Харизматический подъем в Коринфе

После того как Павел (вероятно, в середине 51г.) был вынужден оставить коринфскую общину, там вскоре произошли изменения, которые нашли отражение в Первом Послании к Коринфянам. Через некоторое время после разлуки с Павлом в Коринф прибыл происходивший из эллинистических иудеев христианин по имени Аполлос (1 Кор 1:12; 3:4-6, 22; 4:6; 16:12; Деян 18:24; 19:1). Его деятельность была признана Павлом, поскольку он продолжил то, что начал апостол. Оба считали себя сотрудниками Божьими, послужившими общине, как ниве и строению Божьим (1 Кор 3:9). Однако в общине, которая не могла и не хотела оставаться в стороне от происходящего в этом портовом городе, дали себя знать влияния окружающей среды, которые оказались связаны с некоторыми мыслями и взглядами, воспринятыми коринфянами как не вполне ясные ключевые слова из учения апостола и получившими дальнейшее развитие в общине.

Павлу сообщили об этих происшествиях, и они его обеспокоили. Он отреагировал на них письменно и постарался повлиять на развитие событий. При этом апостол и община обменялись большим числом посланий, чем то, что дошло до нас (см. выше с. 130-132). В 1 Кор 5:9 содержится намек на письмо, стоявшее в начале переписки. Оно предостерегало христиан от общения с развратниками. Очевидно, коринфяне ответили шутливо, что это будет трудно осуществить в их городе, полном людей, не слишком серьезно относящихся к морали. Если пытаться ограничить себя от общения с ними, то придется самим освободить место в этом мире (там же, ст. 10). Апостол исправляет это превратное толкование: «Вы не должны сообщаться с тем, кто, называясь братом, остается блудником, или ростовщиком, или идолослужителем, или клеветником, или пьяницею, или вором; с таким вам не следует даже есть вместе» (ст. 11).

Поскольку различные темы, обсуждаемые в Первом Послании к Коринфянам, следуют друг за другом в свободном порядке, неоднократно звучало предположение, что части упомянутого в 5:9 предыдущего послания, возможно, были добавлены позднейшим редактором в наше Первое Послание, так что можно было бы снова выделить их из него. Однако попытки реконструкции вышеназванного раннего послания с помощью подобных гипотез оказались неубедительны. Поэтому следует констатировать, что восстановление этого самого первого послания невозможно. Вероятно, у общины не было желания сохранять критические записи апостола, чтобы вновь и вновь слышать его упреки.

Первое Послание к Коринфянам было написано в Эфесе, где апостол пробыл долгое время (см. выше с. 47). Павел сообщает, что он собирается пробыть там до Пятидесятницы (1 Кор 16:8). Поэтому вероятно, что длинное послание было написано в конце проведенного апостолом в Эфесе времени (предположительно весной 55 г.), чтобы ответить не только на устные извещения, но и на письменные запросы из общины. При этом нам открываются многие возможности для ознакомления с обстановкой в основанной Павлом общине, которые ни в коем случае не идеализированы, а описаны с трезвым чувством реальности.

 

1. Воодушевление и христианский быт.

Из проповеди апостола коринфяне узнали, что христианская свобода имеет основополагающее значение для жизни христиан. Из этого они сделали вывод: тот, кто через Христа освободился от сил и связей этого мира, может теперь беспечно жить в данной ему свободе, не налагая на себя уз определенных правил поведения или нравственных обязательств. Свобода христиан движима могущественной силой Духа, в которой в настоящее время познается осуществленное Христом спасение. Тот, кто исполнен и руководим Духом, находится выше трудностей быта и может делать все, что ему заблагорассудится.

Такая позиция определена сознанием того, что великолепие нового мира уже началось. Поэтому можно праздновать друг с другом трапезу блаженных и радоваться дарам небесного мира. Тем самым появляется ощущение, что грядущее Царство Божье уже наступило, так что сонм спасенных может радостно участвовать в его славе (1 Кор 4:8). На трапезе каждый сначала думает о том, что объят неземной радостью, но не обращает внимания на состояние других. Богатые члены общины с помощью принесенных ими на собрание еды и напитков устраивают радостное праздничное пиршество, не удостаивая взглядом бедняков, которые ничего не имеют и остаются голодными (11:21). При этом никто не заботится о том, что таким образом создается действительная угроза учрежденному во Христе единству христианского сообщества.

