми, и потому его можно назвать внешним по отношению к человеческой личности. В степи всегда действовал строгий закон гостеприимства — если незнакомец пришёл в дом, хотя бы и без приглашения, и при этом не представляет прямой угрозы хозяевам, он должен быть принят самым наилучшим образом. Ради него режут последнего барана, он ест за одним столом с хозяином, который вместе со всей семьёй делает всё в пределах разумного, чтобы угодить гостю. Если хозяина нет дома, его жена обязана принять гостя, и никому в степи не придёт в голову думать о ней по этому поводу что-нибудь двусмысленное. В степном гостеприимстве долг доверия проявляется в чистом виде. Человек, без приглашения явившийся в чей-то дом, тем самым доверил хозяину дома свою безопасность. В условиях степи он проявил доверие даже раньше — когда отправился в длинный путь, возможно, не имея припасов на обратную дорогу. Оставить путника в степи без ночлега и воды иногда равнозначно убийству. Поэтому степной закон гостеприимства не знает дозволенных исключений — его нарушители теряют честь, поскольку не имеют совести.

Разумеется, и гость, явившийся с миром, строго ограничен в своём поведении. Хозяин, принявший незнакомца в дом, тем самым тоже доверил ему свою жизнь и жизнь своих близких. Поэтому гость не имеет права причинить хозяину вред или вести себя грубо и бестактно, демонстрируя свою силу и враждебность. Ведь если бы он пришёл как явный враг, его встретили бы злые собаки и острые стрелы уже в сотнях метров от дома, а хозяева жилья были бы уже на конях и с саблями в руках. Подойдя к жилищу без демонстрации угрозы и избежав тем самым обстрела, гость официально объявил себя возможным другом или хотя бы мирным путником. Переход в иной статус в ходе общения был бы уже тяжким обманом доверившегося, предательством по отношению к хозяину дома.

Доверие всегда взаимно, но при этом оно почти всегда асимметрично. Может быть, бойцы одного отряда доверяют друг другу в точности одно и то же дело — защищать друг другу спину и их общую Родину. Почти во всех остальных случаях действует сложная система взаимного долга доверия, выработанная опытом и логикой жизни с учётом вероятности будущих событий. Гость и хозяин доверяют друг другу не в одинаковом смысле, и точный смысл их долга определяется местными нормами. Рядовой солдат и командир доверяют друг другу совершенно разное поведение в бою, хотя и имеют общую цель. Мужчина и женщина ожидают друг от друга взаимно дополняющих вкладов в семью, а вовсе не одного и того же. Родители и дети доверяют друг другу в разном смысле в разные периоды жизни. Определение содержания долга доверия для конкретной ситуации и конкретной культуры — сложная задача, требующая большой работы. Но взрослый человек обычно подготовлен к пониманию этого долга своим воспитанием, и обычно он не нуждается в словесном оформлении причин своего поведения.

Заметим, что асимметрия долга доверия заметно отличает его от древнего «золотого правила нравственности», которое в разных формулировках присутствует в этических системах с античных времён. Вот типичная формулировка этого правила: «Поступайте по отношению к другим так, как Вы хотели бы, чтобы другие поступали по отношению к Вам». Это неплохое правило для дошкольного воспитания детей. В простых случаях симметричного положения людей (в младшем классе школьников или в артели землекопов) золотое правило следует из симметрии ситуации и взаимности долга доверия. И его обычно можно принять как первое грубое приближение, применимое при нехватке знания о ситуации. Но, при всей теоретической красоте симметрии, вовсе не обязательно она имеет место в любом жизненном случае. Вообще говоря, отношения людей несимметричны, потому что люди сами по себе разные, хотят разных вещей, и им нужны разные затраты на одно и то же дело. Например, взаимоотношения полов явно не обладают симметрией, и попытки применить это «золотое» правило в семье приводят к проблемам даже у молодожёнов, не говоря уже о государствах.