Поскольку коринфяне полагают, что могут презирать все земное, то они свысока смотрят и на убогий внешний вид апостола, находящийся в противоречии с эйфорией, охватившей спасенных (4:9-13). Разумеется, мнения разделились, поскольку есть и такие, кто произносит имя Павла с особым значением (1:13). Они гордятся тем, что он крестил их и принял в общину. Подобным же образом другие хвалятся Аполлосом или Кифой. Создается впечатление, что некоторые стремятся превзойти всех остальных, возражая на это: «А я Христов» (1:12). В таких лозунгах также находит выражение завышенная самооценка, позволяющая считать только самого себя истинным христианином и высокомерно отделять себя от других. Однако там, где господствует такая установка, возникают конкурирующие группы, происходит деление на партии, раздирающее единство христианского сообщества.

В Коринфе смотрели сквозь пальцы на то, что один член общины состоял в кровосмесительной связи (5:1-13), другие судились перед языческими судами (6:1-11), некоторые посещали проституток (6:12-20). Они полагали, что всем этим можно заниматься без вреда, поскольку единственное, что имеет значение, — это обладание Духом. Что же происходит с телом, не имеет значения. Члены общины исповедовали смелый лозунг, что все позволено (6:12), а относительно сексуального поведения добавляли кажущееся очевидным обоснование: как пища входит в чрево, предназначенное для нее, но в конце концов погибнет и то и другое, так и тело может быть беззаботно вверено связи с проституткой. Ибо сексуальные сношения касаются только телесной стороны человека, которая, в отличие от непреходящего духа, будет уничтожена (6:13).

Из пренебрежения телом, а следовательно, и всеми будничными потребностями, мог быть сделан и противоположный вывод — отвернуться от мира, начать вести аскетический образ жизни и принять решение в пользу безбрачия как лучшего жизненного пути (гл. 7). Вседозволенность, с одной стороны, и аскетическое отречение от мира, с другой — вырастали, таким образом, из одной и той же установки, презирающей телесное существование человека. Ибо важно только быть охваченным Духом и осознавать, что ты движим только Его силой.

Выросшее из чрезмерного чувства свободы харизматическое воодушевление определяло и в других вопросах повседневной жизни эту, считавшуюся в Коринфе авторитетной, позицию. В эллинистических городах большая часть общественной жизни проходила в окружении храма. Гостей часто приглашали на пиршества, на которых ели мясо животных, закланных во время жертвоприношений. Иудеи принципиально держались в стороне от таких собраний. Для них было недопустимым употреблять в пищу мясо, полученное не по предписаниям Закона, или становиться нечистыми, принимая участие в том, что происходило при языческих храмах. Как должны были вести себя христиане в основанных Павлом общинах? Должны ли они были следовать примеру иудеев? Или же они могли без колебаний входить в пределы языческого храма и есть мясо, принесенное в жертву языческим богам? В Коринфе большинство придерживалось мнения, что все позволено (10:23). Поскольку на самом деле не существует богов, а есть только единый Бог, то жертвенное мясо можно спокойно употреблять в пищу без всякого вреда. Необязательным считалось и принимать во внимание предубеждения тех, кто не был полностью убежден, что за богами, которым они прежде служили, не стоят опасные силы. Некоторые члены общины, совсем недавно ставшие христианами, предпочитали никак не входить вновь в контакт с идолами (8:9-13; 10:28-29). Однако большинство считало, что тот, кто исполнен Духом, не должен подвергаться никаким ограничениям. Он может черпать силы в знании того, что языческие храмы и их жертвоприношения ничтожны, а потому от них не может исходить никакой опасности для христиан.

Такая смелая уверенность находила выражение и на собраниях всей общины. Вызванные Духом действия, которыми прежде всего считались экстатические переживания, заняли главное место. Но члены общины, не владевшие языком ангелов, оставались в недоумении, поскольку ничего не понимали (гл. 14). А другие, несмотря на это, придавались опьяняющей радости и восторгу, выражавшемуся в избытке «говорения на языках». При этом у них возникало ощущение, что они охвачены небесными силами и могут восторженно предаваться их действию.

На появление этих явлений, самым различным образом проявлявших себя в объятой харизматичным подъемом общине Коринфа, не могла не повлиять синкретичная окружающая среда. Восточные культы получили широкое распространение в эллинистическом мире и были в той или иной форме связаны с религиями мистерий. Посредством посвящения в божественные тайны люди стремились стать причастными небесным силам, которые можно было ощутить в культовом действе. В храмах совершались древние ритуалы и регулярные жертвоприношения, с помощью которых люди оказывали богам положенные им почести. Чужеземцы приносили с собой в портовый город различные обычаи и жизненные формы, которые легко могли произвести впечатление на его жителей.

Вряд ли можно с точностью установить происхождение отдельных представлений и моделей поведения, с которыми соприкасались некоторые члены коринфской общины. Вероятно, они были очень различны, и невозможно свести их к единому корню. В научных исследованиях в разной форме высказывалось мнение, что синкретичные влияния концентрированно проявились в так называемом гнозисе (Schmithals). В этом движении отречение от мира было связано с обращением к силам духа и знания, из небесной сферы воздействующим на земную действительность. Тому, кто открывался им, была обещана божественная жизненная сила. Тем не менее, вопрос о том, можно ли допустить существование этого движения, проявившегося в различных группах раннего христианства во II в., уже во время миссии Павла, остается спорным. Поэтому к проблеме религиозно-исторических предпосылок развития коринфской общины следует подходить с особой осторожностью. Некоторые христиане вполне могли дополнять учение Павла о свободе, которому апостол придавал большое значение, различными влияниями общества поздней античности. Обусловленный этим харизматичный подъем мог породить те мнения и формы поведения, которые проявились в общине Коринфа. Охваченные им христиане не стремились отказаться тем самым от своей веры, но лучше выразить ее в соответствии со своим пониманием. Они были убеждены, что вдохновение, которое они разделяли друг с другом, уместно и адекватно для того, чтобы достичь христианской уверенности во всех сферах их жизни.

 

2. Слово о кресте

Несмотря на тревогу апостола относительно общины Коринфа, он реагирует на полученные оттуда новости не просто в форме жесткой критики или резкого отвержения. Он остается уверенным в том, что в Коринфе все еще собрана церковь Божья (1:2), «освященные во Христе Иисусе» и «призванные святые» (там же), которые «обогатились всем, всяким словом и всяким познанием» (1:5). Поэтому по-прежнему есть повод благодарить Бога (там же) и полагаться на то, что в общине нет и не будет недостатка «ни в каком даровании» (1:7). Однако Павлу надлежит разобраться с различными проблемами, накопившимися за промежуточное время, и вопросами, о которых писали сами коринфяне, чтобы постараться найти ответы, которые убедили бы коринфян и побудили их к соответствующим изменениям.

Павел разбирает спорные пункты один за другим и разъясняет их, осмотрительно взвешивая все за и против и после осторожного размышления принимая решения, которые он всегда обосновывает, исходя из центра христианского благовестия. Стоящее в его центре утверждение апостол ставит в начало своих рассуждений, определяя слово о кресте как основное содержание Благой вести, которому следует верить и которое следует исповедовать. Но это слово оказывается «глупостью для погибающих, нам же, спасаемым, — силой Божьей» (1:18). Тем самым резко и отчетливо обозначается центральная дилемма. Проповедь Христа не подчиняется общепринятым ожиданиям, соответствующим человеческой мудрости и явной силе убеждения, но провозглашает господство Распятого, Которому принадлежат Его последователи.