Другой особенностью долга доверия является то, что он начинает действовать помимо воли того, кто обязан его выполнять. Если к тебе проявили доверие, тебя тем самым уже обязали более или менее жёстким образом, хотел ты этого или нет. Этим Небесный Закон отличается от требования выполнять договорённости, типичное для западной культуры, поскольку для договора всегда нужно предварительное согласие двух сторон. В частности, европейская культура требует хоть какого-то приглашения в гости, которое и делает европейское гостеприимство исполнением двустороннего договора. Даже похожая на долг доверия нравственная норма Сент-Экзюпери из его трогательной сказки «Маленький Принц» представляет собой на самом деле норму о договоре. Она звучит так: «Мы всегда в ответе за тех, кого приручили». Тут обязательства тоже возникают только вследствие наших действий. Если мы приручили, мы отвечаем, а не приручили — не отвечаем. Степная же норма означает нашу ответственность за всякого, кто без обмана ведёт себя как приручённый.

На войне предложение обмануть доверившегося может применяться как средство разрушения союза врагов, но при этом обещания, данные предателю, принципиально не должны выполняться. Например, когда монголы встретили сильное сопротивление соединённых сил половцев и алан на Севреном Кавказе, они пообещали половцам мир, если те бросят своих союзников-алан на произвол судьбы. При этом монголы использовали аргументы кровной общности, называя половцев единоплеменниками. Половцы ушли, аланы были разбиты и подчинены на обычных условиях вассальной зависимости. А вот те половецкие племена, что бросили соратников в беде, монголы после этого гнали и истребляли, как только могли — за обман доверия алан перед лицом опасности. Монголы фактически мстили половцам за преданных ими алан, тем самым доказывая, что для них долг доверия выше кровного родства, и что родичи-предатели им не нужны. Эта логика осваивалась многими народами с трудом, но после принятия основных принципов она была доступна пониманию, а главное — она соответствовала изначальному велению совести не предавать доверившихся.

Заметим, что строгие обязанности долга доверия, возникающие без явного на них согласия, предъявляют довольно высокие требования либо к природному нравственному чувству, либо к интеллекту человека, а иногда — и к знанию им важных норм поведения. Поэтому в древнерусском языке понятие «вежества» прежде всего относится к способности распознать проявление доверия другого человека и вести себя так, чтобы не оказаться обманщиком этого доверия. Как следует из древнерусских былин, объявление кого-то невежей было равносильно объявлению ему войны, и за этим оскорблением немедленно следовала битва. Дело в том, что невежа (не путать с невеж д ой) считался врагом Небесного Закона, нарушение которого не может иметь никаких оправданий, кроме самых сложных случаев коллизии его положений. Хамство в гостях, угроза гостю, даже неуважение к приглашению в гости — с этого начинается едва ли не большинство древнерусских былинных сражений не на жизнь, а на смерть.

Обман доверия, повлекший за собой гибель доверившегося, был тяжелейшим преступлением в Степи. Когда оседлые соседи по своему невежеству убивали официальных гостей — степных послов, кочевники навсегда запоминали город убийц и считали его своим смертельным врагом вплоть до дня отмщения, который рано или поздно приходил. Современная культура также считает убийство послов и парламентёров военным преступлением, но она освоила эту норму на много веков позже Великой Степи. Другое люто ненавидимое в степи преступление — отравление, которое иногда всё же случалось. Отравить может только хозяин стола своего гостя, а отношение к гостю является одним из важнейших эталонов исполнения долга доверия. Чингиз-хан подверг казни всех мужчин монгольского рода татар (не путать с более поздними тюркскими татарами), который считался коллективно виновным в отравлении его отца. Убиты были даже мальчики ростом выше оси колеса, поскольку считалось, что дух предательства проник в них через мужское воспитание. Женщин такая расправа не касалась, и Чингиз-хан женился на двух красавицах-сёстрах из разгромленного вражеского рода, а остальные женщины и дети были разобраны по семьям победителей. Вообще, в рыцарских культурах женщине надо было очень постараться, чтобы быть казнённой. Для этого ей надо было или убить человека, доверившегося ей в доме, или узурпировать власть, начать войну и привести свой народ к полному поражению.