Если христиане приняли эту весть в доверии и вере, то они должны следовать ей и в своем образе жизни. Поэтому их поведение не может выражаться в надменном чванстве, выставляющем напоказ, кто они и что они знают (1:29; 3:21; 4:7). Но «тот, кто хвалится, пусть хвалится Господом» (1:31; ср. Иер 9:22-23). Господь же, Которым законно можно гордиться, — это Распятый, в унижении и убожестве предавший за нас Свою жизнь. Поэтому высокомерное поведение по отношению к другим не является подобающим выражением христианского существования. Напротив, путь следования Христу отмечен преследованиями, страданием и лишениями, которые приходится терпеть апостолу. Идущий этим путем знает, что у него нет ничего, что бы он не принял (4:7). Как бы надменно ни выступали некоторые члены общины (4:18), засвидетельствованная апостолом проповедь сохраняет свою силу. Как слово о кресте являет свою скрытую мощь, так и в будущем оно будет открывать всю ничтожность человеческих почестей. Поэтому нельзя ни мириться с тем, что кровосмеситель пренебрегает всеми правилами нравственного поведения и к тому же получает одобрение (5:1-5), ни считать удовлетворительным, что члены общины, споря между собой, обращаются за решением в языческий суд (6:1-11).

Рассматривая эти случаи, апостол напоминает общине о ее христианском знании, полученном ею из наставлений. Он ссылается на общехристианское убеждение, что «неправедные Царства Божьего не наследуют» (6:9), и цитирует из предания каталог примеров тех, кого следует отнести к этим неправедным: «Ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни рукоблудники, ни мужеложники, ни воры, ни ростовщики, ни пьяницы, ни обманщики, ни расхитители Царства Божия не наследуют» (6:9-10). Этот перечисление не рассказывает о разнообразии грехов, которые действительно имели место в коринфской общине, но цитирует уже существующий список, чтобы мощным ударом набора пугающих примеров показать, насколько это действительно серьезно. Поскольку «Такими были и некоторые из вас» (6:11). Но прошлое уже не имеет силы и не должно возвращаться. То, что было когда-то, перечеркнуто крещением. Ибо «вы омылись, вы освятились, оправдались именем Господа нашего Иисуса Христа и Духом Бога нашего» (там же).

Когда коринфяне ссылаются на дарованную во Христе свободу, тогда апостол не может не согласиться с ними. Христианская свобода распространяется на все сферы жизни, так что допустимо сказать: «Все позволительно» (6:12). Христианин не обязан с мелочной скрупулезностью выяснять каждый раз, что позволено, а что запрещено. Поэтому Павел осознанно не предпринимает попытку при помощи казуистических рассуждений выяснить, где в каждом отдельном случае находится грань между позволенным и запретным поведением. Напротив, он в положительном смысле подхватывает лозунг, сформулированный коринфянами для обоснования их взглядов и практического поведения. Однако он возражает им, что свободу христиан недопустимо понимать как произвол и злоупотреблять ею. Ибо, хотя и все позволительно, но не все полезно. И хотя мне все позволено, но ничего не должно обладать мной (6:12).

Здесь апостол продолжает мысль, уже развитую им в другом месте: «Все ваше», — говорит он коринфянам, учитывая при этом и возможность чувствовать свою принадлежность к определенному учителю. После этого он рассуждает дальше и добавляет: «Вы же — Христовы, а Христос — Божий» (3:21-23). Тем самым он разъясняет, что свобода христиан не ограничивается предписаниями Закона. Но она остается связанной с Господом, Которым она была дана. Поэтому только в принадлежности Ему может быть сохранена и исполнена подлинная христианская свобода.

Исправив превратное либертинистское толкование слов «все позволено» указанием на то, что не все полезно, апостол отвергает также и прибавленное к нему обоснование, с помощью которого коринфяне хотели объявить дозволенной сексуальную распущенность. Хотя и можно сказать, что пища и чрево преходящи, то из этого нельзя делать вывод, будто и сексуальные сношения совершаются только преходящими человеческими органами и не касаются подлинного человеческого «я». Ведь совокупление с публичной женщиной касается не просто внешней оболочки, но человеческого тела и тем самым всего человека в целостности его личности. Поэтому нельзя утверждать, что тело без вреда можно предавать блуду, но следует сказать: тело принадлежит Господу (6:13).

В его полемике с либертинистскими тенденциями апостолом руководит совсем не враждебное отношение к телу, но положительная оценка, вырастающая из его веры во Христа. То же убеждение определяет и разъяснения относительно склонности к аскетизму, характерному для некоторых членов общины. Последние точно так же презирают тело, хотя и иным образом. Ибо из своих представлений они сделали вывод, что не следует высоко оценивать брак и не нужно вообще прикасаться к женщинам (7:1). Также и здесь апостол сначала отчасти соглашается и поддерживает точку зрения, что лучше не связывать себя с женщиной. Но и тут его мнение определяется не презрением к телу. Не связанные с Законом или аскезой мотивы приводят Павла к выводам, которые он делает, а сознание, что они живут во время, полное притеснений и бедствий, и что это время коротко (7:29). Брак не умаляется в своем значении, а описывается как телесное единение мужчины и женщины, которому они предаются в соответствии с волей Творца, чтобы быть одной плотью (6:16). Хотя Павел и желает, чтобы христиане жили в безбрачии, подобно ему, дабы полностью посвящать себя служению Господу. Апостол прекрасно понимает, что жизнь без брака не может быть требованием, но такую способность следует считать харизмой (7:7).

Чтобы достичь ясности относительно различных взглядов, имевшихся в Коринфе по вопросу о так называемом идоложертвенном мясе, апостол точно так же сначала соглашается с точкой зрения, что дарованная во Христе свобода охватывает все сферы жизни, а потому «все позволено» (10:23). Поскольку кроме единого Бога не существует других богов и идолов и вся земля принадлежит Господу, необязательно выяснять происхождение пищи, если вы приглашены в гости. В своей вере христианин сознает свободу от Закона и поэтому может принимать принципиально иные решения, чем иудей, обязанный соблюдать Тору.

Однако это лишь одна сторона рассматриваемого вопроса. К лозунгу «все позволено» и здесь добавляется замечание, что «не все полезно» (10:23; ср. 6:12). Ибо христианин должен думать не только о себе, но и о том, в каком положении находится его ближний. А последний, как некоторые члены коринфской общины, возможно, оказывается не в состоянии таким же образом пользоваться христианской свободой. Ибо для некоторых жертвенное мясо все еще является тем же, чем оно было для них прежде, — жертвой богам. Их совесть поэтому можно назвать слабой (10:7,10,12). Те же, кто по причине своего познания называют себя «сильными», не должны грешить против своего «слабого» брата вызывающим поведением. Поскольку своими поступками они могут заставить его соблазниться в вере.

Этим отзывом Павел дал ответ, имеющий принципиальное значение для понимания христианской этики. Конечно, христианин живет в свободе, следующей из веры. Но свобода превратилась бы в бестактность, если бы поведение человека не определялось любовью. Ибо знание надмевает, поскольку пробуждает чувство превосходства. И только любовь, видящая другого, оказывается созидательной (8:1). Не от скрупулезного различения предметов, с которыми христианин имеет дело в этом мире, зависят его нравственные решения. Но следует руководствоваться силой любви, уважающей совесть другого человека, подвергающуюся опасности. Тезис «все позволено» остается верным в отношении так называемого идоложертвенного мяса. Однако он ограничен движимым любовью знанием, которое думает о благе ближнего.

Назидание другого и всей общины — этот лейтмотив, как красная нить, проходит через ответы, которые апостол дает на многочисленные вопросы, возникшие в Коринфе. Каждый член общины должен думать о благе всех, уважать различные дары, данные Духом, и сохранять единство народа Божьего. Поэтому Трапеза Господня совершается истинно только тогда, когда все участники осознают, что они, как члены единого Тела Господня, связаны с остальными в единое целое и потому должны заботиться и об их телесном состоянии (11:17-34). Не упоение восторгом, выражающееся в «говорении языками» на богослужении, но только ясная, понятная речь, в которой истолковывается слово о кресте, в состоянии послужить всей общине (гл. 14). Поэтому верующие не должны стыдиться своей повседневной земной жизни, но из обращенного к ним Евангелия о распятом и воскресшем Христе им следует учиться подчинять свое поведение ответственной совести.