Долг доверия не знает изначального деления людей на своих и чужих. Обычай степного гостеприимства показывает, насколько сильным было его действие в отношении именно чужих. В этом проявляется абсолютный универсализм Небесного Закона, что резко отличает его от древних писаных законов, которые выделяли «своих ближних» в качестве богоизбранного народа. Изоляционизм древнего иудаизма, в котором «ближними» считались только кровные родственники своего племени, был частично скорректирован в его эллинизированной ветви (Христианстве), а потом и в арабизированной (Исламе). Но, сохранив в своём составе Ветхий Завет, все эти ветви сохранили саму идею беспощадного разделения людей, если не по их крови, то — по их вере. Сравнение проявлений Небесного Закона в кочевой культуре с архаичным источником авраамических религий объясняет, почему Небесный Закон легко объединяет даже разные расы огромного евразийского континента, тогда как иудеи, христиане и мусульмане не могут обойтись без сектантской резни и на маленьком Ближнем Востоке. Кстати, в данной статье всюду, где будут упомянуты древние иудеи, будет подразумеваться именно архаичный народ и его культура, которая связана с современными евреями ровно в той же степени, в какой она связана с современными христианами и мусульманами.

Заметим, что уже само мирное пребывание человека в среде любого человеческого общества означает высокое доверие к нему со стороны окружающих. Каждый встречный доверяет ему свою жизнь, не принимая мер обороны, необходимых при встрече с природной угрозой такого же масштаба, какой является человек без совести. Эта потенциальная угроза многократно превышает угрозу, исходящую от любого зверя. Однако, в мирное время мы обычно ходим по улицам без страха, и даже не боимся за своих детей. Факт нейтрализации такой большой физической угрозы говорит о высочайшей степени доверия, которая проявляется к человеку в современном обществе. Находясь на одной улице, мы относимся друг к другу не как взаимно чуждые кочевники на расстоянии полёта стрелы друг от друга, а как кочевники в гостях друг у друга, когда взаимное доверие становится категорическим императивом. Любой обман этого доверия является преступлением, тяжесть которого измеряется опасностью возможных последствий.

Род и культ предков

В кочевых обществах родовые структуры всегда были очень прочны и имели большую глубину по счёту поколений. Дело в том, что они позволяли создавать армии, связанные изначальным взаимным доверием, обусловленным родством. Чем более разветвлённая родовая система принималась в расчёт, тем крупнее получалась армия сородичей, и тем менее вероятными были их междоусобные военные стычки. Таким образом, вертикальные родственные связи с давно умершими предками позволяли выстроить широкие непрямые горизонтальные связи между двоюродными братьями. Однако, полный учёт родства по мужской и женской линиям имеет практическое ограничение, связанное с быстрым ростом числа предков при увеличении числа поколений. Можно запомнить семь прямых предков-мужчин или прямых предков-женщин, но всего предков обоего пола до седьмого поколения у каждого из нас уже 254, и запомнить их имена без компьютера трудно. Поскольку главную пользу от размеров структуры получало военное дело мужчин, вполне естественно, что глубокий учёт родовых структур основан именно на мужской линии. По линии отцов наследовалось изначальное доверие воинов, полагающихся друг на друга в бою. Это наследование предопределяло, кто обязан сражаться на чьей стороне, чтобы не совершить тяжкого обмана доверия — измены Отечеству, то есть всем духам своих праотцев.

Предков помнили по именам, а имена храбрейших богатырей прошлого звучали в качестве боевого клича рода. Если же собиралась многоплеменная орда, её общим боевым кличем был возглас «Аруах!». Это слово соответствует обобщённому понятию духа предков. Этот клич звучал над ордой Батыя, и впоследствии его приняла русская армия в виде возгласа «Ура!». А затем его заимствовала и вся Европа до самой Англии.