 

Воскресение мертвых

В конце своего обращенного к коринфянам послания с помощью тщательно продуманной аргументации апостол говорит о христианской надежде. Здесь он также стремится исходить из содержания благовестия, однако в полемике с ошибочными представлениями коринфян ему приходится детальнее обосновать его. В коринфской общине были «некоторые», кто смело заявлял, что воскресения мертвых нет (1 Кор 15:12). Каким образом они дошли до такого представления и выразили его в столь вызывающей форме? В приведенных словах чувствуется цитата, которую приводит апостол, чтобы сразу же решительно отвергнуть этот тезис. Но, к сожалению, ничего не говорится о том, какие предпринимались попытки обосновать эту позицию и какие предпосылки определяли мнение высказывавших его. Только при помощи осторожных предположений могут быть несколько прояснены причины, которые могли привести к выраженной точке зрения.

Несомненно, эти люди хотели быть и оставаться христианами. Поэтому они, вероятно, не оспаривали, что Христос умер и был воскрешен, как говорится в общехристианском исповедании. Но, очевидно, они придерживались взгляда, что реальность спасения теперь полностью определяет их существование. Те, кто благодаря харизматическому воодушевлению возвысились над низкой действительностью этого мира, могли надеяться на то, что божественные силы уже здесь и сейчас действуют в общине блаженных. Но что надежда должна существовать и за пределами смерти, этого они не могли себе представить. Тот, кто смотрит на преходящее тело человека, должен сам сказать себе, что оно не может после смерти иметь новую жизнь.

Мы располагаем сведениями, что после смерти Павла в общинах появились люди, убежденные в том, что воскресение уже произошло (2 Тим 2:18). Они, вероятно, полагали, что силы вечной жизни уже ощущаются в явлениях Духа. Поэтому носители Духа представляли себя уже воскресшими к божественной жизни и пробужденными от смерти. Возможно, сходные взгляды разделяли и те жители Коринфа, которые решительно объявляли, что воскресения мертвых не существует (Schniewind). Павел ограничивается несколькими намеками, которые дополняют приведенное им лаконичное высказывание: то, что они называют надеждой, остается полностью ограниченным сферой этой жизни (1 Кор 15:19). Тогда можно сказать: «Станем есть и пить, ибо завтра умрем!» (ст. 32) Однако кратких полемических замечаний оказывается недостаточно для необходимого объяснения. Апостол осознает, что для решения этого спорного вопроса и выражения подлинной христианской надежды необходимы более глубокие и принципиальные размышления.

Сначала апостол может (чисто гипотетически) на какое-то время встать на сторону своих оппонентов: если они действительно правы и мертвые не воскресают, что должно из этого следовать? Прежде всего это означало бы, что и Христос остался во власти смерти и, таким образом, христианская проповедь в конечном итоге тщетна (ст. 14). Ибо тогда она утверждает нечто, не соответствующее действительности. Другим следствием стало бы то, что не только воскресение, но и крест Христов потерял бы свою спасительную силу и пришлось бы сказать: «Вы еще во грехах ваших» (ст. 17). Поэтому желающие исходить из представления, что воскресения мертвых не существует, должны быть последовательными и объявить, что и Христос остался во власти смерти. Тогда последнее слово принадлежало бы не Ему, а смерти. Но вряд ли христиане Коринфа хотели сделать такой вывод. Ибо, судя по всему, они предполагали, что воскресение Христово пробудило силы непреходящей жизни, ставшие действенными в господстве Духа.

Павел не только обращает внимание своих собеседников на определенную непоследовательность тех, кто отрицает воскресение, но и находит новую отправную точку для своего рассуждения. Поскольку та аргументация, которую он берет на время за основу, в конечном итоге приводит в тупик, он, со своей стороны, начинает энергичным высказыванием: «Но Христос воскрес из мертвых» (ст. 20). Почему христианская проповедь с такой решительностью держалась за это высказывание? Апостол уже в начале главы ссылается на основное содержание древнехристианского Евангелия, каким оно проповедовалось повсюду, — весть о смерти и воскресении Христа, которая понимается как исполнение выраженных в книгах Ветхого Завета обетовании и которая вызывает правильный отклик в принятии ее верой (ст. ЗЬ-5).

В ходе полемики апостол то и дело пользуется отдельными выражениями и представлениями, характерными для современной ему апокалиптики, для описания великого перехода от гибнущего старого века к грядущему новому миру Божьему: явления ангелов, последняя труба, выход мертвых из могил (ст. 52). Тем не менее эти и похожие способы выражения служат лишь для наглядности и не выступают основой аргументации. Ибо Павел не стремится обосновать теоретическую возможность воскресения мертвых, исходя из общих соображений или из считающихся убедительными апокалиптических представлений. Он все время говорит с христианами, готовыми вместе с ним размышлять о правильном толковании древнехристианской керигмы. Последняя гласит: Христос умер на кресте. Бог принял эту смерть и сказал «да» Его кресту. Поскольку Распятый победил смерть как Воскресший, ее власть сломлена на кресте, а Христос одержал победу.

Эти размышления апостол хотел бы донести до своих читателей. Поэтому он полностью концентрируется на толковании того, что означают для нас смерть и воскресение Иисуса Христа. Поскольку Христос был пробужден от смерти, воскреснут и те, кто принадлежат Ему. Любые спекуляции относительно космических катастроф, конца этого века и начала нового мира у Павла отсутствуют. Не говорится даже о том, какая судьба ждет мертвых, не принадлежащих ко Христу. Павел говорит только о Христе, первым воскресшем из мертвых, и о тех, кто связан с Ним. Им он показывает, что их жизнь принадлежит воскресшему Господу, а их собственное воскресение еще должно совершиться. Однако в то же время со Христом воскресение мертвых уже началось. Ибо, как первые дары урожая приносятся Богу, представляя собой весь последующий урожай как принадлежащий Ему (Втор 26:1-11), так и Христос стал первенцем, а верующие в Него же должны последовать за Ним (ст. 20-28). Поэтому из веры в воскресение Иисуса Христа вырастает уверенность в том, что мертвые будут воскрешены.

После того как Павел продемонстрировал, как из Благой вести о кресте и воскресении Иисуса Христа происходит надежда христиан, он обращается к вопросу о том, как воскреснут мертвые (ст. 35 и далее). В апокалиптических сочинениях иногда говорилось о том, что в последний день мертвые поднимутся из могил в том виде, в каком они когда-то жили на земле. С помощью этой мысли пытались сохранить цельность личности человека, которому придется отвечать перед судом Божьим за дела, совершенные во время его жизни. Только после произнесения Судьей приговора произойдет преображение, и праведные засияют небесным светом, безбожники же будут ввергнуты в преисподнюю. Павел не следует подобным апокалиптическим представлениям, хотя он придерживается мысли о телесном воскресении умерших. Ибо, поскольку человек не только распоряжается своим телом (от которого он мог бы дистанцироваться), но он и есть тело (Рим 6:12-13), то, согласно взгляду Павла, человеческое бытие может быть только телесным. Что же тогда означает ожидание телесного воскресения мертвых?

Телесное воскресение не представляется таким образом, будто в этом смертном теле находится скрытая сила, гарантирующая продолжение нашего существования в потустороннем мире. Павел указывает на творческую деятельность Бога, которую можно наблюдать повсюду в мире. Есть тела небесные и земные, сияние солнца, луны и звезд (1 Кор 15:40-41). Поэтому только сила Бога-Творца служит гарантией того, что Он воскресит усопших и даст им не то природное тело, которым они когда-то обладали, но «духовное тело», которое будет при воскресении мертвых (ст. 42-44).

В воскресении Иисуса Христа Бог открыл — что означает, что Он Творец и Господь всего мира. Поэтому христианская надежда, как возражает апостол харизматически настроенным слушателям, исполнится лишь в будущем. По эту сторону смерти не может быть воскресения или исполнения в Духе (Becker). Ибо смерть остается последним врагом, сила которого хотя и сломлена воскресением Христовым, но еще не преодолена окончательно. Она будет уничтожена в самом конце, когда все будет покорено Христу (1 Кор 15:26,54-55). Тогда же Бог будет все во всем (там же, ст. 28).

Когда наступит будущая полнота, все будет целиком и полностью пронизано лучами могущественной силы любви (1 Кор 13). Вера сменится тогда созерцанием, а надежда получит исполнение. Любовь же останется. Она уже сейчас познается верующими как превосходящий все остальные путь, позволяющий христианам не искать своего, но смотреть на то, что нужно другому. В этом здесь и сейчас проявляются знаки эсхатологической реальности, определяющие веру и жизнь христиан.

 

Глава XI