Военная необходимость родовой системы доверия объясняет наличие культа духов предков у всех народов, исповедовавших степное тенгрианство. Естественная вера в Небо и Землю могла дополняться ещё и местными второстепенными суевериями, которые были в ведении шаманов. Но культ предков — это не случайное добавление к Законам Неба, а прямое и неизбежное их следствие в условиях войны. Как было показано выше, стойкое сохранение свободы воли требует обязательного источника доверия, которое надо защищать от внешних угроз. Такой источник почти всегда предоставлен человеку в виде его родственных связей. Причём вертикальные связи хотя бы по одной прямой линии, учитывающие много поколений, позволяют включить в систему доверия множество людей при совсем небольших затратах на защиту от внедрения самозванцев — возможных внутренних врагов и шпионов. Для такой защиты надо было помнить достаточное число предков по мужской линии и знать достаточно свежие новости о жизни своего рода. В дружеской беседе об общей родне самозванцы быстро выявлялись, поэтому политические смуты с их участием были в степи невозможны.

Такая стратегически важная память о предках должна была оформиться в культ предков, которые у кочевников считались живущими в своих потомках. Этот культ не нуждается в особой мистике, и на практике не противоречит вполне логичному представлению о наследовании духовной воинской культуры по мужской линии. В каждом мужчине живут его великие праотцы-воины, причём — не столько в виде доли генетического кода, который разбавляется вдвое в каждом поколении, сколько в виде комплекса духовных качеств — того мужества, которое может передаваться через поколения от наиболее выдающихся отцов и дедов, накапливая в себе их лучшие достоинства. Разумеется, этот комплекс гораздо лучше передаётся, если наследник знает о его существовании и помогает подсознательному наследованию ещё и целенаправленным интересом к достоинствам предков.

Таким образом, культ предков обеспечивал стойкость свободы воли степняков, способных благодаря нему противостоять попыткам духовного порабощения со стороны оседлых соседей с их письменной культурой и профессиональными кастами манипуляторов человеческим сознанием. Кочевники Евразии не только духовно противостояли Китаю, Ирану и Риму с их колоссальным перевесом материальных и человеческих сил. Степняки регулярно навязывали этим духовно-бюрократическим колоссам свои правящие династии, свою волю и свои ценности, давая начало новым этапам развития застоявшихся цивилизаций.

Культ предков был для кочевников единственным способом защитить свои Законы Неба в интеллектуально развитом и психически агрессивном окружении империй, которые пытались подчинить их сознание, как это делает с нами современная индустрия промывания мозгов в интересах чужих торговцев и ради целей чуждых вождей. Враждебность идеологического вторжения распознавалась кочевником безо всякого разбора идеологических хитросплетений — по первой же попытке побудить его к предательству своих родных через отказ от уважения к духам своих дедов и праотцев, то есть — к измене своему Отечеству. А распознанный враг уже бессилен морально и наполовину бессилен физически.

Культ предков и рода является естественным следствием Законов Неба, но это вовсе не самостоятельный Закон. Его понимание и применение в Степи обладало необходимой гибкостью и предусматривало множество необходимых исключений, потому что тут Род — это хотя и основной способ исполнения Небесного Закона, но это всего лишь способ, а не сам Закон. И потому он имеет свои пределы значимости и свою область применимости. Например, вопреки буквальной биологии, в степную родовую структуру мужчина мог быть принят с почётом через обряд братания или через усыновление. Так, Александр Невский стал законным чингизидом после братания с сыном Батыя Сартаком. Без почёта в состав рода принималось потомство бывших пленников, которые заслужили доверие. Их тоже усыновляли хотя бы в устной памяти рода, которая была намного мудрее буквальной документальности. В род принимали захваченных детей убитых врагов, тоже через усыновление.

Степной род был прежде всего духовной структурой, которая основывалась на генетической связи как на устойчивом основании, но при этом проявляла большую гибкость и универсализм в интересах своего расширения. Основанием для принятия в род было действие Закона Доверия, а не генетический код как таковой. Существовала и достаточная гибкость соединения родовых структур в орды — союзы типа конфедераций. И оседлые древние государства Евразии в большинстве своём формировались на основе какой-нибудь степной орды, которая в очередной раз приносила с собой в леса, горы и речные долины уже готовую политическую структуру.

Изоляция рода

Абсолютизация ценностей биологического рода стала главным заблуждением Ветхого Завета, сохранённым книжным иудаизмом через тысячелетия и внедрённым в неявном виде в Христианство и Ислам. Это произошло, несмотря на сильные элементы универсализма, принесённые с этими обновлениями. Кроме того, дополнительным источником идеи изоляции рода в Европе послужила отсталая культура нордического язычества, создавшая древнегерманские саги. Они записаны, например, в сборниках «Старшая Эдда» и «младшая Эдда», которые были обязательны к изучению для членов СС. Культурная ошибка изоляции рода наихудшим образом проявила себя в военно-политических катастрофах Европы прошлого века, и уже сработала во многих преступлениях века нынешнего.

Чтобы перевести понятие биологического рода из высокой, но всё же чем-то обусловленной ценности в ценность абсолютную и безусловную, надо выстроить для этого рода искусственные границы, сделать его совершенно изолированным от других людей. Некоторые архаичные народы, включая древних японцев, тамилов, древних иудеев и часть папуасов, пошли именно этим путём, жёстко запретив браки с иноплеменниками всей властью своей религиозной морали. Система исключительно внутриродовых браков называется эндогамной, а утверждающие эту систему религиозные культы называются генотеистическими. Такие религии отличаются тем, что они предназначены исключительно для соответствующих «богоизбранных» народов, и потому даже не пытаются распространить своё влияние за пределы соответствующего рода.

С точки зрения биологии, изолированный человеческий род пытается искусственно выделить себя в отдельный биологический вид, не имеющий общего потомства с другими конкурирующими видами. Как следствие, война между изолированными родами — это животная борьба за существование, это война без правил, в которой враги не считаются людьми и подлежат полному истреблению вместе с их женщинами и детьми. Обычные ближневосточные и европейские войны были именно такими вплоть до самой эпохи вразумления Рима гуннами.

Впрочем, предельная форма замкнутого рода была выработана ещё в Древнем Египте, где фараоны и начальники помельче женились сразу на всех своих сёстрах, а заодно и на своей матери после смерти отца. Это было нужно, чтобы сохранить в семье и духовно-политическую власть, передаваемую по мужской линии наследования, и земельную собственность, наследуемую женщинами. Таким образом, семьи древнеегипетской элиты были генетически замкнутыми общинами. Будущее каждой семьи не было прямо связано с будущим других семей, так как у них не могло быть общих потомков. Разумеется, эти семьи не могли доверять друг другу. Соединить их в единое общество можно было только с помощью деспотии царствующего рода. А поскольку жизненная необходимость доступа к орошаемой земле исключала свободу выхода для египтян, полная деспотия была у них возможна. И она воспроизводилась во множестве фараонских династий, хотя многие такие династии и насаждались степными пришельцами. Эта система долго сохранялась из-за отсутствия конкуренции — Древний Египет был защищён от нравственно более развитых степных народов морями и пустынями, и поэтому он тысячи лет хранил свою изолированную веру, как мумию в саркофаге.

Для замкнутого рода наличие у человека двух полов — досадное усложнение механизма наследования по прямой мужской линии, в рамках которого Авраам родил Исаака, а Исаак родил Иакова. Женщина для замкнутого патриархального рода — это просто средство воспроизводства мужчин, что-то вроде цветочного горшка для выращивания драгоценного родового семени. Разумеется, в случае чужого семени горшок с сорняком уже не нужен. Древние культуры с замкнутым родом были абсолютно беспощадны к женской изме


Поделиться с друзьями:

Эмиссия газов от очистных сооружений канализации: В последние годы внимание мирового сообщества сосредоточено на экологических проблемах...

История создания датчика движения: Первый прибор для обнаружения движения был изобретен немецким физиком Генрихом Герцем...

Индивидуальные очистные сооружения: К классу индивидуальных очистных сооружений относят сооружения, пропускная способность которых...

Семя – орган полового размножения и расселения растений: наружи у семян имеется плотный покров – кожура...



© cyberpedia.su 2017-2024 - Не является автором материалов. Исключительное право сохранено за автором текста.
Если вы не хотите, чтобы данный материал был у нас на сайте, перейдите по ссылке: Нарушение авторских прав. Мы поможем в написании вашей работы!

0.015 с.